Мятежники Гора

Глава 46 Рыночная площадь

— Пожалуйста, нет, Господин! — стенала рабыня.

— Используйте эту, — предложил крестьянин. — Совсем тощая.

— Ты не боишься потерять её? — спросил его кто-то из собравшихся.

— Нет, — отмахнулся крестьянин.

— Я этого ещё не видел, — признался воин в униформе армии Ямады.

— Здесь какая-то уловка, — заявил другой, в такой же форме, хотя и, насколько я понял, в меньшем звании. — И я это раскушу, и укажу всем на мошенничество.

— Вон он, — указал какой-то мужчина, — идёт.

Мы все четверо, Таджима, Пертинакс, Харуки и я, находились в толпе, надеясь не сильно в ней выделяться. Таджима и Харуки, будучи пани, вероятно, не должны были привлекать к себе особого внимания или вопросов. Мы с Пертинаксом прятали лица под капюшонами, но не так, чтобы кому-то показалось, что это делалось намеренно. Хотя, если можно так выразиться, ареал распространения варваров не простирался так далеко на юг, люди о них были наслышаны, а кое-кто даже видел. Это было вполне ожидаемо, учитывая трудности ранней весны, суровость первой осады и угрозу второй, подавляющее численное превосходство сил Лорда Ямада и грозное появление железного дракона в небесах над крепостью Темму. Ходили слухи, что порядка двух сотен наёмников перешли на сторону Ямады и теперь воевали под его флагами. Их использовались по-разному, поскольку дело можно найти даже для предателей, особенно в миссиях, которые Ямада не хотел поручить пани, чья верность своему даймё могла оказаться выше, чем лояльность сёгуну.

— Не надо, Господин! — умоляла рабыня, сопротивляясь изо всех сил и пытаясь вытащить своё запястье из захвата крестьянина. — Отпустите меня!

Девушка была симпатичной, но ошейника на ней не было. Большинство пани не надевают на своих рабынь ошейник. Тем не менее, многие из их девок отмечены клеймом. На мой взгляд, она была достаточно привлекательна для ошейника. На континенте ошейник — неизменный атрибут почти каждой рабыни. Это предписано Торговым Законом. Лично мне, кстати, рабыня не показалась худой. Я бы назвал её дразняще стройной, почти как Незуми, оставленная в лагере тарновой кавалерии. Я предположил, что она имела неосторожность чем-то досадить своему хозяину.

— Пожалуйста, нет, Господин! — рыдала девушка.

— А ну заткнись! — рявкнул на неё крестьянин.

Дело было на рыночной площади небольшого городка Ямады, ближайшего к его дворцу. Называлось это место Хризантема Сёгуна. Выступления фокусника, игрока или безумца, каковым его тут считали, постепенно, день за днём, приблизились к этому месту. Как уже было упомянуто, в толпе присутствовали два воина из дворцового гарнизона.

Толпа к этому моменту на рыночной площади собралась приличная. Похоже, известность фокусника или мошенника летела впереди него, росла и ширилась день ото дня по мере того, как он переходил от деревни к деревне, от города к городу.

— Это какая-то уловка, — повторил тот из воинов, который настаивал, что поймает фокусника за руку.

— Мы для того и пришли сюда, чтобы определить это, — проворчал его спутник, который, я предположил, был его начальником.

Рабыня, наконец, с воплем отчаяния, вырвала руку из захвата крестьянина и попыталась пробиться сквозь толпу. Она упала на четвереньки и поползла между ног стоявших мужчин, но она была в быстро схвачена, поднята, выпихнута из толпы и возвращена своему хозяину, точнее, брошена на землю к его ногам.

— Хворостину, — потребовал тот, и вскоре ему передали гибкую, очищенную от коры и листьев, упругую ветку.

Рабыня была немедленно выпорота.

А чего она ожидала, вызвав недовольство у своего господина.

Девушка тряслась от рыданий. По её телу, рукам и ногам змеились многочисленные отметины гнева её владельца. Даже та короткая тряпка, которую она носила, была местами смята, а местами разошлась.

— Поставьте её на ноги и привяжите к столбу, — велел мужчина.

Рыдающую рабыню схватили за волосы, вздёрнули на ноги и, прислонив спиной к столбу, несколькими витками верёвки, закрепили на месте.

— Привяжите к столбу её голову за волосы, — потребовал крестьянин.

Девушка снова вскрикнула от боли.

— Хорошо, — одобрил её хозяин.

Фокусник, пока мы будем называть его так, поскольку именно это определение чаще всего использовалось окружающими, невозмутимо наблюдал сцену с рабыней.

— Нет, нет, нет! — всхлипывала девушка, дёргаясь в верёвках, и пытаясь крутить головой, насколько это было возможно в её положении.

