Мятежники Гора

Глава 42 Палатка рабынь

— Я уверен, что это — именно та палатка, — заявил Харуки.

— Что-то я не слышу стонов и жалобных криков, — проворчал Пертинакс.

— Там же рабыни, — пожал плечами Таджима, — а не свободные женщины.

— Им просто приказали молчать, — объяснил я. — Ичиро, Ты можешь говорить властно?

— Боюсь, что у меня может не получиться, командующий-сан, — отозвался Ичиро. — Но я могу говорить громко.

— Этого зачастую бывает достаточно, — усмехнулся я.

— Я войду туда первым, — заявил Таджима.

— Нет, остановил его порыв я. — Тебя, меня и Харуки могут узнать.

— Сомневаюсь, что здесь, в таком отдалённом месте, найдётся кто-то, кто может нас знать, — проворчал он.

— Мы не можем быть в этом уверены, — сказал я. — Вспомни с какой помпой Казумицу и Ясуси входили в лагерь, выставляя своих пленников напоказ. А потом мы все трое ещё и открыто сидели за частоколом.

— Что я должен сделать, командующий-сам? — спросил Ичиро.

— Во-первых, — начал объяснять я, — следует хорошенько всё разведать. Нам надо знать, с какими силами нам предстоит иметь дело.

— Перед входом дежурят два асигару, — прокомментировал Ичиро.

— Внутри должен быть, как минимум надсмотрщик, — напомнил я.

— Внутри могут быть и другие, — добавил Пертинакс.

— Так Ичиро, — сказал я. — Подойди к входу, потребуй встречи с надсмотрщиком, можешь объявить, что Ты пришёл по поручению Лорда Акио, коменданта лагеря, который планирует устроить банкет, и для его обслуживания ему требуется, скажем, четыре рабыни, которых Ты уполномочен подобрать.

— Боюсь, командующий-сан, — покачал головой знаменосец, — даже если я буду говорить громко, от меня потребуют какое-нибудь подтверждение подлинности такого требования.

— Конечно, — кивнул я, — но тебя туда посылают не затем, чтобы забрать рабынь, а чтобы осмотреть внутренности палатки и в частности наличие там дополнительной охраны.

— Что же я тогда должен им ответить? — уточнил Ичиро.

— Будешь демонстрировать гнев, угрожать надсмотрщику, можешь даже оскорблять его, сожалеть о его некомпетентности и безуспешно стараться убедить его позволить тебе выполнить порученную тебе миссию, заключающуюся в выборе горстки рабынь для банкета. Полагаю, он будет смущён, но наверняка останется непреклонным, как и должен. Через некоторое время Ты развернёшься и, заявив, что вскоре вернёшься с необходимым подтверждением в письменном виде.

— А там будет кто-нибудь грамотный? — осведомился Ичиро.

— Думаю, надсмотрщик читать умеет, — предположил я. — Но если не он, то кто-нибудь другой. Уверен, внутри должен быть, по крайней мере, один человек способный прочитать письменный приказ.

— Может потребоваться пароль, — предупредил Пертинакс.

— Давай будем надеяться, что не потребуется, — сказал я. — Но если это так, тогда Ты, Ичиро, называй любой пароль, а потом объясни, что он, по-видимому, устарел, что произошла ошибка, или что-нибудь в этом роде. Затем быстро уходи, опять же, уверяя надсмотрщика о своём скором возвращении со всеми необходимыми бумагами и паролями.

— Если всё пройдёт как надо, — сказал Ичиро, — я вскоре присоединюсь к вам.

— Да, — кивнул я, — а если не пройдёт, мы постараемся продать свои жизни подороже, как предлагал Пертинакс, поскольку нам больше ничего другого не останется.

— Господин! — воскликнула Незуми.

— У меня есть ключ, — сообщил ей Таджима.

Ичиро хорошо справился со своим поручением. Выяснилось, что нам противостояло пять человек, два часовых у входа, ещё два асигару внутри палатки, и надсмотрщик, который оказался офицером и воином.

Палатка была большой, достаточной, чтобы разместить внутри приблизительно четыре десятка рабынь. Верх, как и у большинства подобных сооружений, держался на нескольких шестах, а далее полотно было растянуто верёвками, привязанными к колышкам, или столбикам, вбитым в землю. Оставив Харуки наблюдать за подходами, мы с Таджимой пинками раскачали и выдернули несколько таких столбиков позади палатки, что вызвало провисание брезента. Эти колышки были довольно крупными, заострёнными, обструганными деревяшками, около полутора футов длиной, и порядка двух — трёх хортов диаметром. Я указываю эти размеры, поскольку это может прояснить их последующее применение.

