Таганай. Дорога живых

Subita conversio.

У меня в больнице было ещё одно дело – личное, по поводу здоровья. Но знал про это только Виктор, я ему сообщил незадолго до выхода. Надо было мне эндокринологу показаться, сахар в крови проверить. Только вот вопрос: а есть ли вообще такой специалист в этой Железнодорожной больнице?

Конечно, я, как радист, мог и раньше про это вызнать – хотя бы во время сеанса связи… Но если учесть, что на рации в Больнице дежурит не врач, а вообще какой-то сомнительный тип – то стоило ли? Всё равно бы сюда пришли, рано или поздно. Вот и настал момент выяснить всё, что мне нужно.

На мою удачу – в фойе, перед телевизором, нашёлся мой знакомый доктор: Андрей Геннадьевич, хирург, с которым мы в своё время хорошо поговорили на тему прионов и всей этой зомби-эпидемии. Вот к нему я и обратился. Выяснилось, что эндокринолог в Больнице есть, но сегодня уже ушёл. Что толку доктору сидеть на месте, когда пациентов нет? И да, врачи в больнице не живут (хотя у меня уже такая мысль была – положение-то практически военное!)… Но нет, врачей развозят по домам на машине, под охраной человека с ружьём. Конечно! Потому что доктор в наше время – слишком ценный кадр. Такие дела.

В общем, предложили мне выбор – или завтра с утра приходить, или оставаться в Больнице на ночь. Заодно можно и анализы сделать, а завтра доктор посмотрит. Заманчиво. Надо только выяснить – насколько я нужен нашему отряду, обойдутся ли без меня на Вокзале? И кому мне рацию передать?

С думками про эти свои личные проблемы я просидел почти весь фильм. Собственно, я даже на экран и не смотрел особо – всё равно уже сто раз пересмотрено, на цитаты разобрано. «Мелко, Хоботов!», «Резать к чертовой матери! Не дожидаясь перитонитов!» – и так далее, и так далее…

Поэтому я больше поглядывал по сторонам, на врачей и пациентов. И тех и других было не много. Хирург Андрей Геннадьевич – тоже явно и откровенно скучал.

– А не хлопнуть ли нам по рюмашке? – предложил он мне дословной цитатой из фильма, когда на экране пошли финальные титры. – У меня, разумеется, есть медицинский спирт.

– Простите великодушно, Андрей, но мне нельзя.

– Ах да, диабет же… Второй тип, инсулиннезависимый? По идее, вам можно пить водку, но с большой осторожностью. Алкоголь снижает сахар, даже может оптимизировать состояние. Но стоит чуть перебрать – начнутся скачки глюкозы, и может быть отсроченная гипогликемия…

– Я знаю. Потому и стараюсь не пить.

– Правильно делаете. Но раз пить не хотите – чем же мне ещё угодить вам? Вы наш гость… А мне, признаюсь честно, всё равно делать нечего. Резать некого, представьте!

– Мало осталось живых в городе?

– Боюсь, что да… Точные цифры мы не скоро узнаем, конечно. Но я слышал мнение – не более двадцати пяти процентов. Осталось. Повсеместно.

– Я опасался, что ещё меньше. Но вы правы – точные данные будут не скоро. Эпидемия продолжается?

– Увы…

Помолчали. Вестибюль пустел, народ расходился, кто куда. Мои товарищи тоже – Денис собрался покурить, с ним за компанию пошли на улицу и Влад, и Радомир. Зато Анна подсела к нам ближе – послушать. И наконец я сообразил спросить о важном:

– А какие новости есть в исследованиях болезни? Может, удалость узнать ещё что-то?

– Ну… Вообще-то есть кое-что.

– Так расскажите!

И доктор рассказал нам о том, что мы, в общем, и так знали. Про морфов. Про замерзающих «синяков». И – самое интересное! – про «спонтанные обращения». С этого и начну.

Для «обращения» медицина уже придумала латинский термин: «subita conversio». Явлению пришлось дать имя, потому что случаи такие стали пусть и не ежедневными, но уже не редкими. Андрей сказал, что знает с десяток подобных случаев. Я спросил, входит ли в их число «обращение» девушки по имени Анастасия, что произошло на наших глазах в приюте Белый ключ (я предположил, что Лесник должен был медикам рассказать). И действительно, Лесник эту информацию до медиков довёл. И даже передал бутыль с остатками Сокка-Колы.

