Я заблокировал быстрый, стегнувший словно плетью, удар гибкой бамбуковой палки.
Се-вар остался позади. Шёл второй день десятой руки перехода.
— Это было быстро, — похвалил я Таджиму, — но Ты всё ещё слишком слаб.
Заблокировав ещё два удара обмотанной шнуром бамбуковой палки, я сказал:
— Всё, хватит. Достаточно! Тебе надо отдохнуть.
— Я полностью восстановился, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — заявил Таджима с явным недовольством в голосе.
— Ещё нет, — отрезал я.
— Я вполне готов снова оседлать тарна, — настаивал мой друг.
— Я не уверен, что тарн думает также, — отмахнулся я.
— Не понял, — удивился он.
— Не бери в голову, — посоветовал я.
Даже кайила, когда к ней приближается неуверенный в себе наездник, может ощутить его колебание или трепет, и начать волноваться, беспокоиться, сбоить и даже сопротивляться. Тарн — существо куда более грозное, одомашненное в лучшем случае наполовину, так что может быть даже более своенравным или опасным. Одно дело приучить тарна принимать незнакомого всадника, и совсем другое заставить его забыть инстинкты хищника, которые часто пробуждаются, когда он чувствует проявления страха, неуверенности или слабости.
Что если Таджима продемонстрирует неуверенность или начнёт колебаться? Что если его нога выскользнет из стремени, а его руки не будут уверенно держать поводья?
— Я готов, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — повторил он.
— Нет, — сказал я.
— Я требую, Командующий, — нахмурился Таджима.
— Будь терпелив, — посоветовал я. — Уже скоро Ты сможешь вернуться к своим обязанностям и продолжить шпионить для Лорда Нисиды, докладывая ему о местонахождении и поведении Тэрла Кэбота.
— У меня есть мои обязанности, — смутился он.
— Я ничуть не возражаю, — заверил его я. — В действительности, в скором времени, я думаю, что даже смогу сообщить тебе интересные сведения.
— Что в этом толку, если я не могу подняться на тарна? — вздохнул мой друг.
— Верно, — согласился я. — В этом случае передать их было бы проблематично.
— Здесь я узнал, — сказал Таджима, — от тех служит курьерами между лагерем и замком, от Пертинакса и некоторых других, что на вас пали подозрения, что вас подозревают в предательстве.
— И даже хуже того, — не стал отрицать я. — А вот мои собственные подозрения падают на Лорда Окимото.
— Но у него изящная рука, — заметил Таджима. — Неужели Вы не видели, как он пишет и рисует?
— Даже при всём при этом, — развёл я руками.
— Он — даймё, — напомнил Таджима. — С тем же успехом можно было бы подозревать Лорда Нисиду.
— Я так не думаю, — покачал я головой.
— Предательство могло поселиться во многих местах, — сказал Таджима, — в замке, в полях, на дорогах и даже здесь в лагере.
— А сейчас Ты будешь подозревать в измене поваров, кузнецов или толкователей костей и раковин, — усмехнулся я.
— Нет, — буркнул он, — предатель кто-то из самых высокопоставленных персон.
— Вот именно, — не мог не согласиться я.
— Но ведь и Вы, Тэрл Кэбот Сан, являетесь именно такой персоной, — констатировал молодой человек.
— Вот в том то и дело, Таджима Сан, — улыбнулся я.
— Вас подозревают очень многие, — предупредил он.
— И я тоже подозреваю многих, — признался я.
— И что же в таком случае должен делать я? — спросил Таджима.
— Набираться сил, — подытожил я.