Мятежники Гора

Глава 31 Новые посетители постоялого двора

Едва Харуки успел поделиться своими опасениями, как внезапно зал наполнился неистовыми криками и хаотичным движением тел. Несколько мужчин вломились в постоялый двор, как через главный вход, так и через кухню.

Испуганно закричала Незуми.

— Оружие не трогать, — услышал я грозный окрик, — или умрёте!

Танто был вырван из-за моего пояса. Харуки также стремительно лишился своего ножа. Через мгновение наши руки были заломлены за спины и крепко связаны.

— А мечи-то превосходные, — услышал я чей-то комментарий с другой стороны ширмы.

Клинками и дубинами нас с Харуки вытолкали из нашего укромного закутка в основной зал столовой. Трое асигару по-прежнему лежали, растянувшись на полу лицом вниз. Таджима и другой товарищ, крепкий на вид мужчина, очевидно воин, сидели со скрещенными ногами на полу. Руки им плотно связали. Незуми, дрожа от страха, стояла на коленях в дальнем углу. В центре зала, широко расставив ноги, словно оседлав комнату, стоял невысокий толстый мужчина, одетый в короткую куртку и меховые ботинки. Я решил, что это и был атаман злоумышленников. У него было широкоскулое лицо, длинные для его тела руки, неопрятные усы, свисавшие до самого горла, и глаза, для человека казавшиеся почти дикими. Мне показалось интересным, что мужчина, столь низкорослый, командовал, как минимум полутора десятками плохо одетых разбойников. Впрочем, у решительности и агрессии, интеллекта и тщеславия, власти и лидерских качеств нет каких-то строго определённых сред обитания. Лидеры появляются там, где они нужны, а для измерения лидерских качеств не годятся такие параметры как рост и вес, возраст и положение в обществе. Они относятся к тем редкостям, которые невозможно выразить словами, они неосязаемы, но безошибочны.

Владелец постоялого двора, или тот, кого мы принимали за такового, снова появился в зале столовой.

— Мой сигнал провисел слишком долго, пока вы соизволили на него отреагировать, — попенял он.

— Но ведь отреагировали же, — усмехнулся в усы атаман шайки разбойников, — твоему сигналу что, трудно было немного повисеть?

— За это время здесь появились другие, — возмутился владелец постоялого двора, — и среди них один с двумя мечами. Такие люди опасны. Это хорошо, что я придумал напоить его вместе с фуражирами, охранявшими рис. В этом случае он мог быть менее опасным. Скольких людей Ты готов был потерять?

— Что-то он не выглядит пьяным, — заметил толстый коротышка, возглавлявший захвативших нас врасплох злоумышленников.

— Вероятно потому, что на краю смерти людям свойственно быстро трезветь, — предположил владелец постоялого двора, или тот, кого мы за такового принимали.

— Мы заберём рис и сожжём постоялый двор? — спросил один из разбойников.

— Рис — да, постоялый двор — нет, — ответил атаман. — Это место служит превосходной ловушкой.

— Фуражиры преуспели, — хмыкнул другой парень, — как и мы. Теперь у нас много риса. Давно столько не было, с тех пор как асигару сёгуна выгребли всё на пасанги вокруг.

— Целая повозка, — добавил третий.

— В деревнях будут рады, — сказал четвёртый.

— А постоялый двор грабить будем? — полюбопытствовал пятый.

— Всё, что здесь можно было взять, мы давно забрали, — объяснил тот, кого я до сего момента считал владельцем этого постоялого двора. — Всё, что здесь осталось ценного, это девки, которых мы, когда это казалось подходящим, могли бы показать и приказать обслуживать посетителей, используя их для лучшей маскировки нашей ловушки.

— Но им ведь известно, что Ты здесь не хозяин, — заметил кто-то.

— Так хозяину хорошо заплатили, чтобы он не лез не в своё дело, — пожал плечами мужчина, игравший роль владельца постоялого двора.

— Либо это, либо быть убитым, — усмехнулся другой разбойник. — Он сделал правильный выбор.