– Кстати, а Колу исследовали? Нашли что-нибудь? – спросил я.

– Исследовали доступными нам методами, но ничего не нашли кроме сахарозы и растительных алкалоидов типа кофеина и теина.

– А тест на прионы?

– А как вы себе это представляете? – ответил Андрей вопросом на вопрос. – Я читал одно исследование: ещё лет десять назад в Техасском университете в США разработали методику диагностики болезни Крейцфельдта-Якоба по анализу крови. Они брали образцы и вводили тестируемую кровь в мозг хомячкам. Если в крови были прионы – они начинали «размножаться» в мозгу животного… Ну, вы понимаете, термин «размножаться» я беру в кавычки…

– Потому что прионы не делятся с использованием ДНК…

– Совершенно верно. Они просто катализируют превращение здоровой молекулы белка в патологическую, прионную форму. Белок, вроде бы, тот же, но меняется трёхмерная структура молекулы. А дальше идёт цепная реакция, всё больше белковых молекул становятся аномально свёрнутыми… В итоге отмирание клеток мозга и смерть. Либо… то, что хуже смерти.

– Так всё-таки, как можно диагностировать наличие прионного агента в организме или в среде?

– Должен вас огорчить: in vitro, in vivo, ex vivo – практически никак. Вспомните, как диагностируют вирусные инфекции, тот же СПИД, к примеру?

– Тест на антитела?

– Именно так. Нет теста на наличие вируса, но есть тест на антитела к нему. Иммунная система организма образует в ответ на внедрение вируса специальные белки – иммуноглобулины. Вот их и определяет тест на ВИЧ. Но с прионами всё сложнее. Проблема в том, что они не вызывают иммунного ответа в организме. С точки зрения иммунной системы – это свой, «родной» белок. Ну мало ли – молекула иначе свёрнута…

– Я понял. То есть, хорошего теста на прионы нет. А что, кстати, с хомячками-то? Ну, у техасцев?

– А… Хомячки –дохли. Просто они маленькие животные с быстрым обменом веществ. Их и прионы быстрее поражали. А потом их вскрывали и исследовали мозг. Но это, поймите, было в те счастливые времена, когда какая-нибудь FFI или «куру» развивалась годами…[38]

– Да, теперь всё происходит стремительно. И хомячков не напасёшься…

– А ещё важно, что до сих пор в науке нет единого взгляда на генезис прионов. Есть несколько гипотез: белковая, мультикомпонентная и вирусная. И как раз последняя в нашей ситуации выходит на первый план.

– Здесь, если можно, поподробнее! Про вирусную я как раз не знаю почти ничего.

– Вирусную гипотезу выдвинули в Йельском университете в 2007 году. И даже, якобы, обнаружили некий «медленный вирус» в некотором проценте клеток мозга у овец, заражённых губчатой энцефалопатией. Но, насколько я знаю, позже Ма Цзиянь из Университета Огайо поставил опыты, которые эту гипотезу опровергали. А вот в свете последних событий… Вы слышали новости?

– Про «санитарную операцию» наших стратегических ядерных сил? Да. Мы хотя и были в рейде – радио иногда удавалось послушать. Мы даже запуск «Сатаны» видели воочию.

– Вот как! Вам повезло… ну, если можно так сказать… Но так вот: в экстренном сообщении Совета обороны было недвусмысленно сказано «о рукотворном характере пандемии».

– И даже о том, что есть «достоверные оперативные данные об источниках и путях распространения» – я это очень хорошо запомнил.

– Именно так! Получается, что «наши» всё знают. Вы же понимаете, такими обвинениями не разбрасываются, особенно в международных делах…

– И тем более, когда ракета с десятком боеголовок уже летит к цели…

– Да. Они назвали это «санитарной операцией», а не возмездием.

– Кстати, а кто эти «они»? Известно что-нибудь?

– Увы, нет. То есть, может быть, кому-то и известно. То же ФСБ и военные – они уже присягнули этому Совету обороны. Но какие конкретно люди в этом Совете заседают – нам до сих пор никто не сказал…

– «Неизвестные отцы»?

– Да, массаракш и массаракш![39]

– Но, возвращаясь в «вирусной гипотезе» – я хотел уточнить, почему вы считаете, что она снова вышла на первый план?

