Мятежники Гора

Глава 62 Я смотрю на восток

Было ясное утро, лёгкий ветерок приятно холодил лицо. Я стоял на тяжёлых досках большого причала, у подножия длинной обнесённой стенами тропы, ведущей наверх, в замок Темму, видневшийся в вышине, почти закрытый облаком.

У причала, покачиваясь на швартовах, стоял больной парусник, со сложенными, усиленными досками парусами и высокой кормой. Это был «Речной Дракон», недавно вернувшийся с континента. Капитан Накамура провёл его через Тассу в Брундизиум и обратно.

Корабль Терсита продемонстрировал возможность достижения Конца Мира, после чего капитан «Речного Дракона», вдохновлённый успехом Терсита, в свою очередь отважился бросить вызов Тассе, но уже в восточном направлении. Он сумел провести свой корабль в большую гавань Брундизиума и вернуться к своему родному причалу в землях Темму. Теперь корабль был отремонтирован, переоборудован, и готов предпринять очередное смелое и опасное, но «ныне доказанное и практичное», путешествие снова. Мне предстояло подняться на его борт.

— Местные воды теперь безопасны, — сказал капитан Накамура, — за исключением случайных пиратов.

— Я рад, — улыбнулся я.

— В Брундизиуме к моему возвращению должны были приготовить много товара, — сообщил он. — Мы собираемся привезти на острова кайил, босков и яйца больших тарларионов.

— Но никаких больше драконов, — пошутил я.

— Не понял, — удивлённо уставился на меня капитан корабля.

— Это — шутка, — пояснил я.

— Юмор варваров иногда труден для моего понимания, — заключил мой собеседник.

Затем он перевёл взгляд на большого, косматого, гибкого зверя льнувшего к моему бедру. Это был Рамар, хромой слин, привезённый сюда из лагеря тарновой кавалерии, расположенного примерно в ста двадцати пасангах к северу от крепости Темму. Я знал, что он часто патрулировал периметр того лагеря, охраняя его, как свою территорию, как это свойственно слинам. Мы подозревали, что во многом именно он был залогом нашей безопасности. В его зубах нашёл свой конец не один нарушитель или шпион, пытавшийся просочиться в окрестности лагеря. Это было определено охранниками, обнаружившими останки.

Рамар потёрся своей крупной, треугольной головой о мою ногу, и я потрепал его по голове. Будь это рука кого-то другого, скорее всего, она была бы оторвана.

— И слинов тоже, — кивнул капитан Накамура. — Для них найдётся много применений.

— На корабле Терсита на запад с континента были доставлены яйца тарнов, — поведал я. — Теперь они перенесены в лагерь тарновой кавалерии, и некоторые уже высижены.

— Интересно, — отозвался Накамура.

Кавалерия зарезервировала за собой право владеть тарнами, разводить и обучать их. Это было одним из условий, предусмотренных в «Соглашении».

— Простите меня, — сказал капитан Накамура, — но я должен уделить время своим обязанностям.

Мы обменялись поклонами.

— С приливом, — напомнил он на прощание.

— С приливом, — подтвердил я.

Гулкий звон первого гонга пролетел над гаванью.

В течение прошедших месяцев небеса оставались чистыми. Тень железного дракона больше не падала ни на земли Ямады, ни на владения Темму. Зато слухов о нём было предостаточно. Обычно те, кто разносил эти слухи, говорили шёпотом или успокоительным тоном. Тысячи историй, обрастая подробностями, бродили по островам, передавались из уст в уста на деревенских рынках, в додзё и бараках, во внутренних дворах и на полях, в крепостях и сараях, вокруг походных костров и даже в коридорах дворцов. Все они сводились к тому, что чудовище возвратилось в своё тайное логово, чтобы охранять сокровища и, возможно, дремать в течение следующей тысячи лет. Дракон вернулся в страну тайны, из которой появился, расположенную где-то пугающе далеко, в землях скал и пламени, в широком и полном ядовитых испарений провале, ведущем в самые недра тёмной, холодной страны, лежащей где-то за лунами.

Как бы то ни было, все сходились во мнении, что железный дракон покинул острова, и никогда не сможет сюда вернуться.

Но небеса оставались чистыми. Соответственно, люди, следуя своей природе, начали заново строить свою жизнь по издревле устоявшимся лекалам, расписывающим приход и уход, сев и охоту, лов рыбы и сбор урожая, прибыли и потери, накопления и траты, строительство и разрушение, планирование и заговоры, любовь и ненависть. Крестьяне вернулись в свои деревни, имущество и жёны возвратились в их дома и владения, украшения и монеты были выкопаны, начали обрабатываться поля, частоколы восстановлены, ворота отремонтированы, торговцы пошли по дорогам в поисках клиентов, а воины, голодные и босые, утомлённые и израненные, вложив оружие в ножны, потянулись назад, к рису и даймё.

— Я думаю, Вы уже заметили грозящую вам опасность, — сказал я Лордам Нисиде и Окимото, — вокруг вас тысячи воинов и асигару.

— Дорога была чиста, мы не встретили никакого сопротивления, — заметил Лорд Окимото.

— И вам это не показалось странным? — осведомился я. — Неужели вас не насторожило, что вы не видели врага, пока не углубились в его страну, пока не оказались на полностью враждебной территории, далеко от линий снабжения и без возможности получить подкрепления?

— Это что, ловушка? — спросил Лорд Окимото.

— А разве это ещё не очевидно? — пожал я плечами.

— А я предупреждал об этом, — насупился Лорд Окимото, посмотрев на Лорда Нисиду.

— Но если у вас есть несколько тысяч солдат, Вы можете продемонстрировать хорошую мину при плохой игре, — сказал я.

Лорд Окимото выглядел явно раздосадованным.

— Например, вы могли бы попытаться прорваться и отступить на север, — добавил я.

— Прорваться? — переспросил Лорд Окимото.

— Конечно, — кивнул я, — уверен, вы уже должны были понять, что окружены.

Я объяснил Араси, что отряды его людей должны маячить впереди, позади и на флангах, не приближаясь, но и не особенно скрываясь. Конечно, разведчики не могли их не заметить, соответственно, они проинформировали Лордов Нисиду и Окимото о своих наблюдениях.

— Я пытался убедить Лорда Темму отправить на юг больше войск, — проворчал Лорд Окимото.

— Возможно, тысяч пять? — предположил я.

Насколько я знал, Лорд Темму не смог бы направить на юг даже четыре тысячи бойцов, даже вместе с дезертирами и новичками, уже не говоря о пяти тысячах. Нет, вообще-то пять тысяч мужчин у него, может быть, набралось бы, но отправив их на юг, он оставил бы свой замок на милость уртов и джардов.

Лорд Нисида всё это время сохранял молчание, не вмешиваясь в наш разговор.

— Лорд Ямада, — сообщил я, — лично вышел вам навстречу. Он ждёт вас на дороге.

— Я был уверен, что он мёртв, — сказал Лорд Окимото.

— Это не так, — заверил его я.

— Он потерпел поражение, — настаивал Лорд Окимото, — его все покинули.

— Похоже, это вам доложила разведка, — заключил я. — Вынужден вас разочаровать, эта информация далека от реальности.

— Но Лорд Акио…, - начал было Лорд Окимото.

— А вот Лорд Акио мёртв, — перебил его я.

— Так что, Ямада жив? — спросил Лорд Окимото.

— Да, — подтвердил я, — и встал во главе своей армии. А это тысячи бойцов.

— А как же железный дракон? — удивился Лорд Окимото.

— В небе чисто, — пожал я плечами.

— Что заставило вас прийти сюда? — поинтересовался Лорда Окимото.

— Я противник бессмысленной резни, — ответил я.

— Ямада выжидает? — спросил Лорд Окимото.

— Пока, — сказал я. — Он уверен, что вы продвинетесь дальше, глубже в его ловушку.

— А если мы не станем это делать? — уточнил Лорд Окимото.

— Я бы на вашем месте остерегался после наступления темноты, — посоветовал я.

— Что Вы можете нам порекомендовать, Тэрл Кэбот, тарнсмэн? — вежливо поинтересовался Лорда Нисида. — Повернуть и бежать на север?

— Нет, Лорд, — покачал я головой. — Я боюсь, что уже слишком поздно. Я рекомендовал бы вам остановиться здесь и укрепить свой лагерь.

— Нас предали, — буркнул Лорд Окимото. — Нам сообщили, что войска Ямады рассеяны, большинство разбежались, и юг, оставшийся без поддержки, теперь уязвим.

— Он вышел вам навстречу и ждёт на дороге, — сказал я.

— Нас уверяли, что у него не осталось людей, — проворчал Лорд Окимото.

— И кто же вас в этом уверял? — полюбопытствовал я.

— Посланец Лорда Акио, — ответил Лорд Окимото.

— Лорд Акио мёртв, — напомнил я. — И что же вам сообщил тот посланец?

— Что его у его лорда сторонников как песка на берегу, как листьев на дереве, — сказал Лорд Окимото.

— Укрепите лагерь, — повторил я свой совет. — Это поможет вам пережить ночь. Утром вы сможете выслать разведку. Если вы посчитаете, что это разумно, можете продолжать двигаться на юг, в противном случае я бы посоветовал связаться домом Темму, посредством почтовых вуло, и ждать тарнсмэном с ответом из замка.

— Мы подождём распоряжений от Лорда Темму, — решил Лорд Окимото, а затем повернулся к подчиненному и приказал: — Преступить к укреплению лагеря.

На мой взгляд, для нас было удачей, что на место командующего этой маленькой, вероятно, не больше тысячи солдат, силы вторжения, Лорд Темму назначил своего кузена Лорда Окимото. Он вовсе не был трусом, но он был одним их самых осторожных офицеров, и его осторожность, очевидно, значительно превосходила его решительность. Лорд Нисида был бы лучшим командующим, способным более рассудительно сбалансировать риски. Иногда стрела должна лежать на тетиве, чтобы в любой момент можно было натянуть лук и выпустить стрелу в цель.

Тарнсмэн почти наверняка должен был быть одним из моих товарищей по кавалерии. Сомнительно, чтобы доставку важных сообщений доверили бы Тиртаю, или его товарищу, предположительно переметнувшихся под флаги Темму. Таким образом, у меня появлялся шанс передать определённые инструкции кавалерии. В действительности, будь у меня достаточно времени, и я, по окончании нашего добровольного заключения, смог бы сходить к месту нашего рандеву с Ичиро, если бы он всё ещё оставался где-то поблизости. Под его присмотром оставались четыре тарна, тех самых, на которых он, Таджима, Пертинакс, Харуки и я сам прибыли на юг. Также на хранение Ичиро мы оставили Айко, бесхозную деревенскую рабыню. Конечно, о том, что она была бесхозной, известно немногим было. Такие чрезвычайно редки, и редко остаются таковыми долго. Фактически, на любую рабыню, личность хозяина которой неизвестна, не может быть с точно установлена или вызывает сомнение, может заявить права любой свободный человек. Это почти то же самое, как в случае с любым другим домашним животным, скажем, кайилой или верром. Рабыни, в конце концов, имеют определённую ценность. Рабский ошейник обычно предназначен для двух целей. Во-первых, как и клеймо, он объявляет свою носительницу рабыней, а во-вторых, обычно, как и большинство ошейников на животных, должен идентифицировать владельца животного. Клеймо, как правило, скрывается под подолом короткой туники. Ошейник же, с другой стороны, хорошо виден на шее животного. Эта мера полностью соответствует как требованиям свободных женщин, желающих, чтобы бесполезность и деградация рабыни резко противопоставлялись их собственной свободе, достоинству и статусу, так и желаниям мужчин, поскольку это уместно, чтобы это рабыни носили ошейники. Кроме того, мужчинам нравится видеть женщин в ошейниках.

Для укрепления лагеря, поскольку строить частокол не было, ни времени, ни материала, по периметру лагеря был вырыт глубокий ров, а выкопанную землю сложили на внутреннем краю рва, что должно было затруднить подъём в лагерь. Также по периметру лагеря были установлены все имевшиеся фургоны, чтобы солдаты резерва, не занятые в обороне непосредственно, могли бы спрятаться от стрел.

— Я надеюсь, Вы останетесь нашим гостем, — сказал Лорд Окимото.

— Подозреваю, — хмыкнул я, — что мне не будет предоставлено большого выбора в этом вопросе.

— Вы проницательны для варвара, — ухмыльнулся Лорд Окимото.

Наша пикировка вызвала улыбку на лице Лорда Нисиды.

Однако, как вскоре выяснилось, я, неожиданно для самого себя, покинул лагерь. Дело в том, что Харуки, не занятый в нашей рискованной хитрости, к которой были привлечены крестьяне, демонстрировавшие готовность к сражению, пробрался к укрытию Ичиро, которое, к счастью так и осталось не обнаруженным за всё время, начиная с нашего посещения рыночной площади для знакомства с фокусником, мастером меча и данным моментом. Ичиро немедленно прибыл на территорию дворца Ямады, вместе со всеми четырьмя тарнами, три из которых он привёл на поводках. Разумеется, Ичиро прихватил с собой Харуки и Айко, последняя была привязана животом вверх за запястья и лодыжки спереди его седла.

Той ночью, незадолго до двадцатого ана, силуэт тарна на мгновение показался на фоне белой луне, а чуть позже удары могучих крыльев встряхнули холст нескольких палаток.

— Тарн! — раздался крик в темноте. — Тарн!

Я держался неподалёку от центра лагеря. В конце концов, я был гостем. К тому же я сомневался, что моё присутствие около периметра могло бы обрадовать моих визави, поскольку они должны были подозревать, у меня могло быть желание покинуть лагерь без разрешения. Кроме того, большая часть асигару и воинов находилась у периметра. Я надеялся, что тарнсмэн будет оценивать ситуацию подобным образом, особенно, учитывая тот факт, что лагерь укреплялся в спешке, в ожидании неизбежного нападения.

— Слишком рано для ответа на сообщение, отправленное с почтовым вуло! — послышался удивлённый мужской голос.

— Нет, — ответили ему из темноты, — это точно тарн.

— Так быстро? — удивился другой мужчина.

— Это не может быть никто иной! — заявил третий.

— Отступаем! — испуганно крикнул четвёртый.

— Уходим от костров, прячемся в темноте! — закричал пятый.

— Куда? — осадил его шестой. — Кто может знать, что прячется в ночи.

— Некоторые уже сбежали, — сообщил седьмой голос.

— Не может быть, — сказал первый. — Их, наверняка, остановили бы перед рвом!

— А что если часовые тоже сбежали? — спросил четвёртый.

— Так давайте посмотрим! — предложил седьмой.

— Всем оставаться на своих местах! — раздался властный голос, по-видимому, подошедшего офицера.