— Девки, — сказал тот, кого я считал владельцем постоялого двора, — будут держать язык за зубами, поскольку знают, что малейший намёк на наш обман кончится для них перерезанным горлом.

Первое, что бросилось мне в глаза, когда нас выпихнули из-за ширмы, это то, что Таджима и ещё один воин, очевидно, тот самый, который с таким гневом отчитывал фуражиров за их беспечность, были разоружены и связаны. Их оружие теперь перешло в руки, или за пояса различных злоумышленников. В этом не было ничего удивительного, ведь разбойники зачастую вооружаются тем, что отобрали у своих жертв.

Фактически, великолепный паньский меч, выкованный из нескольких сортов тщательно подобранной стали, с многочисленными последовательными проковками, закалками и отпусками, заточкой и полировкой, обычно является произведением нескольких кузнецов. На его создание и доведение до совершенства уходят недели. Так что можно понять, почему он считается добычей огромной ценности. Воины, обнаружив такой меч у крестьянина, обычно убивают его без долгих раздумий. Предполагается, что крестьянин не имеет права на обладание таким клинком, что такой меч не может находиться в руках крестьянина, в действительности, это попросту запрещено им, что это позор для такого прекрасного оружия, находиться в собственности простолюдина, и что крестьянин, в любом случае, не мог получить такое оружие, кроме как украв его. Ну а поскольку воины никогда не расстаются со своим оружием, от которого целиком и полностью зависит их жизнь, то это означает, что прежде чем забрать у него меч, он должен быть убит. Конечно, тот воин мог быть врагом, и быть убитым на виду, но тут вступают в дело соображения статуса и уместности. Нет ничего нового в том, что человек может отомстить за смерть врага, если этот враг, с его точки зрения, был убит неподобающе. У воинов, ищущих головы друг друга, может быть гораздо больше общего между собой, чем у любого из них с человеком иного статуса, даже с предполагаемым союзником. Кроме того, возможно, было бы неблагоразумно позволять, скажем, крестьянину или торговцу, обладать предметом такой смертоносной красоты, ведь кто знает то, что может произойти ночью или когда проявишь небрежность при пересечении незнакомого порога?

— Ты — Араси, разбойник, не так ли? — спросил крепко связанный воин, сидящий со скрещенными ногами на полу рядом с Таджимой.

— Я — Араси, патриот, — заявил вожак злоумышленников.

— Меня предупреждали, что Ты промышляешь в этих местах, — проворчал связанный воин.

— Но поймать меня никто не смог, — усмехнулся Араси.

— Считается, что Ты был казнён на кресте, — заметил воин.

— Причём целых пять раз, — добавил атаман захвативших нас разбойников. — Только это были совсем другие люди, даже не из моей шайки. Подозреваю, это делалось такими как Ты, чтобы успокоить сёгуна.

— Потом их называли другими именами, — пояснил воин.

— Значит, объявлялось, что были пойманы и казнены вожаки пяти других шаек? — уточнил Араси.

— Да, — подтвердил воин.

— Но на самом деле умерли ни в чём неповинные люди.

— Верно, — признал воин.

— А я так и остался для вас невидимкой, — заключил Араси.

— Но теперь я тебя увидел, — заметил воин.

— И кто же Ты такой, благородный? — поинтересовался атаман разбойников.

— Я — Ясуси, двадцать третий констебль армии Лорда Ямады, Сёгуна Островов, — представился связанный мужчина, усаженный рядом с Таджимой.

— Он пришёл на постоялый двор в одиночку, — сообщил тот из разбойников, которого я принимал за владельца постоялого двора, — чтобы узнать, куда пропали три фуражира, собиравшие рис, который теперь принадлежит вам.

— Он — дурак, если рискнул своей жизнью и мечами, ради того, чтобы поинтересоваться судьбой фуражиров.

— Храбрый дурак, — добавил Таджима.