Когда двое асигару появлялись за палаткой, чтобы расследовать причину провисания холста, их уже встречал Харуки, который с изумлённым выражением на лице указал им на свободно свисающие верёвки, хотя в общем-то ситуация совершенно не требовала его комментариев. Боюсь, их отношение к Харуки могло оказаться недобрым, но им не оставили возможности что-либо ему сделать, поскольку мы с Таджимой, вооруженные колышками для палатки, или столбиками, если хотите, подошли сзади и опустили свои импровизированные дубинки на затылки охранников. Вскоре после этого на сцене появилась другая пара асигару, прибывшая, чтобы изучить вопрос, возможно из любопытства, что же так задержало их товарищей. Позади палатки их снова ждал Харуки, изумлённо указывающий на двух, непонятно по какой причине, разлёгшихся асигару, к которым наши вновь прибывшие друзья тут же присоединились. Тем временем Ичиро вошёл в рабскую палатку и приставил свой вакидзаси, клинок более подходящий для тесных помещений, к горлу офицеру. Мы заглянули в внутрь и, убедившись, что у Ичиро всё под контролем, снова вернулись к задней стене. В палатку мы вернулись проскользнув под холстом, что было самым подходящим в нашей ситуации способом, поскольку следом мы втянули бесчувственные тела всех четырёх асигару. Надсмотрщик наотрез отказался отдать нам универсальный ключ, подходивший ко всем замкам, державшим рабынь. Однако мы и сами легко нашли этот ключ в его поясе, после чего препроводили офицера к задней части палатки, наполовину обвисшей, где и продемонстрировали ему четырёх его подчинённых. Впрочем, созерцал он их надолго, и благодаря удару колышка, предусмотрительно прихваченному с собой Таджимой, присоединился к ним, чтобы разделить в течение некоторого неопределённого времени их необременённое беспокойствами об окружающей действительности состояние. Мы оставили Харуки, поручив ему связать и заткнуть рты четырём асигару и офицеру, ведь никто не мог гарантировать, что они пробудут в состоянии инертного спокойствия достаточно долго.

Что интересно, внутри палатка была разделена занавесом, отделявшим главную часть от области, где были размещены рабыни. Это было несколько необычно для рабской палатки, поскольку в таком заведение, принимая во внимание возможность осмотра, оценки и покупки рабынь, девушки, как правило, выставлены напоказ, как на рабской полке, на платформе невольничьего рынка, в демонстрационных клетках и в других, тому подобных местах. У невольниц, размещённых в таких местах нет той приватности, на которую они могли бы надеяться в профессиональном работорговом доме или в пурпурных альковах, доступ, в которые весьма ограничен. Подозреваю, что причина для такого разделения палатки была не столько в том, чтобы защитить рабынь от оценивающих взглядов, поскольку рабыни привычны, к тому, что их открыто разглядывают, как любое другое животное, сколько в том, что минимизировать вероятность того, что одна, особенная рабыня может быть случайно опознана. Разумеется, следствием такого внутреннего устройства палатки стало то, что у рабынь не было никакого ясного понимания того, что произошло с другой стороны занавеса. Все они были прикованы к общей цепи, концы которой были прикреплены к большим кольцам, прибитым к тяжёлым столбам, по-видимому, глубоко врытым в грунт. Трудно сказать, какой длины они были, но из земли они торчали примерно на фут. Как таковых кандалов не было, цепь просто была дважды плотно обмотана вокруг левой лодыжки каждой девушки, а дужка замка проходила через два звена, замыкая кольцо. Очень удобный способ, надо признать, любую из рабынь можно было легко удалить с цепи, или добавить к ней. Ещё одним удобством было то, что все замки отмыкались одним единственным ключом.

— О, Господин! — всхлипнула Сесилия.

Как скучали по ней мои руки!

— Господин! — воскликнула Джейн, прежде известная как Леди Портия Лия Серизия из Солнечных Башен, из Ара, увидев Пертинакса.

Это я купил её для Пертинакса в тарновом лагере. Как давно это было. Я это сделал не столько для его удовольствия, сколько за тем, чтобы дать ему шанс научиться, как обращаться с женщиной, точнее, как следует обращаться с женщиной, как с рабыней.

— Грегори! — закричала Сару, бывшая мисс Маргарет Вентворт, землянка когда-то вместе с Грегори Вайтом, а ныне Пертинаксом прибывшая на Гор, полагая, что ради непыльной работы, обещавшей её обогатить.

Правда, в действительности, сама того не ведая, она была доставлена на Гор для Лорда Нисиды, пожелавшего преподнести такую женщину, молодую, фигуристую, белокожую, светловолосую, голубоглазую и красивую, в подарок Лорду Темму, своему сёгуну. Хотя на островах не было недостатка в красавицах, как свободных, так и рабынях, её цвет лица, волос и глаз были в диковинку на Конце Мира.

— На живот все, — скомандовал я, — отвернуться, руки вдоль тела ладонями вверх.

Рабыни, хорошо обученные повиноваться свободным людям, подчинились немедленно и без сомнений. Кроме Сару, которая вскочила на ноги и, протянув руки к Пертинаксу, глотая слёзы, позвала:

— Грегори! Грегори!

— Команда должна быть повторена? — процедил Пертинакс.

Повторение команды, обычно, является поводом для наказания, конечно, если нет серьёзных причин предположить, что команда не была услышана, или могла быть не понята. В данном же случае казалось очевидным, что команда была, и услышана, и понята. Отказ рабыни не мешкая и не сомневаясь исполнить команду, может означать для неё встречу с плетью.

