На осколках разбитых надежд

Глава 12

Сначала Лене показалось, что немцы не поверили в ее историю. Пожилой бауэр выглядел хмурым и все разглядывал ее сверху вниз пристально. И некоторое время оба молчали, когда Лена закончила свой короткий рассказ. Сердце ее упало куда-то в живот от страха. Значит, конец.

Но вот немка всплеснула руками и встревоженно воскликнула:

— Боже мой, дорогая деточка, какие же несчастья свалились на вашу голову! А вы тут еще и совсем одна!

— Здесь где-то бродят русские, бежавшие из лагеря, — подтвердил ее супруг. — Вам не стоит тут быть одной. Садитесь в коляску, я отвезу вас к нам на ферму. Переночуете, а утром я отвезу вас в Йену.

— Благодарю вас за вашу доброту, но мне очень нужно в Дрезден и как можно скорее, — мозг Лены лихорадочно обдумывал, что может быть причиной такой спешки, в которую могут поверить эти достопочтенные немцы. — У меня заканчивается отпуск на днях. Я должна вернуться на работу. Лучше переночую в Йене. Так я точно не пропущу поезд.

Немка пыталась ее переубедить и уговорить поехать с ними, а вот ее муж молчал, словно что-то обдумывал. А потом поднял ладонь, показывая жестом супруге, чтобы она замолчала, и проговорил:

— До Йены около пятнадцати километров. Дорога идет через лес. Вы отчаянная девушка, если хотите идти одна до города. Я отвезу вас в город. Вот только отвезу жену на ферму и вернусь за вами. Хорошо?

В этот раз Лена не стала отказываться от предложения. В конце концов, всегда можно было спрятаться от этого немца, если повезет. А дорогу до Йены она теперь знала — уезжая, бауэр наказал держаться определенного пути, чтобы она не потерялась ненароком.

Подобная доброта была подозрительна для Лены. Она ждала, что немец вернется с эсэсовцами, либо с местными полицейскими, но бауэр вернулся один, как и обещал, и после недолгих раздумий Лена решилась выйти обратно на дорогу из кустов, где она пряталась, и окликнуть его.

— Господи, я уж было решил, что что-то случилось! — воскликнул немец, помогая ей забраться в коляску. — Этих проклятых русских до сих пор не поймали. Только троих из них нашли недалеко от Гросшвабхаузена. Подумать только, это в пяти километрах от нашей фермы!

Йена оказался городом, которым можно было любоваться как удивительным единением природы и архитектуры. Расположенный на берегу реки и в окружении изумрудно-зеленых холмов, покрытых лесами, с красивыми невысокими домиками под острыми крышами, каменными мостовыми и обилием цветочных клумб, он с первого взгляда восхитил Лену.

Но среди этой красоты были и другие детали.

Множество красных полотнищ и флагов со свастикой, развешанных на стенах зданий и на балкончиках. Объявления на дверях магазинчиков, запрещающие вход собакам и остарбайтерам. Группа мальчиков, перебрасывающая друг другу мячик, в форме гитлерюгенда. Только-только смеющиеся какой-то шутке, они в одно мгновение сорвались с места и заорали в голос: «Остовка! Русская свинья!» и стали хрюкать в несколько голосов. Лена с трудом заставила себя не оглянуться на этот крик, почему-то уверенная, что он обращен к ней. Но нет — впереди навстречу коляске по городской улочке шла девушка со знакомой нашивкой на груди. Именно в нее полетел кусок конского навоза, который один из мальчишек умудрился подхватить прямо из-под коляски.

— Стервецы! — погрозил немец кулаком мальчишкам. Лена уж было решила, что он защищает несчастную девушку, которой пришлось спешно спрятаться в одной из боковых улочек. Но немец добавил тут же: — Чуть под колеса не угодили в своих забавах. Где голова-то? А хозяевам этой русской нужно штраф выписать, я так считаю. Из-за нее чуть происшествие не случилось. Потому мы и не отпускаем нашу работницу в город на выходной — мало ли…

После этого происшествия очарование городом тут же сошло на нет. И снова проснулся страх — не привезет ли ее немец сразу в полицию или в гестапо? До последней минуты, пока не показалось здание станции, Лена даже с трудом дышала от волнения. Но нет. Немец привез ее к станции, как обещал, и высадил у начала площади перед зданием небольшого вокзала.

— Касса внутри, — сказал он Лене на прощание. — Будь благоразумна в следующий раз!

Лена от души поблагодарила его, удивленная его добротой, но тот только кивнул хмуро и дернул поводья, направляя коляску в обратный путь. Часы на здании станции показывали половину третьего дня, и Лена поспешила в его сторону. Обратный путь займет определенно около трех-четырех часов пешком, а ей нужно было успеть вернуться до сумерек в назначенное место.

А потом она замерла на месте, не в силах поверить своим глазам. Прямо посреди площади. Сердце ударилось гулко о ребра раз-другой, а забилось в бешеном ритме, заглушая разум. Или он молчал, ошеломленный происходящим?

По ступеням лестницы станции навстречу Лене легким и непринужденным шагом сбежал Рихард и направился прямо к ней.

Надо бежать! Бежать!

Прорвалась через стук сердца мысль о спасении. Лена видела, что он идет именно к ней, будто только и ждал именно ее возле станции. Шел и удерживал ее своим взглядом, от которого она так и не могла отвести глаз. Словно приказывая стоять на месте и даже не думать о побеге.

Она никогда прежде не видела его в форме наяву, а не на фотокарточках. И его вид ударил наотмашь. Для нее это был одновременно и Рихард из парка, и нацист в ненавистной форме, убийца и враг.

Белокурый статный ариец. Голубовато-серая форма. Высокая тулья фуражки. Белый абрис черного креста под воротом рубашки. Точно такой же крест на груди среди прочих наград и значков. На него оборачивались, с ним раскланивались немцы и восхищенно улыбались немки на площади. Он был их герой нации.