— Ну а вы, парни, — спросил Араси, пиная одного из растянувшихся на полу фуражиров, — чего здесь разлеглись?

— Нам приказали лечь на пол, — объяснил их старший, — по-видимому, чтобы было легче отрубать нам головы.

— Ну тогда, вы ещё большие дураки, чем он, — констатировал Араси.

— Нет, — рискнул не согласиться с ним Таджима. — Это было великолепное подтверждение дисциплины, поддерживаемой в рядах бойцов армии Ямады.

— Их дисциплина всего лишь подобие той, — заявил Араси, — которая поддерживается среди моих людей.

— Сборище ненадёжных корыстных болванов и мужланов, — презрительно скривился Ясуси.

— Здесь нет ни одного человека, который не был бы готов по моей команде перерезать себе горло, — не без гордости сказал атаман разбойников.

— Прикажи нескольким из них сделать это, — с насмешкой предложил офицер.

— Нужно быть готовым убить быстро и жестоко, чтобы поддерживать такую дисциплину, — заметил Таджима.

— Верно, — согласился Араси.

— И жить в постоянном страхе проснуться с ножом в спине, — добавил Таджима.

— Нет, до тех пор, пока я могу обеспечить рис, — парировал Араси.

— В деревнях не хватает риса? — удивился мой друг.

— В том-то и дело, — развёл руками атаман.

— Силе и страху есть альтернатива, — сказала Таджима.

— Верность и честь? — уточнил Араси.

— Да, — подтвердил Таджима.

— Слышал я о таких вещах, — хмыкнул Араси. — В деревнях они не реальны. В деревнях реален голод, реальна смерть.

— Значит, вы взбунтовались против Ямады, — заключил Таджима.

— С тем же успехом можно бунтовать против восхода Тор-ту-Гора или приливов Тассы.

— Я не думаю, что для вас будет разумно задерживаться здесь слишком долго, — напомнил о себе мнимый владелец постоялого двора.

— Заберите рис, — приказал Араси своим людям, махнув рукой в сторону двери. — Грузите повозку. Мы скоро выступаем.

Трое парней от остальной группы и покинули зал, после чего сам Араси снова обратил своё внимание на трёх распростёртых на полу асигару, отвесив одному из них болезненный пинок под рёбра

— Ай! — вскрикнул тот.

— Вы набрали много риса, — прокомментировал Араси. — Так что я не вижу ничего удивительного в том, что вам пришло в голову заглянуть сюда, чтобы отпраздновать такую удачу.

— Любому может однажды захотеться выпить, высокорожденный, — пробурчал старший из фуражиров.

— Как это у вас получилось добиться такого успеха? — полюбопытствовал Араси.

— Люди склонны быть щедрыми, когда стоят на коленях, а над их шеей занесена глефа, — ответил асигару.

— С вашей стороны было крайне неблагоразумно, останавливаться здесь, — покачал головой атаман. — Вам повезло бы гораздо больше, если бы вы поспешили добраться до северной дороги.

— Что верно, то верно, высокорожденный, — признал его правоту старший фуражир. — Но мудрость, вероятно, не просыпается, пока не взойдут луны.

— Ещё большей глупостью было ложиться здесь и послушно, словно стреноженные верры, ожидать забоя, — бросил Араси.

— Всё не так плохо на самом деле, высокорожденный, — отозвался старший фуражир. — Если бы он нас убил, кто бы тогда доставил рис в лагерь?

— Умные пройдохи, — хмыкнул атаман. — А вот давайте-ка поглядим, насколько вы действительно умные. Я предлагаю вам выбор, присоединится к моей шайке или умереть.

— Мы — ваши, — тут же заверил его старший из трёх фуражиров.

— Презренные крестьяне! — выплюнул Ясуси, назвавшийся двадцать третьим констеблем армии Лорда Ямады.

