Мятежники Гора

Глава 19 Рабский загон

— Сюда, — позвал Лорд Акио.

Большой сарай, в котором размещались рабские загоны, находился в двух шагах от внутреннего двора. Он мало чем отличался от подобных строений, разбросанных по окрестностям. Такие же приземистые сараи, сколоченные из грубых досок и крытые соломой, повсеместно используются для содержания животных, верров, тарсков и рабынь. Иногда такие постройки также используются для хранения рисовой рассады, которую позже пересаживают на поля. Собранные, обычно в Се-Кара перед Седьмой Рукой Перехода, зёрна сушат на солнце. Большая часть риса выращивается на деревенских полях, как правило, контролируемых тем или иным даймё. Эти деревни платят рисовый налог, вносимый, прежде всего продуктом, то есть собственно рисом, даймё, а сёгун уже получает свой налог, обычно тоже натуральный, со своих даймё. Иногда в качестве налога рассматривают мужчин, которые служат носильщиками, работниками и асигару. С другой стороны есть деревни, находящиеся непосредственно под властью сёгуна, с них он тоже получает прибыль через прямые и косвенные налоги. Само собой, серебро, золото и медь тоже имеют хождение на островах в качестве средства обмена, как в форме отчеканенной монеты, так и в виде пластин и брусков. Разумеется, налогом обложен не только рис, но и другие продукты и товары, которые могут быть предметом обмена, торга и так далее. Рыбацкие деревни, например, отдают часть своего улова, как в свежем, так и в сушёном виде, своим покровителям и защитникам. Как правило, сбором этих товаров занимаются административные чиновники низкого уровня. По большей части заключаемые на островах сделки были бартером. Так что в факте обмена Лордом Темму своих рабынь на рис не было чего-то из ряда вон выходящего. Необычным, пожалуй, было лишь то, что доведённые до отчаяния осаждённые, всё же смогли получить желанный рис, да столь удивительное соотношение обмена, по одному фукуро за рабыню.

— Я, если мои друзья не возражают, подожду снаружи, — заявил Лорд Акио.

— По-видимому, вам не хотелось бы запачкать кромки своих одежд, — съязвил Таджима.

— Так и есть, молодой воин, — не повёлся на его сарказм Лорд Акио. — Ты весьма проницателен. Асигару, что дежурят внутри, проследят за вашим выбором. Их предупредили.

— Я так понимаю, — заметил я, — что за ужином нас обслуживать будут не контрактные женщины.

— Могут и они, если пожелаете, — пожал плечами Лорд Акио. — Однако Лорд Ямада подумал, что присутствие рабынь Вы могли бы счесть более приятным.

Мне вспомнилась наша первая совместная церемония, во время которой нас обслуживала Сару, правда она тогда была одета довольно прилично, очевидно, чтобы не отвлекать на себя наше внимание.

— А может он просто не захотел тратить впустую утончённость, очарование и умения контрактных женщин на таких как мы? — осведомился Таджима.

— Нет, нет, молодой воин, — поспешил заверить его Лорд Акио. — Скорее сёгун надеется угодить вам.

— Что до меня, — сказал я, — то я был бы полностью удовлетворён обществом рабынь и предпочту их. Я знаю, каково это находиться в обществе гореанских свободных женщин, иногда докучливых и часто раздражающих, и я знаю, что такое иметь дело с рабынями, что всегда довольно просто, но я не уверен, что знаю, как вести себя с вашими контрактными женщинами, как к ним обращаться, как правильно отвечать, какие есть церемониальные аспекты и так далее.

— Лорд Ямада с пониманием отнёсся к вашим затруднениям, — улыбнулся наш сопровождающий.

— Но я-то не варвар, — заявил Таджима.

— Простите меня, молодой воин, — извинился Лорд Акио, — просто ваш акцент заставляет предложить именно это.

— Возможно, — заметил Пертинакс, — сёгун мог бы предоставить моему другу контрактную женщину.

— Не говори как варвар, — буркнул Таджима.

— А я и есть варвар, — парировал Пертинакс, и не подумав как-то смягчить свой ответ.

Всё же я принял реплику Пертинакса за хороший знак. Думаю, что он надеялся, что это будет по-настоящему полезно. С другой стороны, он, как и я, конечно, был варваром.

