Ты задолжал мне любовь (СИ)

Глава 393. Больно будет не только мне (часть 6)

Я подняла голову и взглянула на его четко очерченные черты лица.

— Я люблю тебя, Руслан, — решительно произнесла я.

Он улыбнулся, как солнце в ясный апрельский день.

— Я тоже тебя люблю.

Это первый раз, когда мы были так откровенны друг с другом.

— Спасибо! — произнес он.

Я была поражена.

— За что?

Спасибо, что любишь меня, спасибо, что вернулась.

***

Зима в столице очень длинная. Она начинается в ноябре и продолжается до февраля или марта следующего года.

Люба простудилась, и, проснувшись утром, я никак не могла ее разбудить.

Руслана дома уже не было, но он оставил записку на прикроватной тумбочке, которая гласила:

«На улице холодно, одевайтесь теплее и пейте побольше воды».

Я улыбнулась и взяла записку в руки.

Глядя на покрасневшее лицо Любы, я неизбежно чувствовала тяжесть на сердце, поэтому все же решила позвонить Виктору Коновалову.

— Эмилия, привет!

Голос мужчины был холодным и отчужденным, однако я не обратила на это внимания и, немного помолчав, произнесла:

— Виктор, ты сможешь приехать к нам? У Любы температура. В больнице слишком много людей, и я боюсь, что там будет легко заразиться.

Это был лишь предлог, но иначе проблему было не решить.

Виктор на другом конце провода молчал.

— Хорошо! — вдруг произнес он и сразу же повесил трубку.

Уже через двадцать минут он приехал, и я, открыв дверь, была немного удивлена.

— У тебя были дела поблизости? — спросила я, ведь от его дома до нас ехать не меньше сорока минут. Наверняка он был где-то рядом, иначе не приехал бы так быстро.

Он поджал губы и, не став отвечать на мой вопрос, спросил:

— Как Любаша?

— Все еще температурит! — сказала я, отойдя в сторону, чтобы пропустить его.

Держа аптечку в руке, он не стал снимать обувь и зашел внутрь.

Глядя на него, я понимала, как хорошо он относится к Любе. Привязанность отца и дочери невозможно разорвать.

Я последовала за ним в спальню Любы. Он измерил ей температуру и, оглянувшись на меня, сказал:

— Дома есть лед?

— Да! — я кивнула.

— Оберни лед полотенцем, чтобы сбить ее температуру. Затем принеси несколько толстых одеял и выключи отопление, — сказал он и начал искать что-то в аптечке.

Я опешила.

— На улице так холодно. Если выключить отопление, ей не станет хуже?

Он остановился и посмотрел на меня, сощурив глаза

— Кто из нас врач?

— Ты… — я замолчала, развернулась и пошла на кухню за льдом.

Как он и сказал, я также выключила отопление и нашла несколько одеял.

Собрав все необходимое, он поднял на меня взгляд и слегка нахмурился.

— Иди в гостиную и жди там. Я тут, и все будет хорошо!

Я хотела сказать что-нибудь еще, но он, похоже, не хотел, чтобы я оставалась там, и обратил внимание на то, что я была легко одета. Поэтому я просто вышла из комнаты.

В спальне была печь, и Руслан нанимал человека, который каждое утро приходил и топил ее. Тепла могло хватить на сутки, так что там мне не было холодно.

Примерно через полчаса Виктор вышел из комнаты, поставил аптечку на стол в гостиной и пошел на кухню, чтобы вымыть руки.

— Высокая температура спала, — сказал он. — Побудьте дома пару дней. Хорошенько позаботься о ней и не позволяй есть острое и жареное.

Помолчав, он снова сказал:

— Я оставил в комнате лекарство. Одной таблетки в день будет достаточно, больше не надо. Лекарства вредят детям. Как говорится, одно лечим, другое калечим.

Я кивнула, подошла к нему и увидела темные круги под его глазами, очевидно появившиеся от недосыпа.

