Сначала я не знала его настоящего имени, но потом, когда бабушка привезла его домой, она назвала его Давидом.
Его появление нарушило гармонию нашего обиталища. Он вел себя как безжалостный варвар. Он не только крушил дом, но и донимал меня: то исподтишка закроет в подвале, то толкнет в пруд. И вроде бы ничего такого, однако, каждый раз, когда он калечил меня, он потом говорил бабушке, что я сама напросилась. Какую бы гадость он ни совершил, бабушка все спускала ему с рук.
В тот год, когда я сдавала экзамены для поступления, над одним инвестором местного завода проходило расследование по делу причинения внушительного ущерба окружающей среде. Поскольку тот боялся ответственности, он в порыве отчаяния решил подорвать главный блок управления всего производства и улизнуть.
Когда тогдашний заведующий производства Богдан Белов услышал об этом, он был категорически против, ведь если взорвать главный блок управления, система вывода загрязняющих веществ выйдет из строя, и те люди, что живут вблизи завода, получат серьезный урон от загрязнения воды, воздуха и почвы.
Инвестор не стал устраивать заведующему скандал, а решил тихо дать ему на карман, чтобы он покинул этот пост, однако господин Белов был непреклонен, и поднял шумиху по этому делу.
Полиция арестовала заговорщика и выявила факт коррупции на предприятии; как раз в то же время жена этого самого инвестора очень быстро продвинулась по службе в столице. Чтобы подстраховаться, она подала на развод, однако были представлены доказательства, что инвестор нарушал закон в течение десятилетий, беря взятки и присваивая казенные деньги.
Инвестору выдвинули обвинение, а также изъяли все добытые незаконным путем средства и имущество. Он, лишившись денег и положения, не выдержал и в тюрьме покончил с собой. После всего этого я узнала, что этот инвестор и есть отец Давида. Его мама скончалась от рака легких, когда он поселился у нас.
И без того мрачный Давид после смерти отца стал еще более непредсказуемым и почти не разговаривал. Денег, которые инвестор мог бы дать бабушке, не было. Уличные мальчишки постоянно окружали Давида и поколачивали, приговаривая, что его отец — отродье.
Дети, не знающие жизни, и вообще пока мало что понимающие, просто повторяли за взрослыми, а забитый, угрюмый Давид становился все более нелюдимым.
И тут он начал обращать свои помыслы на бездомных кошек и собак. Некоторых из животных он убивал, затем ломал им конечности и подкидывал к домам детей, что над ним издевались; кого-то из животных он травил, а потом кучкой складывал в каком-нибудь закутке двора, и эти трупы начинали смердеть так, что в прилегающих домах невозможно было жить.
Завод забросили, и люди стали постепенно переезжать. Заведующий Белов за свое донесение был награжден премией в несколько десятков тысяч рублей, после чего они с женой и дочерью тоже собрались уезжать. Однако вот только в тот вечер, когда это должно было произойти, семья Беловых попала в больницу с пищевым отравлением. Тогда же кто-то уничтожил главный блок управления на уже заброшенном предприятии
Теперь до завода никому не было дела.
Спустя три дня заведующий Белов и его жена скончались в больнице, только их дочь выжила, но заработала некоторые проблемы с головой. В маленьком уездном городе вряд ли кто-то будет разбираться, что с ними действительно случилось, но я-то знаю, что господин Белов и его жена умерли не из-за пищевого отравления, они были убиты особой инъекцией в голову, которую в больнице им сделал Давид.
Белова Мария не умерла, потому что Давид заметил меня. Я как раз написала экзамен и пришла к Маше, и в этот миг увидела все, что он делал. Хотя Маша выжила, но она еще долгое время пускалась наутек, когда замечала Давида. Мне тоже было не легче. В девятнадцать лет на моих глазах угасли два полных жизни человека. Меня почти десять дней лихорадило.
Мы с Машей никогда больше не касались этой темы. Молодые и неопытные, тогда мы и не думали донести в полицию. С тех самых пор мы живем под мрачной тенью Давида.
Через два года бабушка заболела раком легких. Чтобы достать денег, я продала дом и отправилась с ней в Санкт-Петербург. Там я следила за ходом ее лечения и училась. Мария не смогла поступить в университет. В нашем городе у нее не было ни родни, ни друзей, поэтому она приехала в Санкт-Петербург на заработки.
Давид исчез. Поговаривают, за ним приехал из столицы какой-то девелопер, признавший в нем внука. Больше я никогда о нем не слышала.
Мы с Машей стали жить в Питере, работая и учась, и еще возя бабушку по больницам. После почти трех лет химиотерапии моя бабушка уже не могла ее выдерживать, а деньги с продажи старого дома были истрачены. Мне было тяжело и учиться, и работать одновременно, и я приняла решение бросить университет.
Бабушка долго злилась на меня. Она приняла решение обратиться к Тихону Демидову, дедушке Руслана. Бабушка говорила, что они — давние приятели, и когда она покинет этот мир, я смогу основаться в его доме, отчего ей будет спокойнее.
Не прошло и года, как моя бабушка отказалась от химиотерапии, не стерпев причиняемой ею боли, и вскоре оставила меня. А после того, как я закончила университет, Тихон Андреевич благословил наш брак с Русланом.
Это — мои вкратце рассказанные воспоминания прошлых двадцати с лишним лет, среди которых воспоминания о Давиде — это черная завеса, которая заставляет испытывать страх и ненависть одновременно. Я ненавижу Давида, и не хочу находиться рядом с ним.
Я хотела побыстрее убраться отсюда, но не ожидала, что он обнимет меня сзади.
— Эмилия, я вернулся, и нет никаких оснований вновь покидать тебя!
После нескольких попыток избавиться от него, я нахмурилась и сказала:
— Давид, я не желаю видеть тебя. Ты должен был понять это с первых секунд, как появился тут.
— Ну, ничего, постепенно у нас все наладится, — промолвил он, глядя на меня. — Я могу дать тебе все, о чем ты пожелаешь!
— А сможешь по моему велению вернуть к жизни Богдана Белова? — позлорадствовала я. — Прошло столько времени, и прошлое, казалось, уже стерлось из моей памяти, но твое появление вновь воскресило эти воспоминания. И я не гарантирую, что смогу хранить эту тайну.
Давид как всегда безразлично улыбнулся.
— Думаешь, если ты сейчас пойдешь в полицию, это поможет? Труп давно кримировали. Полагаешь, полиция хоть что-то найдет? Пусть так, но тогда я не дам спокойного житья твоей подружке! Она избежала смерти тогда, но это не значит, что я готов отпустить ее.
— Ты уже убил ее родителей! — в нервном возбуждении кинула я. — Давид, ты же знаешь, что они не виноваты. Неужели все эти годы тебя не грызла совесть?
— Совесть? — он усмехнулся. — Они получили по заслугам!
Договорив, мужчина приблизился ко мне и добавил:
— Я потерял все, так почему я должен был дать им наслаждаться жизнью?
Я опустила голову и изо всех сил сжала кулаки. Я и забыла, что Давид — параноик, который никого не слушает. Он уже давно был психически болен. Подавляя внутреннее уныние, я попыталась оттолкнуть его, но силы наши были неравны, и у меня не вышло даже сдвинуть его.
Находясь в этом безвыходном положении, я вдруг услышала резкий звук торможения. Я даже не успела обернуться, как раздался краткий вздох, после чего Давид ослабил хватку, и меня затянуло в чьи-то широкие объятия.