Я опасался, что некоторые из этих мужчин потеряли способность думать рационально. Но в одном они были правы, тарнсмэну было действительно слишком рано появляться здесь, в ответ на сообщение, посланное этим днём. Надо понимать, что каждый из тысячи мужчин, пришедших сюда вместе с Лордами Нисидой и Окимото, слишком хорошо знал о причинах торопливого укрепления лагеря, поскольку все видели то, что казалось появлением в округе вражеских войск неопределённой численности. То, что начиналось как не встретивший сопротивления марш, как неоспоримая и недорогая победа внезапно, в течение какого-то ана, превратилось в отчаянное положение. Люди полагали, что им предстояло пережить осаду, причём без выгодной позиции, без нормальных укреплений, против противника, который в любой момент мог пойти на штурм, имея подавляющее численное превосходство. Так что ничего удивительного, что нервы у большинства были натянуты втугую, и люди были готовы хвататься за надежды, а не за факты.

— Стреляйте в летучего монстра! — крикнул кто-то.

— Стрелы на тетивы! — призвал другой.

— Нет! — воскликнул третий. — Это должен быть посыльный из крепости Лорда Темму с ответом!

— Слишком рано, — заметил четвёртый.

— В любом случае, это должен быть кто-то из наших, — попытался урезонить их пятый. — У монстра Ямады нет никаких тарнов!

Два тарна, которые имелись в распоряжении Лорда Ямады, больше не были ему доступны. Тиртай вместе со своим товарищем исчезли. Как предполагали некоторые, они отказались от службы Ямады и сбежали под флаги Лорда Темму, убедив его об их тайной непоколебимой преданности его делу. Как мог бы всадник, которым я предполагал, должен быть Таджима, Пертинакс или Ичиро, определить моё местонахождение? Конечно, этот лагерь не был таким большим, как обширные дорожные лагеря армии Лорда Ямады тех времён, когда шло наступление на владения Темму, но всё же был достаточно большим. Едва ли он мог спустился и начать спрашивать, переходя от палатки к палатке. Если меня решили держать в качестве пленника, заложника или подневольного гостя, то казалось рациональным предположить, что я буду где-то около центра лагеря.

Но где?

Центр лагеря, разумеется, не должен быть защищён сильно. Учитывая тот факт, что тарновая кавалерия была либо нейтральна, либо выступала на стороне дома Темму, да и времени для её прибытия было явно недостаточно, нападения следовало ожидать на периметре.

Находись я где-нибудь на открытой местности, можно было бы разжечь маленький костёр, видимый только сверху, чтобы отметить моё местоположение.

Но в лагере горели десятки огней.

И тогда я выдернул из ближайшего костра большую, толстую, пылающую палку и поднёс её к одной из палаток, затем к другой. Я остановился только тогда, когда огонь охватил четыре палатки.

— Что Вы делаете? — крикнул мужчина, но тут же получил в лоб горящей дубиной и воздержался от дальнейших вопросов.

Теперь я стоял, с тревогой глядя вверх, на сравнительно открытом, хорошо освещённом месте. Палатки ярко пылали в нескольких ярдах с каждой стороны от меня. Я слышал крики мужчин, приближающиеся к моим искусственным, геометрически расположенным пожарам. С воздуха странность этой причуды должна была быть очевидной. Кто не захотел бы исследовать такую аномалию?

Большие крылья захлопали над моей головой. Облако пыли накрыло меня, огонь с рёвом взметнулся вверх, раздутый ветром, поднятым могучими крыльями тарна. Я ухватился за сброшенную сверху верёвку и через мгновение уже качался под брюхом поднимающегося тарна. Быстро уменьшающийся лагерь остался позади.

— Отлично сделано, Ичиро, знаменосец! — крикнул я.

— Это — пустяк, командующий, — донёсся до меня его крик.

Однако, по моему мнению это был далеко не пустяк. Я подумал, что было бы неплохо заявить права на Айко, которая всё ещё оставалась невостребованной, и отдать девушку ему. Уверен, за его долгое уединение, что он провёл вместе с тарнами, в ожидании возвращения нашего маленького отряда, у него была возможность сформировать некоторое мнение и заинтересоваться прекрасными и тонкими чертами Айко.

Хотя я упомянул о «Соглашении», однако это выражение было до некоторой степени эвфемизмом. По своей природе, это было больше походило на декрет или указ, наложенный теми, кто имеет возможность налагать и проводить их в жизнь, в данном случае, это была кавалерия, командование над которой теперь легло на молодого Таджиму, тарнсмэна.

Уверен, условия этого соглашения не показались приятными ни Лорду Ямаде, ни Лорду Темму.

Хотя воевать ни тому, ни другому не запрещалось, но им было запрещено воевать между собой. Если на результат конфликта между этими двумя домами действительно было заключено пари, то таинственных игроков, возможно, обитавших в глубинах обширного гнезда в Сардаре и в стальных мирах на далёкой орбите, ждало разочарование, поскольку в игре отсутствовал результат. В пари не было ни победителя, ни проигравшего. Кости исчезли, исчез и приз. Фигуры, не дожидаясь окончания партии, были сброшены с доски. Конечно, я по-прежнему не знал, имело ли место пари, и если имело, то на какую сторону, который из игроков сделал свою ставку. Но между двумя враждующими домами было заключено перемирие, и теперь враги могли жить в мире, пусть и неохотно, пусть и сверля друг друга злобными взглядами. Их владения, дворцы и крепости, дома и деревни были уязвимы для нападения с воздуха. Не существовало никакого щита против огня с неба. Даже высокий замок Лорда Темму, цитадель, выстоявшая в сотнях осад, более тысячи лет остававшаяся неуязвимой, была беззащитна против тех, чьими товарищами были облака. Я думаю, что очень немногие кроме меня самого и, возможно, Лорда Нисиды, понимали причины этих правил.

Конечно, я не питал особого оптимизма относительно того, что, даже если бы игре позволили дойти до своего конца, то проигравшая сторона признала бы полученный результат. Мне было трудно представить себе кюров, прекращающих жаждать зелёных полей Гора, и точно так же трудно было вообразить Царствующих Жрецов, добровольно делящих свой мир, даже его поверхность, со столь агрессивной, опасной и территориальной формой жизни, однажды уже разрушившей свою планету и построившей стальные миры.

— Как Вы думаете, сколько продлится эта договоренность? — поинтересовался Лорд Нисида, глядя на меня поверх чашки чая.

— По крайней мере, — ответил я, — до тех пор, пока не поменяются интересы невидимых других.

— Игра, если она существовала, — сказал Лорд Нисида, — закончена, как закончена и эта война. Наступило равновесие. Это — наше решение. Новое пари потребовало бы новой войны.

— Я уверен, что всё именно так и обстоит, — согласился я.

— Со временем, — вздохнул мой собеседник, — клинки снова будут отточены, и эти два дома снова вцепятся друг другу в горло.

— Давайте, постараемся, чтобы этого не случилось, — сказал я.

— Эти дома веками соперничают друг с другом, — напомнил он.

— Какое-то время, — предположил я, — кавалерия сохранит мир.

— Мир, — хмыкнул Лорд Нисида.

— Лучше такой, чем никакого, — пожал я плечами.

— Если только кто-то всерьёз не захочет повоевать, — сказал он.

— Конечно, — не мог не согласиться я.

— Вы — воин, — сказал он. — Кавалерия уже однажды была почти уничтожена. Это может произойти снова.

— Я так не думаю, — ответил я. — Меры безопасности усилены. Разведка организована. Сигналы оговорены. В горах на всякий случай разбиты запасные лагеря, которые позволят перевооружиться и перегруппироваться.

— Всегда есть опасность разногласий и коррупции внутри самой кавалерии, — сказал Лорд Нисида.

— Нет никакой гарантии, — усмехнулся я, — что морской слин не приплывёт, что ларл не выйдет на охоту, что ост не ударит.

— Таджима — хороший офицер, — улыбнулся он.

— Он хорошо служил вам, — заметил я.

— Как и Вы, — добавил даймё.

— Пертинакс решил отправиться вместе со мной в Брундизиум, — сообщил я.

— А что насчёт других? — полюбопытствовал Лорд Нисида.

— Кто захочет, — пожал я плечами.

— Вместо них кавалерию могут пополнить храбрые, верные мужчины, — сказал Лорд Нисида.

— Тут многое будут решено самими тарнами, — предположил я.

Тарн — птица агрессивная, пугающая, неприемлещая неуверенности, колебаний и страха. А некоторые из них, безо всяких понятных причин, не соглашаются принимать определённых всадников. Много мужчин было искалечено, и даже разорвано в клочья этими опасными «братьями ветра». Однако всегда найдутся мужчины, которые будут искать свои седла. Они рискнут жизнью, чтобы разделить полет с тарном.

— Рутилий из Ара, возможно, вам это будет интересно, — сказал Лорд Нисида, — теперь служит на кухне замка.

— Я в курсе, — кивнул я.

Рутилий из Ара когда-то был известен как Серемидий из Ара, командующий гвардией таурентианцев. Во время путешествии к Концу Мира, когда корабль Терсита застрял в Море Вьюнов, он потерял ногу. В своё время он поддержал Талену, «самозваную Убару» Ара. За его голову на континенте назначена цена. Приз был назначен и за саму Талену, которая загадочным образом исчезла из Ара, во время реставрации Марленуса, Убара Убаров. Этот приз составлял десять тысяч золотых тарнов двойного веса, целое состояние, на которое можно было бы купить город.

— Местонахождение Тиртая и Стартона, его товарища, перешедших на службу Лорду Ямаде, остаётся неизвестным, — сообщил мне Лорд Нисида.

— Я слышал об этом, — сказал я.

— Они прибыли в замок, — продолжил Лорд Нисида, — предложив свои мечи дому Темму, утверждая, что их служба Лорду Ямаде была военной хитростью, что на самом деле их сердца и верность всегда были с домом Темму, что они от своего лица и с большим риском для себя, тайно трудились в самой гуще врагов.

— Ну конечно, — усмехнулся я.

— Они едва смогли сбежать от карающей руки Лорда Темму, — добавил Лорд Нисида.

— У них же были тарны, — сказал я.

— А ещё Лорд Темму, наконец-то, избавился от своего интереса к костям и раковинам, — поведал мне он.

— Неужели Даичи объявился? — удивился я.

— Конечно нет, — сказал Лорд Нисида. — Мы до сих пор не можем найти, где прячется этот пройдоха. Но Лорд Темму не оставляет надежды сбросить его с парапета внешней стены его замка.

Я пригубил свой чай.

— А ведь я ни на миг не поверил вам, там, на дороге к дворцу Ямады, — признался он.

— А я в этом и не сомневался, — усмехнулся я.

— Ваших предполагаемых толп воинов и асигару не существовало, — сказал он. — На тех, кого я рассмотрел, не было ничего напоминавшего униформу. Они были вооружены чем попало. Не было видно ни одного флага. Как можно было так долго скрывать от нашей разведки силы такой мощи? Их расположение и передвижения, не были характерны для регулярной армий, разве что для дозора или застрельщиков. Будь в распоряжении Ямады те силы, о которых Вы нам рассказывали, он бы продемонстрировал их во всей их мощи, во всём их огромном количестве, чтобы привести нас в смятение. Того, чего нельзя увидеть, может не быть много, а точнее может быть немного.

— Это были крестьяне, — сообщил я.

— Я так и подумал, — кивнул Лорд Нисида. — Если бы они реально встали у нас на пути, наша дорога к дворцу была бы устлана их трупами.

— Их никто не собирался бросать в бой, — заверил его я. — Почему Вы не разуверили Лорда Окимото в его заблуждении?

— Хотел посмотреть, на что Вы были готовы, — ответил он. — Наша цель была на расстоянии вытянутой руки. Какая разница, днём раньше или днём позже сжать кулак?

— Верно, — не мог не согласиться я.

— Да и для дома Темму было бы лучше, — добавил мой собеседник, — чтобы Вы остались нашим гостем.

— Но у вас не получилось удержать меня, — заметил я.

— Не получилось, — признал Лорд Нисида, — и Вы вступили в контакт с кавалерией.

— Конечно, — улыбнулся я.

— И смогли издать очень значимые приказы, — сказал он.

— Да, — подтвердил я.

— А передав свои приказы, — продолжил Лорд Нисида, — вернуться и поставить ультиматум.

— Простите меня, — развёл я руками.

— Да полно те, — отмахнулся даймё. — Если бы мы сокрушили Ямаду и покончили с его домом, кто может сказать, чем это могло закончиться для мира.

— Если наши подозрения были верны, — сказал я.

— Точно, — согласился он, — если наши подозрения были верны.

Так или иначе, как и прежде, на островах сохранились оба сёгуната.

Мои мысли снова вернулись назад, к событиям на территории дворца Ямады.

Казумицу, офицер для особых поручений Лорда Ямады, теперь стал верным и достойным даймё, обласканным властью, наградившей его почестям, землями и имуществом Лорда Акио. Кацутоси остался капитаном гвардии сёгуна, и теперь упорно тренировал свою левую руку владеть вакидзаси. Ясуси продвинулся выше в рейтинге мастеров меча, и теперь ему была поручена организация и обучение асигару. Местонахождение Араси было неизвестно, но ходили слухи, что он с горсткой вооружённых товарищей, подался на север и устраивает там налёты на города, дороги и деревни. Если за него возьмутся всерьёз, он всегда может уйти на земли Лорда Ямады, где получит кров и защиту, по крайней мере, так всё выглядело.

— Оставайся со мной, — предложил Лорд Ямада Нодати. — Мы будем править вместе.

— Простите меня, высокочтимый отец, — ответил Нодати. — Но меня зовут берега далёких морей, одинокие леса, дальние горы. Мне нужна пещера, где я буду совершенствовать свои навыки и медитировать.

— Ты — безумен, дорогой мой, уродливый мужлан, — вздохнул Лорд Ямада.

— Здравомыслие одного — безумие для другого, — сказал Нодати.

— Ты ищешь совершенства? — уточнил сёгун.

— Конечно, — подтвердил Нодати, кланяясь.

— Тогда Ты точно дурак, — заключил Лорд Ямада. — Путь к совершенству — дорога без конца.

— Это дорога, по которой некоторым надо идти, — развёл руками Нодати.

— Я больше не убью ни одного из моих сыновей, — пообещал Лорд Ямада. — У меня будет сто сыновей и сто мечей, на которые я смогу опереться.

— Я — сторонник мира, — сказал Нодати.

— Разве Ты не служишь мечу? — спросил Лорд Ямада.

— Без меча не будет никакого мира, — ответил Нодати и поклонился своему отцу, который поклонился в ответ.

Затем мастер меча повернулся и покинул дворец, и никто, ни сёгун, ни кто-либо из его гвардейцев не попытался его задержать.

— Вы намереваетесь покинуть острова на «Речном Драконе»? — уточнил Лорд Нисида.

— Да, Лорд, — кивнул я. — Возможно, Вы извинитесь за меня перед Лордами Темму и Окимото за то, что не могу попрощаться лично, и передадите им мои наилучшие пожелания.

— Лорд Окимото, несомненно, сложит стихотворение, — улыбнулся Лорд Нисида, — и запишет его на листе шёлка. Он мастер каллиграфии.

— Я слышал об этом, — сказал я.

— Я буду скучать по вас, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — признался он.

— Как и я по вас, — не стал скрывать я.