— О, конечно, Грегори, — с улыбкой произнесла она и быстро приняла предписанное положение.

При этом блондинка приподняла левую лодыжку, чтобы облегчить доступ к замку, удерживавшему её на цепи.

— Я знаю, почему здесь держат Незуми, — сказал Таджима. — Но как вышло, что три другие рабыни, ваша Сесилия, Джейн Пертинакса, а также светловолосая Сару тоже оказались здесь?

— Маловероятно, что это — совпадение, — заметил Харуки. — Все эти рабыни как-то связаны. Вспомните ужин во дворце Лорда Ямады.

— Возможно, — неопределённо пожал плечами Таджима.

— Ичиро, — позвал я, — когда Ты в первый раз вошёл в палатку и сообщил надсмотрщику о том, что Лорду Акио нужны рабыни, чтобы обслуживать банкет, выразил ли он удивление или скептицизм?

— Нет, командующий-сан, — ответил Ичиро. — Его обеспокоило только отсутствие у меня подтверждённых полномочий.

— Помниться, во время нашей последней встречи в палатке коменданта лагеря, — сказал я, — Лорд Акио обмолвился, что Лорд Ямада, возможно, не всегда будет сёгуном.

— Интересно, — протянул Харуки.

— А во время ужина у Лорда Ямады, — припомнил Пертинакс, — Лорд Акио убил потенциального ассасина, несмотря на то, что того уже полностью контролировали асигару.

— И это предотвратило допрос, могущий пролить свет на некоторые события, — добавил я.

— Вы подозреваете Лорда Акио в заговоре против Лорда Ямады? — удивился Таджима.

— Мне кажется, что это очевидно, — кивнул я.

— Но Лорд Ямада — его сёгун, — напомнил Таджима.

— Кодекс воина, — усмехнулся я, — иногда так же легко отметается, как и принимается, и для Лорда Акио это так же просто, как сменить один из его роскошных нарядов на другой.

— Рабыни и дочь сёгуна, были свидетелями того случая, — сказал Пертинакс.

— Возможно, именно поэтому их держали вместе, — заключил Харуки, — чтобы их всех можно было держать под контролем или, если на то будет желание, без труда и свидетелей избавиться от них.

— Я так не думаю, — не согласился я. — Полагаю, что у Лорда Акио немного причин, если таковые вообще есть, опасаться рабынь. Я думаю, тут вопрос скорее имеет отношение к соперничеству, подражанию, удовлетворению своего тщеславия. Я вижу это так, Лорд Акио — самый видный даймё Лорда Ямады, он очень много времени проводил во дворце, а теперь является ещё комендантом лагеря армии сёгуна, так что я бы не исключал, что в случае падения Лорда Ямады именно Акио станет наиболее вероятным претендентом на пост сёгуна. Думаю, что большинство меньших даймё приняло бы его в качестве преемника Лорда Ямады, и даже приветствовало бы именно это. Разумеется, при решении этого вопроса может вспыхнуть гражданская война. Трудно сказать что-либо наперёд. А теперь добавьте сюда, в дополнение к предполагаемому неоспоримому восхождению Лорда Акио на престол сёгуна, при его вероятной ревности, зависти и ненависти к Лорду Ямаде, так долго стоявшему на пути его стремлению подняться на самую верхнюю ступень власти над островами, возможный интерес к дочери сёгуна, теперь ставшей уязвимой, доступной рабыней. Это ли не триумф для него, не восхитительная месть Ямаде, не возможность потешить своё тщеславие, когда на организованных им подобных ужинах и даже пирах, его даймё, офицеров и прихлебателей обслуживают прекрасные, но презираемые рабыни-варварки, фактически те же самые, которые подавали блюда на ужине Лорда Ямады, на одном из которых присутствовала вечно недовольная и надменная Сумомо. Только теперь прежняя Сумомо, к удовольствию и забаве её хозяина, принимает участие в банкете в качестве прислуживающей мужчинам рабыни, одной среди других, таких же, как она, лакомых и презираемых?

— Только теперь, — усмехнулся Пертинакс, — ужины, банкеты или пиры, в которых ей предстоит участвовать, уже не будут столь же приличными, как раньше, потому что никаких свободных женщин там не будет.

— И, разумеется, — добавил я, — раз уж нет никаких свободных женщин, то с какой стати рабыням быть одетыми?

— Я собираюсь уходить отсюда без Незуми, — заявил Таджима.

— У тебя есть ключ, — напомнил я. — Что тебе мешает отстегнуть её от цепи?

Через мгновение Незуми, избавленная от цепи, стояла на коленях около Таджимы, нежно прижимаясь щекой к его бедру.

— Ты слышала нашу беседу? — спросил он.

— Да, Господин, — прошептала девушка.

— Тебе не придётся служить Лорду Акио тем способом, который предположил Тэрл Кэбот, тарнсмэн, если, конечно, у нас получится выбраться отсюда, — пообещал Таджима.