Именно в это мгновение Лена узнала его. Это Рихард фон Ренбек принимал награду из рук Гитлера на кадрах кинохроники, которые она видела в Минске. Летчик, которому вручали крест за то, что выделился своими достижениями среди прочих убийц. Первый среди прочих.

Эти короткие мгновения сыграли свою роль. Рихард успел приблизиться к ней настолько, чтобы в несколько шагов нагнать ее в попытке бегства, схватить за локоть и резко развернуть к себе лицом.

— Не дергайся! — хлестнул он зло словами. — Замри на месте и молчи!

То ли из чувства противоречия, то ли просто от злости, но Лена попыталась вырваться. Пальцы на ее локте сжались еще сильнее. Вторая рука легла на затылок и прижала голову к груди. Лена дернула головой, пробуя сбросить эту широкую ладонь, но в итоге оцарапала щеку о края награды на его мундире.

— Хватит, я сказал! — приказал Рихард. Тон его голоса изменился, когда он обратился к кому-то невидимому для Лены, по-прежнему крепко прижатой лицом к его груди. Стал иронично-насмешливым, не таким резким и злым. — Ох, уж эти женщины! Я не успел встретить на станции, вот она и разозлилась.

— Могу ли я увидеть документы, господин обер-лейтенант? — услышала Лена мужской голос и почувствовала, как напрягся Рихард, словно животное, подобравшееся для прыжка.

— Ты шутишь, Вальтер? Ты же меня знаешь, — произнес в ответ он, и Лена не могла не отметить поразительный контраст расслабленности голоса и напряжения тела. — Мы вместе воровали яблоки в саду у старого Шваббе.

— Произошел побег заключенных, господин обер-лейтенант, — ответили ему подобострастно, подсказывая Лене, что и в этом разговоре Рихард занимает позиции главного. — Они работали тут недалеко, строили шоссе в окрестностях Веймара. Сейчас усиление, сами понимаете. Нужно быть настороже.

— Брось, Вальтер! Разве она похожа на беглого русского заключенного? — со смешком произнес Рихард. Затем отстранил от себя Лену на расстояние вытянутой руки и заглянул ей в глаза, мягко улыбаясь. — Милая, садись в авто. Я буду через пару минут. И прошу, не надо дуться, я постараюсь загладить свой промах вечером, договорились?

Его пальцы ослабили хватку, а потом снова сжали, словно говоря, попробуй только не подчиниться сейчас. И в то же время взгляд светился такой нежностью, что Лена на несколько секунд даже обманулась. Не успела потому отстраниться, когда он вдруг привлек ее к себе. Она даже испугаться не успела, как Рихард коснулся губами ее лба, а потом скользнул к щеке, обжег своим горячим дыханием кожу. От этого прикосновения у Лены что-то дрогнуло внутри. Как трескается лед по весне на реке.

— Иди, милая, — мягко произнес Рихард и чуть подтолкнул ее в сторону своего автомобиля, припаркованного у въезда на площадь, чтобы она не задерживалась возле полицейских. И как только она прежде не заметила эту черную махину?

Пока Лена на негнущихся ногах шла к автомобилю, в голове у нее метались перепуганными птицами десятки мыслей. Может сорваться с места и побежать? Попытаться скрыться на одной из этих боковых узких улочек? Может, повезет? Но нет, Рихард смотрел ей вслед, она чувствовала это кожей. Да и скорее всего убежать далеко не получится. В городе не только полно полицейских и эсэсовцев, как она заметила, пока предатель-бауэр вез ее к станции, но и гитлерюгендцев. Да и случайные прохожие, как Лена подозревала, с готовностью помогут им поймать беглянку. Оставалось только подчиниться приказу Рихарда и надеяться, что она найдет способ ускользнуть от него после того, как он распрощается с полицейскими.

У Рихарда это заняло пять минут. Он что-то сказал им, они вместе рассмеялись его шутке. Потом он предложил полицейским сигареты из своего портсигара, и те с удовольствием взяли несколько штук на двоих. А затем быстрым почти неуловимым движением передал одному из полицейских свернутую банкноту, делая вид, что пожимает его ладонь на прощание. Вот и все. И больше ни у кого не было вопросов насчет документов.

— Я сказал тебе сесть в машину, — обратился к ней Рихард, когда подошел к припаркованному автомобилю. — Если ты думаешь, что можешь убежать, забудь. С детства ненавидел игры в прятки и догонялки. А сейчас ненавижу вдвойне. Потому не испытывай терпение — сядь в машину. Сейчас же.

Он даже не повысил голос, но в его тоне прозвучала такая сталь, что Лена решила не перечить. Открыла дверь и скользнула на переднее сиденье, стараясь не думать о том, что ее ждет. Главное сейчас усыпить бдительность и дождаться удобного момента.

В салоне пахло кожей, сигаретами и одеколоном Рихарда. Немец бросил небрежно фуражку на заднее сиденье, прежде чем занять место водителя, и досадливо поморщился, когда при этом Лена отодвинулась, как можно дальше от него, скользнув по сидению. Он резко нагнулся к ней, и она вжалась в спинку, испугавшись этого движения и неожиданной близости в темном пространстве. Рихарду стоило повернуть голову, и их носы бы точно соприкоснулись. Но он только щелкнул кнопкой замка на двери и выпрямился.

— Чтобы не соблазняла мысль выпрыгнуть на ходу, — пояснил Рихард, заводя мотор, и Лена с досадой подумала, как это ей не пришло в голову самой. Хотя и бесполезная мысль была бы все равно, как выяснилось.

— Где другие? — спросил Рихард, прикурив сигарету и откинув лоток пепельницы на панели, отделанной деревом. — Послушай меня внимательно сейчас, я повторять не буду. Если не ответишь, то поедем сразу в Розенбург. Дядя волнуется только о тебе, ему нет дела до других. Чтобы ты знала — их все равно найдут. Я вернусь и подам в розыск, чтобы у нас не было проблем с гестапо и арбайтсамтом. Их найдут, и я даже не представляю, что могут сделать с ними солдаты ил полицейские сейчас. Они все на взводе — ты же слышала, сбежали русские из лагеря. Но это для начала. А потом их отправят в пересылочный пункт арбайтсамта, и повезет, если получат распределение на фабрику или завод. Потому что ни один немец не возьмет их в дом теперь. Итак, где они?

