Мятежники Гора

Глава 11 Вести из крепости

— После того как ворота внутреннего двора закрыли и разобрались с мародёрами, — закончил свой рассказ Таджима, — на внешние парапеты снова были отправлены обычные патрули.

— Ты выглядишь встревоженным, — заметил я.

Несколько енов назад наши наблюдатели заметили приближающегося тарна. Одиночный удар гонга возвестил об этом событии. Я тут же покинул свою палатку, заодно служившую полевым штабом кавалерии, и, затенив глаза ладонью, наблюдал за снижающейся птицей. Наконец, тарн опустился на землю, подняв облако пыли, накрывшее ряды стойл и палаток нового лагеря.

— Похоже, вести из замка, — задумчиво проговорил Лисандр.

Для связи между крепостью и лагерем мы постоянно держали в готовности пару тарнов и всадников.

— Это — Таджима-сан, — констатировал Ичиро, вставший рядом со мной.

Его пика с вымпелом командующего была воткнута в землю около входа в штабную палатку, чтобы идентифицировать палатку и что бы быть под рукой на случай, если потребуется.

Одиночный удар гонга был сигналом приближения к лагерю кого-то из своих, но лагерь всё равно приводился в готовность. Когда в гонг били дважды, это предлагало возможность вторжения. Если же гонг звенел трижды или неоднократно, это было равносильно приказу на немедленную подготовку кавалерии к вылету. Кроме того, такие сигналы могли быть переданы горном или барабаном. Шесть тарнов постоянно дежурили под седлом.

Я шагнул навстречу Таджиме, который, хотя ему такая роль не особенно нравилась, был моими глазами и ушами в крепости.

— Приставили бы лучше к этому Пертинакса, — ворчливо предложил мне он.

Надо заметить, что отношения между Пертинаксом и Таджимой были далеки от тёплых.

— Я всё же не уверен, что Ты уже готов воевать, — сказал я Таджиме.

— Я готов, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — заявил он.

— Тебя так раздражает тот факт, — поинтересовался я, — что Ты не здесь, не в моей команде, и не можешь шпионить за мной для Лорда Нисиды.

— Да, это верно, — не стал отрицать Таджима, — что от меня ожидают, что я буду сообщать о ваших действиях.

— Не волнуйся, — успокоил его я, — думаю, Ты скоро почувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы сделать это.

— Мне поручили поднять вымпел на флагштоке замка, — пожаловался он, — в момент закрытия ворот внутреннего двора, чтобы подать сигнал кавалерии о начале атаки на лагерь Лорда Ямады. Но к тому времени, когда я добрался до внутреннего двора, выяснилось, что там я не смогу напоит свой меч кровью.

— В жизни случаются разочарования, — прокомментировал я.

— Я не шучу, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — возмутился мой друг.

— Ты боялся, что будешь превзойдён? — полюбопытствовал я.

— Кем? — спросил он.

— Пертинаксом, например, — ответил я.

— Я полагаю, что его не было во внутреннем дворе, или среди наёмников, ожидавших в хозяйственных постройках сигнала атаковать неприятеля, — проворчал Таджима.

— Тебя это волнует? — поинтересовался я.

— Конечно, нет, — вскинулся он.

— Не было его там, — подтвердил я. — Ему было поручено дежурить здесь, чтобы вместе с другими в случае нападения оборонять лагерь.

— Хорошо, — буркнул Таджима.

— Так что, можешь не волноваться, — сказал я, — он тебя не превзошёл.

— Как такое могло произойти? — возмутился он. — Я — пани, а он — варвар.

— Между прочим, я тоже варвар, — напомнил я.

Большинство гореан, что интересно, делит людей на варваров и неварваров на основе языка. Те, кто не говорит по-гореански или, точнее, для кого он не является родным языком, обычно расцениваются как варвары. Помимо этого правила, я бы добавил, что многие пани подходят к этому вопросу немного жёстче, имея склонность считать варваром любого, кто не принадлежал к народу пани, вне зависимости от того, каким мог быть его родной язык. Я подозревал, что Лорд Окимото во многом придерживался именно этой точки зрения.

— Варваров, — проворчал он, — можно разделить на тех, кто приемлем и тех, кто нет.

— Я понял, — хмыкнул я.

— И Вы приемлемы, — заявил он.

— Рад слышать это, — сказал я.

— А вот Пертинакс приемлемым не является, — продолжил Таджима.