— Если она будет так дёргаться, — заметил один собравшихся, — то лишится головы, пари всё равно будет считаться завершённым, а победы фокусника не будет.

— Конечно, — согласился с ним другой.

— Так вот в чём уловка, — заявил скептически настроенный воин. — Она — сообщница этого жулика.

— Нет, — поспешил заверить его крестьянин. — Всё не так. Она принадлежала мне с того момента, как ей исполнилось одиннадцать лет от роду. Она — моя полевая рабыня. День проводит в поле, а ночь в конуре. Это вообще первый раз, когда она попала на рынок.

Мне показалось, что девица была слишком миниатюрной для работ в поле. Возможно, именно это имел в виду крестьянин, когда он отозвался о ней, как о слишком тощей. Большинство рабынь, используемых для работ, и не только в поле, как правило, женщины сильные, крепкие. Я предположил бы, что девушке было что-то около семнадцати или восемнадцати лет от роду. Безусловно, женщины созревают раньше мужчин. Известно, что большую часть истории человечества на Земле женщин выдавали замуж в возрасте четырнадцати или пятнадцати лет. Немногие достигали возраста двадцати лет уже не будучи замужем. Можно упомянуть, что на континентальном Горе женщины зачастую вступают в компанейские отношения примерно в том же возрасте, правда, в высоких городах эта тенденция не так заметна, по-видимому, по культурным причинам. Мужчины, с другой стороны, взрослеют намного медленнее. Хотя в этом вопросе по-прежнему много неясностей, но как мне кажется, естественный отбор одобряет раннее созревание женщин, что увеличивает продолжительность её красоты, привлекательности и детородного периода. То же самое касается и более позднего созревания мужчин. Это даёт им вырасти в способностях, силе, проворстве, сообразительности, координации, хитрости, амбициях, упорстве и так далее, чтобы на равных соперничать с другими мужчинами за положение, территорию и женщин.

— Не бойся, рабыня, — усмехнулся скептически настроенный воин. — Тебе не грозит никакой опасности. Это — трюк.

Сказав это, он хмурым взглядом окинул фокусника, на лице которого напрочь отсутствовали какие-либо эмоции, и бросил:

— Мошенник.

Фокусник никак не отреагировал на это обвинение.

— Интересно, — шепнул Таджима. — Здесь присутствуют два воина из дворца.

— Что в этом удивительного, — пожал я плечами. — Их тоже мучает любопытство. Нам всем любопытно.

— Но здесь нет рядовых бойцов, — заметил Таджима, — ни одного асигару или обычного воина. Это два офицера. Обратите внимание на их оружие и форму. Судя по поясам, это высокопоставленные офицеры.

— И что? — не понял я.

— Они здесь с определённой целью, — пояснил Таджима.

— Им всего лишь любопытно, — отмахнулся я.

— Думаю, что есть кое-кто ещё, кому тоже любопытно, — сказал Таджима.

— Кто? — уточнил я.

— Сёгун, — ответил он.

— Продолжайте своё представление, — махнул рукой скептически настроенный офицер.

— Не бойся, я уже видел это, — успокоил мужчина рабыню. — Запрокинь голову так, чтобы твой лоб был горизонтально. Закрой глаза и не двигайся. Помни, ни малейшего движения! Даже не дыши, пока это не закончится!

— Это Ты сам заключил пари, или предлагаешь использовать свою рабыню кому-то другому, решившему сделать ставку? — поинтересовался у крестьянина, хозяина рабыни, один из собравшихся.

— Я много слышал об этом, — пожал плечами крестьянин. — Теперь я хочу увидеть это своими глазами. Я сам заключил пари, поставив миску риса против головы.

Крестьянин вытянул нить медных монет из своего кошелька, снял с неё одну крошечную монетку и, продемонстрировав всем, объявил:

— На рис. Моя доля.

— А он богат, — констатировал какой-то мужчина.

В этом, в принципе, не было ничего удивительного. Есть богатые крестьяне, и не мало. Точно так же хватает и воинов, которые бедны, как храмовый урт.

— И не забывай, замереть и не шевелиться, — ещё раз посоветовал мужчина рабыне, глаза которой были плотно зажмурены.

Не думаю, что к этому моменту она нуждалась в каком-либо напоминании, тем не менее, фокусник сделал это, а потом положил рисовое зёрнышко на лоб девушки.

— У него меч! — заметил кто-то.

Фокусник вытащил клинок из-под одежды. Ожидаемо, мужчина носил его с собой, просто не выставлял его напоказ.

— У него вакидзаси, — презрительно бросил скептически настроенный воин. — С ним управляться, всё равно, что с ножом.

— Начинайте уже, — проворчал крестьянин, отступая назад и заинтересованно глядя то на фокусника, то на свою рабыню.

