Разбойники, остававшиеся внутри, дико заозирались. На их лицах читалась неуверенность и страх, их руки судорожно сжали оружие. Несколько человек заметались по залу, а потом бросились к двери, ведущей в кухню, в надежде покинуть постоялый двор через чёрный ход. Вскоре после этого оттуда донеслись встревоженные и частью предсмертные крики. Я слышал звуки ударов, падений, крики гнева, а затем хлопнула дверь чёрного хода, и проскрежетал засов. Ни одна стрела больше не прилетела через главный вход. Паньские лучники редко пускают стрелы, не видя ясной цели. Ясуси, которого успели развязать только частично, при этом порвав ему рубаху, высвободил одну руку и смог вырываться. Разбойники отступили и повернулись к своему атаману, который быстро выглянул наружу, стараясь сильно не высовываться. В тот же момент ещё одна стрела ударила в дверной косяк и задрожала с вибрирующим звуком. Я видел её размазанную тень с другой стороны дверного проёма.
— Убейте их! — приказал Араси, но глефы двоих фуражиров остановили порыв его людей, отогнав от Ясуси и Таджимы, который по-прежнему оставаясь беспомощно связанным, смог откатиться в сторону.
Снаружи донёсся женский крик, не исключено, что это кричала Незуми. Я надеялся, что им хватит здравого смысла упасть на землю или скрыться за повозкой, нагруженной мешками риса. Мы с Харуки попятились назад, по пути опрокинув украшенную драконом ширму, которую, споткнувшись, раздавили, а затем, пробравшись мимо низкого стола, прижались спинами к стене постоялого двора. Там мы, казалось, забытые всеми, присели за обломками ширмы. С этого места мы могли видеть почти весь обеденный зал и часть кухни. Один из этих трёх фуражиров, их вожак, трудился над узлами верёвок Ясуси.
— Мы — ваши люди, благородный! — заверил он Ясуси.
— Быстрее! — крикнул на него тот. — Поторапливайся! Вот доберёмся до лагеря, я всем вам бесполезным, глупым, ленивым болванам устрою хорошую порку!
— Да, благородный, — не скрывая радости, воскликнул старший фуражир и, выхватив нож, разрезал верёвки на щиколотках офицера.
Один из разбойников дёрнулся, явно собираясь прыгнуть к Ясуси, но выпад глефы пресёк его попытку, и он отступил, зажимая кровоточащую рану.
Снаружи прилетел новый крик. На этот раз кричала другая девушка.
Старший фуражир, закончив с путами Ясуси, занялся освобождением Таджимы. Я окинул взглядом обеденный зал. Двум глефам, прикрывавшим Ясуси и Таджиму, противостояли дубины, мечи, ножи и одна глефа разбойников, которые, хотя и были растеряны и смущены, но подавляюще превосходили численно. Я очень сомневался, что с двумя глефами, даже при хорошем уровне владения ими, можно было выстоять против организованного нападения. Глефа — это не вакидзаси, тем более не ещё более короткий танто, и не типичный гореанский гладий, в отличие от этих клинков она не предназначена для боя на короткой дистанции.
Араси метнулся к двери постоялого двора и благополучно успел захлопнуть и запереть её. В следующее мгновение, пробив дверь, одна за другой высунулись четыре стрелы.
— Их не может быть много! — крикнул он.
— А что если их тысяча! — воскликнул один из его людей. — Их там может быть как листьев в лесу, как песка на берегу!
— Скорее, не больше десяти, — осадил паникёра Араси. — Несомненно, мы превосходим их численно, даже несмотря на потери!
У меня, разумеется, тоже не было никаких идей, относительно того, что могло происходить вокруг постоялого двора, но мне был понятен замысел тех, кто находился снаружи. Это была обычная стратегия, призванная смутить противника относительно характера и количества своих сил. Подозрения и страхи твоего врага часто работают на твоё преимущество. Пусть он предполагает худшее. Было ли снаружи сто человек или десять, скрывавшихся, перемещавшихся и обстреливавших осаждённых? Прибыла ли сюда сотня, или это был десяток бойцов, проходивших мимо по направлению к северной дороге, сумевших воспользоваться эффектом внезапности организовать эффективный обстрел в условиях ограниченной видимости? Десять воинов могут победить сотню врагов, если эти десять будут раз за разом нападать на пятерых из сотни. Даже исходя из самых ранних, дошедших до нас описаний войн, как земных, так и гореанских, становится ясно, что уже тогда люди понимали и применяли разнообразные сложные тактические приёмы. Есть мужчины, которые изучают искусство войны с той же алчностью и вниманием, с какой другие изучают состав почвы и движения звезд.
— Их там не больше десятка! — заявил Араси.
Я подозревал, что Араси был недалёк от истины, но что если это было не так?