— Почему нет? — полюбопытствовал я. — Ты заметил, что он положил глаз на Сумомо?

— Конечно, нет, — поморщился он.

— Что тогда? — поинтересовался я. — Может он ворует воду или рис?

— Нет, — ответил он.

— Когда-то, — припомнил я, — ещё в тарновом лагере, Ты мог бы легко его убить.

— Конечно, — кивнул Таджима.

— Но теперь это Ты уже не столь уверен в этом, — предположил я.

— Нодати, мастер меча, — развёл мой друг руками, — взял Пертинакса в ученики.

— А ведь он не берётся учить всех подряд, — заметил я.

— Конечно, — вынужден был признать Таджима.

— Вероятно, он счёл, что у Пертинакса есть задатки, — заключил я.

— Пертинакс — не пани, — настаивал он.

— Только, кажется, Нодати это не волнует, — сказал я.

— И я не понимаю почему, — проворчал Таджима.

— Он — Нодати, — пожал я плечами.

— Я всё равно не понимаю, — вздохнул мой друг.

— Так может быть, всё дело в том, — предположил я, — что тебе не пошли на пользу его уроки.

Сам я, кстати, не претендовал на то, что понимаю Нодати. Он был мастером и сенсеем. Он был предан мечу, и тот словно оживал в его руке, словно был продолжением этой руки. Есть люди, которые посвящают себя искусству, живописи, музыке, поэзии. Они добиваются совершенства нюанса, оттенка, цвета, которые только они и могут видеть, звуков, которые только они могут услышать, ищут прекрасное в росписи шёлка, стараются сделать так, чтобы нарисованное дерево казалось живым, чтобы вода в водопаде струилась и сверкала, чтобы слог и ритм поэзии были прекрасны. И пусть увидеть и по достоинству оценить эту красоту могут только они сами, но они живут для этого. Вот и этот странный, приземистый, плотно сбитый мужчина, столь нерасполагающий к себе, столь банальный по своей внешности, вечно одетый в рваные обноски, с неопрятными волосами, столь отстранённый и одинокий, столь застенчивый и молчаливый, тоже находился в поисках подобного совершенства, только имело оно отношение к точной заточке клинка, к навыкам, к ремеслу, в котором достичь совершенства невозможно, сколько бы ты к нему ни стремился. Я не понимал его. Но я знал, что рядом с ним, я находился в присутствии величия. Он был Нодати.

— Пертинакс не враг тебе, — сказал я насупившемуся Таджиме.

— Но он мне и не друг, — отрезал пани.

— Мне кажется, что он мог бы стать таковым, — предположил я.

— Он не пани, — повторил Таджима.

— Точно так же как и я, — пожал я плечами.

— Но Вы приемлемы, — сказал он.

— Просто Ты смотришь на Пертинакса, как на отличающегося, как на не пани, — пояснил я. — Когда-то Ты презирал его. А теперь Ты видишь, насколько он вырос в силе, в навыках, в умении. Теперь Ты боишься, что однажды он может сравняться с тобой или даже превзойти. И это тебя раздражает и пугает.

— Я не достоин, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — вздохнул Таджима.

— Нет, — не мог согласиться с ним я. — Ты более чем достоин.

— Тогда почему Вы не рискнули допустить меня до сражения? — спросил он.

— Потому, что я боялся, что Ты к этому ещё не готов, — ответил я.

— А почему Вы не рискнули послать в бой Пертинакса? — не отставал от меня Таджима.

— По той же самой причине, — пожал я плечами, — на мой взгляд, он ещё не готов.

— Я займусь с ним, — пообещал он. — Я постараюсь улучшить его навыки.

— Вот это речь настоящего пани, — похвалил я.

— Но Вы должны допустить нас до сражения, — потребовал мой друг.

— Я обязан это сделать, — сказал я.

— Почему? — осведомился он.

— Потому, что я — командир, — улыбнулся я.

Я шагнул навстречу Таджиме.

Парни из вспомогательного персонала суетились вокруг. Им нужно было забрать тарна, отвести его в стойло, расседлать, обиходить, накормить, напоить и оставить отдыхать.

— После того как ворота внутреннего двора закрыли и разобрались с мародёрами, — закончил свой рассказ Таджима, — на внешние парапеты снова были отправлены обычные патрули.

— Ты выглядишь встревоженным, — заметил я.

— Боюсь, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — вздохнул он, — что я принёс мрачные новости.