— Я неплохо изучил мужчин, — вздохнул Лорд Нисида, — но я по-прежнему не понимаю их.

— Как и я, — развёл я руками. — Но всегда есть любовь и честь, жадность и золото. Некоторые поднимаются по ступеням крови и рисуют на лбу чёрный кинжал. Другие продадут душу за сверкающий камешек и крошечные кругляши жёлтого металла. Но есть и те, кто отдаст жизнь за Домашний Камень.

— И к кому из них Вы относите себя, Тэрл Кэбот, тарнсмэн? — полюбопытствовал мой собеседник.

— Я сам этого не знаю, — улыбнулся я. — Возможно, об этом лучше было спросить кого-нибудь другого. Есть люди, которые всегда — странники, незнакомцы сами себе.

— Речной Дракон отплывает завтра, — сообщил Лорд Нисида.

— Я знаю, мой лорд, — сказал я.

На причале царила суета, меня то и дело толкали. Длинная вереница раздетых, скованных цепью за шеи, рабынь, чьи руки были закованы в наручники за спиной, поднималась по сходне. Главным образом это были варварки, но встречались и девушки пани. Некоторые наемники, решившие вернуться на континент также поднимались по сходне на корабль. Их спины оттягивали увесистые рюкзаки, но немногие, несмотря на заверения вербовщиков, данные им давно на континенте, возвращались богаче, чем прибыли сюда. Богатство, конечно, можно заработать мечом, но кровь и страдания, усталость и холод, жажда и опасность оказываются куда более обычной наградой. Тем не менее, мужчины не перестанут следовать дорогой меча.

— Тал, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — поздоровался Таджима.

— Я надеялся, что Ты придёшь проводить меня, — улыбнулся я. — Как дела в кавалерии?

— Все птицы здоровы, облёты совершаются регулярно, оружие наточено, — с улыбкой доложил Таджима.

— Оба дома со страхом смотрят в вашу сторону, — сказал я.

Наша предыдущая встреча с Таджимой состоялась в его штабной палатке в лагере тарновой кавалерии, расположенном к северу от крепости Лорда Темму. Он сдвинул в сторону листы со списками оборудования и картами, и дважды резко хлопнул в ладоши.

В палатку тут же вбежала Незуми и поспешила встать на колени, опустив голову вниз и ожидая инструкций.

— Встань, девка, — бросил мой друг, — и два раза медленно повернись перед нами.

— Неплохо, — похвалил я.

Грубая туника полевой рабыни осталась в прошлом, теперь девушка носила короткую, желтую, шёлковую тунику рабыни для удовольствий. Потребуется немало времени, чтобы её волосы отросли до приемлемой длины, но, по крайней мере, они теперь были аккуратно пострижены и красиво уложены. Её тело, казалось, светилось чистотой, в конце концов, рабыни — не свободные женщины. Они должны содержать себя в чистоте, быть опрятными и ухоженными, такими, чтобы мужчины сочли их привлекательными для себя. Возможно, это — одна из причин, по которой свободные женщины их до такой степени ненавидят. Рабыни, будучи собственностью, существуют для своих владельцев и должны нравиться им.

Незуми носила лёгкий, плоский, плотно облегающий ошейник, запертый на замок, прятавшийся позади её шеи.

Трудно было не признать, что из Незуми получилась прекрасная рабыня.

Мужчины любят похвастаться своими рабынями, как они могли бы похвастаться любой другой собственностью.

Таджима указал на землю, и девушка немедленно встала на колени и опустила голову.

На некоторое время мы перестали обращать на неё внимание.

Мне вспомнилась её небрежность, с какой она бросила с внешнего парапета то перевитое лентами послание.

Я бы сказал, что существует много способов попросить об ошейнике, причём некоторые просительницы даже сами этого не понимают.

Как-то раз, я подслушал беседу между ними, которая произошла в одну из ночей в лагере, разбитом нами, вскоре после того, как мы сбежали из той деревни, в которой, мы опасались, и как выяснилось, оправданно, что попали под подозрение.

— Вы спасли мне жизнь, — прошептала Незуми.

— Это — пустяк, — сказал Таджима.

— Тем не менее, — настаивала она.

— Мне нужна была девушка для своего ошейника, — усмехнулся её хозяин.

— Я думаю, что была и другая причина, — заявила девушка.

— Нет, — отрезал Таджима.

— Возможно, Господин не слишком искренен, — прошептала она.

— Мне кажется, Незуми хочет быть избитой, — буркнул мужчина.

— Есть много девушек, — сказала Незуми. — И нет, я не хочу быть избитой.

— И большинство из них намного красивее Незуми, — заявил Таджима.

— Едва ли, — позволила себе не согласиться она.

В этих коротких дебатах я, пожалуй, поддержал бы точку зрения Незуми. Многие из женщин пани очень красивы, но я сомневался, что среди них нашлось бы много тех, которые были бы красивее, чем она, и ещё меньше было тех, о ком можно было бы сказать, что они намного красивее. Я нисколько не сомневался, что Таджима захотел её с первого взгляда, то есть ещё с тех времён, когда она играла роль контрактной женщины в апартаментах Лорда Нисида. Тогда ещё никому в голову прийти не могло, что она шпионила для дома Ямады, не говоря уже о том, что она могла быть одной из его нескольких дочерей. Она часто демонстрировала своё презрение и не упускала случая, чтобы оскорбить его, выставляя слабым воином. Как он, должно быть, мечтал о покупке её контракта! Теперь у неё больше не было статуса, не больше чем у тарска, или у любого другого животного, которое может принадлежать.

Наконец, Таджима снова перевёл взгляд на девушку, опустив голову, стоявшую на коленях в штабной палатке лагеря тарновой кавалерии.

— Посмотри на меня, — приказал он.

Незуми немедленно подняла голову.

— Иди в кухонную палатку, — велел он. — Займись приготовлением еды для нас

— Да, Господин, — отозвалась рабыня, вставая на ноги и торопясь прочь из палатки.

— Незуми, — окликнул её Таджима, когда та была уже одной ногой снаружи.

Девушка обернулась, и в это момент он резко стегнул хлыстом по столешнице. Незуми вздрогнула, словно удар упал на её гладкую, обнаженную кожу.

— Я полагаю, что мы останемся довольны, — с угрозой в голосе предупредил воин.

— Да, Господин! — поспешила заверить его Незуми и исчезла за пологом палатки.

— Приятно владеть женщиной, — сказал он мне.

— Какое удовольствие может сравниться с удовольствием, получаемым от доминирования? — улыбнулся я.

— Женщины удобны, когда на них ошейник, — констатировал Таджима.

— Они принадлежат ему, — заключил я.

— Они благодарны и радостны, когда носят ошейник, — сказал он, — когда ими владеют и над ними доминируют.

— Их чувства не имеют значения, — пожал я плечами, — они — рабыни.

— Верно, — поддержал меня Таджима.

— А где Незуми? — полюбопытствовал я, стоя на причале, посреди суматохи, снующих туда-сюда мужчин, пани и варваров.

— Я приковал её за шею к столбу и оставил в лагере, — ответил он.

— Ты знаешь, что она тебя любит? — спросил я.

— Чего стоит уязвимая, беспомощная любовь рабыни? — пожал он плечами.

— Это самая глубокая, самая глубинная любовь, которую женщина может испытать к мужчине, — сказал я.

— Они ничего не могут с собой поделать, — усмехнулся Таджима. — Они нуждаются во владельцах. Они рождены для владельцев.

— Я знаю мир, в котором многие за всю жизнь не встречают своих владельцев, — сказал я.

— Я помню такой мир, — кивнул мой друг.

— Я думаю, Ты тоже любишь Незуми, — предположил я.

— Не шутите, — насупился Таджима. — Она — рабыня.

— Тем не менее, ради неё Ты, не задумываясь, рискнёшь жизнью, — сказал я.

— Очень может быть, — не стал отрицать Таджима. — Она — моё имущество.

— Желаю тебе всего хорошего, — попрощался я, кланяясь.

— И я вам, — улыбнулся воин, возвращая поклон.

Он развернулся и ушёл. Уже через мгновение я потерял его из виду. Он растворился в толпе снующих туда-сюда людей, среди которых попадались даже рабыни.

Что интересно, мне так и не представилась возможность передать Айко моему знаменосцу Ичиро. Возможно, есть смысл напомнить, что Харуки пробрался к укрытию Ичиро, где в тот момент находилась и Айко, и что потом они все вместе вернулись на тарне на территорию дворца. Затем Ичиро дождавшись темноты, вылетел за мной в лагерь дома Темму, куда я направился к Лордам Нисиде и Окимото, в надежде, что, во-первых, смогу остановить продвижение их сил, и, во-вторых, так или иначе сумею вступить в контакт с кавалерией. Моей конечной целью, как нетрудно догадаться, при известных обстоятельствах, было привести ситуацию между соперничающими домами Темму и Ямады к тому состоянию, при котором ни один из них не мог победить или хотя бы обоснованно заявить о своей победе. В этом случае ни Царствующие Жрецы, ни кюры не смогли бы потребовать себе приз, назначенный за выигрыш в мрачном, зловещем пари, приз, которым могли быть существенные доли мира, возможно, даже двух.

Таким образом, Айко оказалась на территории дворца вместе с Харуки, в то время как Лорд Ямада, Нодати, я и другие, в том числе многочисленная толпа крестьян Араси, выдвинулись навстречу силам Темму, шедшим по северной дороге, в надежде остановить их. Как только я разделил крестьян на группы, расставил их по местам и доходчиво объяснил, что они должны делать, чтобы со стороны казалось, будто бы силы Лорда Ямады полностью готовы к сражению, но их командир рассчитывает дать врагу зайти дальше на юг, возможно ещё глубже в ловушку, я связался с Лордами Нисидой и Окимото якобы для того, чтобы предупредить их о якобы нависшей над ними опасности. Благодаря более высокому рангу Лорда Окимото и его известной осмотрительности, мне удалось остановить их движение, по крайней мере, на некоторое время, требуемое для обмена сообщениям между их лагерем и далёкой твердыней северного сёгуна. Это подарило нам несколько дней перемирия. Эти дни и имеющиеся в моём распоряжении тарны, обеспечивавшие быструю связь, дали мне возможность выстроить кавалерию так, что я смог поставить свой ультиматум Лордам Темму и Ямаде, гласивший мир или полное уничтожение обоих домов. В течение этих дней Айко привлекла к себе внимание Лорда Ямады, который, убедившись, что противник остановился и занялся укреплением своего лагеря, вернулся в свой дворец. Сёгун даже стал рассматривать её, что неудивительно, учитывая её красоту, как подходящую кандидатку на роль очередной его жены. В действительности, Лорд Ямада, принимая во внимание не только её тонкие черты лица и линии фигуры, но и мрак её прошлого и отсутствие семьи, заподозрил, что изначально она не имела никакого отношения к крестьянам. При этом мне бы ни в коем случае не хотелось умалять красоту крестьянских дочерей, иногда изумительную. Не случайно ведь именно они имеют неизменную тенденцию заполнять ряды контрактных женщин. Из его деревни для допроса был вызван Эйто, богатый крестьянин, объявивший девушку бесхозной. На основе его показаний было заключено, что Айко являлась отпрыском благородного, но в данном случае павшего дома, потерпевшего поражение в сражении. Вместе с другими детьми того дома она была продана несколько лет назад. В тот момент, когда её купил Эйто, Айко была ещё маленьким ребёнком, возможно, трёх или четырёх лет от роду. Лорд Ямада, разумеется, счёл её рабыней, но он представить себе не мог, что она бесхозная. Поскольку она помогала Харуки в саду, Лорд Ямада, вполне естественно, предположил, что Харуки, являвшийся свободным мужчиной, был её хозяином. Похоже, девушка чем-то напомнила Лорду Ямаде ту, которая однажды была его любимой женой, дочерью Харуки и матерью Нодати, спасённого своим дедом от удавки. Та женщина умерла от яда в женских апартаментах дворца. За это преступление Лорд Ямада наугад казнил десять женщин. Как уже было отмечено ранее, будь она благородного происхождения, возможно, казнены были бы все. Ичиро, кстати, поскольку мы не распространялись на эту тему, не знал о её бесхозности, и тоже полагал, что Айко принадлежала Харуки. За время проведённое вместе, наш знаменосец был очарован ею. Так получилось, что и Лорд Ямада, и Ичиро подошли к Харуки вместе. Я тоже присутствовал при этом событии. Всё, что мог предложить Ичиро, это горстка меди. Очевидно, что Лорд Ямада, даже несмотря на изрядно похудевшую казну, мог предложить намного больше.

— Я могу просто забрать её, если захочу, — заявил Лорд Ямада. — Я — сёгун.

— И кто же тогда будет ухаживать за вашим садом? — осведомился Харуки.

— Хорошо, — буркнул правитель, — тогда я предложу тебе золотую цепь. Это в сто раз перекроет её цену.

— Возможно, — ответил на это Харуки, — я предпочту продать её этому молодому человеку за его горстку прекрасной меди.

— Посмеешь ли Ты, молодой тарнсмэн, — спросил Лорд Ямада, — предложить цену наперекор мне?

— Да, великий Лорд, — кивнул Ичиро. — Простите меня!

— Но может быть и так, — продолжил Харуки, — что она не продается.

— Две золотых цепи! — пообещал сёгун. — А в придачу я отдам тебе дюжину рабынь, чтобы они помогали тебе в саду!

— Но, великий Лорд, дело в том, что она мне не принадлежит, — развёл руками Харуки.

— Кому же она принадлежит? — почти хором воскликнули Ичиро и Лорд Ямада.

Оба они совсем не выглядели довольными. Харуки перевёл взгляд на Айко, скромно стоявшую на коленях, как и подобает рабыне в присутствии свободных людей.

— Я заявляю на тебя свои права! — объявил Харуки, а потом, повернувшись к Ичиро и Лорду Ямаде, сообщил: — Вот теперь она принадлежит мне.

Затем, снова посмотрев на Айко, садовник сказал совершенно неожиданную фразу:

— Ты свободна!

— Не понял, — опешил Ичиро.

— Ты что сделал? — растерялся даже Лорд Ямада.

— Поднимись, — сказал Харуки, обращаясь к Айко, и указал на смущённую, дрожащую девушку, подытожил: — Она — свободная женщина.

— Это — безумие, — буркнул Лорд Ямада.

— Вовсе нет, — сказал Харуки. — Я не мог бы отдать её вам, не огорчив моего друга Ичиро, и я не могу передать её Ичиро, не вызывав неудовольствия моего сёгуна. Так что, теперь она свободна.

— Но я не хочу быть свободной! — всхлипнула Айко, сквозь слёзы глядя на Ичиро.

— Будь моей женой, — предложил Лорд Ямада. — Ты будешь выше всех среди моих женщин.

— А что скажете Вы? — спросила Айко у Ичиро.

— Будьте женой великого сёгуна, — ответил Ичиро, и с печальным видом отвернулся.

