Девочка уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
— Ты хочешь отослать меня? Разве я чем-то провинилась?
Я помотала головой.
— Вовсе нет, просто у тебя нет прописки, поэтому мы должны съездить к тебе домой и попросить твоих родителей помочь ее оформить. После этого можно будет на законных основаниях прооперировать тебя.
Я знала, что девочка мало что поняла из моих объяснений, и все равно кивнула мне с непонимающим видом. Я улыбнулась ей, а сама вдруг унеслась мыслями к Елене.
На следующий день.
Татьяна никак не могла успокоиться из-за того, что я сказала ей накануне, а именно — про намерение поехать с Идой в ее родную деревню. Я собиралась сама сесть за руль, но, выйдя из дома, обнаружила, что во дворе, около машины, меня поджидает Георгий Валентинович.
Несмотря на свой немолодой возраст, он выглядел просто превосходно. Весь его вид говорил об утонченности и манерах светского человека. Он улыбался, наблюдая за мной.
— Твой отец испугался отпускать тебя одну.
Я пожала плечами.
— Я ожидала, что так случится.
Не заморачиваясь по этому поводу, я посадила Иду в машину, а затем поставила в багажник сумки с вещами. Увидев кучу багажа, он насупился и полюбопытствовал:
— Вы надолго туда?
Я отрицательно помотала головой.
— Нет. Здесь, по большей части, вещи, что Руслан закупает для меня каждый сезон, и которые я редко ношу. Обычно они просто лежат дома до тех пор, пока Руслан не нанимает человека, который относит их в секонд-хэнд. Я подумала, что лучше отвезу их матери Иды, вдруг она станет носить. Это лучше, чем они будут пылиться дома и ждать своего часа!
Мы сели в салон. Он завел машину и с улыбкой промолвил:
— Не думаю, что эта женщина заслуживает твоей заботы.
Я слегка повела бровями и, не соглашаясь с ним, сказала:
— Тебе кажется, что она слишком бессердечна по отношению к собственной дочери?
Он кивнул и обратил мимолетный взор на Иду.
— Еще бы, так обращаться с собственным ребенком. Мать из нее никудышная.
Я еле слышно вздохнула.
— В детстве, когда я жила с бабушкой в Туле, в нашем дворе жила семья из четырех человек. У них был очень работящий отец, он целыми днями трудился на сельхозугодиях близ города. Однажды прямо во время купания в озере его хватил удар, и он, несмотря на малую глубину, утонул
Вероятно, от переутомления «подкачало» сердце. После его смерти жена собрала сына, и они уехали, а их дочь, примерно одного возраста со мной, осталась в Туле. Я не понимала, почему мама не забрала свою дочь с собой, ведь она была разумной, послушной девочкой.
Она осталась с бабушкой, которая была настоящим тираном. Старуха то бранила внучку, то порола, то лишала ее пищи или вообще не пускала домой. Я много раз видела, как она сидела на небольшом каменном мосту близ дома и в растерянности плакала, обнимая свои колени. Моя бабушка часто поручала мне отнести ей покушать, но это был не выход, так как она могла остаться без еды в любой момент.
Однажды она попросила у меня денег, и я отдала ей все, что у меня было, — двести рублей. Я думала, что она собирается купить себе что-нибудь этакое, но, вопреки ожиданиям, она пошла и купила какой-то ядохимикат, который используется на сельхоз полях, пришла с ним на могилу отца и выпила весь пузырек. Она умерла прямо у надгробия. Помню, перед этим она сказала мне, что некоторым людям просто не дано право выбора. Всем нам хочется жить на благо человечества и улыбаться этому миру, но некоторым людям не остается ничего, кроме как выживать. В таком случае, откуда взяться силам, чтобы притворяться счастливым?
Пока я рассказывала, Георгий Валентинович молчал и с сосредоточенным видом вел автомобиль. Но когда машина набрала скорость, он вдруг спросил:
— Ты когда-нибудь обижалась на своих родителей за то, что их столько лет не было рядом?