Лена задумалась над тем, как ей следует поступить сейчас. Привести ли его к месту, где ждали ее возвращения Янина и Катя? Или оставить подругам шанс на свободу? Как следует поступить, зная о том, что немец только что рассказал ей? А может, он обманул ее? Просто чтобы она испугалась и сдала ему остальных.

— Ладно, как знаешь, — произнес Рихард, и автомобиль двинулся с места. Лена тут же положила ладонь на его руку на руле, боясь, что опоздала, и он не переменит решение.

— Я покажу тебе, где они. Это в пятнадцати километрах от города. Там, где подобрал меня бауэр, чтобы привезти сюда.

В конце концов, они будут вместе в Розенбурге. Вряд ли фон Ренбек намерен разлучить девушек. А это значит, что можно будет обдумать потом другой побег, в этот раз предусмотрев большинство нюансов, о которых не знали прежде.

На протяжении всего пути до рощицы, где Лена рассталась с девушками, Рихард не обращал на нее никакого внимания. Словно ее и не было рядом. Он покрутил ручку на панели, и салон наполнил мужской голос, поющий какую-то фривольную песенку о любви. Лена чуть не подпрыгнула от неожиданности при этом — никогда прежде она не видела, чтобы в машине было радио. Да и вообще весь автомобиль выглядел совершенно иначе, чем служебный Соболева-старшего. Лене невольно пришла мысль в голову, если немцы не знали недостатка, судя по их внешнему виду и домам в городе, зачем они вообще напали на ее страну, захватив до этого почти всю Европу?

Когда прибыли на место, Рихард позволил выйти Лене из автомобиля, но отойти к рощице не разрешил. Обхватил пальцами ее тонкое запястье и вынудил остаться рядом.

— Кричи, — ответил он на ее невысказанный вопрос. — Рощица рядом, они тебя услышат, если, конечно, они еще там. Расскажи им о том, что их ждет, реши они остаться.

Он отодвинул рукав мундира и взглянул на циферблат часов. Потом прислонился к машине лениво, но руки ее так и не выпустил.

— У тебя пять минут, — предупредил немец Лену. — Не убедишь их выйти, уедем без них. Я порядком устал, наматывая круги по окрестностям.

Лена помедлила немного, раздумывая, заметили ли их приезд девушки или еще нет. Видели ли они, что Лена попалась немцу. И стоит ли ей звать их? А потом вспомнила Рауля, сына местного бауэра, который был готов пуститься на охоту на русских, и все сомнения развеялись. Им ни за что не пройти столько немецких земель без ее знания языка. Только сгинут где-нибудь.

Янина показалась первой. Лена еще не успела договорить свою короткую речь, которую приготовила, чтобы убедить девушек не бояться немца, а та уже вышла торопливо из-за зарослей орешника и направилась к автомобилю. Лене даже показалось, что видит явное облегчение на лице Янины. Следом за ней через считанные минуты появилась Катерина — нервно сжимающая руки и встревоженная.

— Скажи им, что они приняли верное решение, — приказал Рихард и распахнул дверцу, чтобы девушки устроились на заднем сидении. Лену же он подтолкнул на прежнее место на сидении рядом с собой, и снова ей пришлось отодвигаться от него подальше. Лишь бы не коснуться Рихарда ненароком. На этот раз он закрывать замок двери не стал, к ее удивлению. Просто завел мотор автомобиля и тронул машину с места, чуть прибавив звук у радиоприемника.

Только однажды Рихард покосился на Лену, замершую напряженно на месте. На ее руки с нервным переплетением пальцев и поджатые губы. Когда она не смогла сдержать эмоций, заметив знакомые шпили замка вдалеке, чуть виднеющиеся поверх зеленого массива леса. Они ехали чуть больше часа, как заметила Лена по циферблату наручных часов Рихарда. Она же предполагала, что они сумели уйти намного дальше.

— Вы, видимо, ходили кругами, — обронил Рихард, словно желая смягчить ее огорчение и отчаяние в этот момент. — Здесь легко заблудиться, не зная местных земель. Кажется, та же гора вдалеке или тот же лес, но на самом деле, не так. Это было вообще глупой затеей! До Минска более тысячи трехсот километров от этих мест, я проверил из любопытства. Да и что ждало вас там, покажись вы в землях Восточного рейхскомиссариата? Немедленный арест и тюрьма. И это стоит того?

Лена не ответила. Только сжала сильнее пальцы, чтобы совладать с эмоциями и не заплакать. Она не покажет ему, как ей больно и горько. Ни за что. И он тоже не стал больше ничего говорить, разгадав ее нежелание общаться.

Еще издалека, когда автомобиль катился по подъездной аллее к дому, Рихард заметил неладное и резко приказал:

— Скажи девушкам, чтобы легли на сидении, и не показывались, пока им не скажут. Даже головы не поднимали. А еще лучше — пусть на пол лягут за передним сиденьем. Ты поняла меня? Скажи им! Быстро!

Лена быстро перевела приказ немца и посмотрела на него, ожидая продолжения. Но он молчал. Проверил в заднее зеркало, подчинились ли Катя и Янина. Те спрятались без лишних слов и стали невидимыми для тех, кто ждал их прибытие на площадке перед домом.

Солдаты! Лена почувствовала, как кровь отливает от ее лица. Знакомые до боли эмблемы СС. По их душу, не иначе. То ли от страха, то ли от запаха дыма сигареты, которую закурил Рихард, к горлу подступила тошнота.

— Будь умницей сейчас, — произнес он и положил ладонь на нервно сжатые руки Лены. Второй рукой он повернул руль, завершая лихой маневр, и под шорох гравия остановил автомобиль перед домом. Потом пожал легко руки Лены и приказал коротко. — Выходи из машины!