— Сотня! — предположил разбойник.
— Десять! — раздражённо бросил Араси.
— Эти десять могут оказаться воинами! — заметил другой мужчина.
Очевидно, у тех, кто находился снаружи, точнее у некоторых из них, имелись луки. А вот в распоряжении в разбойников, людей простых и невежественных, этого грозного оружия не было. Они по большей части обходились ножами и дубинами.
Действительно, разве десять бойцов, имеющих по десять стрел каждый, не сможет противостоять сотне, вооружённой ножами и дубинами, если эта сотня не может добраться до них и пустить в ход своё оружие?
Безусловно, стрельба по стреноженным веррам является бедным развлечением.
— Если их там много, — усмехнулся атаман, — чего же они не попытались войти внутрь?
На мосту, в узком проходе, в дверном проёме даже малыми силами можно сдерживать натиск многочисленного противника.
— Подождём пока стемнеет, — сказал атаман, — а потом дружно выбежим наружу и бросимся врассыпную.
— Они зажгут факелы и будут поддерживать огонь, — возразил один из разбойников.
— Мы возьмём столы, — решил Араси, — и прикроемся ими от первого залпа, а затем растворимся в темноте.
— А что если их там много? — никак не успокаивался его подчинённый.
— Если бы их было много, — повторил свой довод Араси, — они выломали бы дверь.
«А ведь этот Араси, — подумал я, — очень проницателен. Похоже, он знает о войне куда больше, чем можно было бы ожидать от крестьянина или разбойника». Также я предположил, что он может знать и о другой возможности. Безусловно, это был тот шанс, который он, вероятно, предпочёл придержать для себя. Вряд ли это поощрило бы его людей.
— Я чувствую запах дыма! — внезапно крикнул кто-то.
Я тоже почувствовал это, и даже услышал пугающий треск, прилетевший сверху.
— Крыша горит! — закричал другой разбойник.
Огня пока видно не было. Крыша была скрыта полом чердака, используемого в качестве спальни для посетителей, попасть на который можно было по лестнице, установленной в дальнем углу обеденного зала. Но треск пламени, пожирающего соломенную крышу, уже был слышен отчётливо, а вскоре мы почувствовали жар, разливавшийся в воздухе.
Часть разбойников находилась в кухне, у чёрного хода, который они забаррикадировали. Большинство, семь человек, не считая их атамана, назвавшегося Араси, скопились в обеденном зале. Они стояли растерянные и напуганные. В стороне, прижимаясь спинами к стене обеденного зала, вероятно, забытые вследствие внезапно возникшей угрозу и шума, стояли Таджима и констебль Ясуси. Оба были безоружны, но между ними и злоумышленниками заняли позицию фуражиры, двое с глефами, один с ножом. Таджима дико озирался. Судя по всему, молодой воин отлично осознавал нависшую опасность, которая вовсе не ограничивалась клинками и дубинами разбойников. Ясуси сверлил взглядом Араси. Его руки то сжимались в кулаки, то раскрывались, словно он надеялся, что в них так или иначе может появиться оружие.
Араси махнул рукой в сторону Таджимы, Ясуси и асигару, и крикнул:
— Убить их!
Разбойники повернулись и в нерешительности затоптались на месте. Кому-то из них предстояло стать первым, кто бросится на глефы, выставленные решительно сжимавшими их асигару. Тем не менее, я был уверен, что бандиты, несмотря на опасность и охватившую их панику, а также на их страх перед неизвестным количеством врагов, поджидавших их снаружи, выполнят команду своего атамана.
В действительности, учитывая их растерянность и смущение, я думал, что они могли быть готовы отреагировать на любой заказ, адресованный им с достаточной властью, возможно, им даже было не важно, кто именно им его отдал. Я сомневался, что две глефы и нож, могли противостоять одновременному нападению нескольких отчаянных мужчин.
— Убить их! — повторил свой приказ Араси.
— Назад! — крикнул Харуки, стоявший прижимаясь спиной к стене, напуганный, растерянный, старавшийся казаться незаметным, да и никем не принимаемый в расчёт.
Но к тому моменту, как он подал голос, я уже успел пересечь половину зала. У ближайшего к нам разбойника, стоявшего лицом к фуражирам и приготовившегося нападать, уже не было времени реагировать. Он успел только озадаченно поднять голову, пытаясь понять, что за звук, что за движение происходит за его спиной, когда мои плечи всем моим весом врезались в заднюю часть его коленей. Мужчина взмахнул руками, и неловко завалился на спину. Мгновенного замешательства мне хватило, чтобы оказаться на ногах и опустить пятку на горло упавшего. Его рука ещё сжимала эфес катаны, отобранной у Таджимы. Удар ногой по его запястью, и пальцы разжались, высвобождая рукоять. Размашистым пинком я отправил освободившийся клинок между ног застывших от неожиданности разбойников, напряжённых асигару, в полёт к Ясуси. Воин схватил меч и огласил зал своим восторженным криком.