– Потому, что – я ещё раз это подчеркну – сами по себе прионные инфекции очень медленные. Болезнь развивается годами, порой и десятилетиями – от момента, когда в клетках мозга появляются «кривые» белки, и до момента, когда мозг превращается в губчатую массу.

– Так. А вот вирусные – наоборот, могут развиваться стремительно… И кто-то «скрестил» вирусы с прионами? Вывел новые штаммы, которые превращают мозги в кашу за дни и даже часы?

– Вот! Именно к этому я вас и вёл. Возможно, что так оно и есть. Значит, должны появиться и методы обнаружения вируса – когда будут выделены антитела к нему… Знали бы вы, как мне жаль, что не работает Интернет! Наверняка в зарубежных научных журналах и на форумах это всё уже обсуждают…

– Андрей Геннадьевич, постойте! Вы не спешите горевать по Интернету. Ведь не факт, что в Техасе, в Огайо и в Йеле в университетах всё ещё работают исследователи.

– Вы хотите сказать…

– …Что этих, в Йеле – уже съели. Простите за каламбур. Просто я слушал и западные радиостанции – поверьте, там всё очень плохо. Хуже, чем у нас. Не зря же американцы сами, первыми, бомбили тактическими зарядами собственные города. Там – ад.

– Да. Возможно, что вы правы. Я как-то не подумал об этом. Но тогда – всё совсем плохо.

– Почему?

– Да потому, что если этот инфекционный агент рукотворный – только его создатели могли бы помочь нам бороться с ним! Более того, я уже говорил, кажется, и я по-прежнему считаю: никто не стал бы выпускать эпидемию на волю, не имея готовых вакцин… или каких-то других препаратов, лекарств против инфекции…

– А теперь, когда в Штатах ад – всё пропало? Вы это хотите сказать?

– Да. Боюсь, что так. Наши «неизвестные отцы» всегда отличались умением наломать дров…

– Андрей Геннадьевич, давайте пока не будем трогать политику. Лучше ещё о спонтанном обращении. Как вы сказали, по-латыни это называется?

– «Subita conversio». Это не я придумал термин, это нам из Минздрава анкетку прислали, запросили отчёт – сколько случаев таких регистрировалось.

– Так у вас, значит, с Минздравом есть связь?

– С местным, который в Челябинске. Сейчас же в каждой области – свои «министерства». Раньше они назывались «облздравом». Но не суть, эта бюрократия неистребима. Для нас важно другое – каков механизм этого спонтанного conversio?

– Ну вы же сами сказали, что очень многое указывает в пользу вирусной гипотезы, так? Значит, в основе спонтанного обращения – может быть заражение вирусом?

– Может. Тем более, что надо понимать: заражение прионами происходит обычно либо через кровь, либо перорально, с пищей. Грубо: надо съесть заражённую плоть или перелить кровь. Воздушно капельный путь – под сомнением. Были опыты в 2011 году, но только на мышах. Вроде бы удалось мышек заразить прионами в виде аэрозоля. Но вот вирус – им же намного проще заразить… Как распространяется грипп – думаю, не надо вам объяснять.

– Не надо. Я понял.

– Ну и последнее. Мутации. Вот та самая болезнь Крейтцфельдта-Якоба – она, в частности, может возникать спонтанно. Ни с того, ни с сего клетки мозга претерпевают соматическую мутацию – и начинают производить «неправильный» белок. Причины мутации до сих пор неизвестны. Но надо понимать, что мутация эта редчайшая, как и сама болезнь. Один-два случая на миллион населения!

– Эту болезнь можно как-то диагностировать?

– Только на поздних стадиях. На МРТ будут видны характерные структуры, похожие на соты. Но к моменту появления таких структур – больной уже, простите, в полном маразме… Ну и ещё люмбальная пункция, анализ ликвора на белок. Но, повторюсь, это всё становится ясно уже в терминальной стадии болезни. А начинается всё с лёгкой депрессии, с ухудшения когнитивных функций… Мало ли, с кем не бывает, правда? Не все вокруг блещут интеллектом. Что же, у каждого дурачка подозревать Крейтцфельдта-Якоба?

– Я понял. Андрей, подождёте одну минуту? Вон идут мои товарищи, я быстро решу с ними насчёт моего ночлега у вас в больнице, и с удовольствием вернусь к нашему интереснейшему разговору.