Мятежники Гора

Глава 8 Лорд Ямада снабжает осаждённых, правда сам он этого не знает

Как и в прошлые несколько ночей мы дожидались сумерек.

— Я не носильщик, — проворчал Торгус.

— Осталось заполнить всего-то четыре корзины, — успокоил его Лисандр.

Мы находились южнее осаждавшей крепость армии Лорда Ямады. В пасанге к западу от нас проходила дорога, вдоль которой были вкопаны колья, увенчанные человеческими головами. Я не сомневался, что близость к этому длинному, мрачному шоу облегчила нам вербовку осведомителей среди местного крестьянства. В тех местах, где прошла армия Ямады, трудно было найти любовь к его дому. Его беспощадная тирания, построенная на мечах, вызывала крайнее неприятие. Так что нам не составило труда получить информацию о местонахождении складов, маршрутов и графиков движения караванов с продовольствием. Особенно меня интересовали секретные склады, небольшие замаскированные амбары, разбросанные по округе, чьё расположение, очевидно, было тайной даже для многих из высокопоставленных офицеров армии генерала Ямады. Такие скрытые склады, очевидно, позволяли сократить линии снабжения и облегчить манёвр и перегруппировку войск, как в случае наступления, так и обороны. А если война закончится поражением или изгнанием, они помогут обеспечить средствами отступающую армию или поддержать её неожиданное возвращение и контрнаступление. Забота о таких мерах, очевидно, была в отличительной чертой генерала Ямады. Другие склады, большие, крепкие строения, ворота которых были украшены гербами дома Ямады, можно было бы посетить позже, возможно, для того, чтобы предать их огню.

— Капитан-сан, — обратился ко мне Ичиро, обычно служивший знаменосцем, а сейчас пришедший со стороны дороги, пробравшийся через заросли кустарника и пропущенный часовыми.

— Докладывай, — разрешил я.

— Я замаскировался под полуслепого коробейника, — начал он, — и вместе с другими маркитантами, следующими за армией, прошёл в лагерь Ямады. Лагерь снабжается в изобилии.

— Ну, это продлится недолго, — ухмыльнулся я.

— Моральный дух в войсках Ямады на достаточно высоком уровне, — продолжил свой доклад Ичиро. — Генерального штурма ожидают с нетерпением. Но великий Ямада тянет с началом атаки, чтобы довести гарнизон крепости до полной неспособности защититься.

— Я так и предполагал, — кивнул я.

Я и не сомневался в способностях Ямады, уже не раз продемонстрировавшего свои таланты в том, что касалось вопросов ведения войны. Его тактические и лидерские качества поражали воображение. Впрочем, иные редко занимают место сёгуна.

— А ещё в лагере говорят о том, что Тэрл Кэбот, тарнсмэн, оставил флаг Темму, и что тарновая кавалерия, точнее то, что от неё осталось, исчезла.

— Хорошо, — прокомментировал я.

— Они очень удивлены и обрадованы, — добавил Ичиро.

— Превосходно.

— Также я меня есть новости из крепости, — улыбнулся наш знаменосец. — К солдатам возвращаются силы. Больше никто не осуждает Тэрла Кэбота, тарнсмэна. Они накормлены и довольны.

— А на парапетах дежурят только самые доверенные гвардейцы? — уточнил я.

— Так и есть, Капитан-сан, — подтвердил Ичиро. — Всех других отвели в тыл.

Итак, подумал я, пусть в замке действуют шпионы врага, но теперь им будет трудно, и даже можно надеяться, невозможно, общаться с генералом Ямадой. Теперь внешние парапеты были закрыты для передачи сигналов, сообщений или что там это было. В тарновой кавалерии я был уверен полностью. Как, впрочем, и в том, что никаких свободных перемещений курьеров между замком и лагерем генерала Ямады просто не могло быть. Лорд Темму проследил за этим. Просто подойти к воротам, считалось преступлением, наказание за которое было предусмотрено только одно — смерть.

— Ты молодец, храбрый Ичиро, — похвалил я и, отметив, что парень смущённо опустил голову, добавил: — Только настоящий храбрец мог сделать то, что сделал Ты.

