Таганай. Дорога живых

Синкопе и абсансы.

Как тогда сказал Рыбак? Ну, когда про «морфов» первый раз зашла речь? «Просто ты его не видел»… Да уж. Теперь увидел. Впечатлился. И стало понятно, что вчера напугало наших стрелков. Действительно, это вам не старые добрые медленные «синяки». И даже не те «шустрые», что попадались несколько раз. Эти ещё быстрей. И что хуже всего – эти действуют слаженно. Есть чего опасаться.

Мы вышли, наконец, на эту злосчастную поляну. Три дня назад мы были здесь, уложили дюжину зомби. Но даже не удосужились их точно пересчитать (не говоря уже про шмон, и про то, чтобы их сжечь!) – просто некогда было. А теперь ясно, что та спешка обернулась для нас неприятностями. Начать с того, что трупы, которые мы оставили здесь (более менее целыми) – теперь дочиста обглоданы. До костей. Включая черепушки, рёбра и конечности – аж до фаланг пальцев. Кто-то очень хорошо подкормился на этих телах.

И вот вопросы, которые для нас теперь особенно актуальны: а сколько же было здесь едоков? Только ли те трое, что встретились нам сейчас? Или были ещё? А если было больше – где остальные? И наконец – а куда делся третий? Ведь третий-то точно был, про него и гадать не надо – был, его многие видели. Но тела мы не нашли…

– В третьего, что был посередине, я стрелял. – говорит Денис. – Но вот попал или нет… точно не скажу.

– Я в него тоже стрелял. – говорит Шатун. – И даже, кажется, попал.

– Попал, я видела. – кивает Ирина. – Она ещё споткнулась, когда её пуля ударила в грудь. Это баба была.

– Если в грудь, то она ещё побегает. – говорю я. – И обычных-то «синяков» попадание в корпус не вырубает окончательно. А уж этих…

– И куда же она могла побежать? Я как-то не углядел, на других переключился… – признаётся Рыбак.

– Да бродит где-то вокруг нас теперь. – говорит Сосед. – И мне это очень-очень сильно не нравится.

– Что говорить, это наш общий косяк. Не закончили мы в тот раз зачистку. Поторопились. – говорю я.

Все соглашаются. Но что толку теперь себя виноватить? Надо думать, как дальше идти.

– Дальше в гору подъём крутой. Чую, будет жопа. – говорит Сосед. – Мало того, что нам придётся с квадриков почти весь багаж снять. И на себя нагрузить. И людей спешить. Это ладно, это мы уже морально готовы. Так теперь ещё и тварь эту придётся высматривать. Очень, очень плохо…

– Значит, надо сначала её выманить, пристрелить, и только потом в гору лезть. – говорит Рыбак. И тут с ним не поспоришь. – А выманить, например, на живца, а?

– На живца? – заинтересованно спрашивает Сосед. – Ты сам-то как? Пойдёшь живцом?

– Ну… Если больше некому. – Рыбак мнётся. И я его понимаю. Никому не пожелаешь остаться наедине с такой «подругой». Но что делать – сам же начал эту тему. Виктор, видимо, такого же мнения:

– Есть правило: «Не согласен – критикуй, критикуешь – предлагай, предлагаешь – делай».

– Там дальше ещё есть: «делаешь – отвечай». Я знаю, с детства. Авторство приписывают то Королёву, то Сталину.

– Я только про Сергея Павловича Королёва знаю, что его слова. Насчёт Сталина – это уже потом придумали.

Разговор сам собой сходит на нет, смолкает. Мы все в раздумьях, ищем варианты решений. Кто-то курит, кто-то травинку жуёт. В общем, пытаемся сосредоточиться и найти выход. А сами стоим при этом, как в боевом охранении – у нас уже какие-то рефлексы выработались, что ли? В центре поляны, значит, машины поставили – квадратом, или, вернее, ромбом. Внутри разместили людей – отдохнуть, вроде как привал. А сами, кто с оружием – встали так, чтобы все направления контролировать. Ружбайки свои, что характерно, не опускаем.

Наверное, именно потому, что всё наше внимание было направлено «вовне», наружу – мы и проморгали начало развития следующих событий.

– Аааах!!!

– Что с ней?

– Держите!

Нам пришлось обернуться на эти возгласы, обратить внимание на то, что происходит у нас за спинами. А там народ столпился вокруг кого-то из женщин. Упала. Обморок?

– Марине плохо! – ага, это Геннадий. Очки в тонкой оправе, тонкое интеллигентное лицо, такие же тонкие пальцы. Я вспомнил их – это пара из Свердловска, ну, или из Е-бурга, как сейчас говорят. Музыканты филармонические. Супруга Марина – арфистка, припоминаю.

