После встречи с Шахлой я стала скучать по ней еще больше. И по Парвин. Пока джип Абдула Халика, подпрыгивая на ухабах, вез нас в Кабул, я смотрела на мелькавшую за окном пыльную обочину и думала о сестре. Похоже, в семье мужа с ней хорошо обращаются. Ее свекровь выглядит мягкой и доброй женщиной. Что касается моей, вчера Гулалай-биби несколько раз огрела меня клюкой по спине, когда я подметала пол в гостиной, — ей не понравилось, что я слишком низко наклоняюсь. Это было унизительно.
Я поерзала на сиденье, пытаясь устроиться поудобнее, — ссадины на спине болели, между лопатками расползся огромный синяк. У меня невольно вырвался тяжелый вздох. Бадрия сидела возле другого окна и делала вид, что ничего не замечает. Я была благодарна ей.
Было еще кое-что — одна мысль, которая не давала мне покоя. Шахла назвала дочку Парвин. Я любила нашу Парвин всем сердцем, но свято верила, что нельзя называть ребенка в честь человека, у которого есть физический недостаток. Интересно, хватило бы у меня смелости назвать дочку Парвин или Шаимой? Я очень надеялась, что тетя никогда не узнает о моих мыслях. Мне было стыдно, но я никогда не дала бы ребенку ни то, ни другое имя.
Рождение Джахангира едва не убило меня. После я молилась, чтобы у меня больше не было детей, и, похоже, пока Аллах откликался на мою просьбу. Но постепенно я окрепла, а воспоминание о тяжелых родах совсем стерлось из моей памяти. И мне захотелось еще одного ребенка. Недоумевая, почему снова не забеременела, я тем не менее стала думать, что у Аллаха есть какие-то особые планы насчет меня. Может, это случится в следующем месяце? И я начала молиться, чтобы теперь у меня родилась девочка.
И как же я назову ее? Раиса. Как мою маму. Нет, абсолютно исключено. За эту мысль мне было не так стыдно, как за мысли о сестре и тете. Я вспомнила серое обрюзгшее лицо мамы, ее бессмысленный блуждающий взгляд… Нет, я никогда не назову дочь именем моей мамы. И в то же время, думая о маме-джан, я снова и снова возвращалась к дню моего никаха, когда меня силой вырывали из ее рук, а она крепко прижимала меня к себе. Я вспоминала слезы отчаяния и бессилия, которые текли по ее лицу.
Замаруд? Возможно. Но все же — нет. Слишком многие ненавидят ее, так сильно, что готовы убить. Если они пытались сделать это один раз, то не исключено, что попытаются вновь. И, как знать, вдруг вторая попытка будет успешной? Тогда имя Замаруд станет именем убитого парламентария. Не годится.
Хамида? Или Суфия? Хорошие варианты. Оба имени мне нравились. Первое чуточку больше, потому что Хамида уговорила Бадрию отпустить меня в Учебный центр. И все же…
Шекиба! Вот мой выбор. Имя моей прапрапрабабушки. Имя женщины, которая, как и я, носила мужскую одежду и умела постоять за себя не хуже любого мужчины. Вот как я назову дочь, если она когда-нибудь будет у меня. Если будет.
— После того что случилось с Замаруд, нам надо быть особенно осторожными. Но я не собираюсь нянчиться с тобой. Поняла?
Голос Бадрии вернул меня к реальности. Я повернулась и с удивлением посмотрела на нее, не понимая, с чего это вдруг она решила выступить с подобным предупреждением.
— Отлично! Можно подумать, раньше ты со мной нянчилась, — еще не совсем очнувшись от раздумий, произнесла я вслух то, что было у меня на уме.
Еще не успев закончить фразу, я уже пожалела, что вовремя не прикусила язык. Глаза Бадрии сделались большими, как блюдца.
— Да как ты смеешь, маленькая гадина! — И она наотмашь ударила меня по лицу.
Из глаз брызнули слезы, уши заложило. Мне оставалось надеяться, что из носа не хлынет кровь и не зальет мое свежевыстиранное и выглаженное платье.
— Не смей грубить! — рявкнула Бадрия. — Не забывай, что только благодаря мне ты здесь! Одно мое слово — и все твои поездки прекратятся!
Я закусила губу и, отвернувшись, стала смотреть в окно.
В отеле нас поселили в тот же номер, что и в прошлый раз. Дом, который Абдул Халик купил в столице, требовал серьезного ремонта, поэтому пока мы по-прежнему останавливались здесь.