— Не двигайся, — снова напомнил мужчина рабыне.

Лично я сомневался, что она смогла бы пошевелиться, даже если бы очень захотела это сделать. Девушка, казалось, заледенела от ужаса.

Клинок метнулся к рабыне, а затем был отдёрнут с такой стремительностью, что я едва смог зафиксировать его движение.

— Даже не коснулся! — засмеялся скептически настроенный офицер.

Тогда фокусник легонько коснулся зерна, и оно развалилось на две половинки.

Крик удивления и восторга пролетел над толпой.

— Блестящий удар! — воскликнул кто-то, и в его голосе мне послышался благоговейный страх.

— Необыкновенное мастерство! — восторженно крикнул другой мужчина.

— Да он запросто может очистить тоспит на лету! — восхищённо заявил третий.

— Принесите миску риса! — потребовал крестьянин, и его товарищ метнулся искать продавца.

— Идиоты! — выкрикнул скептически настроенный офицер. — Неужели Вы не видели, как это было сделано? Вы все болваны! Его клинок даже не коснулся риса. Зерно было разрезано заранее!

— Не может быть! — выдохнул кто-то в толпе, по которой пробежал ропот разочарования.

— Так что, это вот так и было сделано? — удивлённо спросил мужчина, стоявший в первом ряду.

— Ну конечно! — рассмеялся скептически настроенный офицер. — Какие же вы все простаки! Простофили!

— Тогда голову фокусника на кон! — потребовал другой зритель.

— Фактически, он ворует рис! — заключил третий.

Скептически настроенный офицер и его спутник, насколько я понял, офицер более высокого ранга, отвернулись, собираясь покинуть площадь.

— Неужели это так и было сделано? — разочарованно спросил один из собравшихся у фокусника.

— Нет, — односложно ответил тот.

Оба офицера, то ли услышав его ответ, то ли почувствовав реакцию толпы, повернулись назад.

— Нет, — повторил фокусник.

— Я Изо, — представился скептически настроенный офицер, сердито нахмурившись, — из гвардии сёгуна. Я — воин. Я правильно понял, что Ты, шарлатан и крестьянин, низкий презренный мошенник, назвал моё слово ложью?

— Я предполагаю, — сказал фокусник, понимая голову так, как, на мой взгляд, мог бы поднять свою голову ларл, — благородный ошибся.

— Значит, Ты посмел назвать Изо из гвардии сёгуна, лгуном? — прошипел воин, опуская руку на украшенную кисточками рукоять своего малого меча.

Толпа опасливо отступила от фокусника.

— Пойдём отсюда, — попытался урезонить буяна его товарищ. — Мы увидели всё, что хотели. Мы узнали всё, что нам было нужно.

— Нет! — рявкнул Изо.

— Он — простой шарлатан, ничего из себя не представляющий простолюдин, зарабатывающий себе на рис, как он может, — не оставлял попыток успокоить своего спутника другой офицер. — Оставь его в покое. Стоит ли пачкать свой меч?

— Моя честь требует удовлетворения, — заявил Изо.

К этому моменту вернулся мужчина, отправленный за рисом, приведя с собой парня, очевидно, помощника продавца, державший в руках через несколько слоёв ткани большую миску риса, над которой поднимался пар.

— Унесите это! — приказал Изо.

— Нет, — отозвался фокусник. — Это моё. Я заработал это честно.

— А ну признавайся здесь и сейчас, при всех, что Ты — мошенник, — потребовал Изо.

— Нет, — отрезал фокусник.

— Ты — обманщик, жулик! — прорычал Изо.

— Нет, — ответил фокусник.

— Пойдём отсюда, — сделал ещё одну попытку увести своего подчинённого второй офицер.

— Тогда пусть принесут рисовое зерно, — велел Изо, — сырое, не сваренное, целое и не разрезанное, и я сам положу его на лоб рабыни.

— Вы можете поступать, как пожелаете, — пожал плечами фокусник. — Я уже заработал миску риса. Ещё одна мне сегодня не понадобится.

— Вы видели! — обрадованно воскликнул офицер. — Он признал свой обман и мошенничество!

— Нет, — как прежде сказал фокусник.

Офицер отвернулся, всем своим видом демонстрируя отвращение.

— Хорошо, принесите ещё одно зерно риса, — спокойно предложил фокусник.

— Нет, Господа! Пожалуйста, нет, Господа! — простонала рабыня.

Офицер тут же обернулся.

— Исследуйте его и положите его на лоб рабыни лично, — сказал фокусник.

На то, чтобы принести риса много времени не потребовалось. Офицер тщательно его осмотрел, а затем, удовлетворённый осмотром, аккуратно держа зерно двумя пальцами, положил его на лоб несчастной рабыни.

— А где фокусник? — озадаченно спросил кто-то из первых рядов.