Я понятия не имел, сколько таких констеблей обслуживали армию на марше. Учитывая, что в движение было приведено несколько тысяч мужчин, сотни воинов и многие тысячи асигару, можно было предположить, что их должно быть немало. Помимо организации вспомогательных с точки перемещения главных сил, вроде разведки, патрулирования, прочёсывания, шпионажа и так далее, кому-то следовало передавать приказы, контролировать их исполнение, выставлять посты охраны и организовывать снабжение. Знамёна вряд ли будут развеваться над телегами с рисом, но без этих телег сомнительно, что знамёна вообще будут развёрнуты.

— А это кто такие? — спросил Араси, теперь поворачиваясь в нашу сторону.

Мы с Харуки, связанные, стояли у стены.

— Двое странников, — ответил тот из разбойников, который играл роль владельца постоялого двора. — Один из них, очевидно, иностранец, что видно по глазам и коже, а также по подобным огню волосам. Рискну предположить, чтобы это дезертир, один из наёмников, сбежавших из владений Темму, оставив обречённое дело.

— Выходит, здесь нашёлся, по крайней мере, один человек, у которого достаточно мудрости, — заключил Араси. — Наёмники неверны никому, кроме золота или риса.

— Второй, явно пани, причём нашего вида.

— Я принудил его, — пояснил я, — служить мне в качестве посредника и гида.

Араси, повернувшись к своим люди, обвёл рукой связанных воинов и нас с Харуки, и скомандовал:

— Обыщите их, проверьте, что в их мешках, если таковые есть.

— Вам следует уйти как можно скорее, — настаивал мнимый владелец постоялого двора.

— Гляньте! — воскликну один из разбойников, срывая шнурок с монетами с шеи Харуки.

Что ни говори, монет там было немного. Мой кошелёк стал лучшей добычей, но даже в нём нашлось не больше того, что там имелось, когда меня, усыплённого, вывезли из замка Темму. Также неутешительны, я уверен, были скудные трофеи, найденные у двух воинов. Ясуси, отправляясь на поиски пропавших фуражиров, захватил с собой всего лишь две бронзовых монеты, спрятав их в своём поясе. А Таджима имел при себе только одну медную монету, остальное он якобы потратил на приобретение рабыни. Однако их мечи и ножи, учитывая качество их стали и превосходную работу кузнецов, являлись добычей значительной ценности, так что в этом плане Араси и его людям было грех жаловаться. У принадлежавшей Таджиме Незуми, разумеется, тоже имелась некоторая ценность, правда, учитывая состояние её волос и тот факт, что никто за неё пока никакой цены не предлагал, не было ясно, какова она могла бы быть.

— Эти двое, — поинтересовался Араси, указывая на меня и Харуки, — случайно, не вместе с молодым воином и рабыней?

— Нет, — отмахнулся тот из разбойников, которого мы принимали за владельца постоялого двора. — Они пришли раньше, обедали тайно, отдельно от всех остальных, скрывшись за ширмой. Полагаю, они боятся попадать на глаза. Один из них явно беглец, и другой, судя по всему, соучастник его побега.

— Но не по своему выбору, — добавил я.

— Он из крестьян, — сказал Араси. — Мы можем предложить ему выбор.

В этот момент, к своему замешательству, я понял, что выбор, что бы под этим ни подразумевалось, предоставлялся далеко не всем. Проверив верёвки, я лишний раз убедился, что связали меня надёжно.

— Не стоит ожидать от меня много, высокорожденный, — сказал Харуки. — Я — скромный садовник. Вряд ли у вас найдутся цветы, за которыми я мог бы присматривать, так что я буду только зазря потреблять рис. К тому же у меня нет ни малейшего опыта в перерезании горл.

— Будь любезен, помалкивай, — буркнул мнимый владелец постоялого двора.

— Рис загружен, — доложил один из налётчиков, заглядывая в обеденный зал.

— Тогда поспешите, — поторопил разбойников мнимый владелец постоялого двора.

— Я хочу забрать отсюда не только рис, — заявил Араси.

— Так здесь больше ничего нет, — растерялся тот, кого мы принимали за хозяина постоялого двора.

— В сарае есть девки, — напомнил атаман. — Шесть.