Выражение замешательства мелькнуло на лице Лорда Акио.

— Молодой воин желает, чтобы его обслуживала контрактная женщина? — спросил он.

— Нет, — раздражённо бросил Таджима.

— Почему нет? — полюбопытствовал я.

— Это было бы не эстетично, — проворчал он, — собирать тех и других в одном месте.

— Совершенно верно, — согласился Лорд Акио. — Я вижу, молодой воин, несмотря на его акцент, настоящий пани.

— Кроме того, рискну предположить, — вставил слово Пертинакс, — такое соседство могло бы показаться оскорбительным для контрактной женщины, вынужденной прислуживать вместе с рабынями.

— Разумеется, — добавил я, — мы бы не хотели бы, чтобы она задумалась о ритуальном ноже или чём-то подобном.

— Совершенно верно, — кивнул Лорд Акио.

Признаться, я думал, что удачно пошутил, но ответ Лорда Акио заставил меня по-новому взглянуть на этот вопрос.

— Неужели Ты на самом деле, — спросил я Таджиму, — предпочёл бы, чтобы тебя обслуживала не рабыня, а свободная женщина?

— Конечно, нет, — ответил Таджима. — Какой мужчина предпочёл бы это? Просто это вопрос возможного проявления неуважения.

— Уверяю вас, — поспешил успокоить его Лорд Акио, — ни о каком неуважении не может быть и речи.

— Я верю, что всё так и есть, — заверил его я.

— Хорошо, — кивнул Таджима, и я не думаю, что он был разочарован.

— Я подожду вас здесь, — сказал лорд Акио.

— Ну и вонь же здесь, — поморщился Таджима.

— Не будь таким привередливым, — усмехнулся я.

Загонов под крышей большого сарая было несколько, но нас привели к одному из самых больших.

— Отобранных вами девок вымоют и оденут в чистые туники, прежде чем связать и отвести во дворец, — пояснил надсмотрщик асигару.

Двое других держались неподалёку.

Учитывая их статус, предметы одежды и другие нюансы, у рабынь не было ни единого шанса убежать отсюда, как не было его у них даже тогда, когда они оказывались вне загонов, даже если бы не было стен и палисадов, ограждавших это место. Тем не менее, рабынь часто связывают, возможно, без какой-либо веской причины, помимо того факта, что они — рабыни. Полагаю, что такие вещи, как ошейник, клеймо и туника, помогают им иметь в виду, что они — товар, животные, вещи и собственность, короче, рабыни.

— Вы можете выбрать троих, — сообщил нам асигару, — по одной на каждого из вас, исходя из личных вкусов и предпочтений.

Освещение в сарае оставляло желать лучшего. Свет попадал сюда через открытую в данный момент дверь и множество узких щелей в потолке и стенах. Так что нам потребовалось некоторое время, чтобы глаза приспособились к полумраку, а когда мы, наконец, начали более или менее видеть обстановку, то перевели внимание на содержимое сарая.

Загоны были разделены решётками, набранными из жердей приблизительно три или четыре хорта толщиной, установленными с шагом в шесть хортов и тянущиеся от деревянного пола до низкой крыши сарая. Эти вертикальные жерди были дополнительно укреплены тремя поперечными балками. Первая шла в футе от пола, вторая приблизительно в двух с половиной гореанских футах от первой и третья в футе от верха.

— Я не вижу здесь девушек пани, — заметил Таджима.

— Их держат не здесь, — сказал асигару.

— Ты предпочёл бы рабыню пани? — поинтересовался я у Таджима.

— Конечно, — кивнул тот.

Рабыни стояли на коленях спиной к нам и лицом к дальней стене. Несомненно, им заранее приказали построиться таким образом, чтобы они не могли видеть тех, кто мог бы войти в сарай. Кроме того, как и следовало ожидать, девушки сохраняли молчание. Это обычное дело для рабынь, которых осматривают, разглядывают, выбирают и так далее. Фактически, обычно подразумевается, что рабыня не будет открывать рот без разрешения свободного человека. «Господин, я могу говорить?» — это обычная формула для того, чтобы испросить такого разрешения. Разумеется, у многих рабынь, как правило, имеется постоянное разрешение говорить. Однако они понимают, что это разрешение может быть в любой момент отозвано по усмотрению свободного человека.