— Да, Господин, — улыбнулась рабыня.

— За исключением, — решил прояснить он, — тех ситуаций, когда я решу, что Ты должна сделать это.

— Да, Господин.

— Но, я подозреваю, — усмехнулся её хозяин, — гораздо чаще Ты будешь служить таким образом мне.

— Я — рабыня, — прошептала Незуми. — Я должна быть такой, какой хочет меня видеть мой Господин, и делать то, что он от меня потребует.

— Дай мне ключ, — попросил Пертинакс. — Я заберу свою рабыню.

— Скорее, Грегори, скорее! — поторопила его Сару.

— Оставайся на животе, — приказал я, — и держи руки по бокам ладонями вверх.

Она нервно дёрнула ногой, встряхнув цепь, опоясывавшую её лодыжку, демонстративно не скрывая своей досады, но ослушаться моему приказу не решилась.

Ладони женских рук мучительно чувствительны, особенно если касаться их легонько, словно задумчиво водя кончиком ногтя. Женщину может возбудить просто демонстрация своих ладоней мужчине, даже издалека. Это почти как обнажение клинка из ножен, или предложение себя. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что, если бы я коснулся выставленных ладоней почти любой из этих рабынь, они задрожали бы от потребностей. Я даже не сомневался, что в животе почти каждой из них рабские огни уже были разожжены. Какими беспомощными становятся они после этого! Насколько это отдаёт их в наши руки! И как потрясающе, владеть такой рабыней!

— О, Господин, — тихонько всхлипнула Джейн. — Да. Да!

— Грегори? — озадаченно позвала Сару.

Джейн, освобождённая от цепи, немедленно встала на колени перед Пертинаксом.

Женщина, стоящая на коленях в позе рабыни для удовольствий, выглядит очевидной рабыней для удовольствий. Нет никаких сомнений относительно того, в чём состоит её предназначение. Рабовладелец, конечно, может проинструктировать свою рабыню относительно того, как ей становиться перед ним на колени. Обычно она стоит на коленях, опираясь ягодицами на пятки, держит голову высоко поднятой, выпрямив спину, а ладони рук положив на бёдра. На континенте обычная рабыня или рабыни башни стоит на коленях, держа их вместе, в позе рабыни для удовольствий, они широко и уязвимо расставлены. Это подчеркивает мягкость её бедер. Как уже упомянуто, ни у кого не должно возникнуть никаких сомнений относительно того, для чего она предназначена. Хотя рабыня обычно держит голову поднятой, чтобы хозяин мог любоваться красотой её лица и читать самые тонкие оттенки его выражений, а кроме того видеть, как красиво и привлекательно окружает её горло ошейник, некоторые рабовладельцы предпочитают, чтобы их рабыни держали голову покорно опущенной. Кое-кто даже запрещает рабыне встречаться с ним взглядом, если на то не дана ясная команда. Кто-то предпочитает, чтобы девушка держала руки за спиной, словно они там связаны.

Взглянув на Джейн, стоявшую перед Пертинаксом, я отметил, что ладони её рук были прижаты к бёдрам не ладонями, как обычно предписывается, а тыльными сторонами. Таким образом, ладони были повёрнуты к мужчине. Это выглядело почти умоляюще. По-другому рабыня может просить о внимании хозяина, завязав узел неволи в своих волосах. Иногда, конечно, господин может быть занят другими делами, например, обдумывая партию в каиссу, так что рабыне придётся подождать, прежде чем получить желанную ласку. Это приемлемо, поскольку она всего лишь рабыня. Иногда хозяин даёт ей время закипеть или разогреться, возможно, связав её до полной беспомощности. Пусть-ка она попробует справиться со своими рабскими огнями, пусть попробует пережить это. Она — рабыня, так позвольте её потребностям замучить её почти до безумия. Она — рабыня. Какой готовой она будет тогда! Как подпрыгнет её тело от малейшего прикосновения вашей руки, губ или языка!

Я взял ключ у Пертинакса.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила Сесилия, освобождённая от цепи, и с благодарностью, непрошеная, приняла первое положение почтения, встав на колени и склонив голову до земли.

Прежняя англичанка, красавица Вирджиния Сесилия Джин Пим на Горе хорошо изучила тот факт, что она была рабыней, причём к своей радости.

— Грегори! — снова подала голос Сару. — Грегори?

— Таджима нашёл свою Незуми, — констатировал Пертинакс. — Моя Джейн снова со мной, а ваша Сесилия с вами. Пора убираться отсюда.

— Мы не можем оставаться здесь, — поддержал его я. — Оставаться в лагере нам просто опасно, но покидать лагерь будет не менее опасно.

— Грегори! — настойчиво позвала Сару.

Меня порадовало, что ей хватило здравого смысла оставаться лежать на животе, и держать руки вдоль тела ладонями вверх.

— Нам понадобятся три туники, — сказал я. — Думаю, что мы сможем их найти в другом конце этого отделения.

