Анестезия не требуется.

Нам открывает Лорик. Одна. Растрёпанная и возбуждённая. Но главное – живая. Где остальные? Оказывается, заперлись в домике. Это правильно. Это хорошо.

– Все целы, всё нормально! – выдыхает Лариса. Её немножко трясёт. Но она держится.

– Как отбилась? – спрашивает Рыбак, обнимая жену. Им обоим мешают ружья, но они этого не замечают.

– С трудом. – улыбается она.

Ну что тут ещё скажешь? Трупы морфов вокруг нашего НП сами за себя говорят. Пять! И шестая – мелкая девочка-морф в розовой курточке. Рядом – Курц. Он ещё дышит, но… Даже я, не врач, понимаю – тут уже ничего нельзя сделать. Пёс лежит в луже крови, сильно разодрана шея и живот. Глаза собаки уже туманятся плёнкой. Виктор успевает присесть рядом, погладить ушастую голову. Курц благодарно лижет добрую руку хозяина и закрывает веки.

– Если надо, у меня есть Кеторол для инъекций – говорит Мария.

– Его нельзя собакам. Да и не нужно уже.

На поляне как-то вдруг становится очень много народа. Вышли из домика женщины с детьми. От машин подошли все наши стрелки. Иван Палыч со своим другом тоже здесь.

– Хорошо, что собаки не оборачиваются. – говорит Лесник. – уже были случаи, когда псы погибали от укусов зомби. Не восстал ни один.

– Да, это хорошо. – соглашается Виктор.

– А ещё собаки никогда не жрут заражённую падаль. Даже одичавшие не жрут. Видимо, чуют что-то.

– Сложно не почуять. Запах…

– Нет, тут дело не только в запахе. Сдаётся мне, заражённая кровь – сама по себе сильный яд. Так что пёс твой погиб не только от потери крови. Вот к чему веду.

– Да без разницы. – отвечает Витька, как мне кажется, довольно грубо. – Главное, что погиб как настоящий боец. Заслужил салют.

Он забирает у меня карабин, передёргивает затвор, поднимает оружие к небу, в сторону Таганайских гор. Влад, Денис, Виталий и Ольсен понимают и повторяют его жест. Трижды звучат прощальные залпы.

– Всё, концерт окончен. – снова привычный командирский тон. – Сейчас пожрать, потом ещё на полигон сгоняем. И собираться в путь. Не засиживаемся! Чего встали? Действуем по плану.

Да, мы стали чёрствыми. Это и не мудрено – за две недели скитаний, ежедневной стрельбы и выживания среди апокалипсиса. Или просто научились терпеть и скрывать боль. Так что никакой кеторол нам тоже не нужен. Ну, по крайней мере, пока травмы у нас только душевные (тьфу-тьфу три раза!) Вот что нам реально необходимо – так это горячий обед. С утра ведь на ногах и на колёсах. К счастью, с обедом всё в порядке. Девчата успели приготовить борщ, и он как раз настоялся.

А то, что наша База загажена телами морфов – дело поправимое. Багры и грабли в руки! Через пять минут все следы побоища убраны с глаз долой и погружены на борт ЗИЛа. Всё равно ведь поедем на полигон, у нас и так почти полный кузов… Только тело Курца Виктор не разрешил увозить. Сказал, что похоронит сам, на краю леса, как вернётся от военных. И ни одна скупая мужская слеза не блеснула на его небритой щеке.

Говорю же, чёрствыми стали мы. Шкуру отрастили толстую. Но это не так уж плохо. По крайней мере, от вида и запаха крови аппетит не теряем. Главное – руки помыть хорошенько. И желательно ещё продезинфицировать. Хлоргексидин имеется.

Загрузка...