Солдаты с восхищением и легкой завистью стали рассматривать большой блестящий автомобиль и щеголеватого Рихарда, который, явно красуясь перед ними, нарочито медленно надевал фуражку, глядясь в отражение бокового зеркала машины. Лена же вышла из автомобиля, растерянная и до сих пор не понимающая, что ей следует делать сейчас. На звук подъехавшего автомобиля на крыльцо дома вышли Биргит и высокий офицер в форме СС с хлыстиком в руках. Биргит тут же направилась было резким шагом к Лене, но Рихард так посмотрел на нее, что она остановилась.

— Чем обязан такому визиту? — спросил Рихард офицера, спускающегося к нему по ступеням крыльца. А потом обратился к Биргит. — Распорядитесь, чтобы поляк отогнал машину в гараж. Почему я должен его ждать сейчас?

Биргит коротко кивнула и скрылась в доме. Внимание Рихарда снова вернулось к офицеру.

— Итак? — произнес он. — Чем обязан вашему визиту, господин унтерштурмфюрер?

— Прошу прощения, за беспокойство, господин обер-лейтенант, — приветствовал его эсэсовец, скользнув взглядом по наградам, особенно задержавшись на кресте у шеи. Потом повернулся к Лене и, к ее удивлению, поднес два пальца к околышу фуражки, приветствуя и ее тоже. — Фройлян. К нам поступило сообщение о побеге русских из вашего дома.

— Неужели? — иронично изогнул бровь Рихард в ответ, улыбаясь офицеру. — Я бы не назвал это побегом. Просто одолжил на время русскую, а экономка подняла шум, не разобравшись толком.

Офицер тут же бросил взгляд на Лену. Теперь он смотрел на нее совершенно иначе, не так, как когда принял за немку. Показал в ее сторону хлыстом после короткой заминки.

— Ваша русская, господин обер-лейтенант, нарушает закон.

Рихард даже не посмотрел в сторону Лены в эту минуту. Все его внимание было сосредоточено на Войтеке, показавшемся из-за угла дома. Только когда поляк занял место за рулем и направил автомобиль прочь с площадки, Рихард лениво обернулся на эсэсовца.

— Да, знаю, она обязана носить знак. Это очень удобно, когда ты понимаешь с первых же минут, кто именно перед тобой. Но, господин унтерштурмфюрер, — чуть понизил он голос и заговорил заговорщицким тоном. — Вы должны понимать — все желание пропадает напрочь, когда ты видишь эту отметину. Поэтому я приказал ей снять его. Готов понести свое заслуженное наказание в полной мере, — чуть склонил он голову в шутливом покаянном поклоне в финале своей речи.

А потом сделал вид, что только заметил присутствие Лены рядом. Махнул ей рукой, прогоняя.

— Что стоишь? Пошла в дом!

Лена не стала задерживаться после этих слов. Стараясь не смотреть в сторону солдат, она быстро взбежала по ступеням и скрылась за дверью. В холле ее тут же схватила за руку Биргит, явно поджидающая ее прихода.

— Ах ты дрянь! Наворотила тут дел! Я тебе покажу, как сбегать! — с этими словами Биргит потащила в сторону кухни. Лена даже не сопротивлялась этой хватке и безвольно следовала за экономкой, настолько апатичной стала она вдруг.

— Ты мне все расскажешь! И кто тебе помогал бежать, и к кому ты шляешься валяться в кустах по ночам! — шипела Биргит зло, все сильнее сжимая пальцы на руке Лены. Прямо под краем рукава. Она с силой втолкнула девушку в кухню, отчего та врезалась бедром в край дубового стола, за которым обычно готовила Айке и ела прислуга во время перерывов. А потом снова схватила ее за руку и потащила к распахнутой в холодный погреб двери.

— Посиди и подумай! Может, прохлада погасит твой пыл!

Биргит с такой силой толкнула Лену в темноту погреба, что та только чудом удержалась на ступенях и покатилась вниз. Затем дверь захлопнулась, и девушка осталась в темноте, за исключением тонких полосок света между щелями. Именно через них до уха Лены донесся сейчас голос Айке, просящей Биргит быть помягче с беглянками. Ответа Биргит Лена так и не услышала, потому что следующими раздались тяжелые шаги, и голос Рихарда приказал кухарке выйти вон.

— Биргит, ты выросла с моей матерью и дядей в Хаттенхайбурге. Ты вырастила меня и заботилась обо мне. Ты давно в нашей семье, и я уважаю тебя, согласно твоим летам, — начал он резко, и Лена насторожилась, распознав знакомые ледяные нотки в его голосе. — Но в этих стенах ты делаешь только то, что говорю я, Биргит. Потому что я хозяин в этом доме, и мое слово здесь закон для всех. Мне казалось, я ясно дал понять, что не хочу, чтобы сообщали о побеге русских. Почему здесь были солдаты СС, Биргит?

— Я… я боялась, что русские попадутся, и… и тогда все узнают. Нам будут задавать вопросы, — несмело заговорила Биргит. — И госпожа баронесса будет недовольна.

— Я же сказал, что найду их сам, верно? И я нашел. И мне очень не нравится, что мои слова в этом доме пустой звук.

Биргит что-то произнесла в ответ, но так тихо, что Лена не расслышала из-за двери. Потом после короткой паузы Рихард заговорил снова, но уже мягче.

— Где русские?

— Вы привезли и остальных? — удивилась Биргит. — Я видела только Лену. Заперла ее в погребе, чтобы подумала над своим поведением. Господин Ритци, не оставляйте ее здесь! Это ведь она подбила остальных бежать. И она сделает это снова. Не смотрите на ее рост или хрупкость, это настоящая русская бестия, место которой где угодно, но только не в Розенбурге.

— Об этом надо просить дядю, не меня, — отрезал Рихард в ответ. — Это его домашний любимец.