— Похоже, ушёл, — ответили ему.

Изо рассмеялся.

— Нет, — воскликнул, другой мужчина, указывая рукой, — вон он, возвращается.

Изо, явно раздражённый, обернулся.

Фокусник действительно возвращался. Только теперь, держа в обеих руках, он нёс другой меч, более тяжёлый и длинный из двух обычных атрибутов паньского воина, полевой меч, катану.

— Надеюсь, Вы нашли приемлемым зерно риса, помещённое вами лично на лоб рабыни? — уточнил фокусник. — Вы удовлетворены?

— Более чем, — кивнул Изо.

Фокусник снова встал перед привязанной рабыней, на лбу которой лежало новое рисовое зерно. Голова девушки была запрокинута, прижата к столбу, а глаза плотно закрыты. Подозреваю, она даже не дышала в этот момент. Мужчина окинул её пристальным взглядом, видимо, оценивая расстояние, и сместил левую ногу чуть вперёд. Я видел крошечный холмик земли, выросший перед его сандалией. Меч, удерживаемый двойным хватом, начал медленно подниматься, и поднимался, пока обе руки не оказались позади головы фокусника. Клинок замер, словно ост перед атакой, а затем, как тот же ост, чей стремительный бросок почти невозможно заметить, а можно лишь узнать о нём мгновение спустя, мелькнул в воздухе.

Две крошечных половинки зёрнышка остались лежать на лбу девушки, и та внезапно вскрикнув, тяжело выдохнула и потеряла сознание, обвиснув в верёвках.

Над толпой, похоже, тоже задержавшей дыхание, пронёсся вздох облегчения.

— Так значит, это так легко сделать! — воскликнул Изо. — Я просто не понимал этого! Если это доступно низкому крестьянину, значит, это может сделать любой! Принесите ещё одно зерно риса!

Фокусник, одним движением полевого меча, разрубил узел волос, которым голова рабыни удерживались у столба. Девушка по-прежнему пребывала в глубоком обмороке, так что её голова, потеряв поддержку, тут же упала на грудь. Разрезанные ударом меча волосы осыпались к подножию столба.

Следующим ударом фокусник разрубил верёвки, связывавшие рабыню. Их отрезки отпрыгнули от её безвольного тела, тут же рухнувшего на землю.

— Как Ты посмел освободить её? — возмутился Изо.

— Не хочу, чтобы Вы убили её, — пояснил фокусник, лёгкой пощёчиной приводя девушку в сознание.

— Тарск! — прорычал Изо.

— Беги! — скомандовал богатый крестьянин девушке, и та, вскочив на ноги, метнулась прочь.

— Смотрите, — сказал фокусник и, взяв рисовое зёрнышко, принесённое мужчиной в ответ на требование офицера, положил его на маленький сучок, торчавший из столба примерно там, где ещё недавно был лоб девушки.

Сделав это, фокусник отошёл в сторону.

— Это легко, — добавил он.

Крикнув от охватившего его гнева, офицер вытянул свою катану, поднял, на мгновение замер, и атаковал столб. Именно столб. Клинок ударил в дерево почти в половине хорта от зерна. Офицеру пришлось потрудиться, освобождая своё, на целый полный хорт в погрузившееся столб, оружие.

По толпе прокатились смешки, но быстро стихли. Низкому не стоит дразнить высшего.

— Это легко, — констатировал фокусник, — если тренироваться по ану в день, в течение многих лет.

Не думаю, что когда-либо мне доводилось видеть такую ярость на лице кого-то из, как правило, не теряющих самообладания воинов пани, которую я созерцал на лице того офицера.

— Ах ты, оборванец, толстое ничтожество, — задыхаясь от душившей его злобы, прокричал он, — косматое, уродливое животное, неуклюжий тарск!

— Всё, что Вы говорите, верно, — ответил на его оскорбления фокусник. — Да, я плохо одет и не причёсан, не могу похвастать яркой внешностью. Я некрасив и плохо сложен. Таким я родился, и с этим я вынужден жить. Само моё существование для многих является оскорблением.

— Мерзкий крестьянин, — бросил офицер.

— Я тоже крестьянин, — недовольно буркнул богатый крестьянин.

— Крестьянам, — выкрикнул офицер, впиваясь взглядом в фокусника, — не позволено владеть мечом, тем более двумя. Выбрось своё противозаконное оружие и вооружись подобающими тебе инструментами, мотыгой и граблями!

— Сомневаюсь, что он согласится разоружиться, — хмыкнул я, обращаясь к Таджиме.

Сам я в такой ситуации ни за что не сдал бы оружие и не повернулся бы к врагу спиной.

— Он точно этого не сделает, — согласился со мной Таджима.

И в этот момент фокусник отвернулся.