— Я очень рад, что оказался полезен моему командиру, моему даймё и сёгуну, — проговорил он.

— Думаю, немногие смогли бы сделать это, — сказал я.

— Я из отряда Тэрла Кэбота, тарнсмэна, — поклонился он.

— Как дела у Таджимы? — поинтересовался я.

— Он в порядке, практически восстановился и теперь проживает в замке, — ответил Ичиро, подняв голову. — Он опасается, что решительный штурм может начаться в скором времени, но желает встретить его в крепости.

Мне вспомнилось, что Таджима, подозревая, и я бы предположил небезосновательно, что его шансы выжить в горах гораздо выше, чем Ичиро, посреди хаоса и резни атаки на наш первый лагерь, передал Ичиро своего тарна и приказал тому улетать. Впоследствии я побаивался, что если бы выяснилось, что Таджима погиб в горах, то Ичиро мог обратиться к помощи ритуального ножа. К счастью, Таджима выжил и даже, насколько я мог судить, почти полностью поправился, хотя я всё ещё колебался относительно того, чтобы послать его навстречу врагу. Признаться, мне было трудно понять Ичиро и людей его вида. Ему было приказано улетать, следовательно, в свете дисциплины он не имел никакого иного выбора, кроме как повиноваться Таджиме, своему командиру. На мой взгляд, если когда и нужно было бы думать о ритуальном ноже, так это в случае отказа повиноваться приказу. С моей точки зрения, конечно, жизнь была более правильным маршрутом чести, чем смерть. Я никогда с энтузиазмом не воспринимал идею того, чтобы броситься на меч или каким-либо другим способом свести счёты с жизнью. Уж лучше умереть с оружием в руке, стоя лицом к лицу с врагом. С другой стороны, кто я такой, чтобы говорить о чести другим, если сам когда-то давно, в дельте Воска, предал её? Есть множество путей, так что пусть каждой ищет свой собственный.

— Таджима, боюсь, — хмыкнул я, — положил глаз на Сумомо.

— Очень опрометчиво с его стороны, — покачал головой Ичиро.

— Он ещё в тарновом лагере частенько посматривал в её сторону, — сказал я.

— Боюсь, что и теперь, оказавшись в крепости, он продолжает в том же духе, — вздохнул Ичиро.

— Очень опрометчиво с его стороны, — улыбнулся я.

— Я тоже так думаю, Капитан-сан, — поддержал меня он.

— Это — ирония, — на всякий случай пояснил я.

— Да, Капитан-сан, — поклонился Ичиро.

— Мы уже наполнили рисом почти все корзины, — сообщил ему я, — так что иди отдыхай. С наступлением темноты мы вылетаем в крепость, надо доставить это продовольствие туда.

— Да, Капитан-сам, — кивнул Ичиро, повернулся и ушёл.

Я надеялся, что ему хотя бы немного удастся вздремнуть.

Сам же я пошёл в небольшой амбар, припасы которого так помогали нам.

— Как идут дела? — спросил я Торгуса.

— Когда мы закончим, здесь мало что останется, — усмехнулся он.

Из пятидесяти одного тарна, пережившего набег на наш первый лагерь, в этой операции мы использовали сорок. Каждый нёс по две больших корзины для перевозки риса, по одной с каждой стороны седла. Из оставшихся одиннадцати птиц, шесть были выделены для поддержания связи между замком, новым лагерем и, если можно так выразиться, нашими складами продовольствия, которые менялись, день ото дня. Другие пять тарнов использовались для разведки и составления подробных карт местности. Я не думал, что в павильоне Ямады было известно о наших действиях, по крайней мере, пока. И даже если бы наши шалости обнаружили, то потребовалось бы некоторое время, чтобы известие об этом достигло ушей лорда, поскольку стремительные тарны были только у нас, и у него, учитывая тот факт, кайилы на этих островах были неизвестны, скорость передачи информации ограничивалась скоростью бегунов, используемых для передачи сообщений между его лагерем, городами и столицей.