Он успел сделать всего несколько шагов, когда Айко бросилась за ним, встала на его пути, упала на колени и, подняв лицо, по которому ручьями бежали слёзы, выкрикнула: — Взгляните на эту девушку! Она перед вами! Она — рабыня! И всегда была рабыней. Она жаждет владельца! Спрятанная внутри неё рабыня теперь открыта миру, как было бы открыто её тело, если бы того желали владельцы. Она признает, что она — рабыня, публично, при свидетелях! А теперь она совершит действие подчинения!

И, Айко опустив голову, покрыла его ноги поцелуями.

— Я не знал, что Ты была такой никчёмной! — раздражённо проворчал Ичиро.

— Да, Господин, — сказала она, поднимая голову. — Я никчёмная! Теперь я беспомощна! Я предложила себя вам. Я в вашем милосердии. Что Вы сделаете со мной?

— А что Ты хотела бы, чтобы я сделал? — поинтересовался он.

— Примите меня! — попросила Айко. — Объявите меня своей!

— Как тебя зовут? — осведомился Ичиро.

— У меня нет имени, — сказала она. — Я — рабыня.

— На тебе нет ошейника, — заметил воин.

— Многие женщины, являющиеся рабынями, не носят ошейник, — пожала плечами девушка.

— У меня Ты будешь носить ошейник, — заявил он. — Рабыни должны быть в ошейниках.

— Да, Господин. Спасибо, Господин, — поблагодарил девушка.

— Я буду звать тебя Айко, — сообщил воин. — Ты — Айко.

— Да, Господин, — обрадовалась рабыня. — Я — Айко, Господин!

— Ты принята, — объявил Ичиро, — и больше не бесхозная.

Девушка рухнула у его ног, рыдая от радости.

— Похоже, садовник-сам, — подытожил Лорд Ямада, — я проиграл.

— Нет, великий сёгун, — покачал головой Харуки. — Вы могли вмешаться, но не сделали этого. Похоже, это — одна из ваших самых больших побед.

— Давай, Ты покажешь мне, как чувствуют себя синие скалолазы, — сменил тему сёгун.

— О, они здорово разрослись, — улыбнулся Харуки.

Как нетрудно догадаться, Лорд Темму, уже готовившийся праздновать свою победу, был в ярости, узнав об отступлении его войск и возвращении немногочисленного отряда вторжения, посланного на юг. Разве земли, лежавшие перед ним, не были беззащитны? Разве сам дворец его заклятого врага не был покинут, а железный дракон не встал на его сторону? И вдруг это ультиматум, предъявленный выскочкой, простым варваром. И он, и Лорд Ямада, непонятно по какой причине, должны были остаться в рамках их наследственных границ, и ни в коем случае не возобновлять боевые действия. Если эта простая договорённость не будет соблюдена, то с неба прольётся огонь. Мир же будут поддерживать те, кто, оставаясь недосягаемыми, были способны проследить за исполнением соглашения. Естественно, угрозы посыпались с обеих сторон, потом последовали попытки подкупа, однако, ни варвар, ни другие, кто обладал авторитетом в кавалерии, остались непоколебимы в своём эксцентричном решении.

— Оба дом, конечно, — сообщал им варвар, — будут способствовать содержанию, комфорту и благосостоянию кавалерии.

— Дань! — воскликнул ошеломлённый Лорд Темму.

— Скорее, — уточнил варвар, — скромная помощь, чтобы оплатить затраты на поддержание мира.

— Да вы просто разбойники, — возмутился Лорд Окимото.

— Верхом на демонических птицах, — напомнил варвар, которым, как Вы уже догадались, был я.

— Мы можем захватить вас и держать в качестве заложника, — заявил Лорд Темму.

— Я учёл возможность такого хода событий и оставил соответствующие инструкции кавалерии, — предупредил я. — Приказы не предполагают двойного толкования. В такой ситуации дом нарушителя должен быть разрушен, а если вопрос неясен, то должны быть уничтожены оба дома.

— А что насчёт вас? — поинтересовался Лорд Окимото.

— Мои приказы ясны, — сказал я, — и будут исполнены.

— А что если у нас есть некое секретное средство давления на вас, способное коренным образом изменить ваше мнение? — осведомился Лорд Темму.

— Если поведаете мне об этом средстве, — усмехнулся я, — боюсь, оно перестанет быть секретным.

— Это не шутка, — предупредил Лорд Окимото.

— Ну так расскажите мне о нём, — предложил я.

— Это средство появилось у нас давно, — сказал Лорд Темму, — ещё в северных лесах, даже до того, как Терсит заложил киль своего корабля.

— Были опасения, — пояснил Лорд Нисида, — что Вы могли отказаться присоединиться к нашей стороне, а нам была необходима тарновая кавалерия, требовавшаяся, чтобы уравновесить численное превосходство войск Лорда Ямады.

— Я понимаю, — кивнул я.

— Но Вы оказались вполне договороспособным, — констатировал он. — Хотелось бы знать почему?

— Признаться, я сам не уверен, — ответил я. — Возможно, мне было любопытно. Возможно захотелось приключений, испытать на прочность Тассу, отправиться на поиски Конца Мира и так далее. Возможно, свою роль сыграло обещанное богатство. Но, возможно, меня заинтересовала проблема формирования, оснащения, обучения и проверки в бою нового типа тарновой кавалерии.

Я не стал упоминать, что немаловажную роль в моём выборе сыграло моё уважение и восхищение Лордом Нисидой, командовавшим в тарновом лагере. Лорд Окимото в тот момент командовал корабельным лагерем, от причала которого позднее отошёл корабль Терсита и отправился вниз по течению Александры к Тассе. Кто может сказать, почему мы доверяем одному человеку и не доверяем другому? Почему мы с готовностью последуем за одним мужчиной, и не пойдём за другим? Так уж выходит, что мы, действительно, верим одному, а не другому, можем пойти за одним, а не другим. Но почему-то мы редко до конца понимаем причины этого. Да, я действительно доверял Лорду Нисида, готов был следовать за ним, по крайней мере, временно, даже несмотря на лежащую впереди широкую, зелёную, бурную Тассу.

— Как бы то ни было, я организовал и обучил кавалерию, — сказал я.

— И командовали ею, — добавил Лорд Окимото, — согласно, конечно, желанию сёгуна.

— После того как я был предан домом Темму, — напомнил я, — о чём, я уверен, вы не забыли, кавалерия Тарна стала независимой силой и таковой остаётся.

— К сожалению, — буркнул Лорд Темму.

— Но средство давления на вас, конечно, никуда не делось, — сказал Лорд Окимото.

— Секретное средство? — уточнил я.

— Мы были рады, конечно, — признался Лорд Нисида, — что нам не пришлось прибегать к такому способу влияния.

— Наверное, я тоже должен радоваться, — заключил я.

— Вы передадите тарновую кавалерию дому Темму, — потребовал Лорд Темму. — Вы переведёте её на территорию крепости. Все прежние офицеры должны быть сняты со своих должностей. Мы назначим новую цепь командования, с офицерами однозначно лояльными к нашему дому.

— Я теперь уже не тот, кем был раньше, благородный Лорд, — напомнил я.

— Но средство давления по-прежнему в наших руках, тарнсмэн, — настаивал Лорд Окимото.

— И что же это за средство? — полюбопытствовал я.

— К сожалению, — снова вставил своё слово Лорд Нисида, — теперь сёгун чувствует, что ему придётся обратиться за помощью к такому прискорбному способу влияния.

— Признаться, я даже не понимаю, о чём может идти речь, — сказал я.

— Это имеет отношение к женщине, — намекнул Лорд Нисида.

Мне вспомнился край северных лесов, дикий берег на который я был высажен с корабля работорговца Пейсистрата, прибывшего на континент со стального мира Лорда Арцесилы, прежде именовавшегося миром Лорда Агамемнона. Именно там я впервые услышал о чём-то подобном от Константины, по-дурацки считавшей себя свободной женщиной, хотя уже давно являвшейся рабыней. Теперь-то она была признанной и явной рабыней по кличке Сару. К сожалению, она мало что смогла мне рассказать по сути дела. Поскольку в целом вопрос казался незначительным и неясным, и даже сомнительным и ничем не подтверждённым, я выбросил его из головы, сочтя ложным, абсурдным, в лучшем случае сплетней, основанной на беспочвенных слухах.

— Что это за женщина? — спросил я.

— Возможно, Вы помните, — заговорил Лорд Окимото, — тяготы прежней осады, когда безысходность и голод стояли у наших ворот.

— Конечно, — кивнул я.

— Рабынь обменяли на всего лишь фукуро риса за каждую, — напомнил он.

— Я не жалуюсь на память, — заверил его я.

— Всех, кроме одной, — сказал Лорд Окимото.

— Да, мне даже было интересно, кем она могла оказаться, — признался я. — Я рискнул предположить, что речь шла о фаворитке сёгуна.

— Возможно, Вы хотели бы взглянуть на неё? — осведомился Лорд Темму.

— Сделайте одолжение, — сказал я.

— Хо, Сесилия, — окликнул я.

Прежняя английская девушка, приобретённая мною в стальном мире, стояла на коленях посреди толпы, бурлившей на причале. Я опасался, что её могли ударить или толкнуть. Пристань была переполнена. Мой мешок висел на её спине, закреплённый двумя лямками, перекрещенными на груди.

— Ты готова к погрузке на корабль? — поинтересовался я.

— Да, Господин, — ответила она, со счастливым лицом глядя на меня.

— Приятно видеть женщину на коленях у своих ног, — улыбнулся я.

— Приятно женщине стоять на коленях у ног своего господина, — улыбнулась она в ответ.

— Ты можешь идти в мою каюту, — сообщил я ей.

— Как мне приветствовать вас? — с улыбкой спросила моя рабыня.

— Голой, — ответил я, — на моей койке, с хлыстом в зубах.

— Да, Господин, — радостно отозвалась она, поднимаясь на ноги.

Я провожал взглядом её стройную фигуру, пока она поднималась по сходне на высокую палубу «Речного Дракона». Я заметил, что кое-кто из присутствующих на причале мужчин тоже не могут оторвать глаз от моей рабыни. Я был уверен, что эта соблазнительная самка слина хорошо знала о направленных на неё жадных взглядах. Насколько волнует, какой гордостью наполняет рабынь тот факт, что на них смотрят такими глазами, как радует их понимание того, что их формы, практически не скрытые их короткой одеждой, притягивают глаза и разжигают аппетиты мужественности. Как чудесно для женщины, быть настолько желанной! Может ли женщина быть женщиной больше, кроме как нося ошейник?

— Лициний Лизий из Турмуса! — улыбнулся я.

— Тал, командующий, — поздоровался мужчина.

— Я смотрю, Ты решил вернуться на континент, — заметил я.

— Да, командующий, — подтвердил он.

Когда-то, ещё в тарновом лагере, во время одной из тренировок, Лициний Лизий со спины тарна попытался убить Лорда Нисиду. Позже он принимал участие в нападении на тарновый лагерь, после которого, когда нападение было успешно отбито, нашёл убежище в тарларионовом сарае и попытался использовать рабыню Сару в качестве заложницы. Притворившись, что под давлением обстоятельств вынужден пойти на его условия, я договорился о предоставлении ему тарна и возможности покинуть лагерь вместе с заложницей. При этом я рассчитывал, и как выяснилось совершенно правильно, на снотворное, подмешенное в воду, и на то, что тарн, которым перестали управлять, обычно возвращается к своему насесту. Он и вернулся, принеся нам бесчувственного Лициния Лизия и спасённую рабыню. Однако когда я узнал, что его собирались распять на кресте, я решил дать дал ему шанс и освободил его, позволив бежать в лес. Всё же я крайне неодобрительно отношусь к столь уродливым способам лишения жизни, а он даже не поранил рабыню. Позже его снова поймали и вернули в лагерь. Возможно, опасаясь вызывать моё недовольство, поскольку в тот момент я был важен для кавалерии, его заковали в цепи и взяли на борт корабля Терсита, где ему предстояло быть гребцом одной из спрятанных внутри корпуса галер. В конечном итоге, он был освобожден от цепей и, во времена лишений и потерь следующих месяцев, особенно после высадки на острова, когда потребность в мужчинах, знающих с какой стороны держать оружие, стала совершенно отчаянной, ему позволили встать строй с остальными наёмниками. Собственно, именно для этого он был изначально принят на работу в Брундизиуме. Надо признать, что получив свой шанс, служил он искренне и хорошо.

— Тогда тебе стоит поторопиться, — сказал я. — Посадка скоро закончится.

— Я скоро буду, командующий, — заверил меня Лициний Лизий. — Рюкзак я уже собрал, просто заметил на причале торговцев из местных деревень и захотел прикупить кое-какие мелочи.

— Что-то, что будет напоминать о Конце мира? — предположил я.

— Керамика, — пожал он плечами, — и крошечные медальоны вырезанные из нефрита.

— Желаю тебе всего хорошего, — кивнул я.

— И вам того же, командующий, — попрощался Лициний Лизий, и направился сквозь толпу к краю причала, где собралась группа торговцев, горожан и крестьян со своими коробками или мешками с товарами.

Над причалом прокатился гулкий звон. Второй гонг.

Прилив приближался к верхней точке. Вода лизала столбы пирса прямо под настилом.

Вскоре после третьего гонга швартовы будут сброшены с причальных кнехтов, и корабль выйдет в рейс.

— Сюда, — указал Лорд Окимото, ведя меня по одному из длинных коридоров замка Темму, центра горной твердыни.

Наконец, он остановился перед большой дверью, практически ничем не отличающейся от других дверей, мимо которых мы только что прошли. Разве что, заперта она была снаружи.

— Я настоятельно советую вам, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — сказал Лорд Окимото, разодетый в длинные, красочные, я бы даже сказал, вычурные одежды, — принять любезное предложение Лорда Темму.

— Сдать тарновую кавалерию, переместить её сюда, заменить офицеров его сторонниками и так далее, — усмехнулся я.

— Всё верно, — подтвердил Лорд Окимото.

— Что там, — спросил я, — за этой дверью?

— Вам лучше увидеть это самому, — сказал он, сдвигая засов.

— Не надо запирать дверь, когда я буду внутри, — предупредил я.

— Я и не собирался, — заверил меня лорд Окимото. — У нас нет никакого желания ответить за последствия вашей задержки.

— Инструкции, оставленные мною кавалерии, довольно недвусмысленны, — на всякий случай напомнил я.

— Это принято к сведению, — сказал он и, открыв дверь, пропустил меня вперёд.

Когда я вошёл внутрь, он закрыл дверь за мной. Сколько я ни прислушивался, так и не услышал звука задвигаемого засова.

Комната была типичной для жилища пани, просторной, со вкусом украшенной, но аскетично обставленной, несколько циновок, низкий стол и ширма с изображением птиц летящих над болотом. Освещение было естественным, свет проникал в помещение через большой проём, ведущий на террасу. Впрочем, попасть из комнаты на террасу через него было бы затруднительно. Проём был зарешечен.

Надо признать, я был удивлён.

— Простите меня, леди, — извинился я. — Похоже, произошла какая-то ошибка.