Все девушки, как это распространено в рабских загонах, были раздеты. Вот вы бы стали одевать тарска или верра, прежде чем загнать его в клетку?

— Я так понимаю, — заговорил я, — что раз уж здесь нет ни одной из девушек пани, то это те самые рабыни, которые были получены от Лорда Темму в обмен на рис.

— Верно, — подтвердил асигару. — Это простые полевые рабыни.

— Я вижу здесь не больше двадцати — двадцать пяти, ну максимум три десятка, — прикинул я. — Насколько мне известно, Лорд Ямада получил из замка Лорда Темму что-то около полутора сотен рабынь.

В этот момент у меня в памяти всплыл тот факт, что в замке Лорда Темму осталась только одна рабыня. Мне это по сей день было не понятно. По-видимому, она была привилегированной рабыней некоторого вида. Честно говоря, я не думал, что она могла быть намного красивее других девушек, пошедших в обмен на рис. Я не знал даже имени рассматриваемой рабыни.

— Сначала было больше, — сказал асигару, — много больше. Но большинство уже распределили, подарили, продали, обменяли и так далее.

— Понятно, — кивнул я. — Надеюсь, что некоторые из них были сносного качества.

— В целом весь товар в первоначальной партии, — ответил охранник, — был превосходным.

— Хорошо, — констатировал я.

Конечно, я и без его слов знал, что всё так и было. Большинство тех девушек, что я видел ещё в тарновом и корабельном лагере, знал по путешествию на корабле Терсита и по крепости Лорда Темму, были самого высокого качества. Пани, во время нахождения на континенте, делали свои покупки с особой заботой, иногда через агентов, слывших большими знатоками рабского мяса. Большинство товара было куплено на рынках и в тавернах Брундизиума.

— Слушать меня, — пролаял асигару обитательницам зарешеченного закона.

Я отметил реакцию девушек на его резкую команду. Он были поражены и испуганы, насторожены и полны нехороших предчувствий, но в то же время готовы повиноваться, немедленно и беспрекословно. К ним обратился свободный мужчина.

Насколько это правильно, подумал я, держать женщин так, на их месте, в качестве рабынь.

— Слушайте меня, полевые девки, несчастные урты, варварские животные, — продолжил асигару. — Трём из вас, благодеянием Лорда Ямады, Сёгуна Островов, решено дать необычную привилегию. Им будет позволено, после соответствующей очистки, одеться и служить во дворце.

Чуть слышные вскрики, тонкие, нетерпеливые, полные надежды вздохи, невольно вырвались у некоторых из стоящих на коленях рабынь.

— Возможно, кто знает, — хмыкнул асигару, — если у вас получится служить хорошо и красиво, вы сможете привлечь к себе внимание свободных мужчин, и те вас заметят, и возможно, почему бы нет, вы сможете наесться вдоволь, причём не кашей из корыт, из которых вы должны питаться на четвереньках, опустив голову вниз, как животные, которыми вы являетесь. Возможно, вам даже могут бросить кусочек мяса. Хотели бы вы этого? Вы меня понимаете?

— Да, Господин, — послышались нестройные крики нескольких девушек.

— Впрочем, — усмехнулся он, — возможно, вы предпочли бы вонь и грязь, убогость и темноту загонов, долгий и тяжёлый труд в полях с верёвками на шеях.

— Нет, нет, Господин, — поспешили откликнуться несколько рабынь.

— Тогда слушайте меня внимательно, — потребовал асигару. — Встаньте спиной ко мне. Хорошо. Стойте как следует, стойте как рабыни! Вы же не свободные женщины. Будьте красивы! Помните, что вы — ничто, всего лишь рабыни. Будьте красивы как те, кто вы есть, как животные, как простые красивые предметы. Хорошо. Теперь, сожмите руки на затылке. Хорошо. Постройтесь в одну линию, лицом к стене с промежутком в три шага. Каждая из вас по очереди подходит и встаёт лицом к решётке, передо мной и теми, кто делает выбор, сначала стоит спокойно, потом медленно поворачиваться, снова стоит, а затем возвращается на своё прежнее место и опускается на колени, как раньше лицом к стене. Всё понятно?