Бадрия взялась распаковывать дорожную сумку и развешивать в шкафу платья.
Я же заметила в номере нечто новое, чего раньше не было, — телевизор! От удивления у меня в буквальном смысле слова отвисла челюсть. Я включила телевизор. Бадрия, позабыв о своих платьях, с интересом наблюдала за мной. Но не прошло и минуты, как в комнату постучали. Я кинула на Бадрию вопросительный взгляд.
— Ну что стоишь, как ослица?! — взорвалась она. — Посмотри, кто пришел.
За дверью оказался мужчина, одетый в форму отеля. Позади него маячила фигура нашего водителя.
— Извините, ханум, — неловко кашлянув, начал коридорный, — мы, кажется, забыли тут одну вещь. Позвольте войти?
Я посторонилась и быстро прикрыла нижнюю половину лица краем шейлы — у меня не было ни малейшего желания, чтобы Маруф сообщил мужу, что я недостойно вела себя в присутствии постороннего мужчины. Коридорный пересек комнату, подошел к телевизору, выключил его и выдернул шнур из розетки. Затем, обхватив телевизор обеими руками, поднял его и понес к выходу. Я с тоской наблюдала, как он уносит телевизор, который поработал у нас секунд тридцать. За это время я успела увидеть на экране девушку, одетую в национальный костюм, украшенный вышивкой с множеством маленьких зеркальных стразов. Стразы ослепительно сверкали на солнце, пока девушка, расхаживая по зеленой лужайке, распевала песню. Коридорный вышел, Маруф аккуратно притворил за ним дверь.
В гостиной у Абдула Халика стоял телевизор, а на крыше нашего дома красовалась тарелка спутниковой антенны. Но нам, женам, запрещено было смотреть телевизор. Однажды он застукал меня в своей гостиной, куда я осмелилась зайти, думая, что его нет дома. Я стояла возле телевизора и водила пальцем по кнопкам, пытаясь сообразить, как он включается. Увлекшись, я не услышала шагов мужа. Абдул Халик ворвался в комнату, словно дикий зверь, бросился ко мне и схватил за шею с такой силой, что я едва не задохнулась.
— Ты что это тут делаешь?! — прошипел он. — Запомни, мерзавка, еще раз увижу тебя около телевизора — своими руками глаза вырву!
Позже, когда я рассказала тете Шаиме об этом эпизоде, она объяснила мне его реакцию.
— Твой муж, может, и подлец, но не дурак. Он не хочет, чтобы вы видели, как живут женщины в других частях страны, особенно в городах. На многих телевизионных каналах работают женщины-дикторы, женщины-репортеры. А в передачах иногда выступают мужчины, которые защищают права женщин. Можешь себе представить? Конечно, Абдул Халик всячески стремится оградить вас от этой информации. Ему выгодно держать вас в неведении.
Итак, в нашем номере тоже стоял телевизор. Менеджер просто забыл выполнить приказ Абдула Халика и убрать его, прежде чем мы вошли в номер. Я чувствовала закипающее в душе раздражение: оказывается, поводок, на котором нас держит муж, достает и до Кабула, и натянут этот поводок очень туго.
Но по крайней мере, возвращение к работе в парламенте внесло некоторое разнообразие в мою жизнь. Я была рада вновь увидеть Хамиду и Суфию. Они приветствовали нас поцелуями и крепкими объятиями, расспрашивая о здоровье и детях. И я не могла не отметить, что меня они встретили с гораздо большей теплотой, чем Бадрию. Мне было приятно, что я нравлюсь этим двум женщинам.
Покушение на Замаруд напугало не только Бадрию, но и многих других женщин-парламентариев. Хамида сказала, что две из них решили отказаться от своих депутатских мандатов. Что касается Замаруд — она была серьезно ранена, сейчас лежит в больнице, но врачи говорят, что ее шансы невелики.
Начались заседания парламента. В течение рабочего дня я находилась рядом с Бадрией, заполняла бумаги, читала ей вслух документы. В перерывах же и после работы в основном проводила время с Хамидой и Суфией. Они были достаточно тактичны, чтобы не задавать лишних вопросов и не интересоваться, почему я стараюсь держаться подальше от Бадрии. Здание парламента было единственным местом, где водитель и охранник Абдула Халика не следили за каждым моим шагом. Здесь натяжение поводка немного ослабевало.