Я ожидал найти в этой комнате кого-то другого, например рабыню, вроде тех, которых обменяли на фукуро риса, во время лишений осады. Я предполагал, что это могла быть рабыня из Порт-Кара или из Ко-ро-ба, где я впервые надел алую тунику воина. Возможно, кому-то пришло в голову, что мне можно угрожать страшной судьбой такой рабыни, если я откажусь выполнять команды Лорда Темму.

Но здесь меня ждала встреча со свободной женщиной, причём одета она была не в кимоно и оби высокородной паньской женщины. Такие одежды можно было бы увидеть в салонах великолепного Ара, на бульваре Турии, на рынке Аргентума, в театре драмы Торкадино, на ипподроме Венны. Короче, на ней были красочные одежды сокрытия, распространённые в высоких городах. Лицо женщины было скрыто под изящной вуалью.

— Вы! — выдохнула незнакомка.

Её рука прижалась ко рту, придавив вуаль вплотную к лицу.

— Не думаю, что понимаю, что здесь происходит, — сказал я. — Но мне кажется, Вы меня знаете.

Женщина пятилась до тех пор, пока не прижалась спиной к прутьям решётки, отгораживающей комнату от террасы.

По неким, пока непонятным мне причинам, она казалась испуганной. Оставалось надеяться, что этот испуг не принесёт ей страданий.

Полагаю, что для тех, кто не знаком с культурой Гора, будет трудно оценить социальное положение гореанской свободной женщины, по крайней мере, в высоких городах. Это кардинально отличается от аналогичного статуса и того, что под этим обычно подразумевается, скажем, на Земле. Фактически, в мире, где все женщины свободны, значимость свободы невысока, но в культуре, где свободны не все женщины, это значит очень много. В действительности, я иногда подозревал, что низкий статус «свободной женщины» на Земле, вместе с почти повсеместным отказом носить вуаль, бесстыдством, с которым землянки демонстрируют запястья, руки, лодыжки и не только их, привели к тому, что многие гореане расценивают женщин Земли, как открытое стадо рабынь. В противоположность этому мнению, в представлении гореан, свободные женщины Гора являются скрытыми рабынями. Думаю, что нет никаких сомнений в том, что переход от свободы к рабству для гореанской свободной женщины намного более радикален и катастрофичен, чем в случае такого же перехода для землянки. С другой стороны гореанская свободная женщина знакома с рабынями и даже, возможно, владела ими, а потому её хорошо знаком их статус и их положение, тогда как землянка, как правило, совершенно незнакома с такими вещами. Соответственно, в отличие от гореанской свободной женщины, понимание земной девушкой того, что она будет заклеймена, на неё наденут ошейник и продадут, вероятно, станет для неё шоком. Захват и порабощение гореанской свободной женщины обычно расценивается как куп. С другой стороны, земных девушек ловят и обращаются с ними, как с ничего не значащими, хотя и красивыми животными, которым они, с точки зрения гореан и являются.

— Я подозреваю, высокая леди, — сказал я, — что меня привели не в ту комнату. Вероятно, комнаты изменили, а моему гиду об этом не сообщили. Похоже, я нахожусь в неправильном месте. Простите меня. Я ухожу.

— Кого Вы ожидали здесь найти? — поинтересовалась женщина.

— Простите меня, леди, — заранее извинился я. — Я ни в коем случае не собираюсь вас оскорбить, но я ожидал найти здесь рабыню.

— Вы не узнаёте меня? — спросила она.

— Ваша вуаль слишком плотная, — пожал я плечами.

— И Вы не узнаёте мой голос? — осведомилась женщина.

— Он напоминает мне один голос, — признал я, — но его не может быть здесь.

— И чей же это мог бы быть голос? — не отставала от меня она.

— Это не важно, — отмахнулся я.

— Мне велели ждать здесь вас, — сообщила мне она.

— Получается, — заключил я, — что я, так или иначе, нахожусь в правильном месте.

— Я должна была ждать вас, — сказала женщина.

— Учитывая, что дверь была заперта, — хмыкнул я, — у вас, похоже, не было большого выбора в этом вопросе.

— Эта комната, — вздохнула она, — клетка.

— А Вы, значит, осуждённая? — уточнил я.

— Вы пришли сюда, чтобы поставить меня под ваш меч, — спросила женщина, — сейчас, перед, тем как Вы покинете комнату?

— Нет, — покачал я головой.

— Значит, я могу пожить ещё некоторое время? — поинтересовалась незнакомка.

— Конечно, — успокоил её я.

— Может, Вы пришли, чтобы забрать меня отсюда? — спросила она.

— Нет, — покачал я головой. — Мне кажется, что Вы меня знаете, но я не уверен, что я могу сказать то же самое о себе.

— Вы — Тэрл Кэбот, — сказала она, — тарнсмэн, командующий кавалерией.

— Да, я — Тэрл Кэбот, — подтвердил я, — тарнсмэн. Но я больше не командую кавалерией. Теперь у кавалерии новый командующий — тарнсмэн, паньский воин по имени Таджима.

Торгус и Лисандр предпочли вернуться на континент на «Речном Драконе» вместе со многими другими наёмниками.

— Меня называют Адрасте, — представилась женщина.

— Красивое косианское имя, — сказал я. — Стоп, что значит «называют»?

— Всё верно, — вздохнула Адрасте. — Этим именем меня назвали.

— Кажется, я понял, — пробормотал я, и как будто какой-то переключатель щёлкнул в моей голове.

В этот момент комната резко изменилась, должно быть, солнце выглянуло из-за облаков, и его яркий свет влился в помещение. Тени прутьев расчертили пол комнаты.

Я шагнул к ней. Женщина испуганно отшатнулась, вжавшись спиной в решётку. Я наклонился и приподнял подол её одежды, чуть обнажив щиколотку.

— Обуви нет, — прокомментировал я.

— Нет, — сказала она.

— Красивая лодыжка, — похвалил я и, отпустив кромку платья, шагнул назад. — Эти лодыжки хорошо выглядели бы в кандалах.

— Они достаточно часто носили кандалы, — сообщила мне Адрасте.

— Как Ты посмела нарядиться в одежды свободной женщины? — осведомился я.

— Я должна одеваться в то, во что мне прикажут, — объяснила она.

— Сними вуаль, — потребовал я.

Она сорвала с себя плотную ткань.

— Этого не может быть! — прошептал я.

— Может, — холодно сказала она.

— Верни вуаль на место, — велел я. — А потом сними её ещё раз, но теперь должным образом. Изящно.

— Это приказ? — уточнила Адрасте.

— Да, — подтвердил я.

— Вы смеете командовать мной? — спросила она.

— А Ты хочешь отведать плети? — осведомился я.

— И Вы смогли бы сделать это со мной? — поинтересовалась женщина.

— Я надеюсь, мне не придётся повторять команду, — намекнул я, и она надела вуаль, а затем обольстительно удалила её.

— Остальные предметы одежды тоже снимать? — уточнила Адрасте.

— Не нужно, — остановил её я.

— Моё лицо раздето перед вами, — сказала она. — Возможно, это достаточно.

— Достаточно, — кивнул я. — Пока.

— Вы ненавистны и слабы, — заявила моя визави.

— Зато я не предавал Домашний Камень, — усмехнулся я.

— Тарск! — воскликнула она.

— Возможно, Ты знаешь, — сказал я, — что там, на континенте, за тебя обещана огромная премия. Ар не поскупился на огромную сумму, ради того, чтобы вернуть тебя в город на суд Марленуса, Убара Убаров.

— Десять тысяч золотых тарнов двойного веса.

— Что около того, насколько я знаю, — сказал я. — Целое состояние. Хватит, чтобы приобрести флоты, армии и города. Рискну предположить, что этого более чем достаточно, для возвращения главной злодейки, вместе с другими недовольными и предателями спланировавшей и осуществившей передачу Ара его врагам, а потом правившей в нём, как марионетка, фальшивая Убара, под эгидой Коса и его союзников.

— Я была настоящей Убарой! — воскликнула она.

— Только с молчаливого согласия Мирона, полемаркоса Темоса, военного правителя Ара.

— Я правила! — настаивала бывшая Убара.

— До той степени, которая была разрешена копьями Коса и его союзников.

— У меня было оправдание, — заявила она. — Я была оскорблена, делом и кровью!

— Как так? — не понял я.

— Меня, дочь Марленуса, — пояснила бывшая Талена, — захватил Раск из Трева и держал какое-то время как свою рабыню. А потом этот дурак пал, очарованный светловолосой, никчёмной, варварской девкой Эль-ин-ор, и избавился от меня, отдав девке-пантере по имени Верна, которая увела меня в северные леса, где в конечном итоге я была продана. Моим покупателем оказался Самос из Порт-Кара. А когда Самос вернул меня в Ар, Марленус приказал изолировать меня.

— Ты попросила купить тебя, — напомнил ей я. — Это акт рабыни. Этим Ты опозорила Марленуса, вот он тебя и изолировал, фактически посадив под арест в апартаментах Центральной Башни. А когда в горах Волтая с ним приключилось несчастье, и его сочли мёртвым, заговорщики вышли на связь с тобой, и началась тёмная работа. Позже Марленус, из-за травмы потерявший память, вернулся в город, а когда к нему вернулась и его память, началось восстание.

— Я был невиновна, — не сдавалась Адрасте.

— Примерно, как невиновен ост, — усмехнулся я.

— Нет! — воскликнула она.

— Как вышло, что Ты оказалась здесь? — полюбопытствовал я.

— Я не знаю, — пожала плечами Адрасте. — В городе вспыхнуло восстание, улицы заполнились мстительными гражданами, пошедшими на штурм цитаделей и казарм стражников, мужчин охватила жажда крови, проскрипционные списки были развешены по всему городу, сотни моих сторонников были пойманы и посажены на кол. Мы попытались удержать Центральную Башню, но у нас ничего не получилось. Мужчины ворвались внутрь с факелами и окровавленными клинками. Небо над городом контролировали неизвестно откуда взявшиеся тарнсмэны. Нашим последним рубежом стала крыша Центральной Башни. Серемидий, командующий таурентианцами, попытался купить свою свободу, выдав меня врагу, пожертвовав мной, чтобы самому избежать гнева Марленуса. Потом был дым, вспышка света, и появилась какая-то странная повозка, перемещавшаяся по воздуху, словно стальное облако или птица без крыльев, и я потеряла сознание. А очнулась я за частоколом, на цепи, в северных лесах, в месте, называемом корабельным лагерем. Когда ворота частокола были открыты, то можно было увидеть огромный корабль, стоявший у другого берега широкой реки. Позже меня вместе с другими девушками, связанными и закрытыми капюшонами погрузили на этот корабль. Большую часть времени мы провели в трюме. На палубу нас выводили лишь изредка, и всегда с закрытыми лицами.

В её похищении с крыши Центральной Башни я, конечно, видел руку, либо Царствующих Жрецов, либо кюров, либо тех и других сразу.

— Я мало что понимаю из того, что произошло, — вздохнула Адрасте. — Если вообще хоть что-то понимаю.

— В случившемся, конечно, много неясностей, — огласился я, — но в одном я уверен, тебя похитили, чтобы дать Лорду Темму и его соратникам средство принудить меня исполнять их желания.

— Из-за вашей беспомощной любви ко мне? — не удержалась от смешка она.

— Кажется, у них именно такие взгляды на этот вопрос, — развёл я руками.

— И теперь я здесь, — сказала женщина.

— Как и я.

— Когда-то мы были компаньонами, — напомнила та, кто однажды была Таленой.

— Больше нет, — ответил на это я.

Гореанское компаньонство, если договор не продлён, заканчиваются спустя год после заключения договора.

— Ты бросил меня! — обвинила меня она.

— Всё выглядело именно так, — вынужден был признать я.

Ну не мог же я рассказать ей о войне враждующих видов, о Царствующих Жрецах и кюрах, о невероятном оружии и технологиях, о пугающем соперничестве, от которого могла бы зависеть судьба миров?

— Ты — презренный тарск, — бросила она.

— По крайней мере, я не предавал Домашний Камень.

— Многие мужчины, — заявила Адрасте, — считали меня красивой.

— Ты, и правда, красива, — не мог не признать я.

— И всё же, Ты сбежал от меня, — сердито сказала моя бывшая компаньонка.

— Всё выглядело именно так, — повторил я.

— Может, Ты устал от меня? — спросила она.

— Я бы скорее поверил в то, что тебя можно отвергнуть из-за твоей никчёмности, чем в то, что тобой можно утомиться, — сказал я.

— Я — самая красивая женщина на всём Горе! — заявила она.

— Не неси чушь, — отмахнулся я. — На Горе тысячи тысяч женщин столь же красивых как Ты, а то и красивее тебя. Причём большинство из них носят ошейники.

— Ненавистное животное! — процедила Адрасте.

— Остерегайся, — предупредил я.

— Ни в одной из них не течёт кровь Марленуса! — воскликнула она.

— От тебя отреклись, — напомнил я, — после того, как Ты опозорила Марленуса, и именно это стало причиной твоего заточения в Центральной Башне.

— Нельзя отречься от крови! — сказала Адрасте.

— Верно, — не стал спорить я.

— А во мне течёт кровь Марленуса! — крикнула женщина.

— Возможно, — сказал я.

— Что значит «возможно»? — не поняла она.

— Я вижу в тебе очень немного того, что напоминает мне о Марленусе, — пояснил я.

— Животное! — всхлипнула Адрасте, а потом вдруг бросилась на меня с кулаками.

Разумеется, я легко поймал её запястья и сжал, давая ей почувствовать её полную беспомощность в моих руках. Под моим пристальным взглядом её глаза наполнились страхом. Конечно, она понимала, что мне ничего не стоило, если бы я того пожелал, сдавить её тонкие запястья так, что она сама опустилась бы передо мной на колени. Но я отпустил её, и женщина, отступив к решётке, снова прижалась к ней спиной.

— Животное! — прошипела она.

— А помнишь, как Ты, после того как Самос купил тебя в северных лесах, оказалась в Порт-Каре? — поинтересовался я. — В тот момент я тоже был там, тоже недавно вернувшийся из северных лесов, искалеченный, прикованный к инвалидному креслу, раненый мечом, лезвие которого было смазано ядом. Там, в доме Самоса из Порт-Кара, твоего тогдашнего владельца, когда тебя привели ко мне, Ты, в своём нетерпении, гордости и гневе, облила меня презрением, высмеивала и издевалась надо мной.