— Да, Господин, — на этот раз дружно отозвались девушки.

— Начинайте! — велел он.

И осмотр рабынь, неспешный, с долгими паузами, в течение которых товар демонстрировался и оценивался, начался.

— Подозреваю, — сказал я, обращаясь к Пертинаксу, — работая в офисах на Земле, Ты никогда ничего подобного не видел.

— К моему великому сожалению, нет, — вздохнул он.

— Вот женщины, какими они должны быть, — указал я.

— Теперь я это знаю, — кивнул он. — Мне предоставили шанс изучить это.

— И теперь Ты полностью удовлетворён в своём доминировании, — заключил я.

— Я познал это, — заявил Пертинакс. — И я никогда от этого не откажусь.

— Но вот чего Ты никак не можешь понять, — хмыкнул я, — так это вовлечённой в это взаимозависимости, наличия у женщины желания принадлежать, быть собственностью господина.

У асигару, стоявшего рядом с нами, имелся хлыст, обычный атрибут для того, кому поручено присматривать за рабынями. Когда он решал, что та или иная девушка достаточно себя продемонстрировала, постояв и покрутившись перед нами, он отсылал её лёгким взмахом хлыста, после чего приближалась следующая.

Разумеется, я искал особую рабыню. Вот только я понятия не имел, была ли она среди заключённых в клетке рабынь. Полумрак, стоявший в сарае, не позволял разглядеть выстроившихся за решёткой девушек.

— Что насчёт этой? — осведомился асигару.

— Тебе нравятся рыжие волосы? — полюбопытствовал я.

— Они пылают, словно огонь, — улыбнулся он.

— Предпочитаю, чтобы огонь пылал у неё в другом месте, — усмехнулся я. — С того момента, как её рабские огни хорошенько разгорелись, она вся будет пылать в твоих руках.

— Возможно, я куплю её, — заявил мужчина.

— Следующая, — отмахнулся я.

Хлыст надсмотрщика легонько дёрнулся, и девушка, на щеках которой блеснули слёзы, вернулась на прежнее место, где опустилась на коленях лицом к дальней стене загона и спиной к решётке. Даже в том полумраке мы могли видеть, что её плечи дрожали. Её тело тряслось от рыданий.

— Эта стройна и гибка как тростник, — похвалил асигару, — нежна и красива как талендер.

— Здесь нет ни одной пани, — сказал Таджима.

— Нет, — пожал плечами асигару, и кончик его хлыста немного шевельнулся, отсылая рабыню.

— Ты должен выбрать одну из них, — напомнил я Таджиме.

— Но тут нет ни одной пани, — буркнул тот.

— Даже в этом случае, — настаивал я.

Брюнетка, правильно сложенная, с рабски длинными волосами, приблизилась к решётке, постояла немного, затем медленно повернулась и замерла, не сводя с нас своих глаз. Её губы заметно дрожали, но она не осмеливалась произнести хотя бы слово.

Хлыст снова дёрнулся.

Женщины, как и было приказано, держали руки сжатыми на затылке. Это красиво приподнимает грудь и занимает руки, таким образом, не мешая оценке. Кроме того, такая поза снижает шансы того, что женщина, поддавшись глупой ошибке, попытается прикрыть тело руками. Так что нет ничего удивительного в том, что именно эта поза, когда женщина стоит прямо, с широко расставленными ногами и руками, сомкнутыми на затылке или тыльной стороне шеи, стала самой распространённой позицией осмотра на рынках. Когда ноги расставлены, ей труднее сдвинуться с места, а её легче ласкать, иногда внезапно. Некоторые покупатели могут приказать женщине опуститься на пол, и она, пораженная, возможно, с трудом понимающая происходящее, будет изо всех сил стараться выполнить серию быстро чередующихся команд. Её проводят через рабские позы. Это — один из способов показать тело женщины во всём разнообразии аспектов. Иногда ей могут приказать замереть в той или иной позе, чтобы её красота могла бы быть оценена по достоинству

— Господин! — радостно, отчаянно воскликнула рабыня.

— Эта, — объявил я, указывая на рабыню.

