Жемчужина, сломавшая свою раковину

Глава 69 РАХИМА

Прошло девять дней, прежде чем мы увиделись с Хамидой и Суфией. Они не навещали меня, опасаясь, что случайно могут навести на след кого-нибудь из людей Абдула Халика. При виде меня Хамида расплакалась, а Суфия издала возглас, похожий на победный клич, — прежде я не замечала в ней такого озорства.

Покинув чайную, мы с миссис Франклин направились прямиком в приют для женщин. Но не в тот, о котором нам рассказывала Фахрия, — миссис Франклин нашла другой приют, расположенный подальше от парламента, на западной окраине Кабула.

Печаль и одновременно надежда, казалось, были растворены в самой атмосфере приюта, ими же были полны истории его обитателей — истории, от которых кровь стыла в жилах. Слушая их, вы понимали: ранам этих людей не суждено затянуться.

Я познакомилась с женщиной, вынужденной спасаться от родственников мужа. Когда он умер, свекровь вместе с остальными членами семьи обвинила ее в убийстве. Не дожидаясь, пока они начнут судебный процесс и отберут у нее детей, женщина взяла двух дочерей и сына и пришла в приют.

Другая женщина сбежала от мужа, который регулярно избивал ее и вдобавок вступил в связь с ее младшей сестрой. Однажды ночью, когда он храпел у себя в спальне, женщина потихоньку выбралась из дома и отправилась в город. Чтобы добраться до ближайшего полицейского участка, ей пришлось двое суток идти пешком.

Еще в приюте была девочка примерно моего возраста. Выслушав ее историю, я испытала нечто вроде облегчения: значит, я не одинока в моем несчастье, родители, продающие своих дочерей, — не такая уж редкость.

Моей новой знакомой было двенадцать, когда ее выдали замуж за человека почти на пятьдесят лет старше. Девочку нарядили в красивое платье, и вся семья отправилась в гости в соседнюю деревню. В конце вечера родители просто собрались и ушли, оставив дочь одну. Через четыре года она не выдержала и убежала из дома, где ее превратили в рабыню.

Однако своей историей я пока не готова была делиться. Даже за стенами приюта, в комнатах, устланных мягкими афганскими коврами, где витал легкий запах тмина, меня не покидал страх, что рука Абдула Халика дотянется и сюда. Не сомневаюсь, узнай он, где я скрываюсь, в тот же день стоял бы у дверей приюта вместе со своими головорезами. Эта мысль вселяла в меня такой ужас, что я почти не могла спать по ночам.

Хамида и Суфия навестили меня всего один раз. И хотя я скучала по ним, но не рассчитывала, что они станут приходить чаще. Я понимала: путь до приюта не близкий, да к тому же у них есть собственные заботы, семьи и дети. А главное, визиты сюда могли бы вызвать ненужные вопросы и навлечь неприятности на всех участников этой истории. Однако я всегда буду с теплотой и благодарностью вспоминать моих старших подруг и миссис Франклин, которые разработали хитроумный план спасения и помогли изменить мой насиб, который ожидал бы меня, вернись я домой к мужу. Правда, обдумывая наши планы, мы забыли, что мой побег может обернуться бедой для Бадрии. Хамида и Суфия видели ее на следующий день в парламенте. Старшая жена Абдула Халика была в бешенстве и поначалу с подозрением отнеслась к заверениям обеих женщин, что они понятия не имеют, куда я подевалась. Но затем искренность их возгласов и потрясенные лица убедили Бадрию, что заговорщицы говорят правду.

Я была уверена, что Абдул Халик больше никогда не позволит Бадрие вернуться в Кабул, и с отвращением думала о том, что он сделает с ней. Пускай Бадрия не была добра ко мне, но никому на свете я не пожелала бы испытать на себе ярость этого человека, своего бывшего мужа.

В приюте у меня появилось время осмыслить все, что произошло со мной за последние три года. С горечью и стыдом вспоминала я наш прощальный разговор с тетей Шаимой. «Что хорошего принесли мне несколько лет учебы в школе?» — сказала я тогда, словно обвиняя тетю, которая вечно твердила нам, как важно получить образование.

И тетя Шаима мне ответила: «Не торопись, позже ты поймешь».

Это правда. Только потому, что я умела читать и писать, Бадрия взяла меня в Кабул в качестве своей помощницы. Только потому, что мне интересно было получать новые знания, я начала ходить вместе с Хамидой и Суфией в Учебный центр. И только благодаря нескольким годам, проведенным за школьной партой, я сумела прочесть рекламный листок на стене дома и отыскать нужную улицу, где миссис Франклин дожидалась меня в чайной, сидя как на иголках и не сводя глаз с входной двери. Только так я смогла открыть дверь и найти свой выход.

«Прости меня, тетя-джан! Я так и не поблагодарила тебя за все, чему ты научила меня, и за то, как ты самоотверженно сражалась за меня, и за все истории, которые ты рассказала мне, и за выход, который ты мне показала».

Я сожалела, что не могу послать весточку тете Шаиме. Оставалось надеяться, что тетя не подумает, будто Абдул Халик убил меня. А еще больше я надеялась, что она вообще не пойдет туда, потому что там ее встретит мой разгневанный муж. В конце концов я уговорила миссис Франклин отправить тете Шаиме письмо.

В письме, адресованном тете Шаиме и якобы написанном ее троюродной сестрой, не говорилось ни о чем особенном. Всего лишь о том, как ярко светит солнце и как приятно ощущать дыхание свежего ветра на лице и слушать веселые голоса птиц. Там выражалась надежда, что в один прекрасный день тетя сможет навестить свою родственницу.

Я не знаю, успела ли тетя Шаима прочесть мое письмо.

И не узнаю никогда.

Но, так или иначе, спустя два дня после отправки его найдут зажатым у нее в руке, когда тетя Зеба, младшая сестра Шаимы, зайдет проведать ее.

Тете Зебе не до письма: она слишком расстроена, обнаружив бездыханное тело своей горбатой сестры на полу посреди комнаты, — да к тому же ей все равно не разобрать ни слова — тетя Зеба не умеет читать, она никогда не ходила в школу.

Но недели через три, когда жизнь вернется в привычное русло, а птички прочирикают свои песни-молитвы на могиле тете Шаимы, она попросит мужа взглянуть на письмо и будет озадачена: кто эта кузина, написавшая Шаиме о таких обыденных вещах, как ветер и солнце?

В конце письма стоит подпись: «Шекиба».