— И справедливо, — выплюнула она. — Ты так и остался землянином, человеком мира рабынь и дураков! Когда-то я думала, что Ты мужчина, но насколько же я была не права! Я дважды пыталась убить тебя, один раз сбросив тебя со спины тарна над большим паучьим болотом к югу от Ара, и второй раз ножом недалеко от его стен, но Ты не убил меня, и даже не надел на меня свой ошейник, не выжег клеймо. Каким же мягким, всепрощающим, презренным слабаком Ты был! Ты нисколько не отличался от всех прочих выходцев с Земли. Неужели ни у кого из вас нет когтей, клыков, крови, сердца? Как далеки вы от гордых, суровых, правильных путей Гора! А в лагере Торговца Минтара, когда я жалобно просила тебя о железе, когда я умоляла выпустить мою женственность, даровать мне милосердие неволи, когда я искала твоего ошейника, когда я умоляла о нём, умоляла тебя сделать меня своей рабыней, чтобы я могла быть счастливой и принадлежать, чтобы я могла быть полностью и бескомпромиссно твоей, настолько же, насколько твоим мог быть ботинок или тарск, Ты отказался от меня! О, насколько же землянином Ты был! Женщина могла бы встать перед тобой на колени, мучиться, просить сделать её твоей рабыней, а Ты, поражённый, озадаченный, запутанный и смущённый, покрасневший и вспотевший, даже не знал бы, что с ней делать и как ответить, да ещё начал бы упрашивать встать на ноги, упрекая её за её самые глубокие потребности, и оставил бы её горькому льду и изгнанию свободы! Мужчины и женщины не то же самое, жалкий Ты отросток самодовольного серого мира, кичащегося своей грязью и патологиями! И как же тебе принять нас такими, какими мы были воспитаны? Ты же откажешь женщине быть самой собой, как отказал быть мужчиной самому себе! Ну, а раз Ты хочешь быть таким, да будет так! Как меня возмущала твоя слабость, как я ненавидела твою пустоту и нерешительность! А потом я увидела тебя в зале дом Самоса из Порт-Кара, скрюченного, завёрнутого в одеяла, слабого, прикованного к креслу, едва в способного шевелиться! И я поняла, как могла бы безнаказанно, даже от тебя, отомстить тебе за твой отказ, за твою слабость и глупость! Так что, я, не опасаясь быть наказанной, чувствуя себя в полной безопасности, с удовольствием обругала тебя, хорошо и длительно, как Ты того и заслужил.

— И я этого не забыл, — сообщил ей я.

— И даже тогда, — продолжила моя бывшая компаньонка, — когда Самос хотел отправить меня под плеть, и даже готов был бросить меня связанной в кишащий уртами городской канал, Ты, вместо того, чтобы поддержать его, попросил Самоса отправить меня в Ар, в город моего Домашнего Камня, к моему отцу, к Марленусу, как свободную женщину!

— И он так и поступил, — кивнул я.

— Да! — выплюнула женщина. — Но он сделал кое-что ещё! Он проследил, чтобы в сопроводительных бумагах, удостоверенных печатью работорговца, было указано, что я просила купить меня. В некоторых случаях, для некоторых рабовладельцев такие вещи представляют интерес.

— Я тоже так думаю, — сказал я, — особенно в случае дочери Убара.

— А затем он и два члена его команды, сопровождавших меня в Ар, независимо друг от друга подтвердили этот вопрос.

— И Ты призналась в этом? — уточнил я.

— Конечно, — ответила она. — Как я смогла бы отрицать это? Естественно, я вынуждена была признать их правоту!

— Гореане не допускают оправдания такому акту, — напомнил я.

— Животное! — выплюнула женщина.

— Таким образом, — подытожил я, — Марленус, которого Ты опозорила, проследил, чтобы тебя держали подальше от общества, чтобы Ты оставалась в изоляции, узницей Центральной Башни.

— Да! — в гневе воскликнула она.

— И так продолжалось до тех пор, пока Марленус не исчез где-то в горах Волтая. Вот тогда предатели, ободрённые его отсутствием, вышли на связь с тобой.

— Возможно, — буркнула Адрасте.

— Возможно, я уже не такой, каким Ты меня помнишь, — намекнул я.

— Мужчины Земли не меняются, — презрительно скривила губы она.

— Мужчины, что на Земле, что на Горе, — сказал я, — принадлежат к одному и тому же виду. Все гореане так или иначе имеют земное происхождение, пусть и весьма отдалённое в некоторых случаях. Здесь всё дело в культурных различиях. Некоторые культуры отрицают и подавляют человеческую природу, другие, по самым разным причинам, принимают и высвобождают её.

— Значит, пани уверены, что в силу моего присутствия здесь имеют некое средство давления на тебя? — предположила моя бывшая компаньонка.

— По крайней мере, им так кажется, — пожал я плечами.

— Вероятно, Ты должен выполнить их требования, в противном случае меня может ждать некая незавидная судьба? — уточнила она.

— Насколько я понимаю, — сказал я, вспомнив бассейн с угрями на стадионе дворца Лорда Ямады.

Я не сомневался, что что-нибудь подобное или даже хуже имелось в распоряжении Лорда Темму.

— Тогда я в безопасности, — усмехнулась моя собеседница.

— Почему? — не понял я.

— Ты защитишь меня, — заявила она. — Ты сделаешь, как они пожелают.

— С какой стати? — осведомился я.

— В смысле, «с какой стати»? — переспросила она. — Ты не можешь подвергнуть меня опасности! Ты защитишь меня от любой угрозы!

— Ясно, — хмыкнул я.

— Я снова важна, — взволнованно сказала Адрасте. — У меня снова есть власть!

— Ты — рабыня, — напомнил я.

— Не поняла, — удивлённо уставилась на меня она.

— Ты — рабыня, — повторил я. — Это так трудно понять?

— Я — Талена! — заявила женщина. — Я — дочь Марленуса!

— Нет, — сказал я, — Таленой была свободная женщина, которая перестала быть дочерью Марленуса, с того момента, как тот от неё отрёкся. А Ты — Адрасте, рабыня на Конце Мира.

— Ты должен делать то, что они тебе говорят!

— Почему? — полюбопытствовал я.

— Ты слаб, обходителен, — объяснил она. — Ты — мужчина Земли!

— Пожалуй, мне пора, — подытожил я.

— Мы были компаньонами, — попыталась удержать меня рабыня. — Мы вместе пили вино компаньонства!

— Компаньонство закончилось, — снова напомнил я, — уже несколько лет тому назад. Мы его не возобновляли. Оно недействительно. К тому же нет ничего необычного в том, что женщины, однажды бывшие компаньонками, попадают в неволю. Фактически, иногда они оказываются в собственности своих бывших компаньонов. Ты же не ожидаешь, что женщина, носящая ошейник, будет принята в достоинство компаньонства. Для этого она уже испорчена. Кроме того, не зря ведь говорят, что только дурак освобождает рабскую девку. Уверен, Ты знаешь это высказывание. Опять же, женщина, которая когда-то была безразличной или бедной в качестве компаньонки, зачастую представляет куда больший интерес, когда она прикована цепью к рабскому кольцу в ногах хозяйской кровати.

— Ты не можешь меня оставить! — заявила она.

— Ты ошибаешься, — заверил её я.

— Ты не можешь так со мной поступить, — настаивала Адрасте. — Ты — земной дурак, такой же как все остальные мужланы того самодовольного мира слабаков! В тебе вскармливали пустоту, начиная с колыбели! Ты — милый, добрый, чувствительный, чуткий, понимающий, слабый, глупый и управляемый! Берегись, чтобы мне не пришлось пускать слёзы или упрекать тебя за амбиции, гордость, вульгарность, агрессивность или мужественность!

— Я уже дрожу, — усмехнулся я.

— Делай, что тебе велено! — потребовала она.

— Однажды, как Ты только что сказала, Ты думала, что знала меня, но ошиблась, — сказал я. — Ну что ж, точно так же и я когда-то думал, что знал тебя, и тоже ошибался. Я узнал тебя в зале Самоса из Порт-Кара, когда был наполовину парализован. Ещё лучше я узнал тебя в Аре, когда Ты опозорила Марленуса, но не тем, что попросила купить тебя, а тем, что вместе с другими предателями организовала заговор для захвата трона Ара, когда обескровила и уничтожила армию Ара, направив её в дельту Воска, когда открыла ворота города перед его врагами, когда сносила его стены, отбирала имущество и грабила казну, когда судила своих сограждан.

— Я имела право на всё, что я сделала! — заявила она.

— С этим не согласны, — хмыкнул я, — десять тысяч золотых тарнов двойного веса.

— Тарск, — прошипела рабыня.

— Я ухожу, — сообщил ей я.

— Ты не можешь! — крикнула она.

— Тем не менее, я это делаю, — сказал я.

— Ты не можешь, — настаивала женщина, некогда бывшая Таленой.

— Назови хоть одну причину? — предложил я.

— Ты любишь меня, — сказала она.

— Любовь? — удивился я. — К рабыне?

— К Талене, к дочери Марленуса! — воскликнула моя бывшая компаньонка.

— Ты — Адрасте, — вынужден был напомнить я, — рабыня.

— Тогда к Адрасте, — не стала спорить она, — к рабыне!

— Каким надо быть дураком, чтобы любить рабыню? — осведомился я.

— А разве есть мужчины, которые их не любят? — парировала Адрасте.

— Рабынь на Горе великое множество, — напомнил я.

— Но такая как я — только одна! — торжествующе заявила она.

— Каждая рабыня уникальна, — пожал я плечами, — каждая отличается от других, каждая в чём-то особенна в своём ошейнике.

— Но все они — рабыни! — заметила моя собеседница.

— Верно, — согласился я, — причём полностью и во всех аспектах.

— Ты любишь меня! — заявила она.

— И по этой причине я должен сделать всё, чего бы от меня ни потребовал Лорд Темму? — уточнил я.

— Да! — кивнула она.

— Но я не буду, — осадил её я.

— Я не понимаю, — потрясённо пролепетала Адрасте.

— Не бойся, — успокоил я рабыню. — Ничего страшного со стороны Лорда Темму вследствие моего решения тебе не грозит. Вряд ли он захочет испытать на себе ответные меры кавалерии.

— Но Ты, правда, любишь меня! — заключила она.

— Ты для меня не представляешь большого интереса, — заверил её я. — Но Ты — уязвимое беспомощное животное. Я поступил бы точно так же в случае с тарском, верром или кайилой.

— Я ненавижу тебя! — крикнула моя бывшая компаньонка мне вслед, когда я покинул комнату.

Выйдя наружу, я задвинул засов на место, надёжно заперев дверь.

— Хо! — окликнул я, поднимая руку, чтобы он заметил меня на переполненном причале. — Ты как раз вовремя, третий гонг вот-вот прозвенит. Швартовщики уже у кнехтов.

— Тал, — поприветствовал меня Пертинакс.

За ним на поводке следовала цепочка из трёх прекрасных животных, закованных в наручники и связанных друг с дружкой за шеи. На девушках были надеты простые, предельно короткие туники. Стоило ему остановиться рядом со мной, все три девушки опустились на колени и склонили головы. Пертинакс неплохо их выдрессировал.

— Пришлось немного задержаться у торговцев в конце причала, — пояснил он. — Давно хотел подобрать хороший хлыст, чтобы был функциональным и красивым.

— Отличный выбор, — похвалил я, рассматривая длинное, около двух гореанских футов, гибкое, средней ширины орудие с петлей для запястья на одном конце. — Самое то, чтобы поддерживать дисциплину среди твоих животных.

— Уже поддерживает, — заверил меня он.

— Я вижу, Ты решил не слишком тратиться на их одежду, — заметил я.

— Подвернулась удачная сделка с недорогой тканью, — пожал плечами Пертинакс.

— Туники не слишком коротки? — поинтересовался я.

— Вовсе нет, — сказал он. — Мне они в таких нравятся даже больше.

— Это могло бы шокировать свободных женщин, — предупредил я.

— Пускай шокирует, — усмехнулся мой друг. — Как знать, может быть, однажды им самим придётся носить что-то подобное.

— Я бы посоветовал тебе поспешить к сходне, — сказал я. — Время не ждёт.

— Кейджеры, поднять головы, — скомандовал Пертинакс.

— Какие они у тебя красотки, — прокомментировал я.

Он поднёс хлыст к губам Джейн, некогда известной как Леди Портия Лия Серизия из Башен Солнечных ворот, из Ара, из клана Серизиев, одно время бывших главными банкирами в Аре. Но клан был стёрт после реставрации Марленуса. Им припомнили их сотрудничество с оккупантами.

Девушка нежно и кротко, с любовью несколько мгновений целовала и лизала хлыст, а затем подняла взгляд и с обожанием посмотрела на своего хозяина, надеясь, что ему понравилось. Исходя из того, что Джейн стояла первой в этом маленьком караване, я заключил, что именно она являлась первой девкой.

Следующей, кому Пертинакс предложил поцеловать хлыст, была Камеко, его прекрасная рабыня пани. Судя по тому уходу, тонкому, влажному и нежному, который девушка даровала хлысту, нетрудно было догадаться, что она была более чем довольна своим ошейником, хотя, возможно, она предпочла бы быть единственной рабыней столь сильного и красивого рабовладельца.

— Что Вы о ней думаете? — полюбопытствовал Пертинакс.

— Она отлично подходит к твоему ожерелью, — улыбнулся я.

— Разве она не красива? — спросил Пертинакс.

— Конечно, красива, — заверил его я.

Её губы тронула чуть заметная улыбка, но она не осмелилась поднять на нас глаза. Это свободная женщина может смело смотреть в глаза свободного мужчины. Почему нет, ведь она свободна. Но девка в ошейнике, знающая об этом ошейнике, вряд ли посмеет так поступить. Но Камеко была явно рада тому, что мы говорили о ней, и каким способом это было сделано. Почему бы рабыне не порадоваться тому, что свободные мужчины нашли её интересной?

— На континенте она станет предметом восхищения, — предположил мой друг. — Там ведь немного рабынь пани, так что она будет особенной и экзотичной.

— Думаю, тебе будет приятно выводить её на прогулку, — улыбнулся я.

— Само собой, — кивнул он.

— На ярко раскрашенном кожаном поводке?

— Возможно, на верёвке, — пожал плечами Пертинакс.

— Одетой? — уточнил я.

— Я пока не решил, — ответил он.

— Но смотри, чтобы она честно зарабатывала свою рабскую кашу и хорошо старалась на мехах, — посоветовал я.

— Главная обязанность рабыни состоит в том, чтобы ублажать своего хозяина, — сказал Пертинакс.

— Я вижу, что у тебя есть и третья рабыня, — заметил я.

— Самая бедная из всей партии, — скривился мой собеседник и поднёс хлыст к лицу голубоглазой белокурой Сару, прежней мисс Маргарет Вентворт из Нью-Йорка, с планеты называемой Земля.