Лена в негодовании отпрянула от двери, прижавшись к которой подслушивала разговоров. Домашний любимец! Вот ведь!..

— Как дядя Ханке? Что сказал доктор? — обеспокоенно спросил Рихард, и Лена прикусила губу в тревоге. Из всех немцев для нее Иоганн был совершенно другим, оттого и заволновалась о его здоровье.

— Это был просто сердечный спазм, — заверила его Биргит. — Отдых, лекарства и отсутствие тревог и волнений быстро поставят его на ноги.

Дальше их беседа приняла будничный характер, не особенно интересный для Лены. Рихард распорядился насчет ужина и приказал наполнить ванну, пока он будет гулять с собаками в парке. Биргит заверила, что будет готово к его возвращению.

Наконец в кухне все стихло. Лена осталась в полном одиночестве, запертая в темноте погреба. Сначала ей даже показалось это заключение неплохим вариантом. Биргит могла бы избить ее, как грозилась не раз прежде. Или нагрузить сразу же тяжелой работой, например, отправить в небольшой огород на заднем дворе. А так Лене предстояло просидеть в полном одиночестве несколько часов — разве не хорошо?

Некоторое время Лена даже с завидным интересом разглядывала длинные полки с разными закрутками или витрины винных шкафов. А потом почувствовала невероятную усталость и села на ступени лестницы, прислонившись неуклюже к стене. И даже умудрилась уснуть в таком неудобном положении. Правда, вскоре проснулась от того, что замерзла до дрожи. В погребе с каменными стенами царила прохлада, от которой совсем не спасал тонкий ситец летнего платья с короткими рукавами.

Лене пришлось подняться выше по ступеням, к самой двери в кухню и пытаться поймать хотя бы немного тепла, проникающего сквозь щели. При этом она уловила ароматы еды и услышала голоса слуг и семьи Биргит, собравшихся за ужином. Лену кормить никто не собирался, как она поняла со временем. И выпускать на ночь тоже. Последнее было страшнее всего. Она слышала в темноте погреба тихие писки и шуршание, и впервые задумалась о том, что, должно быть, тут водятся мыши. Захотелось вскочить на ноги и колотить в эту дверь, умоляя, чтобы ее выпустили, но гордость взяла свое, и она осталась на месте, устроившись с трудом на самой верхней ступени.

Девушке показалось, что прошла целая вечность, прежде чем наконец повернулся ключ в замке, означая ее свободу. Лена попыталась быстро подняться на ноги, но мышцы затекли, и она покачнулась, едва не потеряв равновесие. Ее локоть тут же ухватила мужская рука, удерживая от падения, и Лене на какие-то секунды показалось, что это Рихард пришел за ней, чтобы освободить из заточения.

Но это был не он. Это был Войтек. Поляк набросил Лене на плечи вязаную шаль и поманил за собой, осторожно притворив дверь в погреб.

— Еле дождался, пока фрау Биргит уйдет, — прошептал он. — Прости, это только на ночь. Рано утром снова придешь сюда. До возвращения фрау.

— Спасибо, — коснулась его плеча в знак благодарности Лена. Войтек только смущенно кивнул в ответ, а потом проговорил тихо:

— Тебе не стоило этого делать. Теперь я не смогу помочь тебе. Они будут следить.

— Я не понимаю, Войтек, — прошептала Лена, решив, что не совсем разобрала смысл его слов из-за его акцента, с которым тот говорил на русском языке. Но поляк не стал больше ничего говорить, только кивнул и вышел вон из кухни, торопясь незамеченным вернуться в квартиру над гаражом. Лене ничего не оставалось, как уйти к себе, осторожно ступая по полу, чтобы нечаянно скрипнувшей половой доской не привлечь к себе внимание спящего дома.

На втором этаже она помедлила, вспомнив слова Биргит о нездоровье Иоганна, и после недолгих раздумий скрипнула дверью черной лестницы и вышла в коридор хозяйских покоев.

Из-под дверей комнат Рихарда и Иоганна виднелись тонкие полоски света в темноте. Значит, оба не спали. Лена осторожно прокралась к двери пожилого немца и тихонько отворила ее, чтобы убедиться, что с Иоганном действительно все в порядке.

— Кто это? Это ты, Фалько? — раздалось тут же, и Лена поспешила зайти в комнаты и затворить плотно дверь, чтобы Рихард не услышал ненароком голос дяди или ее шаги.

— Это я, Лена, — замерла она у двери, решаясь пройти дальше в спальню, где в огромной кровати лежал Иоганн. — Я просто хотела проведать вас.

— Иди сюда, Воробушек, — позвал ее немец взволнованно. — Хочу посмотреть на тебя. Где ты была все это время? Неужели ты и вправду убежала из Розенбурга?

Иоганн действительно выглядел не лучшим образом. Его лицо как-то осунулось, на щеках и подбородке темнела седая щетина. Он протянул в ее сторону руку, и Лена поспешила подойти и взять его ладонь.

— Зачем ты сделала это, Воробушек? Я переживал за тебя, — проговорил пожилой немец. — Ты совсем не знаешь, что там, за границами Розенбурга. Германия сейчас, увы, не та, что была раньше. Очень много людей, которые не считают за подобных себе, рожденных не в Германии. Да даже и рожденных тоже… Ты не понимаешь, что происходит в наше время. Сейчас во многих открываются самые худшие черты и склонности при дозволенности, которую позволили ложными и злыми посулами сверху. Ты очень рисковала, Воробушек, уходя за границы Розенбурга, где даже имя фон Ренбек не смогло бы защитить тебя.

Лена удивленно посмотрела на Иоганна. Впервые он заговорил так откровенно с ней. И впервые она слышала именно от немца подобные слова.