— Нет, — прошептал я.

— Интересно, хорошо ли наточен мой меч? — крикнул Изо. — А вот почему бы не проверить это на шее крестьянина!

Кое-кто из зевак начали спешно покидать толпу. Известны случаи, когда тот или иной из воинов пани пробовали своё оружие на живых целях.

— Пойдём отсюда, — позвал разбушевавшегося Изо офицер, которого я счёл старшим этой пары. — Мы увидели всё, зачем нас сюда послали. Мы узнали всё, что были должны узнать.

— Нет! — взревел Изо в ярости. — Нет!

Он сжимал рукоять своей катаны обеими руками.

Фокусник меж тем спокойно стоял в стороне, повернувшись спиной к офицеру. Он держал голову чуть вниз.

— Неужели он не понимает, какая опасность ему грозит? — нахмурился я.

— Ничего ему не грозит, — усмехнулся Пертинакс.

— Но его спина открыта врагу, — заметил я, — которого он даже не видит.

— Всё он видит, — успокоил меня Таджима. — Посмотрите, где сейчас солнце.

— Точно, — чуть не хлопнул себя по лбу я.

Фокусник выбрал место так, что солнце находилось за его спиной, соответственно, кто бы ни попытался приблизиться к нему сзади, даже если бы тот сделал это совершенно бесшумно, его тень выдала бы его с головой. Приблизься злоумышленник на критическое расстояние, одно движение его тени, и…!

— Смотрите, — прошептал Таджима.

— Не уверен, что мне хочется смотреть на это, — проворчал Пертинакс.

Всё произошло и закончилось очень быстро. Два клинка блеснули на солнце, даже не встретившись, и голова офицера откатилась на дюжину ярдов, прежде чем замереть на земле, уставившись глазами в небо, словно не веря в случившееся.

Фокусник мгновенно повернулся лицом к другому офицеру, выжидающе глядя на него и держа своё оружие наготове.

Однако мечи второго офицера так и не покинули ножен. Он лишь немного поклонился фокуснику, по-видимому, отдавая должное его мастерству, и сказал:

— Ты убил Изо, а он был самым лучшим мечом в гвардии сёгуна.

Фокусник, не отводя взгляда от офицера, склонил голову.

— Я — Кацутоси, — представился тот, — капитан гвардии сёгуна.

И снова фокусник поклонился, признавая честь, оказанную ему тем, что на него обратила внимание такая важная персона.

— Изо никогда не блистал умом, — признал Кацутоси.

— К сожалению, — нарушил молчание фокусник.

— Слухи о тебе достигли ушей самого сёгуна, — сообщил офицер. — Нас послали, чтобы посмотреть на тебя.

— Я не достоин, чтобы столь великий лорд обращал на меня своё внимание, — сказал фокусник.

— Как тебя зовут? — спросил Кацутоси.

— Я не знаю, — развёл руками фокусник. — Я могу не иметь никакого имени вообще.

— Каков твой класс, твой род занятий, твоё ремесло? — поинтересовался офицер.

— Мой класс — мой собственный, — ответил фокусник. — Моё ремесло — мой меч. Мой род занятий — то же самое.

— Где твоя земля, твой дом? — продолжил расспрашивать Кацутоси.

— Меня можно найти в отдалённых местах, — пожал он плечами. — Мой дом — темнота леса, пустынный пляж, горная пещера.

— Кто твой даймё? — осведомился офицер.

— Я плыву по жизни по воле ветра и волн, — ответил фокусник. — У меня нет даймё.

— Это легко можно исправить, — заявил Кацутоси. — Думаю, что скоро у тебя будет лорд.

— Я служу мечу, — сказал фокусник.

— Мы ещё встретимся, — пообещал Кацутоси, кланяясь.

Фокусник возвратил поклон, и капитан гвардии покинул рынок. Следом начала рассеиваться и толпа.

Помощник продавца с опаской приблизился к фокуснику с миской риса, протянул её и сообщил:

— Это ваше, благородный. За это заплатил Эйто, великий крестьянин.

— И где же сам Эйто-сан? — поинтересовался фокусник.

— Он ушёл, спеша забрать свою девку, — ответил юноша.

— Поставь миску на землю, — попросил фокусник. — Вон там.

— Почему он так поступил? — полюбопытствовал я у Таджимы.

— Вокруг полно незнакомцев, — объяснил тот. — В такой ситуации обе руки должны быть свободны.

— Как думаете, он видел нас? — спросил я.

— Конечно, — заверил меня Таджима.

— Тал, — поздоровался с нами фокусник.

— Мастер, — сказал Таджима, кланяясь.

— Мастер, — повторил за ним Пертинакс, тоже сгибаясь в поклоне.

— Тал, благородный, — поприветствовал его я, тоже не считая для себя зазорным согнуть спину.