— Тебя послал Лорд Темму? — поинтересовался я. — Лорд Нисида, Лорд Окимото?

— Нет, — покачал он головой. — Я прилетел по своей инициативе, один, без разрешения, чтобы доложить моему капитану, моему командиру.

— Сначала расскажи, — попросил я, — о положении в крепости.

— В целом всё идёт хорошо, но об этом вам и самому известно, — сказал Таджима.

— Но это внешне, не так ли? — уточнил я.

— Да, — кивнул он. — Внешне. Конечно, Лорд Ямада, кажется, обезумел. Он кричит о мести дому Темму. Он чувствует себя преданным. Он не понимает, как получилось, что кавалерия устроила рейд. Ведь это действие ей было запрещено! Он был вынужден отвести войска, чтобы защищать свои города, замки, дворцы и крепости от огня, падающего к неба.

— Это будет трудно сделать, — усмехнулся я.

— Осада снята, — продолжил Таджима. — Наши воины спустились по тропам на равнину, и нашли там лишь малочисленные отряды сил Ямады. При встрече с ними их атаковали, как правило, успешно. Многие вообще отступали, не приняв боя. Наши крестьяне возвращаются на свои поля. Севернее замка асигару Ямады покидают деревни, и пробираются на юг. Рис в их мешках кончился. Некоторые умирают в горах. Мужчины с песнями принимаются за работа. Рис, которого не было, внезапно, появляется. Фукуро были припрятаны от дома Темму. Он — лорд и его имя произносят с почтением. Те, кто правит демоническими птицами, правят облаками и небом, а те, кто правят небом, контролируют землю.

— Едва ли, — покачал я головой. — Последний судья и лорд сражения — пехота, обыкновенные люди, построенные и дисциплинированные, мужчины, которые разрушают стены и пробиваются через ворота, которые могут обследовать улицы и входить в дома, где скрываются отчаявшиеся враги. Это они — те люди, которые завоёвывают, громят врага, забирают его богатства и заковывают в цепи его женщин, делая их своими игрушками.

— Но кавалерия положила конец осаде, — напомнил Таджима.

— У кавалерии, — сказал я, — есть своё место, цели и ценность.

— Во время голода, в поисках риса, — сказал мой друг, — кажется, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, поступил мудро, не сжигая деревни и не наказывая смертью мужчин и женщин, которые не отдавали рис.

— Помнится, именно таким был приказ Лорда Темму, — хмыкнул я.

— Который, как мне кажется, — сказал Таджима, — командующий не стал передавать кавалерии.

— Знаешь, как-то выскочило из головы, — развёл я руками.

— Возможно, командующий проявил слабость, — предположил Таджима.

— Возможно, — пожал я плечами.

— Но возможно, — пристально посмотрел на меня он, — у него есть кодексы?

— Возможно, — не стал отрицать я.

— Но я подозреваю, что в кодексах нет ясности по этому вопросу, — сказал Таджима.

— Возможно, — повторил я.

— А может быть, просто крестьянина лучше иметь союзником, чем врагом, — добавил мой собеседник.

— Вот это очень даже возможно, — не мог не согласиться я.

— В полях, — сказал Таджима, — нас теперь приветствуют.

— Северные области, — заметил я, — очень долго находились под властью Лорда Темму.

— Они ожидают, что их будут уважать и защищать, — поделился со мной Таджима.

— Думаю, Лорд Темму поступит мудро, если сделает так, — кивнул я.

Правда, сам я не был столь уж уверен, что разница между тиранией Лорда Ямады и доброжелательностью Темму Лорда была велика.

— После того, как осада была снята, крестьяне начали нападать на асигару Лорда Ямады, — сообщил Таджима. — Многие были убиты.

— Ветры поменялись, — прокомментировал я.

— Несомненно, некоторые всё же смогут пробраться на юг, — предположил мой друг.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — сказал я.

— Неужели Вы думаете, что Лорд Ямада будет рад им? — спросил Таджима.

— Конечно, — ответил я.

— Они опозорены, — объяснил мне он. — Скорее сёгун с презрением бросит к их ногам нож, чтобы они могли использовать его по назначению.

— Они повиновались ему и многим рисковали, — сказал я. — Возможно, им следует поискать нового лорда.

— Они не вернутся к нему, — покачал головой Таджима. — Они станут ронинами, мужчинами волн, мужчинами без лорда, наёмниками, свободными мечами.