Палатка, очевидно, являлась палаткой продаж, хотя и была закрыта для торговли, по-видимому, прежде всего, чтобы лучше скрыть дочь сёгуна. Такие палатки обычно оборудованы определёнными аксессуарами и товарами. На некоторых рынках продавец в нагрузку к купленной рабыне может предоставить покупателю тунику и плеть, но чаще такие вещи придётся покупать отдельно. В любом случае, велика вероятность того, что они должны быть здесь. Я заметил несколько сундуков и свёртков у матерчатой стены в главной области палатки, что показалось мне многообещающим. Разумеется, я не собирался вести через лагерь трех голых рабынь, сомнительно, чтобы такое действие осталось бы незамеченным.

— Надо попытаться разминуться с охранниками периметра, — сказал Пертинакс.

— Не думаю, что получится, — покачал я головой. — Учитывая недавний побег, численность убежавших и прочие события в лагере, рискну предположить, что периметр будет кишеть асигару.

— Сомневаюсь, что нам стоит задерживаться в лагере на сколь-нибудь долгий срок, — сказал Пертинакс.

— Вы с Ичиро, — предположил я, — должны были предусмотреть какие-то средства возвращения во владения Темму, в замок или в лагерь кавалерии, и конечно, не пешком.

— Конечно, — подтвердил Пертинакс. — Место рандеву оговорено. Разведчик будет прилетать туда на тарне каждый день в десятом ане. Вот только до того места от лагеря несколько пасангов. Мы ведь не предполагали таких трудностей с отбытием из лагеря.

— Да уж, — хмыкнул я, — в свете последних событий, такие ожидания должны казаться как минимум наивными.

— К сожалению, — вынужден был признать Пертинакс.

Как я уже указывал ранее, лагерь, может быть намеренно, либо по небрежности, либо по причине высокомерия, был относительно открыт, но я не был уверен, что такая ситуация имела место теперь.

— И что же предлагаете Вы, Тэрл Кэбот, тарнсмэн? — поинтересовался Таджима.

— Разумеется, мы должны как можно скорее покинуть лагерь, — ответил я, — но сделать это следует там, где от нас меньше всего ожидают.

— Торговые ворота? — уточнил Ичиро.

— Верно, — кивнул я.

Это было место официального входа и выхода из лагере, используемое крестьянами, торговцами, странствующими ремесленниками, коробейниками, рекрутами и даже дезертирами из армии Лорда Темму.

— Но теперь там усилена охрана и всех проходящих через ворота наверняка будут тщательно досматривать, — предупредил Харуки.

— Нам понадобится фургон или телега, — сказал я.

— Я знаю место, где этого добра завались, — заявил Пертинакс. — Около рынка, где торгуют овощами и фруктами.

— Хорошо, — сказал я.

— Тогда, в путь, — подытожил Пертинакс.

— Нет! — воскликнула Сару. — Нет, нет, нет, Грегори! Не оставляй меня здесь!

— Не вздумай сменить позу, — предупредил её я.

— Грегори, Грегори Вайт! — она позвала она, пытаясь заглянуть через плечо. — Ты не можешь оставить меня здесь! Я — Маргарет, Маргарет Вентворт! Мы оба с Земли! Вспомните Нью-Йорк! Вспомните наш офис! Мы прибыли на Гор вместе! Вы хотите меня! Вы любите меня! Вы сделаете всё, что я захочу! Освободите меня! Я прикована к цепи! Освободите меня! Возьмите меня с собой!

— Принеси три туники, — велел я Пертинаксу.

— И плеть, — добавил Таджима.

— О да, Господин, да! — прошептала Незуми, прижимаясь губами к его бедру.

Рабыни боятся плети, но их волнует знание того, что они являются объектом её приложения, в буквальном смысле этого слова. Немного найдётся таких вещей, которые доводят до женщины её неволю лучше, чем вид плети, которая может быть применена к ней, если она окажется не в состоянии быть такой, чтобы ею были довольны, и довольны полностью.

— Не смей изменить позу, — снова напомнил я Сару.

— Пожалуйста, пожалуйста, Господин! — заплакала она. — Разрешите мне изменить положение!

— Ну ладно, — разрешил я.

— Спасибо, Господин! — всхлипнула она, вставая на ноги и делая шаг в сторону Пертинакса и натягивая цепь, прикреплённую к её левой лодыжке.

— Остальные остаются, в прежнем положении, — предупредил я.

Лязг звеньев побежал по цепи, и рабыни замерли как прежде. Большинство, я был уверен, учитывая их положение, не имело ясного понимания того, что происходило, но любопытство их распирало.

— Грегори! — крикнула Сару, озадаченно озираясь.

— Он ушёл, — пояснил я ей.

— Нет, — воскликнула девушка, — нет!

— Он скоро вернётся, — успокоил её я. — Думаю, что для тебя было бы лучше, встретить его на коленях.

— Но мы знакомы с ним ещё с Земли! — возмутилась рабыня.

— Ты была знакома с Грегори Вайтом, — сказал я. — Я не уверен, что Ты знаешь Пертинакса.

— Я не понимаю, — растерялась она.