Я была удивлена тем, что он спросил об этом, ведь, по моим представлениям, Георгий был не из тех, кто любит спрашивать о банальных вещах.
Я усмехнулась и ответила:
— Я солгу, если скажу, что не обижалась, но за всю жизнь я испытала больше радости, чем грусти. Я рада, что меня воспитала бабушка, рада, что вышла замуж за Руслана. И хотя мою нынешнюю жизнь нельзя назвать идеальной, но, по крайней мере, я живу, имея возможность любить и трудиться на общее благо. Конечно, они были так себе родителями, но я благодарна им уже только за то, что они подарили мне жизнь. А вообще, уверена, им тоже было нелегко, когда они отказались от меня. Теперь же мне не на что жаловаться.
Да и вообще, у нас вся жизнь впереди!
Он с оттенком стыдливости взглянул на меня и произнес:
— Есть и моя вина в том, что тогда произошло. Я не должен был скрывать от твоих родителей, что ты осталась жива. Если бы они узнали, то, возможно, приложили бы все силы, чтобы вернуть тебя в лоно семьи.
Я придерживалась позиции, что все, что было в прошлом, должно там и остаться.
Я улыбнулась Георгию Валентиновичу со словами:
— Дядя Жора, это было так давно. Так уж сложилась судьба. Ты же знаешь, жизнь не терпит сослагательного наклонения.
Он улыбнулся и взглянул на Иду, которая уснула у меня на коленях.
— После встречи с вами жизнь этого ребенка определенно изменится.
Вместо ответа я просто пожала плечами. Сложно сказать, изменится она в лучшую или в худшую сторону.
Спустя восьмичасовую поездку утомились и водитель, и пассажиры. И хотя выехали мы рано, в пункте назначения мы оказались уже под вечер.
В декабре в деревне настолько холодно, что можно замерзнуть насмерть. Стоило только выйти из машины, как нас обдало ледяным ветром, отчего затряслись поджилки. Ида спала очень чутко. Стоило нам остановиться, как она тотчас открыла глаза, оглядела знакомую местность и воскликнула:
— Тетя, мы приехали!
Я кивнула, взяла в одну руку сумки, а другой взяла Иду за руку. Мы пошли по небольшой, но не особо удобной улочке. Благо, несколько дней до этого не было снега и дорогу не занесло, иначе пройти было бы проблематично.
На улице было темно, поэтому, когда мы дошли до дома Лиховидовых, я не могла найти входную дверь. В окнах не было света, словно дом пустовал. Я начинала тревожиться. Почти девять часов вечера, дома никого нет. Куда все подевались?
Ида нашла крыльцо и дверь, встала около нее и несколько раз громко позвала родителей. К счастью, вскоре темная дверь отворилась, и изнутри донесся настороженный девичий голос:
— Ида? Это ты?
Ида сначала замешкалась, а потом радостно отозвалась:
— Сестренка, это я! Эта тетя привезла меня, — затем воодушевленно устремилась в дом.
Внутри дома не горела ни одна электрическая лампа. Георгий Валентинович включил карманный фонарик и посветил внутрь, но в доме мы обнаружили только восьмилетнюю девочку. Он невольно насупился и спросил:
— Милая, а где твои родители?
Держа Иду за руку, девочка пролепетала:
— Они вышли из дома, чтобы поработать по хозяйству, и так и не вернулись.
Свет фонарика был достаточно ярким, чтобы осветить все внутреннее убранство. Вот — старая буржуйка, которая топила дом и на которой готовилась еда, а на ней — чугунок с замерзшим рагу. Печка почти не отдавала тепло.
Девочка была одета в легкую одежду и дрожала от холода. Я не выдержала и спросила:
— Почему ты так легко одета? И почему в печке нет огня?
Девочка стояла в робкой позе, продолжая сжимать руку Иды, и с некоторой завистью осматривала вещи своей сестры. Затем она обратила взгляд на меня и ответила:
— Мама сказала, что когда их нет дома, нельзя растрачивать дрова на растопку. Мне не холодно, когда я сижу под одеялом. Когда родители вернутся, мы снова затопим печку.