— А разве Нодати, мастер меча, не такой? — уточнил я.

— Это верно, — признал он. — Но Нодати никогда не продавал свой меч. Он не принадлежит лорду.

— Ты говорил о неких мрачных новостях, — напомнил я. — Но твой рассказ выглядит довольно оптимистично.

— В действительности всё не так радужно, — вздохнул Таджима, — продовольствия вполне достаточно, и начались разговоры о походе на юг.

— Наступление, конечно, должно начаться, — заключил я, — при поддержке кавалерии.

— Лорд Ямада превосходит нас в численности просто подавляюще, — покачал головой пани.

После всех наших перипетий, мятежа во льдах, засады в море, после потерь во время первой высадки на сушу, разгрома разведывательного отряда, уничтожения первого лагеря тарновой кавалерии и жертв осады, в распоряжении дома Темму осталось меньше трёх с половиной тысяч бойцов, пани и варваров. Ориентировочно, у Лорда Ямады только регулярных войск было, как минимум, в три раза больше. А в случае необходимости он мог бы снова произвести набор на службу среди крестьянства. Фактически, большинство асигару происходили из крестьян. За ними не стояло сколь-нибудь существенных кланов. Немногие из них могли в конечном итоге стать мужчинами двух мечей.

— Учти по два колчан на седле тарна, — напомнил я.

— Это верно, — признал Таджима. — Один боец с тремя стрелами может превзойти численно двоих с двумя стрелами.

— Уверен, это изречение Нодати, — предположил я.

— Да, — кивнул он.

Осталось только выбрать место и время, чтобы применить силу разумно. Разведка во время войны — обычно дело сложное, но благодаря тарном её ценность может быть увеличена на порядок. Враг разделённый — враг уязвимый. Можно сделать так, что более многочисленный отряд объективно меньшей армии будет встречаться с меньшими отрядами объективно большей армии. Тысяча — больше сотни, но два десятка из этой сотни — это в два раза больше чем десяток оторванный от тысячи.

— Учти также тарнов, — продолжил я.

— Глаза неба, — улыбнулся Таджима.

— Разведка, — сказал я, — может быть столь же важной как сталь.

— Боюсь, что Вы правы, — согласился Таджима.

— Вспомни, что случилось с разведывательным отрядом, — сказал я.

— Я помню, — нахмурился он.

— Очень похоже, что его состав, его маршрутом, каждое его движение было известно врагу.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — вздохнул Таджима.

— Воспользуйся мы в то время тарнами, — пояснил я, — наши разведчики имели бы полную информацию о положении и манёврах врага, и, вовремя предупреждённые, смогли бы отступить, избежать разгрома, и изматывающего бегства с наседающим противником, которому их подвергли.

— Вполне вероятно, что так всё и было бы, — признал мою правоту Таджима.

Но, в то время, по крайней мере, с точки зрения стратегии, задача стояла скрывать кавалерию вплоть до поворотного момента, до решающего сражения, в надежде на сокрушительный психологический эффект, который внешний вид тарнов мог оказать на поражённых, суеверных солдат неприятеля, чтобы одномоментно переломить ситуацию в пользу дома Темму. С другой стороны разведывательный отряд оказался не в состоянии произвести разведку и оценить силы врага, разве что это привело к ситуации, которая, должным образом используемая, вероятно, могла закончиться полным разгромом. Зато у нас появилось понимание того, что провал его миссии был обусловлен превосходством разведки врага, шпионы которого проникли в самое сердце владений Темму.

— Но теперь, — продолжил я, — при использовании тарнов, наша разведка должна быть, по крайней мере, равной, если не лучшей по сравнению с той, что имеется у врага.

— Я буду надеяться на это, — осторожно сказал Таджима.

— Осада снята, — констатировал я. — Теперь самое время, чтобы действовать. Хотя бы вести разведку.

— Многое изменилось, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, с тех пор, как Ты посещал замок.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь, — заверил его я.

— У меня есть причины для опасений, — сказал Таджима.

— Но ведь всё идёт превосходно, — заметил я.

— Но только внешне, — напомнил он.

Мне вспомнилось, что, когда он в самом начале заговорил со мной, он выглядел смущённым и даже встревоженным.

— Лорды Темму и Окимото, — сообщил мой друг, — не одобрительно отнеслись к несанкционированному использованию кавалерии.

— Я от них другого и не ожидал, — пожал я плечами.

