Вернув телефон владелице, я прямо в ее присутствии набрала номер Анны. Та, естественно, ответила очень быстро:
— В чем дело?
— Вышла статья об Илье. — Я не думала, что Алешина может вести двойную игру, хотя в тот день она не выразила однозначного согласия, однако, раз уж я высказала свое мнение, она не могла его не уважать.
Поэтому, как и следовало ожидать, девушка также была удивлена:
— Что? Невозможно, я же говорила, что без моего одобрения они не осмелятся ничего публиковать. Ладно, не волнуйся, я разберусь с этим.
— Хорошо, извини за беспокойство.
— Хватит, не притворяйся учтивой, не думай, что я не понимаю, что ты меня обвиняешь.
Договорив, Анна тут же отключилась. А я, положив телефон, подняла взгляд на Алену.
— Ты все слышала.
Та была человеком воспитанным и, конечно же, поняла, что произошла ошибка, поэтому на ее лице появилось сконфуженное выражение.
— Прости, я просто забочусь об Илье.
— Понимаю. — Я ни в чем не винила ее. — Как он там сейчас?
Девушка вздохнула:
— Не очень хорошо, ты же понимаешь, что его отец всегда не был им доволен, а узнав об этом, принялся скандалить. О клинике я вообще уже не говорю, это повлияло и на некоторых пациентов, сейчас его обвиняют в раскрытии их конфиденциальных тайн, попал он в переделку.
Несмотря на это, в этот момент адвокат Ильи по-прежнему следил за делом Любочки, делая вид, что ничего не происходит, как будто нисколько не волнуясь. Но, поскольку моему другу было плохо, плохо стало и мне — сдавило грудь, поэтому, только сделав несколько глотательных движений, я заговорила:
— Успокойся, я не убегу от ответственности за это, я все исправлю, только вот ты…
Ни одна женщина не сможет принять то, что ее мужу нравятся мужчины. Алена с некоторой насмешкой вздохнула и тяжело ответила:
— Я знаю, что ты хочешь сказать. Для меня прошлое Ильи неважно, мне достаточно того, что я знаю, что он хороший человек, он прекрасно относится ко мне и ребенку, поэтому я всегда буду рядом поддерживать его.
Я кивнула. Взаимная любовь — это полностью личное дело двух людей, если им комфортно вдвоем, то сплетни из внешнего мира уже неважны
Вскоре перезвонила Анна. Утечка информации произошла от одного из мелких помощников из редакции газеты — узнав, что одной из замешанных в этом деле сторон является супруга генерального директора «Demigroup», он взял статью и продал ее за хорошую цену, из редакции его уже уволили. Алешина же, воспользовавшись своими связями, связалась с человеком, опубликовавшим материалы, и велела ему удалить пост — с помощью денег и власти это можно было решить, однако требовалось время.
Как только я положила телефон, вернулся Давид. Появившись из-за спины Алены, он подошел ко мне, недружелюбным тоном сказал:
— Доктор Зотова, верно? Прошу вас уйти, возвращайтесь и ждите новостей.
По сравнению с другими людьми, с агрессией относившимся ко мне, на этот раз просьба Давида покинуть дом еще была вежливой. Алена была девушкой умной и, конечно же, не могла не уйти, поэтому, попрощавшись, она развернулась и направилась прочь. В этот момент мой брат, встав, двусмысленно сказал:
— Возвращайся и сообщи этому парню, которому нравится подчиняться, что дядя Любочки не позволит, чтобы ее забрал какой-то больной человек. На этот раз это просто предупреждение, чтобы образумить его.
Иногда Давид говорит очень подлые слова, поэтому, услышав, какую оценку он дал Илье, я ощутила недовольство, и яростно посмотрела на него. А Алена, вдруг остановившись вдалеке, резко обернулась и с угрожающим видом возразила:
— Господин, вам следует пойти и почитать, чтобы избавиться от собственной неграмотности. Еще в прошлом веке патологи доказали, что однополая любовь — не страшное заболевание. Илья обращается с людьми искренно, старательно работает, он позитивный человек, а не такой, как вы, отребье, мусор, тормозящий человеческий прогресс.