— Грегори Вайт был робким, застенчивым, легко смущаемым и манипулируемым слабаком, влюблённым в тебя, а потому услужливым и покорным, которым тебе так нравилось помыкать, оскорблять, мучить и издеваться, — объяснил я. — Пертинакс — сильный, гибкий, проворный, квалифицированный и тренированный воин, тарнсмэн, принявший кодексы.

— Но как же Земля! — попыталась протестовать она.

— А причём здесь Земля? — поинтересовался я. — Ты теперь не на Земле. Это — Гор. Здесь нет твоего Грегори Вайта, здесь есть Пертинакс, воин и тарнсмэн, а Ты всего лишь нагая, прикованная к цепи рабыня, и ошейник на твоей шее — тому подтверждение.

— Мне нужно всего лишь на мгновение остаться с ним наедине, — заявила бывшая мисс Вентворт. — Мне достаточно будет улыбнуться, уронить слезу, позволить задрожать губам, телу, голосу, и всё будут как прежде. Я напомню ему о лучшей его половине, о его истинном характере.

— Он уже нашёл свою лучшую половину, — заверил её я, — и здесь, на Горе, это его истинный характер. И Ты думаешь, что после этого он согласится предать свою кровь, которую он, наконец-то, нашёл? Что он предаст своё сердце, суровое и выносливое, бьющееся в его груди?

— Я смогу снова сделать его слабым! — стояла на своём Сару.

— Возможно, когда-то у тебя это могло бы получиться, — усмехнулся я. — Может быть, именно поэтому он в течение многих месяцев проведённых в тарновом лагере избегал встреч с тобой. Но я не думаю, что у тебя есть шансы добиться этого теперь.

— Я сильна, — настаивала она. — Мне хватит влияния, чтобы растоптать и разрушить его!

— Каким же это образом? — полюбопытствовал я.

— Он любит меня! — заявила блондинка.

— Ты больше не свободная женщина, — засмеялся я. — Ты — рабыня, животное. В твоём положении тебе можно было бы надеяться в лучшем случае на то, что он, если тебе сильно повезёт, мог бы найти интересной твою фигуру.

— Нет! — воскликнула она.

— Почему эта рабыня стоит? — спросил Пертинакс, появившийся из-за занавеса, отделявшего рабскую половину от остальной части палатки.

— На колени, — бросил я, и прежняя мисс Маргарет Вентворт, а ныне рабыня Сару, немедленно упала на колени.

Пертинакс разбросал туники на землю перед Джейн, Сесилией и Незуми, которые тут же с благодарностью схватили крошечные предметы одежды. Рабскую плеть Пертинакс передал Таджиме, и тот на мгновение поднёс её к губам Незуми, поцеловавшей тугую кожу, причём явно с радостью.

Рабыни дружно посмотрели на меня.

— Можете одеться, — разрешил я, и все три девушки, встав на ноги, нырнули в выделенные им туники.

Как всё же приятно, владеть женщиной.

— А где моя туника, Грегори? — спросила Сару.

Пертинакс, вместо ответа, демонстративно повернулся к ней спиной.

— Я тут на всякий случай захватил ещё наручники, — сообщил он, — и моток верёвки.

— Замечательно, — похвалил я. — Скуём им руки за спиной и свяжем в караван за шеи.

— Грегори, я здесь, это я, Маргарет! — снова попыталась обратить на себя внимание Сару.

Наконец все три девушки замерли перед нами, изящно, как и положено рабыням, держа руки, скованные наручниками за спинами, связанные за шеи в караван.

— Грегори! — никак не унималась Сару.

Тут Пертинакс повернулся к ней лицом, и рабыня отпрянула и сжалась.

— Ты кто? — спросил он.

— Маргарет, — пролепетала девушка, — Маргарет Вентворт.

Тогда Пертинакс повернулся ко мне и осведомился:

— Вы видите здесь Маргарет Вентворт?

— Нет, — ответил я. — Я вижу рабыню, которую можно назвать так, как понравиться её владельцу.

— Маргарет Вентворт, — сказал он, снова повернувшись к рабыне, — была свободной женщиной, мелочной, тщеславной, продажной, честолюбивой, амбициозной, хитрой, лицемерной, бесчестной, коварной, лживой и высокомерной, но свободной. Достойной презрения по множеству самых разных причин, но свободной. Свободной женщине позволено быть таковой, как бы не была противна такая снисходительность, безотносительно её недостатков, ошибок и чьего-то недовольства ею. Однако малейший намёк на такие вещи для рабыни может стать причиной для наказания.

Тут он был прав. Свободной женщине не требуется нравиться кому-либо, кроме себя самой. Рабыня должна нравиться своему хозяину. Свободная женщина подотчётна только перед собой. У рабыни есть владелец. Она принадлежит.

— Грегори, — заговорила она, протягивая руку.

Но мужчина схватил её за волосы, и дважды ударил её, сначала с ладонью по левой щеке, а затем тыльной стороной по правой.

Бывшая Маргарет Вентворт уставилась на него в ошеломлении и страхе.

— Ты ударил меня, — сказала она с укоризной, но тут же вскрикнула: — Нет! Не отворачивайся!