— Она заговорила, — возмутился асигару. — Её следует выпороть!

— Нет, — отрезал я. — Отправьте её во дворец.

— Господин, Господин! — всхлипывала девушка.

— Тихо, — прикрикнул на неё я.

— Да, Господин, — прошептала она.

— Прочь от решётки, — рявкнул на рабыню асигару, замахиваясь хлыстом. — Ты грязная. От тебя воняет.

— Да, Господин, — испуганно пролепетала та, опустив голову под пристальным взглядом свободного мужчины и быстро отступая вглубь загона.

Асигару взмахом хлыста отослал девушку в сторону.

— Её полностью вычистят, отмоют волосы и тело, и оденут, прежде чем отвести во дворец, — пояснил он.

— Оденут как рабыню, я надеюсь? — уточнил я.

— Само собой, — заверил меня мужчина.

— Это — Сесилия, — прокомментировал Пертинакс.

— Да, — кивнул я.

Темноглазая брюнетка обладала превосходной фигурой и изящными чертами лица, была очень умной и беспомощно отзывчивой. Она была моей личной рабыней не только на корабле Терсита, но и задолго до того. Я заполучил её в стальном мире, а впервые мы встретились на Тюремной Луне, куда я был заключён Царствующими Жрецами. Моё заключение было прервано набегом кюров, и я оказался на одном из стальных миров, том самом, на котором, как уже было отмечено, рассматриваемая брюнетка стала моей рабыней. На Тюремной Луне, по сути, до предела автоматизированной тюрьме, как, по-видимому, было задумано Царствующими Жрецами, я должен был быть побеждён и сломлен как воин в борьбе между плотским желанием и честью. О, это была изобретательная пытка. В моей маленькой, цилиндрической, прозрачной камере, в которую посредством труб и клапанов поставлялись кислород, вода и питательная жидкость, внезапно появились две изящные свободные женщины, точно так же как и я раздетые догола и беспомощные. И то, что именно эти две женщины оказались рядом со мной, ни в коем случае не было ни ошибкой, ни случайностью. Каждой из них, без ведома для них самих, была отведена своя роль, которую они должны были играть в интригах Царствующих Жрецов. Дело было даже не в том, что в пределах моей власти оказались две обнажённых красотки, причём такие, чья красота сделала бы честь сцене любого невольничьего аукциона на Горе. Надо признать, это было бы достаточно жестоко, ведь каждая из них была отобрана с особой тщательностью, с прицелом усилить мои страдания, довести меня до того, что я, разрываясь между желанием и честью, как бы я ни старался держать себя в узде, в конечном итоге неизбежно должен был бы уступить непреодолимым императивам природы, и использовать обеих девушек для своего удовольствия. Будь они рабынями, и не было бы никакой дилеммы, был бы только пир радости. Вот только обе они были свободными женщинами. Прежде всего, и я в этом нисколько не сомневаюсь, они были подобраны со всей возможной изобретательностью, как в физическом и физиологическом, так и в психологическом отношении, с привлечением всего технологического и научного арсенала Царствующих Жрецов, чтобы мы были непреодолимо привлекательными друг для друга. Честно говоря, иногда я, учитывая возможности технологий Царствующих Жрецов, их способность к предвидению и их знания мира, задавался вопросом, не могло ли быть так, что её, возможно, в течение многих поколений выводили специально для меня. Конечно, у нас был один родной язык, и, до некоторой степени, общий фон. Она, как и я, была англичанкой, и получила примерно такое же образование. Мы росли, по большей части, в окружении одной и той же культуры. Нас связывали, сознательно и подсознательно, тысячи крошечных нитей, из которых были сплетены наши биографии. Кроме того, мы были подобраны не просто как мужчина и женщина, но, и это было ясно, более глубоко, как хозяин и рабыня. Конечно, очнувшись голой на гореанской тюремной луне, обнаружив свою новую реальность, реальность узницы прозрачной капсулы, она была встревожена, потрясена, напугана и смущена. Что с ней произошло? Где она? Что произошло? Кто мог за этим стоять? Что значили при данных обстоятельствах эти радикальные преобразования, в чём смысл такого ошеломляющего, непредвиденного, пугающего лишения свободы? Другая женщина была человеческим домашним животным кюра. Как выяснилось, кюры иногда держат людей в качестве своих домашних питомцев. Кроме того, они ещё и используют людей в пищу, особых людей, специально выведенных и выращенных на мясо, словно рогатый скот. Фактически, вторая девушка была, пусть и свободным, но примитивным, привлекательным, необученным, невежественным маленьким животным. Её не учили человеческой речи, ни гореанскому, ни какому-либо иному языку, зато она могла немного понимать кюров, вероятно, на уровне миниатюрного домашнего слина, понимающего своё имя и некоторые простые команды. Однако в действительности за её первобытной энергией и красотой скрывались непомерные амбиции и живой, острый ум. Благодаря опеке зверя, отчасти кюра, отчасти человека, она быстро освоила человеческую речь. Последнее, что мне о ней было известно, это то, что она думала о себе как о Леди Бине. Где она находилась теперь, я не знал, но предполагал, что где-то на континентальном Горе. Всё это имело отношение к событиям, происходившим на далёком стальном мире. Фактически, я знал только то, что она и упомянутый зверь, который, как казалось, заботился о ней и был готов защищать её даже ценой собственной жизни, покинули стальной мир вместе со мной. Во время набега кюров на Тюремную Луну англичанка, в надежде избежать быть съеденной, объявила себя рабыней, и после такого заявления, понимала она это или нет, она являлась рабыней. Позже, я всё же надел на неё ошейник, сделав её своей рабыня. Если бы не то вторжение кюров, освободившее меня из того контейнера, можно не сомневаться, я поддался бы искушению и потерял бы честь, что стало бы для меня разрушением самого себя. Полагаю, что после этого Царствующие Жрецы либо казнили бы меня, либо просто выбросили бы где-нибудь в дикой местности Гора, где я мог бы влачить одинокое, жалкое существование, потерянный для самого себя, одинокий, отверженный, презираемый, нищий и опозоренный.