— Корзины готовы, — наконец, доложил Торгус.

— С наступлением темноты мы вылетаем, — предупредил я и, окинув взглядом ряды корзин, проворчал: — Они обменяли рабынь на один — два фукуро риса за каждую.

— Гарнизон голодал, — напомнил Торгус.

— В каждой из этих корзин, — сказал я, — помещается по несколько фукуро риса.

— Кто бы мог подумать, что рабыни уйдут настолько задёшево, — хмыкнул Лисандр.

— Голодающий за чашку риса отдаст статерий Брундизиума или тарн Ара, — покачал головой Торгус.

— Интересно было бы знать, где находятся рабыни, — пробормотал я. — И что с ними стало.

— Боюсь, этого никто не знает, — развёл руками Лисандр.

— У нас ведь есть разведчики, — заметил Торгус. — Быть может, они заметят клетки, загоны, караваны.

— Один или два фукуро риса, — вздохнул я.

— Большинство ушло всего за один, насколько я понимаю, — сказал Торгус.

— Вы возражаете? — поинтересовался Лисандр.

— Не из-за продажи, — пояснил я, — для них подходяще быть купленными или проданными. Они — товар.

— Но не так же дёшево, — буркнул Торгус.

— Вот именно, — поддержал я его.

— Боюсь, у Лорда Темму не было большого выбора в этом вопросе, — напомнил Лисандр.

— Да я понимаю, — вздохнул я.

— Но Вы раздражены, — заметил Лисандр.

— Да, — не стал я отрицать очевидного.

— А что, кому-то это могло бы понравиться? — осведомился Торгус.

— Согласен, — кивнул Лисандр, — полагаю, что большинству бы это не понравилось.

Даже кувшинная девка или девушка чайника-и-циновки на большинстве рынков вероятнее всего принесла бы что-то между двадцатью и тридцатью медными тарсками. В лучшие времена фукуро риса обычного размера можно было купить всего за один или два бит-тарска.

— Скоро стемнеет, — констатировал Торгус.

Рабыни, как правило, создания довольно тщеславные. Правда, тщеславие их не такое, как у свободных женщин, высокомерных в своей свободе, самодовольных в своей воображаемой красоте, на которых рабыни обычно смотрят хотя и с ужасом, но свысока. Их тщеславие — это тщеславие рабыни. Есть гореанский эпитет, «рабски красивая» или «достаточно красивая, чтобы быть рабыней». Подозреваю, что даже свободная женщина, получив такой комплемент, пусть и симулируя возмущение, втайне будет довольна такой оценкой. Какая женщина не хотела бы быть признанной «рабски красивой» или «достаточно красивой, чтобы быть рабыней»? Рабыня, женщина которую мужчины взяли в свои руки и надели на неё ошейник, не сомневается в своей привлекательности и желанности. Разве это не было подтверждено клеймом на её бедре и ошейником на шее? Ведь это и есть самые лучшие знаки качества, те самые доказательства того, что мужчины нашли её достойной неволи, достойной того, чтобы быть выставленной на торги и проданной. Так что, нет ничего удивительного в том, что рабыня тщеславна, ведь она знает, что она — приз, что она настолько желанна и возбуждающа, что мужчины, как это велит им их природа, не будут довольны ничем иным, кроме как полным её обладанием. В результате девушки соперничают друг с дружкой, хвастаются своей ценой и тем жаром, с которым эту цену за неё предлагали, прежде чем забрать их со сцены аукциона. И что же теперь, подумал я, будет ли какая-нибудь из тех рабынь мериться со своими сёстрами по загону своей ценностью, выяснять какая их них ушла за мешок риса, а какая за два?

— Завтра мы опять отправимся за едой? — осведомился Лисандр.

— Не думаю, — покачал я головой.

— Что тогда? — встрепенулся Торгус.

— Я собираюсь поговорить с Лордом Окимото, — ответил я, — который, я надеюсь, передаст мои слова Лорду Темму.

— Почему? — спросил Торгус.

— Это часть моего плана, — ухмыльнулся я.