— Я калека, моя девочка. Мне уже ничего не страшно. Но то, что я не могу ходить, не означает, что я не могу думать. И иметь собственное суждение обо всем, что творится в мире, — улыбнулся Иоганн грустно. — Я не был в Берлине с 1939 года, когда понял, что страна превращается в одну большую военную машину. Я был так горд, когда мы возродили нашу армию и вернули наши исконные земли, но я не понимаю, почему мы решили прихватить целиком и полностью земли своих соседей впоследствии. Война никогда не приносила благо. Никому. И мне не нравится, что Германия до сих пор льет кровь своих сыновей. Я видел, как умирали мои товарищи. Видел, во что превратили Германию после той войны. Мы стали никем и ничем. И я боюсь, что эта война будет такой же, как та, первая…

— Господин Иоганн… — прервала его испуганная этими откровениями Лена. Она не понимала, не провокация ли это со стороны немца вести такие крамольные речи. И вдруг это было какой-то проверкой?

— Господин Ханке, если желаешь, — поправил ее немец. — Вижу, что ты испугана моими словами. Да, ты права, наверное, мне не стоит говорить тебе такое. Просто я прошу — не убегай больше. Ты такая маленькая и хрупкая. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, Воробушек.

— А я не хочу, чтобы вы так волновались, — проговорила тихо Лена и поправила одеяло на его груди. — Отдохните, господин Ханке. Завтра поговорим. А сейчас мне нужно идти, вдруг господин Рихард решит и сегодня вечером спуститься поиграть.

— Поиграть — в смысле «поиграть музыку»? — взглянул на нее как-то странно Иоганн, а потом покачал головой, когда она рассказала ему, что слышала неоднократно мелодии Шопена и Бетховена из одной из гостиных замка. — Должно быть, это были патефонные записи, Воробушек. Рихард уже давно не играет, как когда-то. Если бы ты знала, как это было! Он заставлял мою душу парить, честное слово! Я забывал обо всем на свете, слушая его игру. Но — увы! — этого больше нет. Но ты права, Воробушек — все потом. Сейчас тебе нужно идти и отдохнуть хорошенько. Уверен, Гиттхен завтра тебе выдаст целый список заданий. Спокойной ночи, Воробушек. И погаси свет, пожалуйста, когда будешь уходить. Войтек так торопился куда-то, что забыл об этом.

Ускользнуть на черную лестницу Лене не удалось сразу, как она планировала. Едва она закрыла дверь в комнаты Иоганна и повернулась, чтобы уйти, как заметила, что дверь в комнату Рихарда открыта. Сам он стоял в проеме и ждал ее появления в коридоре.

— Что случилось? Зачем он вызывал тебя? — спросил он негромко.

— С господином Ханке все хорошо, — поспешила ответить Лена. — Я просто зашла его проведать.

Рихард посмотрел на нее пристально, а потом отступил чуть в сторону и махнул рукой в комнату, приказывая тем самым зайти. Лена нерешительно переступила с ноги на ногу, а потом все же подчинилась. Да и был ли у нее выбор сейчас? Правда, она заметно стала нервничать, когда он затворил дверь, едва она только переступила порог.

— Проведать! Тебе надо было думать о нем раньше, когда убежала из Розенбурга, — насмешливо произнес Рихард, отходя от нее к окну, чтобы распахнуть створки еще шире и усесться на подоконник. Взял из пепельницы оставленную на время дымящуюся сигарету и с наслаждением затянулся. Посмотрел на нее, замершую в нерешительности у порога.

— Не понимаю, почему он к тебе так привязался. Выбери дядя Ханке в качестве любимца кошку или комнатную собачку, все было бы лучше. Знаешь, во сколько мне обошелся твой побег? Почти в шестьсот марок. Триста — старому Шульману, сотня — на лагерь людям, которые искали тебя в окрестностях, и полторы сотни — патрулю полицейских. Уверен, даже самая породистая собачонка обошлась бы дешевле. И она вряд ли бы убежала дальше парка Розенбурга, доставив столько хлопот.

У Лены задрожали губы от негодования при таком сравнении. Как может быть у такого человека, как Иоганн, такой злой и жестокий племянник?!

— Ты вообще знаешь, что было бы, если бы ты попалась полицейским или солдатам СС? — тем временем продолжал Рихард, распаляясь все больше с каждым словом. — Ты понимаешь, что ждало бы тебя, если о побеге узнали бы в арбайтсамт? Какого черта тебя вообще куда-то понесло? Быть может, ты думала, что тебя отошлют домой в итоге? Пожалеют маленькую русскую девочку, которая наигралась и решила, что с нее хватит. Зачем ты вообще ехала сюда? Надеялась уехать из своей нищей страны и устроить свою судьбу здесь? Неужели ты думаешь, что кто-то из немцев настолько пленится твоими прелестями, что женится на тебе? Или ты точно так же, как и передо мной когда-то разыгрываешь из себя немку?

— Я никогда не притворялась немкой! — возразила с негодованием Лена, в возмущении из-за его слов совершенно забыв, кто перед ней.

— Неужели? Прямо-таки никогда? — поднял одну бровь в деланном изумлении Рихард. А потом покачал головой, усмехаясь. — Я даже подумать никогда не мог, что вы настолько похожи на немцев. И что можете говорить на немецком языке так свободно. Теперь я понимаю, почему ввели систему обозначений иностранных работников. Знаешь, что тебя выдало? Гейне. Ни одна благовоспитанная немка никогда не процитирует Гейне и уже тем более не признается в любви к его поэзии.

— Почему? — спросила изумленная Лена.

Рихард погасил сигарету и взглянул на нее с какой-то странной улыбкой на губах.

— Потому что он еврей, моя маленькая русская. А значит, должен быть вымаран начисто из культуры новой Германии. Такого поэта больше нет.

Сначала Лена решила, что он шутит. Разве можно было вычеркнуть классика немецкой литературы? Она прекрасно помнила, как его творчество любила бабушка, как сама зачитывалась его строками, особенно в оригинале. Слышать такое сейчас было странно. И только в очередной раз подчеркивало огромную пропасть между ними.

