Таганай. Дорога живых

Не в красном был он в этот час.

Долго не мог заснуть. Ворочался на мягкой, но непривычной, чужой постели. Думал.

Странные здесь всё-таки жители, в этом посёлке. Ну, тётушка Гузель – ладно: тихо живёт, супруга из леса ждёт. А мужики? Какими-то они мне показались несуразными, что ли… Ну вот так, если подумать: отгородились в своём посёлке – и замерли. Молодцы, конечно. Главное – выжили. А что касается будущего – полная апатия и неопределённость. Типа: «сегодня день прожили кое-как, авось и завтра»… «Пояса затянули, но хлеб пока есть»… И ещё – «мы люди простые, ничего не знаем». Ох уж эта вечная русская народная привычка – ждать, пока кто-то «наверху» что-то порешает! Веками же эта безынициативность формировалась: сначала крепостным правом (Царь-батюшка рассудит! Помещик-то прикажет!), потом Советской властью (Начальству видней! Партия сказала «надо», комсомол ответил – «есть!»), ну и наконец, уже в новое время – та же безысходность (А что тут изменишь? В правительстве, небось, всё уже порешали! Бюджет попилили, пенсионный возраст повысили!)… Так и живут веками. И ничего не пытаются менять.

А ещё мне очень не понравились эти их разговоры насчёт «мужиков, кто посерьёзней». Значит, у одного фирма, у другого магазин, и они определяют «закон и порядок» в посёлке. Ах, да – ещё есть элементы демократии: выборные старосты и «квартальные»… Интересно, конечно, будет глянуть на это «начальство» – завтра обязательно сходим. Но чует моё сердце, что «начальство» тоже не блещет широтой кругозора и глубиной планирования. Иначе бы давно уже организовали не только пост на баррикаде, но хотя бы экспедиции за провиантом. Магазинов-то в округе ещё сколько! Но нет экспедиций.

А связь с другими анклавами? Что-то я не слышал здесь ничего на эту тему. Похоже, никто и не заморачивался связью. Ладно, радио – может, у них нет спецов и оборудования. Но гонцов-то послать можно было, хотя бы к тем же вокзальным? Но не послали гонцов.

А может, им и не нужна связь? Вообще – не хотят, чтобы про них знали? Может же такое быть? Вполне… Ладно, что гадать попусту. Завтра всё увидим своими глазами. Заниматься прогрессорством в отдельно взятом посёлке мы, конечно, не будем. Ресурсы не те. Нет у нас гипноизлучателей на трех экваториальных спутниках, для массовых сеансов позитивной реморализации.[50] Собственно, всё что есть: старая «Волга», ружьё да обрез у Ильича и Шатуна, да ещё арматурина у меня в рукаве. Не густо для благородных донов!

Так что будем мы, наконец, спать. На завтра график плотный, сил набраться надо. А мне, чтобы заснуть, даже не нужно считать овечек или делать дыхательные упражнения по системе тибетских лам. Обычно я засыпаю легко – стоит выключить свет и принять горизонтальное положение. Скомандовал себе – «спать!» – и тут же провалился в сон, как в омут.

Но не тут-то было! То есть, в омут-то я нырнул. Но не прошло и минуты, как меня поднял с подушки тихий, но настойчивый стук в окно. Кому не спится в ночь глухую?

Я подскочил с кровати, не одеваясь, как был, кинулся к окошку. Только арматурину свою любимую прихватил на всякий случай. Где шпингалет? Ах, да – тут же ещё и ставни закрывают на ночь. Очень предусмотрительно! А стук тем временем продолжается, даже громче стал. Какие же вы все тут нетерпеливые, нервные! Вот и Шатуна разбудили – он тоже с кровати поднялся, глаза протирает. Я же тем временем разобрался с запорами на окне и ставни приоткрыл. Ба! Какие люди! Ильич, собственной персоной. С ружьём. Бледный, как смерть. В майке – не по сезону!

– Что случилось?

– Одевайся, Шатуна поднимай. Помощь нужна. Кажется, у нас тут будет «синяк» через пару минут.

– Шутишь? Откуда? И почему «будет»? Ты в предсказамусы записался?

– Не до шуток! Пошли, покажу. Кажется, Натаха обернулась. Ну, дамочка эта. У которой я ночевал.