Как далеко занесло этих двоих от величественных залов финансовых организаций далёкого мира! Когда-то, в том мире, она была несравнимо выше его, боготворящего её простого клерка. Никогда, оставаясь в своём мире, он не мог бы даже надеяться встать рядом с такой женщиной. Теперь же уже она была у его ног, закованная в наручники, взятая на поводок и едва одетая рабыня, его рабыня. В их крупном финансовом учреждении она работала агентом по инвестированию капитала, и в этом деле она отлично использовала активы своего интеллекта, красоты и навыков обольщения, обещая многое и не давая ничто. Наивные, легковерные мужчины, зачастую держатели значительных средств, стремились понравиться ей. Множество клиентов и немалые богатства через её старания пришли в руки её начальников, позволив ей сделать быструю карьеру. Но затем ею, корыстной, жадной и коррумпированной, заинтересовались агенты Гора. Всё выглядело так, как будто легкие деньги сами собой текли к ней от неизвестных работодателей. Узнав, что для сокрытия её истинного статуса и роли на Горе у неё должен быть коллега-мужчина, она завербовала Грегори Смита. Она давно, по его поведению и тонким намёкам, вычислила его безнадёжное, безумное увлечение ею. Таким образом, Грегори оказался на Горе, в качестве её подчинённого и слуги. Здесь ему пришлось долгое время терпеть бесконечные придирки и указания, её невыносимый, мерзкий характер, её дерзость, нетерпение и тщеславие, её презрение, частые критические замечания, унижения и оскорбления. Она даже представить себе не могла, что её короткая роль во встрече тарнсмэна на берегу Тассы, и наблюдении за тем, чтобы он в конечном итоге оказался в тарновом лагере, не была главной причиной, по которой она получила выгодное предложение. Это была всего лишь забавная игра, в силу которой она сама должна была доставить себя в тарновый лагерь, прямиком к гореанскому ошейнику. Главной причиной был цвет её лица, волос и глаз, необычный на островах. Предполагалось, что она может стать прекрасным подарком для сёгуна. В итоге она на Горе получила клеймо и ошейник, а её слуга Грегори Вайт остался свободным. Тяжёлый труд на лесоповале сделал его худощавым и сильным, быстрым и проворным, жестоким и суровым. Он стал учеником Нодати, мастера меча. Он освоил тарна, пику и лук, но главное он изучил мужественность. Он взял себе гордое имя Пертинакс.

Стоявшая на коленях Сару подняла глаза и посмотрела на Пертинакса, своего хозяина. На мгновение мне показалось, что в её глазах я заметил вспышку негодования. Тонкие запястья дёрнулись в металле, державшем их за спиной и отозвавшемся чуть слышным звоном звеньев.

— Ты хочешь что-то сказать, рабыня? — спросил Пертинакс.

— Нет, Господин, — прошептала она.

Хлыст всё так же висел перед её лицом.

— Просишь ли Ты позволить тебе принять участие в демонстрации покорности? — холодно спросил Пертинакс.

Вот теперь я не сомневался, что заметил в её глазах страх.

— Да, Господин, — пролепетала Сару и, потянувшись вперёд, покорно поцеловала, а затем и облизала стержень хлыста. Вдруг, что интересно, она задрожала, и снова ещё более пылко, и даже отчаянно, прижалась губами, к хлысту. Казалось, что внутри неё что-то внезапно изменилось, словно рухнул некий барьер, рассыпалась и растаяла ледяная стена, открыв благодатный привлекательный ландшафт, покрытый зелёной травой, согретый лучами солнца. И тогда она ещё раз жалобно прижала губы к хлысту, а затем дважды подарила ему ласку своего маленького мягкого языка, после чего подняла глаза на Пертинакса и нерешительно спросила:

— Я могу говорить, Господин?

— Говори, — разрешил он, забирая хлыст.

— Я всегда любила вас, — призналась она, — даже там, на Земле, когда я презирала вас за вашу слабость. Я мечтала о том, чтобы быть вашей рабыней! Даже презирая вас, я не пригласила бы никого другого вместе со мной отправиться в этот опасный и прекрасный мир! Теперь я стою перед вами на коленях, закованная в наручники, на вашем поводке и в вашем ошейнике, ваша рабыня!

— Теперь все вместе, — скомандовал Пертинакс, — на ноги. Головы опустить.

— Да, Господин, — отозвались они, поднимаясь и опуская головы.

— Я так понимаю, твой багаж уже на борту, — сказал я.

— Да, — подтвердил Пертинакс, — его погрузили вчера, вскоре после вашего.

— Хорошо, увидимся на борту, — кивнул я, а потом повернулся к большому слину, свернувшемуся у моих ног и позвал: — Рамар. Иди с Пертинаксом.

— А Вы разве не пойдёте вместе со мной? — удивился мой друг.

— Я хочу ещё немного почувствовать под ногами широкие, твёрдые доски причала, — пояснил я. — Нам ещё долго предстоит ходить по качающейся палубе.

Я провожал взглядом Пертинакса, пока он, со своими подопечными поднимался по сходне. Рядом с ним, чуть отставая, хромал Рамар.

Вдруг я услышал тихий звук, природы которого я в тот момент не понял.

— Берегись! — раздался громкий поражённый крик.

Инстинктивно я упадал на одно колено, и через меня тут же перекувырнулась одетая в тёмный балахон фигура. Краем глаза я заметил отблеск света на металле. Тело продолжало действовать само, на одних рефлексах, опережая мысли. Я вскочил и с яростью, словно давя змею, опустил ботинок на шею незадачливого убийцы. С противным хрустом переломился позвоночник. Вряд ли кто-то мог бы выжить после такого удара. Через мгновение я перевернул инертное, распростёртое тело.

— Даичи, — констатировал я.

— Кто такой этот Даичи? — осведомился Лициний Лизий.

— Толкователь костей и раковин, — ответил я.

— Что это значит, — не понял мужчина.

— Способ гадания, — объяснил я, — предполагаемое обнаружение истины и предсказание будущего. Лорд Темму когда-то очень серьезно относился к таким вещам. Этот мужчина, по имени Даичи, был его личным толкователем костей и раковин.

— Понятно, — протянул Лициний Лизий.

— Ты спас мне жизнь, — сказал я.

— Когда-то Вы спасли мою, — напомнил он, и мы обнялись как товарищи по оружию.

Толпа раздалась вокруг нас.

— Ты нашёл медальоны, сувениры, подарки Конца Мира? — полюбопытствовал я.

— Нашёл кое-какие вещицы, — пожал он плечами.

— Вот тебе ещё кое-что, — сказал я, снимая с тела Даичи маленькую коробку на, в которой, насколько я знал, хранились кости и раковины. — Сохрани это как подарок Конца Мира.

— А Лорд Темму возражать не будет? — спросил Лициний Лизий.

— Вряд ли, — успокоил его я. — Он больше не интересуется такими вещами.

— Этого человека давно разыскивают, — сообщил один из троих, подошедших к нам гвардейцев пани, как и его товарищи вооруженный глефой.

— Ну вот мы его и нашли, — усмехнулся я. — Можете сообщить об этом Лорду Темму.

— Его должны были сбросить с внешнего парапета, — сказал другой гвардеец.

— В этом теперь нет необходимости, — заметил я.

— Верно, — согласился старший гвардеец. — Тем не менее, это будет сделано.

— Как скажете, — пожал я плечами.

Гвардеец жестом подозвал двух докеров и приказал им поднять труп и унести его с причала.

— Не понимаю, — сказал кто-то в толпе. — Как Даичи мог осмелиться напасть на этого мужчину, да ещё публично, на переполненном причале?

— Возможно, — ответил ему другой человек, — кости и раковины предсказали ему успех.

— Похоже, они ошибались, — заключил первый мужчина.

— Это был не первый раз, — добавил я.

В этот момент прозвенел третий гонг. Группа наёмников промчалась мимо меня, спеша подняться по сходне.

— Нам следует поторопиться! — сказал Лициний Лизий, забирая маленькую коробку.

— Я присоединюсь к тебе через мгновение, — ответил я, и тут до меня дошло, что тот тихий звук, который я услышал почти одновременно с предупреждающим криком Лициния Лизия и нападением Даичи, был перестук крошечных костей и раковин, свободно перемещавшихся в коробке.

Я окинул взглядом причал. По сходне торопливо поднимались последние пассажиры. Следовало поспешить и мне.

Борт «Речного Дракона» нависал надо мной. Вода уже плескалась в нескольких хортах ниже досок причала.

Я ещё раз осмотрелся.

— Лорд Нисида! — не скрывая радости, воскликнул я.

Он вежливо поклонился, и я вернул ему столь же вежливый поклон.

За его спиной стояли два асигару, а между ними, под их охраной, стояла женщина, прилично одетая во множество слоёв цветастых одежд сокрытия, но с позорно открытым лицом. Руки она держала за спиной, и я предположил, что они либо связаны, либо закованы в наручники.

— Вы пришли, чтобы проводить меня, — улыбнулся я. — Я надеялся, что Вы придёте.

— Вы ждали меня, — констатировал он.

— Конечно, — подтвердил я.

— Я рад нашему знакомству, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — сказал он. — Мы многое пережили вместе, в тарновом лагере, в корабельном лагере, на борту большого корабля Терсита и здесь на островах, которые Вы называете Концом Мира.

— Для меня было честью служить с вами, — поклонился я.

— А с Лордом Темму и Лорд Окимото? — уточнил Лорд Нисида.

— Тоже, — ответил я, — но, возможно, с несколько меньшим удовольствием.

— Мы вам очень обязаны за кавалерию, — признал он, но добавил: — Правда, в настоящее время, этому уже не столь рады.

— Могу только пожалеть, — сказал я. — Но пусть будет кто-то, кто будет хранить мир.

— Мир будет, — согласился Лорд Нисида, но тоже уточнил: — Какое-то время.

— Я думаю, — предположил я, — здесь в островах нам удалось уравновесить колоссальные силы.

— Возможно, не только здесь, — заметил даймё, — но и на далёком континенте, и в небе, среди стай молнии.

— Не только ларлы и слины являются территориальными, — развёл я руками.

Безусловно, подразумевались территории, лежащие далеко вне кругозора ревущих ларлов и рычащих слинов, территории, которые включали в себя целые миры.

— Вот та женщина, — сообщил он, указывая на рабыню, — с помощью которой мы рассчитывали гарантировать вашу лояльность и службу.

— Вы получили и то, и другое и без неё, — напомнил я.

— За что мы вам благодарны, — кивнул Лорд Нисида.

— Лорд Темму, — усмехнулся я, — несомненно, предпочёл бы продолжать владеть кавалерией, укомплектованной офицерами согласно его желаниям.

— Конечно, — признал мой собеседник, — но он больше предпочитает безопасность и целостность его крепости и земель. Вряд ли его устроит итог, при котором неприятная смерть рабыни будет сопровождаться огнём пролившимся с неба.

— В этом вопросе я рассчитывал не столько на характер или честь Лорда Темму, сколько на его рациональность, — пояснил я.

— В сложившейся ситуации, — подытожил Лорд Нисида, — как Вы понимаете, рабыня больше не имеет для нас ни интереса, ни важности.

— Разумеется, — кивнул я.

— Соответственно, — продолжил он, — мы оставляем её здесь на причале.

— Как вам будет угодно, — пожал я плечами.

Тёмные глаза рабыни Адрасте вспыхнули с яростью. Похоже внутри неё всё кипело от ярости.

— Желаю вам всего хорошего, дорогой друг, — сказал не прощание Лорд Нисида.

— и вам всего хорошего, дорогой друг, — попрощался я, и мы обменялись поклонами, после чего он повернулся и ушёл, сопровождаемый двумя асигару.

— Значит, я оставлена, — заключила она, — отвергнута, брошена!

— Ты больше не важна, — объяснил я.

— Ни для кого? — уточнила рабыня.

— Совершенно верно, — подтвердил я.

Она сердито дёрнула руками за спиной, и я услышал негромкий металлический звон. Выходит, на ней были наручники.

— Твои руки скованны, — заметил я. — На твоём месте я бы не боролся. Ты беспомощна, понимаешь Ты это или нет, нравится тебе это или нет. Я бы не советовал тебе, учитывая твою ситуацию, повреждать запястья. Это может до некоторой степени снизить твою цену.

— Цену! — воскликнула она.

— Да, — подтвердил я, — именно цену.

— Я вне цены! — заявила моя бывшая компаньонка.

— Только свободные женщины могут быть вне цены, — напомнил ей я. — На сцене торгов у каждой женщины появляется своя цена.

— Ты презренный тарск! — прошипела она.

— Во время осады, — сказал я, — большую часть рабынь, фактически, всех кроме тебя, насколько я знаю, обменяли не фукуро риса за каждую. За некоторых доли два.

— И что? — сердито спросила женщина.

— Если бы не тот интерес, который Ты представляла с политической точки зрения, интересно, сколько бы дали за тебя.

— Десять тысяч фукуро риса! — заявила она.

— Я бы предположил, что одно единственное, — усмехнулся я.

— Я — дочь Убара! — крикнула та, которая когда-то была дочерью Марленуса.

— Это верно, — согласился я, — и это могло бы поднять цену даже не слишком красивой девушки.

— Животное! — выплюнула она.

— Вот только здесь, — продолжил я, — на Конце Мира, Ты — всего лишь одна из множества смазливых рабынь, чуть красивее многих, и менее красивая на фоне других.

Адрасте раздражённо отвела взгляд.

— Ты беспомощна, — напомнил я. — Остерегайся шрамов на твоих запястьях.

— Тарск!

— Рискну предположить, что ключ от твоих браслетов, — сказал я, — висит на шнурке на твоей шее.

Это распространено в аналогичных ситуациях, например, при доставке закованной в наручники рабыни в новый дом или к новому владельцу.

— Да! — буркнула она.

— Третий гонг пробил, корабль скоро отчалит, — сообщил я и отвернулся.

— Эй, подожди! — крикнула моя бывшая компаньонка. — Тэрл! Тэрл!

— Ты посмела, — не оборачиваясь, спросил я, — произнести имя свободного мужчины, своими губами, губами рабыни?

— Ты не можешь оставить меня! — воскликнула она.

— Почему нет? — поинтересовался я, по-прежнему отказываясь смотреть на неё.

— Неужели Ты сможешь оставить меня здесь, на Конце Мира, на причале одну, закованную в наручники, беспомощную?

— Почему нет? — пожал я плечами.

— Я — Талена, дочь Марленуса Ара! — крикнула рабыня.

Я повернулся и встал перед нею.

— Когда-то была, — напомнил я ей, — больше нет.

Конечно, она не могла не понимать, что от неё отреклись, и с того момента она уже не была больше дочерью великого Марленуса. Конечно, она понимала, что теперь она являлась товаром, домашним животным, рабыней, и не имела никакого имени, кроме того, которое ей могли бы дать рабовладельцы, если бы захотели её как-то называть. Безусловно, я не мог не признать, что она была красивым объектом собственности, прекрасным товаром. Точно так же в каком-нибудь табуне среди множества кайил можно было бы найти одну, чьи формы были бы красивее, чем у остальных.

— Ты не оставишь меня здесь!

— Почему нет? — полюбопытствовал я.

— Потому, что Ты принадлежишь мне, — заявила моя бывшая компаньонка. — Ты мой. Ты попался в мои сети!

— С какой стати? — не понял я.

— Любовь! — пояснила она. — Ты любишь меня! Ты мой! Ты беспомощно влюблён в меня!

— Нет, — отмахнулся я.

— Нет? — удивилась рабыня.

— Нет, — кивнул я. — Когда-то, возможно, но больше нет. Теперь я знаю, что Ты собой представляешь.

— Животное! — прошипела она.

— Как скажешь, — пожал я плечами.

— Даже несмотря на это, — не сдавалась моя бывшая компаньонка, — Ты не оставишь меня здесь!

— И что же мне может помешать? — осведомился я.

— Я красива! — напомнила она.