— Они, конечно, рады, что осада снята.

— Хотелось бы надеяться, — хмыкнул я.

— Но они не давали разрешения на такое использование кавалерии, — сказал он.

— Я в курсе, — усмехнулся я.

— Высказываются требования, немедленно вызвать тебя в замок, — предупредил Таджима, — для интервью.

— Для интервью? — переспросил я.

— Я очень аккуратно подобрал это слово, — объяснил Таджима.

— Пожалуй, я не буду спешить принять участие в этом интервью, — решил я.

— То есть Ты отказываешься? — уточнил он.

— По крайней мере, пока, — ответил я.

— Я думаю, что это мудрое решение, — сказал Таджима.

— Это были все твои новости? — спросил я.

— Нет, — покачал головой Таджима. — К сожалением, я должен сообщить ещё о трёх вещах. Первая мне не понятна, вторую я, боюсь, понимаю, а третью я понимаю, и был бы лучше, если бы я этого не понимал.

— Рассказывай, — кивнул я.

— Тиртай, наёмник и эмиссар Лорда Ямады снова прибыл в замок, — сказал Таджима. — Он просит нас сдаться.

— Что-то я не понял, — удивился я. — Кто у них там с ума сошёл, он или Ямада? Осада снята. Главные войска отступили. Генерал Ямада обратил свой взор на родину. Весьма осмотрительно с его стороны, кстати. За своим имуществом надо присматривать. Он сейчас как сердитый ларл, запертый в своём логове. Он не высовывается. У него нет уверенности в своих силах. Он выжидает. Война, которую он развязал, вскоре может постучаться в его собственные ворота. А там недалеко и до брожения в среде его крестьян.

— Лорд Ямада, — пояснил Таджима, — просил сообщить, его толкователь костей и раковин прочитал о приближении тревожных дней, странных событий и тьмы. Он боится, что железный дракон проснётся, а если проснётся, то расправит крылья и полетит.

— И он, значит, боится? — уточнил я.

— Всё выглядит именно так, — подтвердил Таджима.

— И что же такого его кости и раковины нарассказывали о железных драконах? — поинтересовался я.

— Было сказано, что, если дом Темму не уступит дому Ямады, железный дракон вылезет из своего логова и уничтожит дом Темму.

— Это кажется удачным предсказанием, — усмехнулся я. — Только не пойму, с какой стати, это должно волновать Лорда Ямаду?

— Кто знает, что может произойти, если железный дракон расправит свои крылья? — пожал плечами Таджима. — Его тень может накрыть острова. Что если рис завянет и умрёт в этой темноте? Кто может знать характер и аппетиты железного дракона? Прошло страшно много времени с его последнего полёта. Что, если он зол? Что, если он голоден? Что, если его обуревает жадность? Кто может гарантировать, что он не сядет на дворцы Ямады, так же как на владения Темму? Не могут ли его когти разорвать землю и сбросить её в море? Не могут ли его челюсти схватить солнце и проглотить его, погрузив мир во тьму?

— Если бы тот же рисунок костей и раковин был прочитан в замке, — предположил я, — то, можно не сомневаться, что это предсказало бы, что в случае появления железного дракона из его логова, опасность грозит дому Ямады.

— Зачастую трудно правильно истолковать кости и раковины, — признал Таджима.

— Дорогой друг, — улыбнулся я, — Ты ведь, точно так же как и я, рождён не в этом мире. Мир, из которого мы происходим, может быть во многом беспечным, глупым, мелочным, декадентствующим, материалистичным и жестоким, но это, по крайней мере, мир, в котором нет никаких железных драконов.

— Многое может зависеть от того, что именно могут называть железным драконом, — заметил он.

— В мире, из которого мы происходим, — повторил я, — нет никаких железных драконов.

— Но здесь, — напомнил мне он, — не наш родной мир.

— Не существует никаких железных драконов, — отмахнулся я. — Это — мифологическое животное, существо из сказок, из тёмных, пугающих легенд.

— Конечно, Вы правы, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — согласился Таджима. — Я говорил глупости.

— Безусловно, — вынужден был признать я, — использование суеверий тоже может быть оружием войны, так же как и инструментом престижа, власти и получения прибыли.

— Вторая вещь, о которой мне, признаться, даже не хочется говорить, — сказал он, — это та, которую, я боюсь, понимаю слишком хорошо.

