Он нахмурился, косо поглядел на Татьяну и, понизив тон, спросил:
— Когда ты стала настолько жестока, что можешь позволить себе поднять руку на ребенка?
Татьяной овладела непередаваемая обида.
— Герман, ты хоть знаешь, как жила Саша, когда вернулась в Москву? Да у меня сердце кровью обливается за дочь!
— Чепуха! — гневно кинул Герман. — Такой безграничной любовью ты только вредишь ей.
Татьяна опустила голову, а ее глаза покраснели.
— Мы многого не дали ей за все эти годы.
Герман вздохнул и обратил взор на меня.
— Госпожа Афанасьева, что сделано — то сделано. Можете выдвигать свои требования. Мы, безусловно, постараемся возместить весь причиненный вам ущерб.
Мне стало смешно. Вот уж действительно незаурядные супруги: одна способна убить человека, другой затыкает рот деньгами. Просто потрясающе!
Я села прямо, оглядела обоих и вымолвила:
— Понимаю, у вас искренние помыслы, но деньги здесь бессильны. Да и, как вы знаете, я в них не нуждаюсь. Буддисты утверждают, что есть карма, и закон ее таков: жизнь за жизнь. Александра вскоре тоже должна родить. Мы же не хотим, чтобы этот закон исполнился, и оба наших ребенка отправились к небесному царству, не правда ли?
— Эмилия, знай свое место! — с раскрасневшимся от злобы лицом сказала Татьяна. — Ты правда думаешь, что тебя окружают влиятельные люди? Что ты такая выдающаяся личность? Я вот что тебе скажу: ты еще соплячка!
Я изобразила полуулыбку, нисколько не разозлившись, и, кивнув головой, сказала:
— Вы правы, Татьяна Валерьевна. Я знаю, что еще слишком юна, поэтому понимаю, что все еще впереди!
— Вы очень умны, госпожа Афанасьева. Вы правда считаете, что из-за ребенка стоит поднимать шумиху, чему никто не обрадуется, и лишать себя всяческих перспектив на будущее?
Это прозвучало как откровенная угроза.
Я усмехнулась.
— Стоит! Думаю, вам есть о чем поговорить, не буду мешать, — я взглянула на Татьяну и улыбнулась ей ослепительной улыбкой. — Госпожа Сорокина, у нас все еще впереди, я не тороплюсь!
Она помрачнела в лице, испытывая крайнее недовольство.
Скрыв улыбку, я направилась в большой зал. Огорчены они или нет — это их дело, меня заботило лишь собственное благополучие. Люди, у которых есть деньги и власть, почему-то уверены, что им все сойдет с рук, и одна человеческая жизнь для них ничего не стоит. Смехотворно!
Зайдя туда, я увидела, что гости почти разошлись. Афанасьев Владимир увидел меня и с улыбкой во взгляде ласково сказал:
— Семья у нас большая, и коли ты стала мне как дочь, необходимо выбрать подходящий день, чтобы официально вписать тебя в семейное древо Афанасьевых. Гордость иметь такую дочь имеет для меня не меньшее значение, чем моя честь.
Я слабо улыбнулась, в глазах защипало. Сдавленным от волнения голосом я сказала:
— Спасибо, Владимир Иванович!
Он причмокнул и сказал:
— Дитя, тебе стоит по-другому обращаться ко мне. Зови меня папа!
Я поджала губы, а затем жалостливо улыбнулась, произнеся:
— Папа!
— Прекрасно! — улыбнулся он от всей души. — И скажи мне свой адрес. В ближайшие два дня я поеду с инспекцией по разным регионам страны
Когда вернусь, привезу тебе гостинцы.
Я кивнула и посмотрела на него со словами:
— Я живу в ЖК «Мира». Счастливой тебе командировки. Будь осторожен.
Он кивнул и с улыбкой промолвил:
— Непременно. Я попрошу Давида, чтобы он присмотрел за тобой, пока меня не будет, как-никак, мы теперь одна семья. Если тебе что-то понадобится, смело обращайся к нему!
Я кивнула, и на сердце стало тепло.
Тимур проводил гостей и вернулся к нам. Он обратился к Владимиру Ивановичу:
— Дядя Владимир, можешь быть спокоен, я позабочусь о твоей любимице, и ручаюсь, что со мной она раздобреет.
Владимир Иванович широко улыбнулся, а потом сощурился и почти шепотом спросил:
— Скажи честно, вы влюблены?
Тимур растерянно ухмыльнулся.
— Дядя, я в одиночку не могу ничего утверждать.
— Ха-ха-ха! — все тотчас громко рассмеялись, а потом пошли провожать Владимира Ивановича. Тимур и Людмила попрощались с ним из зала.