Руки мои по-прежнему оставались за спиной, и сделать что-то большее я был не в состоянии. Мне оставалось только присесть и ожидать худшего. Однако на меня никто так и не напал.
Два разбойника, рухнули на пол словно снопы, срубленные шагнувшим вперёд, ликующим Ясуси. Остальные поспешили отступить с его пути. Один даже бросил на пол своё оружие.
Было слышно, как огонь с рёвом поглощает крышу. Потом над нашими головами раздался удар. Похоже, одна их досок обрешетника крыши упала на пол чердака. Искры уже сыпались вокруг лестницы. Было очевидно, что ещё немного, и пожар перекинется на соломенный пол чердака и прольётся пламенем вниз.
Араси повернулся и на мгновение удивлённо замер, увидев бегущего к нему вооружённого Ясуси. Впрочем, его замешательство длилось не долго, и он, подняв свою катану, отбил жестокий удар, нацеленный срубить его голову. Его собственный выпад тоже был почти безразлично отклонён Ясуси.
— Не бойся, — прорычал воин. — Я собираюсь взять тебя живым.
— Умри! — выкрикнул Араси, бросаясь на него.
— Спорим, — усмехнулся Ясуси, — Ты даже не сможешь дотронуться до меня.
— Ай! — вскрикнул Араси от боли.
— А вот я могу достать тебя в любой момент, когда захочу, — констатировал Ясуси.
Атаман разбойников вздрогнул и попятился назад. На его рубашке расплывалось ярко красное пятно.
Четверо, остававшихся в обеденном зале разбойников бросились прочь из зала в кухню.
— Бежим отсюда, — завопили они своим товарищам, сгрудившимся у двери чёрного хода.
— Там же лучники! — осадил их кто-то из присутствовавших там.
— А в зале воин, — закричал один из убежавших из зала. — Он вооружён.
— Это — ларл, — вторил ему другой, — ларл с клыками стали и он свободен!
— Открывайте дверь. Бежим! — кричал третий.
Тем временем Таджима подхватил с пола вакидзаси, малый меч, выпавший из рук одного из убитых разбойников, и избавил мои запястья от верёвок. Волокна распались буквально от одного касания клинка. Такое лезвие может разрезать падающий шёлковый платок.
Из кухни доносился грохот и тяжёлые удары. Деревянные брусья, ящики и сундуки летели на пол, освобождая выход из постоялого двора. Вдруг раздался резкий стук, сопровождавшийся характерным треском. Стрела возилась в дверь снаружи.
Я не знал того, что происходило вокруг постоялого двора, но я не завидовал несчастным, поражённым паникой разбойникам, которые, вопя от страха, мешая друг другу, рвались наружу, где их ждали слепящий солнечный свет и безжалостные стрелы. Три фуражира, теперь все вооружённые глефами, отступили к стене, так что в распоряжении Араси и Ясуси было всё главное помещение постоялого двора, его обеденный зал, в котором становилось жарко. Дым заполнял помещение, воздух стал жёстким и сухим.
Забрал свой танто у одного из двух разбойников, которых Ясуси, едва заметив, просто убрал со своего пути двумя небрежными жестами стали, я избавил Харуки от верёвок.
— Взгляните на Ясуси! — восторженно воскликнул Таджима. — Посмотрите, как он владеет мечом. Этот человек — настоящий мастер!
Ясуси теперь, фактически, не больше чем играл с отчаявшимся, наполовину обезумевшим Араси.
— Нам нужно выбираться с постоялого двора, — сказал я. — Когда крыша рухнет, она может проломить пол чердака, и тогда нам всем конец!
Харуки закашлялся. Далеко же его занесло от красоты, цветов и ароматов его сада.
— Этот человек — мастер! — заявил Таджима, в голосе которого слышалось благоговение.
— Уходим отсюда, — позвал я.
— А как же те, кто снаружи? — спросил Таджима.
— Это теперь не имеет значения, — отмахнулся я, и именно в этот момент сверху раздался грохот. — Крыша падает!
Нам оставалось надеяться только на то, что пол чердака продержится достаточно долго, чтобы мы успели покинуть постоянный двор. Огонь наверху ревел оглушительно, новые волны жара и чада влетали в зал. Сквозь трещины в потолке, о которых я до этого даже не подозревал, можно было видеть яркие блики пламени, пожиравшего крышу.
— Убей меня! — наконец взмолился Араси.
— Э нет, — усмехнулся Ясуси. — Ты нужен мне живым.