Немного задумавшись, я невольно произнесла:

— Кажется, на улице снова идет снег. Скоро полдень, почему бы тебе не остаться на обед?

Признаюсь, что из-за Любы я порой не хочу его видеть, а иногда не хочу, чтобы он вообще приходил к Демидовым. Я даже надеялась на то, что Руслан перестанет с ним общаться, чтобы никто не мог отнять у меня Любу.

Но я не могу быть такой эгоисткой!

Немного помолчав, он выключил воду, вытер руки салфеткой и искоса посмотрел на меня.

— Готовишь? — спросил он.

Замешкавшись, я все же кивнула головой.

— Ага!

Немного подумав, я добавила:

— Я сейчас буду готовить, и за Любой будет некому присмотреть. Помоги мне и пригляди за ней.

Он нахмурился, но все же кивнул головой в знак согласия.

Я вздохнула с облегчением, увидев, что он не остался в гостиной, а направился прямо в спальню Любы. Да, отцы всегда думают о своих дочерях. Нам с Русланом все же нужно завести ребенка.

Я нашла немного продуктов в холодильнике и решила приготовить относительно легкие блюда, так как Любе сейчас было нельзя есть ничего тяжелого.

Очень скоро все было готово, и я пошла в спальню Любы, чтобы позвать их за стол. К этому времени она уже проснулась и, сидя на кровати, играла с Виктором. Горло у нее все еще хрипело, а от смеха она непрерывно кашляла. Виктор легонько постучал ей по спине, его лицо сияло от радости.

— Пошлите есть! — сказала я, нарушив идиллию между отцом и дочерью.

Я должна быть великодушной, но из-за их счастливого смеха и улыбок мне стало было немного не по себе. Ведь это мой ребенок. Мое спасение!

Они обратили на меня внимание, и улыбка исчезла с лица Виктора. Он поднялся на ноги и наклонился, чтобы обнять Любу.

Люба в ответ протянула к нему руки и с улыбкой сказала:

— Мама, мы с дядей Витей только что играли в головоломку. Я спросила у него, что будет, если ударить по голове дурианом и арбузом. Что больнее? Угадай, что больнее?

Виктор вышел из спальни с Любой на руках, и все мое внимание было приковано к их близости.

— Дуриан! — небрежно ответила я.

— Ха-ха-ха! — Девочка расхохоталась, и из-за чрезмерного возбуждения вновь закашляла.

Виктор постучал ей по спине и мягко сказал:

— Горло все еще больное, тебе нельзя смеяться.

И хотя эти слова прозвучали довольно строго, он, очевидно, говорил это с большой любовью.

Люба успокоилась и, посмотрев на меня, сказала:

— Мама, вы с дядей Витей ответили одинаково. При чем тут арбуз и дуриан, если больнее всего разбитой голове! — сказала она, продолжая тянуть Виктора за руки, чтобы он поиграл с ней.

За обеденным столом Лиза съела больше обычного, и из-за чрезмерной радости и возбуждения очень быстро заснули.

Сидя на диване, Виктор привел в порядок аптечку и собрался уходить. Некоторое время помолчав, я все же сказала:

— Виктор, у тебя есть время? Мы можем поговорить?

Он поджал губы, кивнул и сел обратно на диван.

— Ага, — произнес он, безразлично глядя на меня.

Слегка вздохнув, я сразу перешла к теме:

— Когда Маша умерла, я сказала, что Люба никогда в жизни не узнает о тебе.

Как только эти слова прозвучали, в его взгляде возник холод, смешанный с болью.

— Я понимаю! — сказал он.

— Любаша — твой ребенок, — сказала я, немного успокоившись. — И никто, включая Машу, не может этого отрицать.

Он удивленно посмотрел на меня и нахмурил брови.

— И что?

— Это было ваше с Машей дело, и я не должна была в это вмешиваться. Но я не могу ничего поделать, ведь я воспитывала Любу с самого детства как родную дочь. У меня есть чувства, и я надеюсь, ты можешь понять меня.