— Что насчёт этой? — полюбопытствовал асигару.

— Пертинакс? — переадресовал я его вопрос своему другу.

— Я ищу другую, — буркнул тот.

— Джейн? — уточнил я.

— Если она здесь, — ответил он.

Его Джейн была гореанкой, прежде, до того как она была унижена до неволи, известной как Леди Портия Лия Серизия из Башен Солнечных ворот, из клана Серизиев. Дом Серизиев некогда был самым крупным из торговых домов Ара. Во время оккупации он замарал себя сотрудничеством с захватчиками и участием в спекуляциях. После восстановления в Аре власти Марленуса, Убара Убаров, этот клан был практически полностью уничтожен, а его ресурсы конфискованы.

Пертинакс жестом дал понять, что рабыня могла возвращаться на своё место у задней стены загона.

— Возможно, здесь есть другая, которая могла бы тебя заинтересовать, — заметил я.

— Джейн отлично преуспевает у моих ног, — заявил мой друг.

— Как знать, — не отставал я, — возможно, другая могла бы смотреться там не хуже.

Хлыст асигару щёлкнул еще раз, и перед нами встала обладательница длинных светло-каштановых волос, почти блондинка. Волосы свободно ниспадали на тело девушки.

— Ты должна быть настолько глупой, — процедил асигару.

Испуганная девушка, не отрывая своих миниатюрных рук от затылка, наклонилась, а затем резко выпрямилась, отбрасывая волосы за плечи. Я не заметил каких-либо изъянов, которые она могла бы попытаться скрыть. Точно так же, поскольку она не могла быть плохо знакома с неволей, мне казалось маловероятным, что её неосмотрительность можно было бы приписать чувству неловкости или застенчивости, уже не говоря о скромности, которая рабыням разрешена, не больше, чем к веррам и тарскам. Казалось более вероятным, что она, скорее всего, пыталась привлечь внимание, разжечь любопытство, вызвать неуверенность или замешательство. Возможно, она надеялась задержаться перед нами немного дольше, а затем, откинув волосы, удалив занавес, рассчитывала ослепить нас своей красотой. Иногда подобной уловкой пользуются девушки в демонстрационных клетках, ожидающие вечерних торгов. Они собирают волосы и поднимают их над головой, что показывает их красоту и подчеркивает фигуру. Однако, она, девка из загона, низкая рабыня, обычная невольница, не должна быть столь глупой.