Фокусник тоже ответил на наши поклоны.

— Это — наш друг, Харуки, — представил я садовника.

— Простите меня, благородный, — отозвался Харуки. — Я не достоин приветствовать вас. Я всего лишь скромный садовник.

— Это именно те, кого я уважаю больше других, садовник-сан, — ответил на это фокусник. — Цветы прекрасны, а те, кто их растит, ухаживает за ними и любит их, самые благородные люди.

— Тал, — поклонился Харуки.

— Тал, — ответил фокусник.

— Мы искали вас, — объяснил я.

— Ваше присутствие здесь не стало для меня неожиданностью, — улыбнулся фокусник.

— До вас дошли известия о железном драконе? — поинтересовался я.

— Конечно, — кивнул он. — Слухи о нём словно огонь пронеслись по полям и дорогам, затопили города и деревни.

— Он прилетел, Мастер, — сказал Таджима. — Мы все его видели.

— И замок Темму всё ещё держится? — уточнил фокусник.

— Боюсь, — вздохнул Таджима, — только с согласия и попустительства Ямады.

— Лорд Ямада, — поправил его фокусник.

— Лорда Ямады, — согласился Таджима.

— Я надеюсь быть принятым им, — сказал фокусник, — чтобы получить возможность убить его.

— Я искал вас именно потому, — признался я, — что Вы можете провести меня к Лорду Ямаде.

— Вы хотите оспорить у меня его голову? — осведомился он.

— Ни в коем случае, — поспешил заверить его я. — Меня не беспокоит ни его жизнь, ни его смерть. В этом деле есть кое-что, что не так явно бросается в глаза.

— Можно увидеть летящий листа, гнущееся на ветру дерево, но не сам ветер, — сказал фокусник.

— Есть подозрение, — пояснил я, — что за одной войной, скрывается другая.

— Как за одним зданием нельзя рассмотреть другого? — уточнил фокусник.

— Примерно так, — кивнул я.

— Чем я могу быть вам полезным?

— Возьмите нас четверых с собой во дворец, — попросил я.

— Вас всё же интересует Лорд Ямада? — спросил он.

— Только как путь к поискам кое-кого другого, — ответил я. — Мы охотимся на большого зверя.

— На железного дракона, — заключил фокусник.

— Да, — подтвердил я.

— Мне понадобятся четверо сопровождающих, — сказал он.

— Отлично, — улыбнулся я.

— Хо! — услышали мы, а обернулись.

— Это — крестьянин, — прокомментировал Таджима. — Эйто.

— С рабыней! — добавил Пертинакс.

К нам действительно приближался тот самый товарищ, который предоставил свою рабыню для демонстрации мастерства фокусника, а потом оплатил рис, принесённый помощником продавца. Рядом с ним, ведомая за волосы, согнутая в поясе, спотыкаясь, семенила едва прикрытая короткой туникой юная красотка рабыня. Во что одевать рабыню, и одевать ли вообще, решать её хозяину. Это было одними из первых уроков Незуми, который ей пришлось изучить.

— Благородный, — обратился к фокуснику остановившийся рядом с нами крестьянин.

Тот неглубоким поклоном дал ему понять, что готов выслушать.

— Дважды, — заговорил крестьянин, — благородный разрубил рис на лбу этого никудышного создания, но заплачено ему было лишь единожды.

— Однако пари мы заключали только одно, — напомнил ему фокусник, — таким образом, и приз должен быть один.

— Этот Изо, лучший меч гвардии сёгуна, — кивнул Эйто в сторону обезглавленного трупа, — убил четырёх моих односельчан.

— Я уверен, что в этом не было никакой необходимости, — предположил фокусник.

— И вот теперь Изо мёртв, — подытожил крестьянин.

— Боюсь, в этом тоже не было необходимости, — развёл руками фокусник.

— Я рад, и все жители моей деревня тоже будут обрадованы, — сообщил ему Эйто.

— Тогда и я порадуюсь вместе с вами, — сказал фокусник.

— Вот взгляните, — предложил Эйто, — я вырастил это худосочное, никчёмное, тощее создание и теперь не знаю, к чему его приспособить, но я заметил, что воины рассматривали её с интересом.

На мой взгляд, ему можно было поверить. Её рабские формы пока были скромными, но уже однозначно интересными. Года через два — три даже пани могли бы задуматься о том, чтобы надеть на неё ошейник, чтобы кто-нибудь ненароком не увёл это сокровище.

— Рис нынче дорог, — вздохнул крестьянин. — А монеты — большая редкость.

— Ты мне ничего не должен, — заверил его фокусник. — Оставь её себе.

— Да за то, что Вы сделали, — воскликнул Эйто, — убив Изо, бич дюжины деревень, целой деревни будет мало!