– Ну ничего себе дела! Ладно, жди минуту, мы быстро.

Кинулся за своей одёжкой, Шатуну в двух словах передал, что от Ильича слышал. Иван тоже быстро оделся, и ружьё не забыл. Через минуту выскочили из дома, Ильичу на подмогу.

– Веди! Куда?

– За мной. Соседний двор. – и всё это почти шёпотом, чтобы не разбудить гостеприимных хозяев. Хотя… если начнём сейчас стрелять по свежеобернувшейся зомбачке – один чёрт, перебудим весь посёлок…

Вот и дом на соседнем участке. Палисадник. Дверь в холодную прихожую. Ещё дверь, уже вовнутрь. Темень, но хорошо, что мы свет не зажигали, глаза к темноте привыкли. Фонарь, кстати, есть у Шатуна, но он правильно делает, что его не включает до поры. Им вообще хорошо, товарищам моим – у них ружья. А у меня только железка. А может это и к лучшему. Попробую арматурой отбиваться от зомби. Куртка у меня крепкая, уже проверенная – зубам того давешнего маньяка рукав не поддался, остался цел.

Ладно, к чёрту! Глядим в оба, поспешаем за Ильичом. А вот и свет откуда-то пробивается. Неяркий, хорошо.

Первая комната – гостиная. Не здесь. Вторая комната – спальня. Да, сюда, точно. Ух ты, какой романтический вечер здесь был совсем недавно! Свеча горела на столе, свеча горела.[51] И два бокала. И пустая бутыль из-под сухого. И разворошенное ложе. И женщина на нём, без дыханья, с закатившимися глазами. Молодец, Ильич – догадался хоть немного прикрыть. Но руки – вот они, их я вижу. И если ничего не путаю, то первый признак начала «обращения» – это дрожание пальцев. Если началось – значит сейчас покойник поднимется. Но пальцы пока не дрожат. Уже хорошо – есть минутка, перевести дух и спросить.

– Ильич, а что, собственно, случилось? Ты её убил что ли? Задушил в порыве страсти?

– С чего ты взял? – глаза у Ильича полезли на лоб. – Да ни в жизнь! Всё нормально было, по обоюдному… Посидели, вина выпили, потом в постель – она сама, между прочим, меня потащила. Ну… и в постели тоже всё хорошо было. А потом она просто вырубилась, будто выключателем щёлкнули. Раз – и всё! Извините за пикантную подробность – на самом пике.

– А ты с чего решил, что она… того. В смысле, умерла и сейчас восстанет из мёртвых? Может обморок?

– Ну, во-первых, я пытался прощупать пульс. Не нашёл пульса. Дыхания тоже не заметил. Лежит, как неживая. А главное – это ещё раньше было, в магазине – она хотела взять там колу, газировку. Я не дал, потому что помню подозрения Соседа. Сам слышал, как он говорил – уже были случаи, что человек выпил колы и тут же обернулся.

– Да, это правда. – подтвердил Шатун. – Такое было. Правильно сделал, что не дал забрать.

– Но я боюсь, что она всё-таки меня не послушала. Я же не следил за ней постоянно. Могла взять, могла и там отхлебнуть. Тогда – всё сходится. А ещё… принюхайтесь!

– Что? Чёрт… а ведь точно! Ацетон?

– Да, слабый запах. Я сначала и не заметил. А теперь, когда ты сказал… Что-то есть похожее.

– Смотри! Кажется, начинается. – Ильич показал на руки женщины. Действительно, её пальцы – довольно ухоженные, с хорошим маникюром – начали мелко подрагивать.

– Сейчас обернётся. – Шатун проверил патроны, с громким щелчком замкнул стволы обреза, направил в сторону трупа. Ильич тоже снял ружьё с плеча. И с предохранителя.

– Иван, тут дело такое… Ты на подстраховке будь, конечно, но упокоить её – это я должен. Мы ж с ней не чужие теперь. Понимаешь?

– Конечно. Делай, что должен.

Вот такая, значит, картина. Двое с ружьями и женское тело. Ну просто «Баллада Редингской тюрьмы»![52]

Не в красном был Он в этот час

Он кровью залит был,

Да, красной кровью и вином

Он руки обагрил,

Когда любимую свою

В постели Он убил.

Всё сходится! Вино, и женщина в постели. И крови здесь сейчас будет предостаточно.