— Пять плетей, — бросил асигару, указав на неё одному из своих товарищей.

Девушка с горестным стоном поспешила к своему месту в дальнем углу загона.

На его месте я не придал бы этому особого значения. Лично мне даже нравятся такие маленькие хитрости, приёмы и уловки рабынь. Иногда я спрашиваю себя, понимают ли они, насколько прозрачны их игры. Неужели они думают, что мужчины не понимают их? Как бы то ни было, такие нюансы, по моему мнению, делают их ещё восхитительнее, и даже ещё беспомощнее, уязвимее и зависимее. В конце концов, они всего лишь рабыни, и чтобы улучшить свою судьбу они могут использовать только свой острый ум, красота, и свою способность быть привлекательными для мужчин. Они, как это и должно быть полностью зависят от своих владельцев. Насколько беспомощны они, насколько восхитительно беспомощны. Так почему бы не позволить им пускать в ход свои хитрости, если ошейник всё равно заперт на их шеях. Почему бы не предоставить им возможность приложить все силы, чтобы поощрить мужчин предлагать за них цену, ведь заставить их это сделать они всё равно не смогут. Они — рабыни.

— Взгляни-ка! — воскликнул я.

— Да! — расплылся в улыбке Пертинакс.

Перед ним, упав на колени, опустив голову на пол, но, не отрывая руки от затылка, замерла темноволосая рабыня. Когда она подняла голову, даже в полумраке можно было прочитать на её лице выражение жалобной мольбы и отчаянной надежды. Губы девушки дрожали, в глазах блестели слёзы.

— Эта, — объявил Пертинакс, и асигару кончиком хлыста указал в сторону, где уже ждала Сесилия.

Джейн вскочила и поспешила занять место рядом с моей рабыней. Меня порадовало, что у неё хватило ума, сохранять молчание. В конце концов, разрешения говорить ей не давали.

— Ну что, пойдём отсюда? — осведомился Пертинакс.

— Таджима ещё никого себе не подобрал, — напомнил я.

— Здесь нет ни одной пани, — проворчал тот.

— Ну и что с того, — пожал я плечами.

— Двух будет вполне достаточно, чтобы обслужить нас, — отмахнулся Таджима.

— Не спеши, — успокоил его я. — Я уверен, что в этой стае вуло найдётся ещё как минимум одна, представляющая интерес.

— Не пани, — буркнул он.

— Что поделать, — развёл я руками.

— Мне жаль, — посочувствовал асигару. — Однако я уверен, что любая из находящихся здесь — подходящая секс-тарскоматка.

— И даже более чем, — поддержал его я.

— Похоже, у вас имеется какая-то причина задержаться, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — заключил Таджима.

— Возможно, — не стал отрицать я.

Ещё две рабыни одна за другой продемонстрировали себя, были отосланы и вернулись на свои прежние места. А вот третья рабыня внезапно бросилась к деревянной решётке и, прижавшись к жердям так, словно хотела протиснуться между ними или даже раздвинуть их, жалобно протянула руки к Пертинаксу.

— Грегори! — закричала она. — Грегори! Грегори Вайт! Неужели Ты меня не узнаёшь! Это же я — Маргарет! Маргарет Вентворт! Неужели Ты забыл нашу фирму, офис? На Земле мы были коллегами! Мы же прибыли на Гор вместе! Помогите мне, освободите меня!

Но Пертинакс лишь отстранился так, чтобы её пальцы не могли дотянуться до него.

— Ведь мы были коллегами, — продолжила девушка. — Мы оба с Земли! Посмотри, какая мне выпала несчастная судьба! Почему Ты не приходил повидать меня в тарларионовых стойлах тарнового лагеря? Почему Ты не спас меня, не освободил меня! Неужели Ты не понимаешь, что со мной произошло? На мне клеймо! Я — одна из тех, на кого могут надеть ошейник!

Но Пертинакс хранил молчание.