Я оценил зеленоватый оттенок её сверкающих глаз, смуглую кожу, распущенные тёмные волосы, пышные и шелковистые, рассыпанные по её плечам, деликатность черт её лица, а также волнующие, очаровательные и изящно женственные изгибы её фигуры, угадываемые под неуклюжими одеждами сокрытия, намекавшие на рыночную ценность их носительницы. Было трудно представить, что в чём-то столь прекрасном и рабском, могла течь кровь Марленуса из Ара. На мой взгляд, если её, естественно, как простую девушку, вне возможных политических интересов, вывести на сцену торгов, то за неё запросто можно было бы выручить целых два серебряных тарска.

— Скорее миловидна, — прокомментировал я.

— Командующий! — позвал меня моряк, спустившись по сходне, по которой теперь поднимались последние редкие пассажиры. — Нам пора отходить! Поспешите! Поспешите!

Судя по топоту сандалий по тёплым, широким доскам причала, он приближался ко мне.

— Я уже иду, — откликнулся я, поворачиваясь, чтобы последовать за ним.

— Подождите! Подождите! — крикнула рабыня.

Но я уходил прочь. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что моя бывшая компаньонка спешила за мной. Я хорошо слышал шелест тяжёлых предметов одежды и звук её маленьких босых ног, барабанивших по доскам причала. Как и прежде, ей не разрешили сандалии или туфли. Разительный был контраст между богатыми, дорогими, декорированными одеждами сокрытия, подходящими для свободной женщины высокого города на континенте, и её ногами, столь же обнажёнными как ноги самой низкой рабыни.

— Подождите, подождите! — плакала она на бегу.

Я резко обернулся и нетерпеливо уставился на неё.

Она немедленно остановилась, замерла как вкопанная.

— Не оставляйте меня! — всхлипнула Адрасте. — Не оставляйте меня здесь!

Она правильно прочитала мой сердитый пристальный взгляд и опустилась на колени.

Разве она не была рабыней?

Не скрою, приятно было видеть её перед собой на коленях. Какой мужчина откажется от красавицы, стоящей перед ним на коленях? К тому же, она была рабыней, а рабынь отбирают не в последнюю очередь за красоту. Ну и какой же мужчина не желает владеть красивой рабыней?

Но я снова отвернулся.

— Подождите, Господин! — послышался крик за моей спиной, отчаянный, умоляющий. — Не оставляйте Адрасте! Не бросайте Адрасте! Пожалуйста, подождите, Господин! Адрасте не смеет подниматься с колен без разрешения! Адрасте умоляет Господина забрать её с собой.

Я ещё раз обернулся.

— Поспешите! — сказал моряк.

Прежняя Талена стояла на коленях в нескольких шагах позади, сломленная, дрожащая, завоёванная. Её губы дрожали.

— Не оставляйте Адрасте здесь! — глотая слёзы, попросила она. — Заберите её с собой! Она просит вашего ошейника, ваших цепей! Не отказывайтесь от неё снова. Ещё раз она умоляет вас об этом! Научите её, преподайте ей поцелуи и ласки рабыни, научите её похотливым рабским танцам и движениям рабыни! Она перед вами, просит сделать её вашей собственностью, полностью и бескомпромиссно! Бросьте её к своим ногам, презирайте и оскорбляйте её, если вам так будет угодно, как никчёмную, бессмысленную рабыню, коей она и является!

— Для всех было бы лучше оставить тебя здесь, — проворчал я. — Пусть бы пани использовали тебя для тех целей, для которых Ты могла бы им сгодиться.

— Я прошу вашей любви! — всхлипнула она.

— Не говори глупости, — усмехнулся я. — Ты — рабыня. Рабынь не любят. Ими владеют, их хотят, их вожделеют, над ними доминируют, им преподают их пол.

Гореанское высказывание гласит: «Только в ошейнике женщина изучает свой пол».

— Все женщины, — вздохнула Адрасте, — хотят, чтобы их жаждали, чтобы ими владели!

— Рабыня существует, — сказал я, — чтобы доставлять удовольствие своему хозяину, полностью и всеми возможными способами.

— Я знаю, — улыбнулась она.

— Она не принадлежит себе, — добавил я. — Она — собственность своего владельца.

— Я хочу быть собственностью своего владельца, — заявила рабыня. — Я хочу быть объектом его жажды, его необузданной и неудержимой похоти!

— Тогда Ты — рабыня, — заключил я.

— Да! — воскликнула моя бывшая компаньонка. — Я — рабыня! Желайте меня, владейте мной, используйте меня! Не думаете ли Вы, что я хочу застенчивого, робкого, почтительного, уважительного обращения, достойного свободной женщиной? Я хочу господина! Я мечтала о хозяине! Я жажду владельца!

— Лгунья, — бросил я.

— Пожалуйста, — сказала она. — Это правда, Господин! Неужели Вы забыли палатку Минтара?

— Хитрая самка слина, — буркнул я.

— Нет! — всхлипнула рабыня.

— Возможно, — задумчиво сказал я, — мне стоит забрать тебя с собой, чтобы передать в Ар, для суда Марленуса, в руки его палачей.

Она испуганно уставилась на меня. В её глазах плескался дикий ужас.

— Казнь через публичные пытки может растянуться на месяц, — добавил я. — Несомненно, посмотреть на это соберутся тысячи жителей Ара и его окрестностей, и даже из городов, расположенных за тысячи пасангов. Думаю, они будут рады засвидетельствовать судьбу предательницы, самозваной Убары, и даже оскорбить её, высмеять, оплевать и проклясть, добавить пылающую головню, или хотя бы крошечный осколок к её мучениям.

— Нет, нет! — отпрянула рабыня, некогда бывшая Таленой.

— Это будет настоящий праздник, — подытожил я.

— Неужели Вы продали бы меня за десять тысяч золотых тарнов! — воскликнула она.

— Это больше, чем я смог выручить за тебя на торгах, — пожал я плечами.

— Животное! — всхлипнула женщина.

— У меня простые потребности, и моих средств мне вполне достаточно, — сказал я. — Я мог бы разбросать эти деньги по улицам. Это был бы роскошный жест, и это был бы настоящий праздник.

— Но Вы же не станете поступать так со мной, — прошептала Адрасте.

— Не буду, — не стал отрицать я.

— Потому, что Вы — мужчина Земли, — предположила она.

— Нет, — сказал я, — просто у меня нет никакого желания обрекать беспомощное, уязвимое животное на столь незавидную судьбу. Это уродливо. Это кажется мне не подходящим.

— Животное? — удивлённо переспросила она.

— Верно, — кивнул я.

— Вы рассматриваете меня как животное? — уточнила женщина.

— Как ту, кто Ты есть, — развёл я руками.

Разумеется, она и сама знала о том, что, хотя и не все животные были рабынями, но все рабыни являлись животными.

Я указал на свои ноги, и моя бывшая компаньонка поспешно поднялась на ноги, приблизилась ко мне и, опустившись на колени передо мной, опустила голову вниз. Её губы прижались к моим матросским ботинкам. Её закованные в наручники запястья высоко поднялись над её спиной. Я наблюдал, как на коже ботинок появляются всё новые и новые влажные полосы, следы нежности её языка.

— Как же далеко Ты ушла от трона Ара, — прокомментировал я.

— Да, Господин, — вынуждена была признать она.

— Поспешите, поспешите, Командующий! — нетерпеливо крикнул моряк.

Я рывком поставил рабыню на ноги и, толкнув её к моряку, велел:

— Отведи её на борт.

Адрасте вскрикнула от радости.

— Эта женщина — высокая рабыня, не так ли? — на всякий случай спросил моряк.

— Нет, — ответил ему я. — Она самая обычная низкая рабыня.

— Что я должен сделать с нею? — осведомился он

— Как только она окажется на борту, — сказал я, — раздень её, а затем прикуй цепью внизу вместе с другими низкими рабынями, в самом грязном из ваших рабских трюмов.

— Да, Командующий! — кивнул моряк.

— Вы не можете так поступить со мной, — не поверила своим ушам она. — Вы же мужчина Земли!

— Я изучил Гор, — напомнил ей я. — Теперь я мужчина Гора.

— Не может быть! — всё ещё пыталась упорствовать рабыня.

— Что, по-твоему, есть мужчина Земли? — спросил я.

— Жалкий слабак, — ответила она, — пустой, управляемый и жаждущий понравиться, марионетка патологической неестественной культуры, патриот измены самому себе, гордящийся тем, что предал свою собственную кровь, следующий всему, что ему говорят, не думая, не поднимая глаза на звезды, не слушая биение своего сердца.

— Возможно, это не совсем так, — намекнул я.

— На Земле нет гореан! — заявила рабыня.

— Ты ошибаешься, — заверил её я. — Есть и много. Фактически, в сердце каждого мужчины живёт гореанин, пусть тайный и тщательно скрываемый, но гореанин. Ты думаешь, что мужчины, правда, готовы отказаться от своей мужественности, или они настолько глупы, чтобы как бессловесные животные покорно идти на бойню, навстречу резне? Даже могучий ларл может пасть перед роем визжащих уртов, но это не доказывает того, что урт превосходит ларла, одинокого, гордого охотника, охраняющего свои горные владения, настороженного и опасного бродягу, с мягкими лапами и стальными когтями, ужас далёких диких местностей.

Она озиралась, бросая дикие взгляды назад, пока моряк, схватив её за правое плечо, тащил её к сходне.

А я думал о Сесили, ждущей меня в моей каюте. Когда она услышит мои шаги, она зажмёт в зубах хлыст и будет нетерпеливо смотреть на дверь, ожидая моего появления.

Пожалуй, в Сесилию можно было бы влюбиться.

Войдя в каюту, я аккуратно заберу хлыст из её зубов и отложу в сторону. Безусловно, рабыне, пусть желанной и лелеемой, благодарной за доброту хозяина, держащего её в беспомощной неволе, которой она сама желает, наслаждающейся своим подчинением, нельзя позволять забыть о том, что она — рабыня и только это. Соответственно, не надо упускать случая связать её, завязать глаза, заткнуть рот, походя ударить и так далее, чтобы напомнить ей о её статусе, о том, что она — женщина, и она принадлежит, что она — самка, и что она — рабыня своего хозяина. Эти нюансы, поскольку она — рабыня и желает быть рабыней, подтверждают ей её неволю и заверяют её в том, кто она есть и кем желает быть, то есть рабыней своего господина.

Остановившись у сходни, я посмотрел вверх на «Речного Дракона». Лициний Лизий стоял у фальшборта, облокотившись на планширь, и смотрел вниз. Он поднял маленькую коробку, содержавшую кости и раковины, и, встряхнув её, а затем, указав на рабыню, которую тащили по сходне, прокомментировал:

— Я вижу, что у вас тоже есть сувенир с Конца Мира.

Я махнул ему и поспешил вверх по сходне.

Едва я шагнул на палубу, как матросы втянули сходню на корабль.

Сброшенные докерами с кнехтов швартовы были втянуты внутрь «Речного Дракона».

Я наблюдал как полоса воды уже лизавшей доски причала, начала расширяться. Обернувшись, я увидел, как усиленные досками паруса медленно поднимались вверх, подставляя себя ветру.

Рабыня, всё ещё находилась на палубе, под присмотром моряка, не торопившегося уводить её вниз.

— Что Вы собираетесь сделать со мной? — спросила Адрасте.

— Скорее всего, продам тебя в Брундизиуме, — ответил я.

— Нет! — вздрогнула она.

— Вместе с другими рабынями, — добавил я.

— Нет, нет! — заплакала женщина.

— На твоём месте, — решил посоветовать я, — я бы воздержаться от раскрытия своего прошлого и истории.

— Вы не можете продать меня! — прошептала она.

— Не бойся, — успокоил её я. — Учитывая, что на свои редкие публичные выступления, Ты выходила в вуали, немногие знают прежнюю Убару Ара в лицо. Кроме того, я не думаю, что есть вероятность, что кому-либо может прийти в голову искать прежнюю Убару Ара среди девушек продаваемых одна за другой на дешёвом рынке Брундизиуме.

— На дешёвом рынке? — опешила она.

— Конечно, — кивнул я. — Это будет забавно. Но ещё и по той причине, что на таком рынке меньше вероятность того, что там появится кто-нибудь, кто мог бы тебя узнать.

— Но на таких рынках ошиваются в основном бедняки, люди из самых низов, — ужаснулась рабыня.

— Радуйся, — посоветовал я, — на таком рынке Ты можешь стать товаром в настоящей сделке.

— Животное! — прошипела она.

— Возможно, Ты предпочла бы Курулеанский рынок в Аре, — намекнул я.

— Но кто купит меня там? — простонала моя бывшая компаньонка.

— Тот, кто предложит самую высокую цену, — ответил я.

— На таких рынках, — сказала она, — девушки уходят за медь!

— Я в курсе, — кивнул я.

— Вас, конечно, это позабавит! — всхлипнула Адрасте.

— Конечно, — не стал отрицать я.

— Тарск! — выплюнула она.

— Несомненно, со временем, — сказал я, — Ты пройдёшь через десятки продаж, на твоей шее побывают десятки ошейников, Ты сменишь десятки хозяев.

— Я ненавижу вас, — процедила моя бывшая компаньонка.

Я же, повернувшись к матросу, которому поручил присматривать за рабыней, и повторил свой прежний приказ:

— Раздень её и проследи, чтобы она оказалась на цепи среди самых низких рабынь, в самом грязном из рабских трюмов.

— Похоже, она и в самом деле, низкая рабыня, — заключил моряк.

— Ты прав, — подтвердил я, — она низкая рабыня, ниже некуда.

И тогда рабыню, бросающую на меня умоляющие взгляды через плечо, потащили прочь с моих глаз.

Мне пришло в голову, что временами, во время нашего разговора, она была недостаточно почтительна к свободному мужчине, но я не решил, что это не критично. Скоро ей предстоит изучить уважение рабыни, и свою новую судьбу в этой жизни.

Я вернулся к фальшборту. Причал медленно уплывал вдаль. Над головой хлопнули паруса, поймавшие ветер. Оторвав взгляд от причала, я поднял голову и нашёл в вышине башни твердыни сёгуна Лорда Темму. Изящные крыши замка подпирали облака, среди которых я разглядел парящего тарна. Затем я перенёс внимание на восток, где широкие, зелёные просторы Тассы, тянулись до самого горизонта.

Я думал о проницательном, терпеливом, блестящем офицере Лорде Нисиде, о вечно колеблющемся тучном Лорде Окимото, поэте и мастере каллиграфии, и о Лорде Темму, чьи раскосые глаза с жадностью смотрели на юг, в сторону доминионов Лорда Ямады. Я вспоминал Харуки, продолжавшем ухаживать за садом сёгуна. Я вспоминал смелого, молодого Таджиму, блестящего и сурового командира кавалерии, и его рабыню, красавицу Незуми. Вспоминал я и невысокого, коренастого, плотного мужчину, в руках которого меч мог петь и разрубать рисовое зёрнышко на лбу человека.

А далеко впереди, по ту сторону Тассы нас ждал континент.

Конец Мира остался за кормой.