— Оставь её себе, — попытался настоять фокусник.

Сама рабыня не смела даже рта открыть.

Мужчина разжал пальцы, выпустив волосы девушки, и скомандовал ей:

— Выпрямись, держи спину прямо, ничтожное создание. Положи руки на затылок. Теперь прогнись назад!

«Да, — подумал, — однозначно, рабские формы. Как же красивы женщины!»

— Она не плата, благородный, — пояснил Эйто. — Она даже не подарок. Но я в вашем присутствии объявлю о её бесхозности.

— Не надо этого делать, — попросил фокусник.

— Тогда, — пожал плечами крестьянин, — мы заберем её в деревню, перережем ей горло и оставим в поле на корм джардов.

— Ладно, — вздохнул фокусник. — Объявляй её бесхозной.

— Ты бесхозная рабыня, — сообщил девушке Эйто, а потом хитро улыбнулся, поклонился и неспешной походкой направился прочь.

Этот Эйто, решил я, был человеком недюжинного ума. Неудивительно, что он, пусть и крестьянин, носил в своём кошельке шнурок с монетами.

— Опустись на колени, — велел я испуганно смотревшей на нас девушке.

Я просто не хотел, чтобы она под влиянием момента, по глупости или по причине паники, попыталась убежать, но не успел я договорить, как она уже стояла перед нами на коленях.

Положение на коленях — это не просто поза подчинения, это — ещё и та поза, в которой рабыня со всей отчётливостью осознаёт свою беспомощность.

Довольно интересно, как по-разному может быть пережита одна и та же поза, скажем, коленопреклонённая. Для свободной женщины это могло бы стать отвратительным оскорблением, унижением и даже осквернением и деградацией, но рабыня будет только приветствовать это, поскольку осознаёт подходящесть этого, испытывая теплоту, удовольствие и желание. Это — прекрасное выражение рабства, которого она жаждет и в котором она как рыба в воде. Это — прекрасное выражение её покорности своему господину, её полной перед ним капитуляции как женщины. Она больше не принадлежит себе, отныне она — его собственность. На коленях, подчинённая, она та, кто она есть, и кем хочет быть. Она хочет любить и служить, полностью и самоотверженно. У неё нет никакого желания быть равной своему господину. Она хочет быть рабыней своего господина. Даже свободные женщины понимают это, поскольку они тоже женщины.

— Ты — теперь бесхозная рабыня, — сообщил я ей.

— Да, Господин, — испуганно пролепетала она.

— И, так как Ты — бесправная рабыня, — продолжил я, — права на тебя может заявить любой свободный человек.

— Да, Господин, — прошептала девушка.

— И с того момента, как кто-то об этом объявит, Ты будешь принадлежать тому человеку полностью, — пояснил я.

— Я понимаю, Господин, — кивнула она.

— И сама Ты с этим ничего поделать не можешь, — предупредил я.

— Я знаю, Господин, — ответила рабыня.

Иногда бывает так, что женщина порабощена, но не востребована. В такой ситуации она должна ждать, c волнением и тревогой, решения своей судьбы, возможно, зная, что её осматривают и оценивают те, кто может заявить на неё свои права. Ей не возбраняется, конечно, поскольку она ничья, попросить того или иного конкретного мужчиной, потребовать её себе. Впрочем, даже находящейся в собственности рабыне, которую выставили на продажу, никто не запрещает произнести: «Купите меня, Господин». В действительности, фраза «Купите меня, Господин» зачастую требуется от девушек, выстроенных с демонстрационную линию для продажи, сидящих на рабских полках, в выставочных клетках и так далее.

— Никто не захочет меня, Господин, — всхлипнула девушка. — Я всего лишь рабыня для работы, и при этом плохо пригодная для какой-либо работы. Именно поэтому мой хозяин использовал меня для пари. Я самая маленькая и самая слабая в своей конуре.

— Есть много видов рабынь, — пожал я плечами. — Помимо полевых работ рабынь можно использовать в качестве тягловых животных, для гладиаторских боёв и состязаний по бегу и множеством других способов.

— А для удовольствий, Господин? — шёпотом спросила она, глядя снизу вверх.

— Само собой, — улыбнулся я.

— Я слишком худая, — вздохнула девушка.

— Вовсе нет, — заверил её я.

— И я ничего не знаю об удовольствии, — призналась она.

— Ты никогда не стонала, не извивалась? — полюбопытствовал я. — Мужчины не ласкали тебя как свою игрушку?

— Нет, Господин, — покачала она головой.

— У тебя вскоре может появиться такой опыт, — усмехнулся Пертинакс.

— Разумеется, нам придётся найти кого-то, кто разожжёт рабские огни в её животе, — заметил Таджима.