— Уверен, — сказал я, — что это не важнее твоего первого сообщения. Я имею в виду пустой лепет о железных драконах.

— Я думаю, нет нужды объяснять, — начал мой друг, — что у Лорда Ямады есть источники информации, находящиеся внутри замка?

— Это более чем очевидно, — кивнул я. — Как ещё можно объяснить резню в первом лагере, а также засаду и разгром разведывательного отряда?

В результате внезапной атаки на наш лагерь мы потеряли много людей и тарнов. Впрочем, потери разведывательной экспедиции были ничуть не меньше. Мой Рамар, большой хромоногий слин, с которым я впервые столкнулся в стальном мире, находился в первом лагере. Его судьба по-прежнему оставалась неизвестной. Тело его никто не видел, никаких свидетельств о его местонахождения не было, так что предполагалось, что он исчез во время хаоса боя. Я не думал, что кому-либо из Асигару пришло бы в голову отвлечься в шуме борьбы, чтобы проявить внимание к столь опасному животному. Немногие могли бы быть столь неблагоразумными, или столь незанятыми, чтобы напасть на него, и я сомневался, что нашёлся бы какой-нибудь глупец, который захотел бы встать на его пути, когда тот покидал территорию лагеря.

— Возможно, Ты помнишь, — продолжил Таджима, — что подниматься на парапет кому бы то ни было, кроме особо доверенных людей, было запрещено, вплоть до того момента, пока не сработает уловка с ритуальными ножами.

— Разумеется, — кивнул я. — Это было необходимо, чтобы предотвратить передачу сигналов или сообщений в лагерь Ямады, которые могли бы помешать исполнения нашей задумки. Фактически, успех плана в немалой степени зависел от этой предосторожности.

— Впоследствии, — сказал Таджима, — подниматься на внешние парапеты снова разрешили.

— Быть может, это показалось неблагоразумным, но это было сделано не столько ради того, чтобы восстановить потерянные привилегии, — объяснил я, — сколько, чтобы пробудить у Лорда Ямаде подозрения к своим осведомителям. Пусть он подумает, почему они не доложили ему о хитрости с ритуальными ножами, и не были ли они раскрыты. От кого он теперь получает сообщения? От своих осведомителей, или от кого-то другого? И может ли он теперь полагаться на такие отчёты? И так далее.

— Я обнаружил шпиона, — заявил Таджима.

— Я надеюсь, что это не я? — уточнил я.

— Нет, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — ответил он.

— Странно, уж очень многие меня подозревали, — хмыкнул я.

— Нет, это не Вы, — успокоил меня Таджима.

— Ну что ж, рад это слышать, — сказал я. — Надеюсь, Ты передал свою информацию Лорду Темму.

— Нет, — вздохнул он.

— Что-то я не понимаю, — удивлённо посмотрел я на него.

— Виновный стоит слишком близко к сёгуну, — объяснил Таджима.

— Я был уверен, что это будет именно так, — пожал я плечами. — В общем, Ты теперь опасаешься открыть его личность, боясь недоверия, боясь ужасных последствий, возможно испытывая недостаток в соответствующих доказательствах.

— Я просто не знаю, что мне делать, — развёл он руками.

— Несомненно, ситуация щекотливая, — согласился я. — Возможно даже, в настоящее время, лучше воздержаться от каких-либо действий. Раскрытый шпион, не сознающий этого, вряд ли будет опасен. Его можно отрезать от важной информации. Кроме того, наблюдая за ним, можно выйти на других. А ещё его можно использовать в качестве проводника дезинформации в стан врага.

— Я прибыл, чтобы искать совета у своего командира, — признался Таджима.

— А Ты полностью уверен, что обнаружил шпиона? — уточнил я.

— Да, — кивнул он.

— Где, каким образом? — поинтересовался я.

— В крепости я часто подолгу дежурил на внешнем парапете. Я был уверен, что именно оттуда было проще всего передать сообщение врагу. Чего проще, незаметно бросить вниз записку, а под стеной её подберёт лазутчик неприятеля. Вероятность того, что световой сигнал со второго, с третьего парапета или даже из окна замка, будет замечен намного выше.

— Именно по этой причине я предложил закрыть внешний парапет, и не пускать туда никого до исполнения уловки с ритуальными ножами.

— Скрываясь в тени, — продолжил Таджима, — я видел, как вниз, в долину, была сброшена записка.