Людмила взглянула на меня, а затем с многозначительным видом уставилась на Тимура со словами:
— Если у тебя есть хоть малейшее чувство такта, не усложняй ситуацию. Если по Москве разнесется слушок, что между вами что-то есть, Демидовым, Архиповым, а теперь еще и Афанасьевым прибавится проблем!
Тимур кивнул и стал успокаивать ее:
— Мам, не беспокойся, я чувствую меру!
Мы вышли из отеля и сели в машину.
Я невольно взглянула на Тимура и произнесла:
— Хотя Владимир Иванович всем сердцем хочет дочь, он, как-никак, — высокопоставленный политик. Поэтому он не стал бы выбирать на эту роль первую приглянувшуюся девушку, не правда ли?
Он завел машину и с усмешкой сказал:
— Ты очень умна. И вы оба Афанасьевы. Ты думаешь, это совпадение?
— В каком смысле?
Он тронул машину.
— В этом замешан Давид. Ведь он племянник Владимира Ивановича, и сейчас находится на его попечении. Давид неоднократно упоминал о тебе перед дядей, и вероятно, он рассказал ему все, что нужно.
Я была ошеломлена, и пришла в еще большее недоумение.
— А разве родители Давида — не бизнесмены?
Тимур вскинул брови.
— При случае можешь спросить об этом самого Давида. Семья Афанасьевых мельчает. У Владимира Ивановича нет детей, а его двоюродные родственники либо умерли, либо тяжело больны. Поэтому, несмотря на то, что семья Афанасьевых имеет много ответвлений, она фактически вырождается.
Я кивнула, так как стала догадываться, в чем дело. Несколько лет назад Афанасьевы забрали Давида назад в Москву. Детали были мне почти неизвестны, так как позже я не удосужилась расспросить об этом Давида. Да и мы были еще маленькие, когда он переехал в Тулу. И бабушка никогда не рассказывала нам о том покончившем с собой инвесторе. Прошло столько лет, а я так и не расспросила Давида о том, как сложилась его судьба.
Мы долго кружили по городу, и я стала клевать носомь. Когда мы въехали на территорию микрорайона, я была очень сонной.
Тимур остановил машину. Увидев, что я дремлю, он стал выходить из машины со словами:
— Мне донести тебя?
Я тотчас открыла глаза и замотала головой.
— Я сама поднимусь!
Людмила была права: если кто-то умышленно сфотографирует лишнего, то всем придется несладко.
Увидев рядом с подъездом Руслана, я ничуть не удивилась, лишь невольно нахмурилась. Он собирается всегда ждать меня как Хатико, чтобы уговорить остаться с ним?
Он сидел на ступеньке подъезда, словно сирота. За то время, что мы не виделись, он исхудал. От его прежней необузданности не осталось и следа.
Глаза были налиты кровью.
Тимур насупился и сказал:
— Я пойду.
Я кивнула, посмотрела на медленно поднимающегося Руслана и заметила, что его рука перемотана бинтом.
Если и есть на свете сожаление, я сполна хлебнула его. Я была бы согласна вообще никогда в своей жизни не встретить Руслана, даже если бы пришлось жить в нищете. За три года страданий и пережитых трудностей я совершенно переменилась.
Я прокручивала эту мысль в голове все то время, пока мы смотрели друг другу в глаза. Я просто не знала, что ему сказать. Но все же равнодушно кинула:
— Уходи! И никогда не возвращайся!
Проигнорировав его скорбный взгляд, я прошла мимо него прямо к двери.
— Вы живете вместе? — спросил он изнуренным голосом.
Я нахмурилась и, помешкав, ответила:
— Это мое дело!
— Да, — сказал он хриплым, обессиленным голосом. — Неужели между нами все так и останется?
Я промолчала. Таков ли будет итог? — я не знала. Я думала о сотнях способов, как помучить его, но, в конце концов, больно становилось мне самой, поэтому я выбрала игнорировать его.
— Я знаю, что ты ненавидишь меня, порицаешь меня! Я виноват, что не защитил тебя и ребенка! Но, Эмилия, я не смирюсь с тем, что между нами произошло. Пускай ты ненавидишь меня, и хочешь отомстить, но…все равно, поедем со мной. Мы — супруги, и должны справиться вместе, разве нет?
Я поджала губы. С гадким чувством на душе я крикнула:
— Тогда мы разводимся!
Я изо всех сил старалась научиться отпускать, и изо всех сил старалась не ненавидеть его, ведь я любила его, но всему есть свои пределы. Мое сердце словно разорвали на клочки, а меня захлестнула всепоглощающая боль.