— Но они нужны здесь, — попытался возражать мнимый владелец постоялого двора, — чтобы обслуживать клиентов и поддерживать фасад подлинности.

— Помести их на верёвку и привяжи к задку рисовой повозки, — приказал Араси.

— Нет! — возмутился тот из разбойников, который присматривал за постоялым двором.

— Мы найдем кого-нибудь, кто продаст их в лагерь Ямады, — пояснил атаман.

— А что я буду делать на постоялом дворе без девок?

— Голодные крестьяне приведут других дочерей, — отмахнулся от него Араси. — Только покупай самых красивых, поскольку позже мы можем захотеть продать и их тоже.

Пожалуй, стоит упомянуть, что дочерей могут продать не только голодные, отчаявшиеся, доведённые до крайности крестьяне. Это может быть сделано и из других соображений. Это вопрос культуры. Например, не редкость, когда продают гордых, своенравных дочерей. Жизнь таких девушек изменяется кардинально. Трудно быть гордым и своенравным, когда ты принадлежишь. Опять же, от продажи дочери всегда можно выручить деньги или товары. Это — искушение. Кроме того, об этом тоже стоит упомянуть, некоторые дочери сами просят продать их, хотя бы для того, чтобы избежать тяжёлой работы и ограничений деревень.

— Хорошо, вождь-сам, — вздохнул мнимый владелец постоялого двора.

— Займитесь этим, — бросил Араси своим людям, и несколько из них покинули помещение.

Как я уже указывал, сделки на островах по большей части заключалась не с точки зрения монет или поручительств, выписанных тем или иным домом на некой улице Монет, но с точки зрения бартера, натурального обмена, с точки зрения риса, проса, рыбы, ткани и так далее. И, хотя я до настоящего времени, возможно, не сделал это ясным однозначно, в список таких предметов потребления смело можно включить и женщины, что, я предполагаю, достаточно очевидно.

И конечно, во времена войн женщины на островах, как и на континентальном Горе, считаются трофеем, причём одним из самых превосходных и наиболее желанных. Это ли не одно из самых больших удовольствий и наград победы, сделать самую красивую из женщин врага своей рабыней, иметь ей в ошейнике у своих ног, послушной и беспомощной, своей собственностью, и делать с ней всё, чего бы ни захотелось?

Существует ли такой мужчина, который не желал бы владеть рабыней?

Может ли мужчина быть счастлив без рабыни?

И может ли рабыня быть счастлива без своего господина?

— Господин! — в отчаянии зарыдала Незуми, протягивая руки к Таджиме, который, казалось, даже не заметил её. — Господин, Господин!

— Эту привяжите вместе с другими девками, — указал Араси.

— Господин! — вскрикнула Незуми, схвачена за руку и рывком поставлена на ноги.

Её, спотыкающуюся и рыдающую, потащили наружу через главный вход, где ожидала рисовая повозка, к этому времени по большей части уже загруженная.

Ни один мускул не дрогнул на лице Таджимы. Он казался совершенно безразличным.

Араси взял один из мечей, обхватил украшенный кисточками эфес обеими руками и дважды взмахнул клинком в воздухе.

— Чей это меч? — спросил он.

— Мой, — ответил Ясуси. — Не смей осквернять его.

— Плохой баланс, — прокомментировал Араси.

— Просто он не в тех руках, для которых он был сделан, — пояснил воин.

— Ты и твой товарищ — офицеры, — сказал атаман разбойников. — Какой выкуп за вас можно получить?

— За этого ничего не получим, — вставил фразу мнимый владелец постоялого двора, указывая на Таджиму. — Он — ронин, чужак везде, перекати поле, без того, кто заплатит рисом, без даймё, без лорда.

— За меня вы тоже ничего не получите, — прорычал Ясуси. — На мне верёвки разбойников. Я опозорен. Сёгун, если я окажусь перед ним, прикажет связать меня и бросить в клетку с голодными уртами. Всё, о чём я прошу, это клинок, которым я мог бы смыть с себя этот позор.