Пертинакс всё же обернулся. Признаться, я опасался, что он мог быть в ярости. Рабыню не следует бить в гневе. Если уж она должна быть ударена, если она заслужил боль, то боль должна служить наказанием, улучшить её. Её следует учить, как дрессируют животное, которым она, собственно, и является, и в этом обучении плеть порой бывает незаменима.

— Почему Ты ударил меня? — спросила рабыня.

— Ты вызвала моё недовольство, — снизошёл до ответа мужчина.

— Кем Ты себя возомнил? — возмутилась она.

— Я свободный мужчина, — ответил Пертинакс, — а Ты — рабыня.

— Рабыня, — пояснил я, — не обращается к свободному мужчине по имени.

— Мы и так потеряли слишком много времени, — сказал Пертинакс. — Давайте убираться отсюда.

Однако стоило нам отвернуться и шагнуть к выходу, как вслед нам полетел отчаянный крик рабыни.

— Господа, не оставляйте меня! — кричала она. — Не оставляйте Сару! Пожалуйста, Господа, заберите Сару с собой. Не оставляйте её на цепи!

Обернувшись, мы увидели распростёртую на животе рабыню. Цепь, обмотанная вокруг её лодыжки, была натянута, а левая нога вытянута назад. Девушка умоляюще тянула руки в нашу сторону, а когда она подняла голову от земли, мы увидели слёзы, текущие по её лицу.

— Я раскаиваюсь, Господин! — прорыдала она. — Я прошу прощения! Я — всего лишь рабыня, которая просит владельца о прощении!

Пертинакс окинул девушку сердитым взглядом.

— Я в курсе, — сказал я ему, — что у тебя немало причин для недовольства моральными качествами мисс Маргарет Вентворт, но теперь перед нами беспомощная, прикованная к цепи рабыня по имени Сару, которая лежит на животе перед тобой, кается и умоляет о твоём прощении.

Его глаза, которыми он сверлил распростёртую на земле рабыню сверкали злостью.

— Кого Ты видишь перед собой? — спросил я.

— Рабыню, — ответил Пертинакс.

— Именно этим она и является, — согласился я.

— Это очевидно, — буркнул он.

— Бесспорно, — продолжил я, — что в характере прежней Мисс Вентворт было много ошибок и пятен, самых разнообразных видов, личных и моральных, но это никак не отрицает того факта, что она была красавицей. Всё же она была отобрана для гореанского рабства, а работорговцы Гора, уж можешь мне поверить, не те люди, которым легко понравиться. Они не просто заковывают в цепи всех подряд женщин, бегущих из горящего города. Они выбирают со вкусом и рассудительностью. Мисс Вентворт была красива, даже для мира, переполненного ложью, лицемерием и грязью. А здесь и сейчас, в свежем, чистом мире природы, мы видим перед собой рабыню Сару, отмеченную клеймом и ошейником, каковые, конечно, только усиливают её красоту. Это обычно происходит с женщиной, когда ей выжгут клеймо и наденут ошейник, объявляющие её женщиной и рабыней.

— Давайте уже убираться отсюда, пока кто-нибудь не пришёл, — проворчал Пертинакс.

— Ты же не можешь не видеть, что она красива, — заметил я.

— Здесь много красавиц, — сказал он, обводя помещение рукой.

— А Ты встань к ней поближе, — предположил я.

Едва Пертинакс, не сводя с ней взгляда, сделал, как я сказал, Сару опустила голову и, роняя слезы, падавшие на его ноги, принялась покрывать их поцелуями, снова и снова, а затем, нежно обхватив его левую лодыжку ладонями, подняла и поставила его ногу себе на голову. Но он вырвал ногу и отстранился. И тогда девушка подняла на него глаза, блестевшие от слёз и прошептала:

— Я люблю вас…, Господин.

— Лживая рабыня, — презрительно бросил он.

— Я не осмею лгать, Господин, — сказала Сару. — Я — рабыня!

— Говори, — холодно потребовал Пертинакс.

— Я всегда любила вас, — глотая слёзы, призналась бывшая Маргарет Вентворт, — даже на Земле, даже когда презирала за вашу слабость. Ну как Вы не понимаете? Я хотела, чтобы Вы взяли меня в свои руки и бросили к своим ногам. Я жаждала, я нуждалась в господине, а не в партнере, не в домашнем животном.

— Не стоит винить Пертинакса, — сказал я. — Немногие в силах противостоять тяжести столетий опровержений, суеверий и безумств. Культура решила опровергнуть природу, ограбив тем самым как мужчин, так и женщин. Он честно пытался, как и многие другие, доверчивые и невинные, не сознающие того, что с ними делали, исполнять чуждые предписания, соответствовать патологическим стереотипам, придуманным стереотипам, с точки зрения которых «истинный мужчина» должен был быть определён, как мужчина без мужества. Но так ли сложно разглядеть замешанные в этом политические козни? Неужели нельзя ощутить то, что скрывается за вуалями риторики? Действительно ли так трудно понять, какой именно товар пытаются продать вам, рекламируя под сотнями ложных этикеток? Но что бы они ни делали, где-то далеко в прошлом, но так и не забытые, поскольку память об этом скрыта в нашей крови, зашифрована в генах, пылают костры, кричат охотники, взлетают дубины и затягиваются шнуры.