Я понятия не имел, что случилось с теми из разбойников, которые покинули постоялый двор через чёрный ход, как и с теми, которые готовили рис и рабынь к отбытию, и чьей судьбой интересовался мнимый владелец постоялого двора, как раз перед тем, как получил стрелу в грудь.
В конце концов, Ясуси выбил клинок из рук атамана разбойников, и тот замер перед ним, утомлённый, окровавленный, безоружный.
— Ты арестован, — подытожил Ясуси.
Его оппонент, зло сверкнув глазами, уставился в пол.
— Связать его, — приказали Ясуси трём асигару, — на два поводка, глаз с него не спускать, держать глефу за его спиной постоянно.
— Да, благородный, — отозвался старший из фуражиров.
— Я бы предположил, что теперь самое время покинуть постоялый двор, — напомнил я.
Ясуси подобрал с пола свой собственный меч и вернул Таджиме его катану.
— У него плохой баланс, — не удержался от комментария Араси.
— Просто он выкован не для твоей руки, — ответил на это Ясуси.
Теперь оба воина, Ясуси и молодой Таджима, были вооружены своим собственным оружием.
Сбрасывая засовы, которыми Араси запер дверь, я опасливо косился на потолок, готовый вот-вот рухнуть, залив зал огнём и засыпав горящими досками и соломой. Дым клубами расползался по помещению. По дальней стене уже плясали языки пламени.
Наконец, дверь главного входа постоялого двора была освобождена и распахнута, и двое асигару, вцепившись в поводки, подтащили к дверному проёму Араси, торс которого был туго обмотан верёвкой, а потом выпихнули его во двор. За ним следом зал покинул Ясуси, сжимавший мечи в обеих руках.
— Я — Ясуси, — объявил он, едва оказался снаружи, — констебль армии Лорда Ямады. Этот человек — Араси, разбойник. Он — мой пленник.
Едва мы все успели выйти из постоялого двора, как потолок обрушился, выбросив облако жара и дыма нам вслед.
Оказавшись снаружи, мы первым делом принялись озираться. Как я не старался, но никого не увидел, хотя и знал, что кто-то здесь был.
— Где они? — спросил я, нарушив напряжённое молчание.
— Вокруг, — ответил Ясуси.
— Господин! — раздался восхищённый крик Незуми, стоявшей последней в караване, привязанной к нему верёвкой за шею.
Свободный конец караванной верёвки был прикреплён к задку повозки, загруженной рисом. Руки девушек были связаны за спиной. Рабыни постоялого двора носили распашные туники без рукавов, скрывавшие даже меньше чем туника полевой рабыни, которая была на Незуми. На континентальном Горе, как правило, для создания каравана невольниц используют цепи, а не верёвки, а девушек, прежде чем построить обычно раздевают, чтобы сохранить туники в чистоте, уберечь одежду от дорожной пыли и грязи. Цепь куда надёжнее простой верёвки. Если привязанная рабыня может попытаться убежать, то у прикованной цепью нет шанса даже начать это делать. Кроме того, считается, что цепь производит на женщину более значимый эффект. У женщины, оказавшейся на цепи, остаётся немного простора для сомнений в том, что она — рабыня.
— О, Господин! — не в силах скрыть радости кричала Незуми. — Вы живы, Господин!
Таджима, с выражением явного недовольства на лице, шагнул к ней.
— На колени, — процедил он. — Голову вниз!
— Да, Господин! — испуганно пролепетала девушка.
Другие рабыни, не на шутку встревоженные, торопливо приняли ту же позу, весьма значимую для женщины, позу, подходящую для женщины, позу покорной рабыни.
— Тебе кто-то давал разрешение говорить? — поинтересовался Таджима.
— Простите меня, Господин, — выдавила из себя его рабыня.
— Я никого не вижу, — сказал я.
— Похоже, они не торопятся показывать себя, — заключил Ясуси.
— Возможно, мы сейчас являемся мишенью для их стрел, — предположил я.
— Я бы не стал этого исключать, — согласился со мной констебль.
В этот момент Таджима приблизился к Ясуси и коротко поклонившись, сказал:
— Я поражён вашим умением, Вы — превосходно владеете мечом.
Ясуси вежливо вернул ему поклон. Мой друг, конечно, поклонился первым, и поклон его был глубже.
— Редко можно увидеть такое умение, — продолжил Таджима. — Вы — настоящий мастер.
— Когда-то давно, — сказал Ясуси, — на территории дворца Лорда Ямады, Сёгуна Островов, мне повезло брать уроки у странствующего учителя. Вот он был настоящим мастером меча.
— Могу ли я поинтересоваться, благородный, — спросил Таджима, — его именем?
— Конечно, можете, — кивнул Ясуси. — Его звали Нодати.