Когда заседание заканчивалось, Бадрия спешила вернуться в отель. Само собой, никакого интереса к посещению Учебного центра она не проявляла. Но поскольку наши охранники, Маруф и Хасан, считали, что основной объект их внимания — первая жена хозяина, меня они без особых возражений оставляли на попечение Хамиды. Мы забирались в ее машину и ехали в Учебный центр. Там все было по-прежнему — Центр пустовал, пока не являлась наша троица.
— Здравствуйте! — радостно поднималась нам навстречу миссис Франклин.
Глядя на нее, я недоумевала, как ей удается постоянно оставаться такой жизнерадостной и бодрой.
Мы приходили каждый день. Каждый раз миссис Франклин учила нас новым вещам. Сегодня мы занимались английским языком. На следующий день изучали, как набирать текст на клавиатуре компьютера или как найти нужную информацию в Интернете. У меня сердце замирало от восторга — я снова стала ученицей.
Миссис Франклин хвалила меня за успехи в учебе, за настойчивость и прилежание. Мне это очень нравилось. Меня давно никто ни за что не хвалил.
Однажды, когда мы сидели за компьютерами, дверь в Учебный центр открылась, и в комнату вошла высокая худощавая женщина лет сорока. Остановившись на пороге, она смущенно озиралась по сторонам.
— Добрый день, — приветливо поздоровалась с ней миссис Франклин.
Женщина была одета в длинный, доходящий ей почти до колен жакет темно-синего цвета, в тон жакету — свободные шаровары и чуть более светлая туника. Собранные в хвост волосы были убраны под шелковый голубой платок.
— Сала-ам, — произнесла женщина. — Вы миссис Франклин?
Ее звали Фахрия. Она работала в расположенном неподалеку приюте для женщин и хотела бы посещать занятия в парламентском Учебном центре. Фахрия поставила нашу учительницу в затруднительное положение: Центр был предназначен только для женщин-депутатов, просто потому, что больше помещение не могло вместить, но, поскольку мало кто из них пожелал учиться, миссис Франклин решила нарушить правила. Она тряхнула головой и сделала широкий жест рукой: заходите!
Похоже, решение миссис Франклин оказалось самым разумным, потому что, судя по виду Фахрии, она была не из тех, кто легко смиряется с отказом.
После урока Хамида стала расспрашивать Фахрию о приюте для женщин. Оказалось, что они с Суфией уже слышали о нем, для меня же само существование такой организации было новостью.
— Мою сестру убил ее муж. После этого я решила, что должна попытаться помочь другим женщинам, подвергшимся жестокому обращению. И пришла работать в приют. Он был устроен женщиной, которая родилась в Афганистане, но сейчас живет в Америке. Она вкладывает собственные средства в содержание приюта и постоянно ездит из Штатов в Афганистан и обратно.
— А твой муж, он не возражает, что ты работаешь в приюте? — спросила Суфия.
— О нет, напротив, он меня всячески поддерживает. Он хороший и добрый человек. После того что случилось с сестрой, я поняла, что просто сойду с ума, если буду сидеть дома и горевать. Я должна была действовать. У нас пятеро детей, дома, конечно, забот хватает, но мне хотелось, чтобы и мои дети видели, что я работаю.
Фахрия рассказала, как организован приют и о некоторых его обитательницах. Особенно мне запомнилась история Марвари. Сейчас ей было пятнадцать, а в восемь лет ее выдали замуж за шестидесятилетнего мужчину. Муж издевался над ней самыми изощренными способами. Однажды Марвари попыталась сбежать, но ее поймали. Муж схватил ее за одно ухо и поволок домой, предварительно отрезав второе. Нос у девочки был свернут на сторону, после того как муж дважды сломал его. Полгода спустя Марвари поняла, что погибнет, если и дальше останется с этим человеком, а если он опять поймает ее и убьет — что же, так будет даже лучше. И она снова решилась на побег.
На этот раз ей удалось добраться до Кабула и отыскать приют. Сейчас Марвари живет там, ей оказывают медицинскую помощь. Но девочке все еще снятся кошмары, каждую ночь она просыпается от собственного крика.
Хамида и Суфия горестно цокали языком, слушая ужасные истории, которые рассказывала наша новая знакомая. Фахрия пригласила их посетить приют.
— Было бы замечательно, — сказала она, — если бы депутаты могли участвовать в организации помощи пострадавшим женщинам.
Я тоже слушала, затаив дыхание и боясь шелохнуться — слишком многое в этих историях было мне знакомо.
«Вот видишь, — звучал у меня в ушах голос тети Шаимы, — Марвари нашла выход из ситуации. Почему бы выход не поискать и тебе?»