— Тогда я рада, что родилась и выросла в СССР, где о человеке судят по делам, а не по национальности, — вздернула подбородок Лена. — Я могу идти, господин Рихард?

Они долго смотрели друг другу в глаза. Лена безуспешно пыталась прочитать хоть что-то в выражении его лица. Все ждала, когда он разозлится, и тогда ей достанется наказание не только от Биргит, но и от барона. Но он только махнул рукой в итоге, мол, пошла прочь, и она поспешила выскользнуть за дверь, удивляясь своей безрассудности. Сейчас бы ей вообще следовало быть незаметной и послушной, но нет же!

Иоганн был прав. Биргит в наказание девушкам устроила стирку штор и занавесей из десятка комнат. Пришлось все утро таскать воду, кипятить огромные чаны, а потом таскать большие корзины с постиранным бельем на задний двор и развешивать на веревках. К полудню, когда вовсю палило солнце на безоблачном небе, у Лены тряслись от напряжения руки и ноги. Биргит разрешила ей только съесть кусочек хлеба с маргарином на завтрак, поэтому в пустом желудке противно подсасывало.

— Что б я еще когда утекла?! Да ни в жизнь! — ругалась Янина, утирая мокрый от пота лоб. Она со злостью смотрела на Лену и иногда нарочно толкала ее, когда они развешивали белье. Лена не винила ее за это, чувствуя отчасти и свою вину, что Биргит устроила совсем ненужную стирку в такую жару. Поэтому и старалась взять из корзины побольше, чтобы Янине досталось меньше работы.

Самой же Лене работа давалась нелегко. Веревки было натянуты совсем не под ее рост. Ей приходилось подпрыгивать на месте, чтобы ухватить натянутую бечеву и, потянув на себя изо всех сил, набросить мокрое полотно, а потом расправить его для просушки. Поэтому Лена чуть не заплакала от благодарности, когда неожиданно рядом с ней появился Войтек и снял с ее плеча мокрые бархатные шторы.

— Я помогу. А ты пока вот, поешь, — с этими словами он сунул ей в руку кусок ветчины, который Лена съела в мгновение ока, настолько она была голодна. Желудок заурчал, требуя еще, и Лена покраснела от стыда. Поляк сделал вид, что не услышал, и продолжил развешивать белье.

— Баронесса приезжает, — сообщил Войтек. — Я сейчас еду на станцию встречать ее. Может, фрау отвлечется и забудет, что хотела помучить тебя подольше.

— Надеюсь, — ответила Лена. — Я больше так не выдержу.

Войтек посмотрел на нее внимательно, а потом несмело коснулся кончиками пальцев тыльной стороны ее ладони.

— Я помогу, да?

— Да, — кивнула Лена, не понимая, почему он спрашивает разрешение. Но не успела его спросить — Войтек быстро развернулся и скрылся между полотнищами развешанного белья.

Не успел Войтек уехать, как Биргит спешно погнала прислугу сменить платье, боясь заслужить неудовольствие баронессы. Потом их всех, в том числе и садовника, собрали на площадке перед домом для встречи баронессы. Урсула, стоявшая рядом с Леной, шепнула, что и молодого барона бы так встретили, если бы знали о его приезде, мол, так было заведено в Розенбурге. Лена с готовностью отвлеклась на ее болтовню, лишь бы не думать о том, почему ее неожиданно заволновалась, когда увидела выходящего на крыльцо Рихарда.

Он был в форме, но без фуражки. Равнодушно скользнул взглядом по выстроившимся слугам, а потом устремил взгляд на подъездную аллею, где уже показался автомобиль. Но с места не двинулся, даже когда машина остановилась перед домом. Только когда Войтек, обойдя автомобиль, открыл перед баронессой дверцу и помог выйти, Рихард спустился по ступеням навстречу матери.

Это была странная, по мнению Лены, встреча сына и матери. Почти без эмоций и лишних проявлений чувств. Рихард коснулся губами пальцев матери, унизанных перстнями, а она в ответ поцеловала его в лоб. Единственным еле уловимым проявлением нежности между ними было то, как он пожал руку матери, а она отвела волосы с его лба перед поцелуем.

Их можно было снимать для короткого агитационного фильма о красоте арийской нации, вдруг пришло в голову Лене, глядя на мать и сына со стороны. Она — грациозная и, несмотря на годы, стройная. Светлые волосы скручены «ракушкой» под маленькой шляпкой-таблеткой. Шелковое платье, белые перчатки и длинная нить жемчуга. И он — высокий и широкоплечий офицер с наградами на груди.

Тут же при этой мысли вспомнился показ хроники перед спектаклем в Минске, а затем и все остальное. Стало горячо в груди от приступа ненависти — отражения вороха воспоминаний. Надо было в этот момент опустить голову, не смотреть на них, показывая свои эмоции. Знала ведь, что никогда не умела скрывать свои чувства. И именно в этот момент Лена встретилась глазами с Рихардом, который проходил мимо нее под руку с матерью. Она поспешила отвести взгляд, но поняла, что было поздно — он все подметил, судя по выражению его лица. Впрочем, какая разница для Лены, знает ли немец, какие чувства она испытывает, или нет.

— Быстрее, девочки, быстрее, — стала подгонять прислугу Биргит, когда мать и сын фон Ренбек скрылись в доме. — Нам нужно еще успеть сервировать стол на балконе. Баронесса с дороги захочет кофе и закуски. Быстрее!

Обслуживать хозяев выпало Лене и Урсуле. Баронесса была недовольна их работой с самых первых минут, как вышла под руку с сыном на балкон. Сначала она пожаловалась, что в доме мало цветов, и что даже на столе сейчас их нет. Урсула тут же была отправлена в сад нарезать огромные шапки белоснежных пионов. Затем баронесса скривилась, когда обнаружила, что ее салфетка не украшена серебряным кольцом.

— Мы не полагали, что трапеза будет официального характера, — попыталась оправдаться Биргит, бросая недовольный взгляд на Лену, словно это она не досмотрела.