— О чем ты говоришь! — Давид гневно встал, собираясь броситься к ней, и я торопливо протянула руку, останавливая его.
— Давид! Простите, доктор Зотова. — Лишь беспокоясь о том, что брат действительно причинит Алене вред, я велела ей безотлагательно уходить. — Он не специально, вы идите, извинитесь за меня перед Ильей.
Девушка стиснула зубы, на ее нежном лице появилось выражение отвращения. Покосившись на Давида, она, не оглядываясь, быстрым шагом ушла. Обычно же бывший раскованным брат, подвергшись внезапным нападкам Алены, сел и возмущенно сказал:
— Ничего из себя не представляет, а характер показывает.
Беспомощно переглянувшись с Мариной, мы не стали поддерживать разговор — Давид по характеру был горячим мужчиной, поэтому, только расстегнув пуговицу на пиджаке, он сменил тему разговора:
— Почему ты не сказала мне о праве на опеку над Любой?
Сказать ему? Разве из-за своего характера он не принялся бы тайно нанимать людей, чтобы те угрозами и посулами заставили Илью отказаться от права на опеку?
— Я сама могу с этим разобраться, тебе не нужно вмешиваться, — небрежно оборонила я, желая обойти вопрос.
— Так не пойдет.
— Обернувшись, мужчина посмотрел на игравшую с няней вдалеке Любочку, и на его отважном лице появилась полная обожания улыбка. — Люба мне как дочь, неужели какой-то первый встречный может забрать ее у меня? Мечтай.
Ощущая беспомощность, я протянула руку и толкнула его.
— Не действуй, как тебе вздумается, Илья — близкий друг меня и Марии, если ты возьмешься за него, она не будет спокойна.
При упоминании Марии Давид поднял брови и опустил голову, ничего не говоря. А Марина, не в силах сдерживать свое любопытство, спросила:
— Кто такая Мария? Люба не родная дочь Эмилии? Почему муж этой девушки добивается опеки?
Мужчина раздраженно закатил глаза:
— Не суй нос не в свое дело, будь хорошей женой, этого достаточно.
Марина перевела взгляд на мужа, и они принялись ругаться прямо в моей присутствии — слово за слово, и на заднем дворе стало шумно.
***
Я по-прежнему переживала об Илье, поэтому на следующий день, отведя Любочку в школу, попросила Марину поехать вместе со мной к нему. Адрес я до этого узнала у Алены в больнице, его дом находился на границе городского района, людей было мало, однако, по сравнению с другими «приграничными» районами, расположение этого было отличным.
Выйдя из машины, я тут же увидела клинику Ильи — на огромной табличке красовалась надпись «Кабинет психолога Волкова». Однако то, что должно было выглядеть приличным, было забрызгано красным лаком, что резало взгляд, светящаяся вывеска над дверью была разбита и, покосившись, висела по обеим сторонам от входа.
Дверь была открыта, и Марина помогла мне войти внутрь. Там как будто никого не было — стояла тишина, пройдя по коридору, мы нашли кабинет, над которым висела табличка с надписью «Волков Илья». Толкнув дверь, мы ощутили доносившийся оттуда крепкий запах алкоголя, настолько резкий, что в желудке появилось чувство дискомфорта.
Взяв себя в руки, я разглядела на столе и на полу груду пустых банок из-под пива вперемешку с бумагами. Илья был пьян, его волосы спутались, он валялся на диване и крепко спал. При виде его в душе просыпалась жалость.
Марина с детства была неженкой и видела немного людей в подобном состоянии, поэтому, не зная, куда себя деть, она по неосторожности наступила на стеклянную бутылку, чем и разбудила мужчину. Тот открыл глаза, которые были красными от расширенных сосудов, и, поднявшись, сел, опираясь руками о колени, после чего потер глаза и спросил:
— Чего ты пришла, хочешь посмотреть, как я страдаю? Увидела, довольна?
Агрессия действительно не подходила ему, человеку скромному и уступчивому, поэтому пусть даже это и звучало как ирония, однако не обладало никакой устрашающей силой.
.