— Разве Ты не видишь того, что со мной здесь сделали? Забери меня из этого ужасного места! Вытащи меня из этой клетки! Это — загон! Хлев! Вытащи меня из этого загона! Это — загон для рабынь! Для рабынь! Ты даже представить себе не можешь того, как здесь с нами обращаются, чего от нас ожидают, что мы должны делать! Ты не представляешь ту грязь, вонь и темноту, в которых мы живём, те долгие дни в полях, эту тяжёлую работу, мотыги, мешки с землёй на спинах, ведра с водой на коромыслах, хлысты надсмотрщиков!

На всякий случай я положил руку на запястье асигару. Я опасался, что тот был готов хлестнуть её по просунутым сквозь прутья рукам и ладоням.

— Ты же любишь меня, Грегори, — сказала она. — Ты знаешь это не хуже меня! Ты влюбился в меня с первого взгляда! Я позволю тебе обнимать меня! Я не буду возражать против твоих поцелуев! Выбери меня, освободи меня!

— Ты была никчёмной на Земле, — бросил мой друг. — Ты ничего не стоишь и теперь.

— Ты хочешь меня! — выкрикнула блондинка. — Женщина может распознать такие вещи!

— На колени, — скомандовал мужчина.

С выражением замешательства и испуга на лице девушка скользнула на колени.

— Меня зовут Пертинакс, — заявил он. — Я — свободный мужчина.

— Ты хочешь играть в ту же игру, — спросила блондинка, — в которую мы играли прежде, когда притворялись господином и рабыней, скрывая наши личности и то, что Ты на самом деле был моим подчинённым?

— Больше никаких игр, — процедил Пертинакс.

— Да, — кивнула она, — я понимаю.

— Нет, Ты не понимаешь, — усмехнулся он. — Это не игра.

Я заметил искорку страха, промелькнувшую в её глазах.

— Но Ты же не можешь говорить это серьёзно, — пролепетала рабыня.

— Может, посмотрим следующую девку, — предложил асигару.

— Нет, нет, нет! — закричала бывшая Маргарет Вентворт. — Выбери меня! Меня!

Последние её слова были обращены к Пертинаксу, но тот просто смотрел на неё сверху вниз. Даже в полумраке можно было рассмотреть следы деревянных жердей решётки, в тех местах, где она прижималась к ним своим телом.

— Выбери меня, Грегори, — проговорила она. — Пожалуйста, Грегори, выбери меня!

Но в его взгляде не появилось и намёка на снисхождение.

— Пожалуйста, — просительно протянула девушка, — пожалуйста, Господин. Пожалуйста, выберите меня, Господин.

— У меня уже есть рабыня, — ответил он.

Она уставилась на него, расширившимися от недоверия и страха глазами.

— Следующая девка, — скомандовал асигару.

— Подождите, — вмешался я. — Таджима, выбери её.

— Она же не Пани, — попытался увильнуть тот.

— Не имеет значения, — настаивал я.

— Ну ладно, — сдался Таджима и, ткнув пальцем в Сару, сказал: — Эту.

Асигару махнул хлыстом в сторону Сесили и Джейн, и блондинка поспешила присоединиться к ним. Сару, прежней мисс Маргарет Вентворт, было известно, что моей рабыней была Сесили, так что её взгляд, полный неприязни и холода достался Джейн, которая не преминула отплатить ей той же монетой, давая понять, что не собирается спускать ей сцену у решётки.

— Она заговорила без разрешения, — сказал асигару, обращаясь к Таджиме. — Сколько плетей Вы бы ей назначили?

— Сколько общепринято? — осведомился Таджима.

— Пять, — ответил асигару.

— Я предпочитаю предоставить решать этот вопрос своему товарищу, — переадресовал Таджима, поворачиваясь к Пертинаксу.

— Десять плетей, — бросил тот.

— Десять, — повторил Таджима.

— Хорошо, — сказал асигару и, повернувшись к своему товарищу, подтвердил: — Десять.

— Десять, — кивнул другой надсмотрщик.

— Давайте убираться отсюда, — предложил Таджима. — Я не брезглив, но, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, воняет в этом месте отвратительно.

— С этим трудно не согласиться, — не мог не признать я, и мы направились к выходу из большого сарая, в котором размещались рабские загоны.

Я полагал, что у нас будет возможность ополоснуться перед ужином. Всё же подготовка рабынь должна была занять некоторое время.