— Верно, — согласился Пертинакс. — Это могло бы быть интересно. У тебя есть кого-нибудь на примете?

— Любой из кавалерии, — ответил Таджима.

— Что насчёт Ичиро? — поинтересовался Пертинакс.

— Почему нет? — пожал плечами Таджима.

— Как тебя зовут? — спросил я рабыню, выглядевшую явно смущённой.

— Как Господин пожелает, — ответила девушка.

— А как тебя называли в деревне? — осведомился я.

— Айко, — сказала она.

— Красивое имя, — заметил я.

— Спасибо, Господин, — не забыла поблагодарить рабыня.

— Мы будем присматривать за тобой какое-то время, — сообщил я ей, — пока у тебя не появится настоящий хозяин, который придумает, что с тобой делать и как называть.

— Да, Господин, — кивнула девушка.

— А до того момента, — предупредил я, — оставайся с нами и не говори никому, что Ты бесхозная. Не хочу, чтобы тебя увёл первый попавшийся товарищ, бросивший взгляд на твои лодыжки.

— Да, Господин.

— Как по-вашему, она достаточно привлекательна для ошейника? — поинтересовался я мнением своих я товарищей.

— Конечно, — ответил Таджима.

— Несомненно, — поддержал его Пертинакс.

— Я не достойна ошейника, — вздохнула девушка.

— Не стоит недооценивать себя, — успокоил её я. — Кроме того, носить рабыне ошейник или нет, решать её хозяину, и тут всё зависит от его предпочтений.

— Да, Господин, — согласилась она.

На континенте, разумеется, почти все рабыни носят ошейники, даже кувшинные девки и девушки чайника-и-циновки. Это, как уже было упомянуто ранее, предписано Торговым Законом. У молодых женщины с Земли, доставленных на гореанские рынки, иногда возникают неясности с их новым статусом. Например, разве не могут даже свободных женщин, голых и закованных в цепи, гнать хлыстами и стрекалами словно стадо? С другой стороны, как только их бедро познакомится с обжигающим железом, оставляющим после себя всем видимую привлекательную отметину кейджеры, как только они почувствуют на своей шее запертый, притягивающий взгляды, металлический ошейник, явно рабский ошейник, как только из одежды у них остаётся одна единственная, простая, короткая туника, которая не может быть ничем иным, кроме предмета одежды рабыни, у них не остаётся ни малейшего сомнения относительно их статуса. А если у некоторых уникальных личностей тень сомнений всё же задерживается, то она окончательно рассеивается, когда их выставят на продажу.

— Было бы лучше, чтобы её здесь не было, — покачал головой фокусник.

— Мы же не хотим, чтобы ей перерезали горло, — сказал я. — Разве можно хотеть, чтобы её скормили джардам.

— Нельзя, — согласился с моим доводом фокусник. — Но у нас есть дело, которое мы должны завершить, а она будет нам обузой.

— Всё, что нам требуется, это заявить на неё права, — пояснил я, — а затем продать или подарить кому-нибудь.

— Верно, — кивнул фокусник.

— Тот крестьянин, Эйто, — сказал я, — при всей своей внешней доброте и миролюбии, законопослушности и почтительности к власти, был явно обрадован тем, что этого воина, Изо, убили. Он даже объявил о бесхозности этой рабыни в нашем присутствии.

— Власть Лорда Ямады, — решил объяснить мне ситуацию фокусник, — держится на стали и терроре. Он — тиран. Среди крестьян давно зреет недовольство.

— Полагаю, именно по этой причине, — заключил я, — крестьяне не имеют права иметь оружие. Чтобы легче было держать их на своём месте.

— Крестьяне представляют опасность, — кивнул фокусник.

— Прежде всего, своей многочисленностью, — добавил я.

— Так ли велика опасность крестьян? — осведомился Пертинакс. — В своей массе это простые люди, тихие и мирные домоседы, с весьма ограниченными стремлениями и кругозором, довольствующиеся малым, не нуждающиеся в особом комфорте. Всё что из заботит — это их поля, зерно, скот и виды на урожай.

— Разбойник Араси тоже из крестьян, — напомнил я.

— И, кроме того, они способны на безумство, — поддержал меня фокусник. — В таком случае они становятся похожими на взбесившееся животное, к тому же лишённое головы.

— А потом, в конечном итоге, — вздохнул Харуки, долгое время не вступавший в разговор, — мужчин ждёт сметь, а деревни огонь.

— Не разделите ли со мной ужин? — поинтересовался фокусник.

— С радостью, — заверил его я, после чего мужчина жестом дал понять рабыне, по-прежнему стоявшей на коленях, поскольку ей никто не давал разрешения сменить позу, что она должна подняться, взять большую миску с рисом и следовать за нами.

Мы тоже последовали за Нодати, мастером меча, с рыночной площади.