— Уверен, за них обоих могли бы заплатить некоторый выкуп, — предположил я, — за одного как за потенциального кандидата в ряды армии Ямады, за другого как за храброго и ценного констебля.

— Они — свидетели, которым известны наши дела и лица, вождь-сан, — заметил мнимый владелец постоялого двора.

— А что насчёт этих двоих? — осведомился Араси, указывая на нас с Харуки.

— Их это тоже касается, — ответил он.

— Я прошу меч, — заявил Ясуси. — Это — моё право.

— У нас с тобой разные кодексы, — отмахнулся атаман.

— Ты отказываешь мне в этом? — удивился воин.

— Да, — отрезал Араси.

— Тогда я должен действовать, — заключил Ясуси. — Вы не оставили мне выбора. Вы все арестованы. Вы должны освободить меня, а затем всей шайкой явиться вместе со мной в лагерь Лорда Ямады, Сёгуна Островов, где вас ждёт суд.

— Умом повредился? — поинтересовался Араси.

— Нет, — сказал Ясуси. — Я исполняю свои обязанности. Вы арестованы. Слова произнесены. Приказ отдан.

— Храбрый парень! — восхитился Таджима.

— Кажется, Ты всё же безумен, — констатировал Араси.

— Нет, — заверил его Ясуси.

— Вероятно, Ты думаешь, что слова — это вещи, — хмыкнул Араси, — но это не так, вещи — это вещи, а слова — не более сотрясение воздуха. Слово «вода» не утолит жажды, слово «еда» не наполнит живот. Точно так же, слово «арест» не сможет арестовать. Приказ, не подкреплённый мечом — не больше, чем меч без клинка. Ни один закон не действует, если за ним нет лука и глефы.

Его слова напомнили мне о когда-то давно слышанном высказывании: «Законы Коса идут вместе с копьями Коса».

— Как мы поступим, вождь-сан? — спросил один из разбойников.

— Развяжите его, — приказал Араси.

— Вождь-сан? — опешил мужчина.

— Развяжите, — повторил Араси, — а потом разденьте и прибейте его к полу.

— Да, вождь-сан, — отозвались двое разбойников и поспешили к Ясуси.

— Презренный тарск! — возмущённо закричал Таджима.

— Этого тоже, — добавил Араси.

— Полагаю, что снаружи всё готово, — заметил мнимый владелец постоялого двора, — повозка нагружена, девки на верёвке.

— Мы задержимся ровно на столько, чтобы закончить с плотницкими работами, — отмахнулся от него Араси.

— Как поступим с этими? — спросил один из разбойников, кивая на нас с Харуки.

— Пусть понаблюдают, — ответил ему атаман, — а затем, немного погодя, покончим с ними. С ними со всеми.

— Один из них — крестьянин, — напомнил мужчина.

— Он свой выбор сделал, — пожал плечами Араси. — Второй — дезертир, а тот, кто предал один раз, быстро предаст и второй.

— Да, вождь-сан, — согласился его подчинённый.

Тот из разбойников, которого мы принимали за владельца постоялого двора, явно нервничавший, судя по тому, как сжимались и разжимались его руки, подошёл к дверям и выглянул на улицу.

— Всё готово? — осведомился у него Араси.

— Телега загружена, — ответил тот, — верёвка с девками на месте, сексуальные тарскоматки ждут только команды.

— Хорошо, — кивнул атаман, наблюдая, как извивается Ясуси, пытаясь вырваться из рук двух, вцепившихся в него злоумышленников

Таджима тоже отчаянно боролся с верёвками.

— Только, вождь-сан, — настороженно сказал мнимый владелец постоялого двора, — я не вижу никого из наших парней.

— Что? — вскинулся Араси, быстро оборачиваясь.

В то же самое мгновение тот из разбойников, который играл роль владельца постоялого двора, покачнулся и завалился на спину.

Тройное оперение длинной паньской стрелы, пронзившей его сердце, торчало из груди.