— Вот видишь, если бы Ты к этому времени полностью восстановился и находился здесь, — сказал я, — Ты не смог бы сделать это открытие.

— А что если я не рад этому открытию? — спросил он.

— Кто шпион? — осведомился я.

Но Таджима только молча смотрел на меня.

— Лорд Окимото, — заключил я.

— Лорд Нисида, — ошарашил меня он.

— Это невозможно, — покачал я головой.

— Невозможно, — согласился Таджима.

— Конечно, невозможно, — поддержал его я.

— Он — ваш друг, — вздохнул пани.

— Даже несмотря на это, — сказал я. — Это невозможно в принципе. Он был комендантом тарнового лагеря, он обеспечивал формирование тарновой кавалерии и её обучение. Я знаю его лучше всех из пани, может быть за исключением тебя. Он верен Лорду Темму. Он последний на кого могло бы пасть подозрение. Он — человек чести. Я, не задумываясь, доверю ему свою жизнь.

— Мне очень жаль, — развёл руками Таджима.

— Ты ошибаешься, — заявил я. — или чего-то недопонимаешь. Если и есть предатель в высших эшелонах, то это, конечно, Лорд Окимото, толстый, хитрый, коварный, подозрительный, злобный, неприятный, скрытный Лорд Окимото, надутый тарск. Он кузен сёгуна, и именно он является тем, кто может извлечь максимальную пользу от предательства. Он — следующий претендент на звание сёгуна.

— Лорд Окимото, — напомнил Таджима, — согласился на уловку с ритуальными ножами.

— Это сделал Лорда Нисида, — уверенно сказал я.

— У Лорда Окимото, — настаивал мой собеседник, — лёгкая рука. Вы когда-нибудь видели его картины и роспись?

— Не будь наивным, — поморщился я.

— Не может быть злодеем тот, кто так искусно пользуется кистью, — заявил Таджима.

— Если бы бешеный слин умел рисовать, — заметил я, — он не перестал бы быть бешеным слином.

— Я очень сожалею, — вздохнул мой друг.

— Если шпион существует, — настаивал я, — то это — Лорд Окимото.

— Нет, — покачал головой Таджима. — Это — Лорд Нисида.

— То есть, Ты хочешь сказать, что своими глазами видел Лорда Нисиду на парапете, видел, как он бросил вниз записку или что-то ещё? — сердито спросил я.

— Конечно, нет, — подтвердил мои подозрения Таджима. — Лорд Нисида — даймё. Он не пошёл бы в парапет сам, по крайней мере, не пошёл бы без сопровождения. Его отсутствие или присутствие, было бы немедленно замечено.

— Значит, это кто-то из его окружения, — заключил я. — Кто?

Мне было очевидно, что Таджима не горел желанием называть имя.

— Кто? — потребовал я ответа.

— Сумомо, — наконец, выдавил он.

— Тогда, — хмыкнул я, — шпион — это она. Или же она работает на шпиона, или на целую организацию.

— Верно, — не мог не согласиться Таджима.

— И это снимает подозрения с Лорда Нисиды, — подытожил я. — Она действует независимо, или, по крайней мере, независимо от Лорда Нисида.

— Нет, — покачал головой мой собеседник.

— Почему нет? — поинтересовался я.

— Вам не понять, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — сказал Таджима. — Вы не знаете наших путей. Она — контрактная женщина. Её контракт принадлежит Лорду Нисиде. Она служит ему. Она полностью зависима от него. Он определяет её действия. Это — наш путь. Вы не знаете наших путей. Лорд Нисида — шпион.

— Я этому не верю, — отрезал я.

— Почему нет? — спросил он.

— Я его знаю, — ответил я.

— И Вы можете заглянуть в сердце человека? — осведомился Таджиму.

— Думаю да, — кивнул я, а потом, подумав, добавил: — Иногда.

— Я вижу, — буркнул он.

— Но Ты молодец, — похвалил я. — Теперь мы знаем, что Сумомо, по крайней мере, вовлечена в эти вопросы.

— Мне очень жаль, — вздохнул Таджима.

— Почему? — не понял я.

— Она очень красивая, — пояснил он.

— Как маленький, ядовитый ост, — констатировал я.

— Осталось ещё одно, последнее дело, о котором мне следует рассказать, — сказал Таджима, — хотя сообщать вам об этом я совсем не рад.

— Говори уж, — махнул я рукой.

— Вас освободили от командования, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — сказал он.