— Простите меня, Господин, — всхлипнула Сару, — за все мои заблуждения, за все те огорчения, что я принесла вам, за всю мою жестокость к вам. Я надеялась найти в вас своего господина, того самого, которого так долго и так безуспешно пыталась изгнать из своих снов и фантазий.

— Нам надо уходить, — буркнул Пертинакс.

— Я уверена, Вы хотели меня, — продолжила блондинка, — пусть только в своём ошейнике или на своём поводке!

— Плеть, — потребовал Пертинакс, протянув к нему руку к Таджиме, но не отрывая взгляда от растянувшейся на земле рабыни.

Получив требуемое, он и жестом дал понять Сару, что она должна подняться на колени, а когда его молчаливая, но безапелляционная команда была исполнена, поднёс плеть к её лицу. Бывшая Маргарет Вентворт, со слезами на глазах, вцепившись в плеть обеими руками, склонив голову, принялась жадно целовать и облизывать её, расточая при этом экстаз покорённой рабыни.

— Я люблю вас, я люблю вас, Господин! — повторяла она в промежутках между поцелуями.

Наконец, Пертинакс отобрал у неё плеть и вернул Таджиме. Я же передал Пертинаксу ключ, чтобы он отомкнул замок на лодыжке девушки.

— Займи своё место, — бросил Пертинакс рабыне, освободив её от цепи, та поспешила присоединиться к другим невольницам.

— По пути захватим для неё тунику и наручники, а перед выходом из палатки добавим её к каравану.

— Это всё хорошо и здорово, — покачал головой Харуки, — но мы всё ещё не можем быть уверены, что переживём следующий ан.

— Сейчас день, — сказал я. — Полагаю, что проходящих через торговые ворота начнут наиболее тщательно досматривать только после наступления темноты. Мой расчёт состоит в том, что мало кому может прийти в головы, что мы рискнём идти в открытую, прямо через торговые ворота, да ещё и при свете дня. Пока Пертинакс заковывал Сару, уже одетую в тунику, в наручники и добавлял её к каравану, Таджима, повернувшись ко мне, поинтересовался:

— Вы думаете, из неё получится хорошая рабыня?

— Почему Ты спрашиваешь? — полюбопытствовал я.

— Она ведь даже не пани, — пожал плечами Таджима.

— Разве это имеет какое-то значение? — спросил я.

— И всё же, что Вы думаете? — не отставал он.

— Получится, — заверил его я. — Женщина фактически порабощает себя, когда уступает рабыне, живущей в её сердце и животе.

— То есть, когда она признается себе, кто она, и кем хочет быть? — уточнил мой друг.

— Да, — ответил я.

— А что насчёт Пертинакса, Вы думаете, он достаточно силён, чтобы быть хозяином рабыни? — осведомился Таджима.

— Конечно, — кивнул я. — Он больше не землянин. Теперь его дом — Гор. Если когда-нибудь Сару придёт в голову такая глупость, чтобы осмелиться усомниться в своей неволе, он быстро напомнит ей о том, что она принадлежит, причём полностью. В действительности, учитывая их происхождение и события на Земле, я сомневаюсь, что Пертинакс будет чрезмерно терпелив с нею. Так что, давай будем надеяться, что она хорошо осознала себя рабыней и постарается сделать всё возможное, чтобы ею были довольны. Всё же плеть не самая приятная штука в этом мире.

— А если Пертинакс сочтёт, что она его не удовлетворяет, — поинтересовался Таджима, — как Вы думаете, он её продаст?

— Само собой, — заверил его я. — Она же рабыня.

— И как по-вашему, от неё будет толк на циновке? — спросил он.

— Рабские огни, — хмыкнул я, — уже тлеют в её животе. Пертинакс, возможно, пока не знает об этом.

— Тогда его ждёт приятный сюрприз, — усмехнулся Таджима.

— Я тоже так думаю, — согласился я.

— То есть, Вы уверены, что она будет хорошо подмахивать на циновке? — уточнил Таджима.

— Я в этом не сомневаюсь, — заверил его я, — я если Пертинакс окажется занят, то, думаю, она сама будет выпрашивать его ласки.

— Четыре, — сказал Харуки, пристально глядя на меня, — кажется мне хорошим числом.

— Верно, — хмыкнул я. — Оно более сбалансированно, чем три.

— К чему это вы, — не понял нашего обмена фразами Таджима.

— Мы размышляем о фургоне, — пояснил я. — Наиболее вероятно, что постромки будут парные.

— Для которых нам понадобятся чётное число тягловых животных, — догадался Таджима.

— Точно, — подтвердил я с улыбкой.

— Тогда, — подытожил он, — четыре, действительно, лучше, чем три.

И мы вместе с нашим караваном покинули рабскую палатку.