— Мама, прошу тебя, — вмешался Рихард. — Давай просто посидим и поговорим. Кофе?

Он подал знак Лене, даже не глядя на нее, чтобы она разливала кофе по чашкам, и Лена поспешила выполнить эту немую просьбу, опасаясь, что раздражение баронессы обратится и на нее. И поторопилась она зря. Потому что едва она налила ароматный кофе в чашку Рихарда, как тот произнес медленно:

— Я не пью кофе в середине дня. Я пью чай. С долькой лимона и одним куском сахара.

— Замени сейчас же! — произнесла Биргит одними губами, и Лена тут же подчинилась. От волнения, что она совершила промашку перед баронессой, ее бросило в жар. Биргит не заставит ждать, чтобы что-нибудь еще выдумать ей в наказание теперь.

— О, мой дорогой! — протянула через стол руку баронесса и положила на ладонь сына. — Мне так приятно, что ты не забыл обо мне. Спасибо за гостинцы! Ты же знаешь, как я обожаю настоящий перигорский паштет. Я тоже не забыла про тебя… Биргит, — подняла баронесса руку, подавая знак экономке.

Биргит махнула головой Лене, что означало приказ принести с кухни коробку с эмблемой берлинской кондитерской, а потом снова вернуться на балкон и сделать все это как можно быстрее. Пришлось бежать, сломя голову по лестнице в кухню и обратно, чтобы снова не вызвать нареканий со стороны Биргит, да еще как можно осторожнее — Айке предупредила, что торт внутри нельзя трясти. За то время, что ее не было, на балконе появился Иоганн. Он был бледен, но выглядел гораздо лучше, чем вчера вечером. Они встретились глазами с Леной и еле заметно кивнули друг другу.

А еще вернулась Урсула из сада и заняла опустевшее место Лены в тени ветвей деревьев, падающей на балкон. Это означало, что Лене предстояло встать с другой стороны стола под прямые солнечные лучи. В платье из шерсти с длинным рукавом, в который сейчас были одеты служанки, это было сущим наказанием.

— Баумкухен, мой дорогой! — провозгласила баронесса, когда Лена поставила коробку на стол и разрезала бечевку. — Я знаю, как ты любишь его, Ритци, вот и постаралась найти в Берлине.

— Ты совершила просто чудо, мама, с учетом нынешних реалий! — Рихард встал с места и, обойдя стол, поцеловал мать в щеку. При этом он легко задел плечом Лену, разрезающую на куски торт в коробке, и она замерла на миг, не понимая, намеренно ли это было или это.

— Да уж, говорят, что скоро вино будет так просто не купить, — пожаловалась ему баронесса, когда он снова занял место напротив нее. — Только по талонам. Впрочем, не будем об этом сейчас! Что случилось с Ханке? Вы не обманываете оба меня?

— Просто сердечный спазм, — ответил Рихард за обоих. — Излишнее волнение.

— Ханке, ты ведь не девица, у тебя не бывает волнений без причины. Что случилось, пока меня не было здесь, Ритци? — произнесла баронесса, пытливо глядя на обоих, и рука Лены чуть дрогнула, когда она поставила перед Рихардом тарелку с порцией торта.

В ответ воцарилось тишина, пока Рихард медленно отделил вилкой кусочек торта и отправил тот в рот. Пока он не заговорил снова, Лена думала, что ее вот-вот хватит удар, настолько она разнервничалась в эту минуту. Наверное, от того, что заметила, как побелела от волнения Биргит, и как растерялся Иоганн, не зная, что сказать в ответ.

Только Рихард был совершенно спокоен. Сделав глоток чая, он промокнул губы салфеткой и произнес:

— Собаки убежали из поместья. Их нашли только по истечении суток. Дядя очень привязан к ним, ты же знаешь. Вот и перенервничал.

Лена стиснула руки, с трудом сохраняя отстраненность на лице. Она видела по лицу Рихарда, что это явно был камень в ее огород. По искре, мелькнувшей в глубине его глаз, когда он мельком посмотрел на нее в этот момент. По дрогнувшим в насмешке уголкам губ.

— Я всегда была против животных в этом доме. Посмотри, к чему это привело! — произнесла баронесса. А потом переменила тему, когда поймала выразительный взгляд сына. — Никогда не догадаешься, Ритци, кого я встретила в Берлине! Мисси фон Шольберг! Ее сестра еще была помолвлена с Раулем. Вы помните Рауля Нюнигхоффа, мои дорогие? Он погиб в начале этого года на Востоке.

— Нет, я не слышал об этом, — признался Рихард. — Жаль его, славный был малый…

— Мисси сейчас работает машинисткой в отделе информации Министерства иностранных дел. Как это патриотично — служить своей стране! Хотя, заметь, могла бы уехать из Берлина в свое поместье на время войны, как это сделала ее сестра.

— Мама, дядя Ханке рассказал мне о твоих проектах, — проговорил Рихард, и Иоганн тут же опустил голову, словно торт на тарелке — это самое интересное для него сейчас. — Ты выбрала Мисси на роль своей будущей невестки? Или поиск еще продолжается?

— Что за грубость, Рихард? — спросила в ответ уязвленная его тоном баронесса. — Я просто рассказываю тебе о наших знакомых. Между прочим, несмотря на войну, сейчас очень много свадеб. Например, в августе женится Константин Баварский на одной из Гогенцоллерн.

— Согласись, у принца сейчас все же посвободнее график, чем у меня[27], — ответил Рихард.

— Хорошо, а что скажешь насчет свадьбы Бланш фон Швеппенбург? Помнишь, я рассказывала, какой элегантный прием устроили в прошлом году в «Кайзерхоффе» семьи молодых? А между прочим, Йозис приехал с Восточного фронта всего на три дня, чтобы жениться на Бланш!

— Признаю, мама, меня сейчас спасет только чудо от твоей атаки! — смеясь, поднял вверх руки Рихард, признавая свое поражение.

Это было последним, что слышала Лена прежде, чем потерять сознание.