Сейчас арфистка лежит на травке, похоже, в глубоком обмороке. Я метнулся к ней, моя коллега, Мария – метнулась к аптечке, за нашатырём, наверное. Но – удивительное дело – нам не дали оказать помочь пострадавшей. Нас остановил Сосед.

– Стоп. Всем отойти на два шага от… пациента. – голос Виктора был негромким, но… что-то в голосе было такое, что от Марины отодвинулись все.

– В чём дело, Вить? – спросил я. Правда, пока ещё не понял.

– У неё нет эпилепсии? Диабет? Сердечные болезни? – Мария быстро начала опрашивать Геннадия. Умничка, она сразу занялась диф.диагностикой. Да, это важно – понять, с чем мы имеем дело. Синкопе, или абсанс, или что-то ещё? Причин потери сознания множество.

– Нет, нет, ничего такого! – ответил испуганный муж. – Мне кажется, она просто увидела всё это… Кости… Нервы… Ей стало нехорошо. Жаловалась на тошноту, головокружение… уже минут пять. И вот…

– Ничего не пила последние полчаса? – спросил Виктор. Ага, ещё один диагност.

– Нет, ничего не пила.

– Хорошо. Но вы всё равно от неё отодвиньтесь. А то сейчас будет весело, если обернётся.

Тут да меня, наконец дошло, на что намекает наш «Доктор Хаус» с «поросёнком». Он вспомнил обращение той девочки, Насти, что было на наших глазах, в приюте «Белый ключ». Тогда молодёжь пила колу, и после того случая Сосед твёрдо уверовал, что кола – причина превращения в зомби. Я же так не думаю.

– Вить, посмотри сюда. – говорю, а сам нагибаюсь ближе к Марине, вопреки предупреждениям. – Видишь эту бледность? Она аж серая вся… Это давление понижено. Бывает. Зрачки хоть и расширенные, но на свет реагируют. – осторожно приоткрываю один её глаз, показываю, чтобы видно было. Потом вообще встаю на колени, аккуратно беру запястье, считаю. – Ну и пульс характерный, нитевидный. Еле-еле… душа в теле. Короче – это обычный обморок.[17]

Поднимаюсь, отряхиваю колени. Ружьё, кстати, продолжаю направлять в сторону «пациентки». Тут дело такое – диагностика, конечно, медицина, всё по науке… Но страховка не помешает на случай, если диагноз ошибочный. Но, вроде бы, всё верно, не ошибся я. Вот у нашей потенциально «зомбачки» уже щёки порозовели, веки задрожали… И открылись, наконец, глаза. Обыкновенные. Человеческие. Живые.

Однако, судьба – ироничная стерва! – в который раз перевернула всё с ног на голову. Потому что пока мы тут отвлеклись на потерявшую сознание арфистку – нас атаковала с другой стороны другая… дама.

Вот, кстати, это большая для нас проблема – что зомби атакуют молча! Мы и не услышали бы ничего до того самого момента, пока её когти и зубы не вонзились бы в кого-то из нас. Утратили бдительность. Именно так и гибнут неосторожные.

Но нас выручил датчанин. Он, как оказалось, никакого интереса к медицинским дебатам не проявил. Ну и правильно – всё равно ведь не понимает, о чём мы… Ольсен устроился на квадрике, с взведённым арбалетом. По сторонам посматривал, пока мы суетились вокруг арфистки. И когда из-за деревьев тихонечко высунулась тварь – проверяла нашу оборону, наверняка! – датский подданный аккуратно навёл прицел ей в лоб и спустил тетиву.

– Ззынь! – взвизгнула тетива.

– Взззззз! – пропел болт в полёте.

– Чпок! – сказал он же, входя в глаз зомбачке.

Последним был мягкий звук падения тела. Мы обернулись – неподалёку, у края поляны, лежал «морф». Или «морфица»? Да, это была женщина. Даже, наверное, девушка. Но она умерла давно, с неделю назад, наверное. И пусть не была сильно объедена (она сама отъедалась на других) – с человеком уже имела мало общего. Далеко зашли процессы разложения… и изменения в «морфа».

– Так, ладно. Ещё пять минут отдыха всем, кроме похоронной команды. – сказал Виктор. – А похоронной команде выдать три литра бензина – Шатун, слышишь? Будь добр, обеспечь. И кто со мной? Готовы к холокосту? Пошли. Сожжем это, нафиг. Чтобы я, да хоть раз ещё оставил такое позади себя? Ну нет!

– Jeg skød denne bitch![18] – сказал Ольсен. И добавил на очень плохом русском: – Карашо, писдесс!!!