Женщина замерла на мгновение и кивнула:
— Конечно можно!
Маша раньше говорила, что не любит белые хризантемы, они казались ей бледными, глядя на них, она ощущала смятение и не испытывала такой радости, как от подсолнухов.
Люба взяла букет подсолнухов, а так как дедушка не был любителем цветов и по характеру был серьезным и спокойным, я взяла для него букет желтых хризантем.
Бабушка больше всего любила бархатцы, растущие в парках Тулы, она говорила, что несмотря на их невзрачность, эти цветы очень живучие, достаточно несколько семян и обильного дождя, как они тут же вырастают.
Кладбище занимало большую территорию, мы довольно долго поднимались по ступеням сквозь густой осенний туман, и если бы не указатели, то я бы, наверняка, не вспомнила расположение могил, так как прошло уже четыре года.
Судя по всему, людей, пришедших почтить память своих близких было немало, сначала мы с Любой навестили могилы старших и только после этого пошли к могиле Маши. В этот момент я увидела у надгробья могилы статного мужчину с суровым выражением лица, от его мягкости и тепла, как в первую встречу четыре года назад не осталось и следа, от него веяло холодом.
Говорят, некоторые люди в этом мире с течением времени становятся мягче, а некоторые — нелюдимыми и суровыми, время добавляет им страдания от тяжелых воспоминаний, и от этого они испытывают лишь отчаяние.
Что касается Виктора, я не знаю, к какому из этих типов он относится. Прошло четыре года, и я совершенно ничего не знаю об их отношениях с Машей.
Мой взгляд упал на белые колокольчики, тихонько лежавшие у надгробья, в народе они носили два противоположных друг другу значения: первое — это вечная любовь, а второе — безответная любовь. В древности говорили: все, что достигает своего пика, неизбежно обращается вспять, избыток чувств — это также плохо, как и их недостаток, во всем должен быть баланс.
— Мама! — вдруг, сказала Люба, потеряв терпение, она взглянула на фото на надгробье и недоуменно спросила, — мама Маша умерла?
Услышав тонкий детский голосок, Виктор, неподвижно стоявший у могилы, оглянулся и увидев меня, на мгновение застыл, но тут же поняв, что это был не мой голос, перевел взгляд на Любу.
Связанные незримыми узами отец и дочь посмотрели друг на друга, Виктор чуть поджал губы и нахмурил брови, а затем взглянув на меня, сказал:
— Этот ребенок…
— Люба, отнеси цветы маме Маше, — сказала я, перебив его.
Маша не хотела отдавать Любу Виктору, и конечно, я также не могла этого допустить, в этом был мой личный интерес и это было последним желанием Маши.
Люба кивнула и подошла к могиле, она была слишком маленькой и не совсем понимала, что такое разлука с человеком после его смерти, положив подсолнухи у надгробья, она посмотрела на слегка пожелтевшую фотографию. Она была почти такого же роста, что и надгробье, и фото ее матери было прямо перед ее глазами, казалось, время вернулось вспять и теперь мать с дочерью встретившись друг с другом после разлуки, тихонько обнялись.
— Мама Маша, мама сказала, что ты очень важный для нее человек, а мама очень важна для меня, поэтому теперь ты тоже важный для меня человек.
Она промолвила это со всей детской непосредственностью, следуя своей причудливой логике, но очень ласково, что тронуло до глубины души.
Виктор не был глупцом, он знал, что у меня тогда случился выкидыш, и также он наверняка знал, что Люба не мой ребенок. Он очень спокойно и задумчиво смотрел на Любу, кажется, обо всем догадываясь. Я не рассказывала ему о смерти Маши, видимо, сегодня он появился здесь, узнав об этом от кого-то другого
Взглянув на меня, он спросил:
— Как ее зовут?
— Люба, — ответила я и посмотрела на каменную плиту, Люба в это время вытирала своей маленькой ручкой пыль с фотографии. Глядя на эту сцену, мне стало тяжело на душе.
Виктор кивнул и сглотнув слюну, промолвил:
— Красивое имя!
Утренний туман еще не рассеялся, я поджала губы и глядя на пожелтевшую фотографию на надгробье, ощутила ком в горле, на протяжении этих четырех лет я часто вижу во сне, как Маша, держа на руках моего ребенка, машет мне рукой, прощаясь и говорит: «Эмилия, я позабочусь о нем».
Каждый раз я плачу, воспоминания о моем нерождённом ребенке становятся все реже и реже, иногда я думаю: Руслан так хорош собой, как мог бы выглядеть сейчас наш сын?
Иногда изнутри меня разъедает душераздирающая боль, но к счастью, у меня есть Люба, и благодаря ей, эта боль от воспоминаний постепенно утихает, я отпускаю прошлое. Да, мы обе потеряли близких людей, все, что нам остается — это заботиться друг о друге.
Утренний туман стал рассеиваться, в этот момент позади меня раздался женский голос:
— Виктор, едем домой!
Этот голос показался мне знакомым, обернувшись, я внимательно пригляделась к девушке и через пару секунд узнала в ней Ширяеву Ксению. Я не видела ее много лет, за это время она стала еще очаровательней, но от ее прежней нежности не осталось и следа, она выглядела серьезной и сдержанной.
Увидев меня, Ксения, казалось, тоже была удивлена, она взглянула на Любу, стоявшую у могилы и на мгновение застыла. Затем отведя взгляд, она подошла ко мне и отчужденно промолвила:
— Здравствуйте, госпожа Афанасьева!
Поджав губы, я спокойно ответила:
— Здравствуйте!
Внутри я все еще ощущала досаду, но внешне этого не показывала.
Я взглянула на ее слегка выпирающий живот, застыла на пару мгновений и тут же поняла, что она носит ребенка Виктора.
— Ха! — громко усмехнулась я и злобно взглянула на Виктора. — Виктор, незачем было приводить ее сюда!
Что это? Провокация?
Ксения промолвила:
— Госпожа Афанасьева, вы все не так поняли, я сама попросилась прийти сюда, Виктор здесь не при чем.
Я рассмеялась и взглянув на ее живот, сказала:
— Ты так в открытую пришла сюда к ней с визитом, не боишься, что она придет к тебе посреди ночи и спросит с тебя долг?
В смерти Маши отчасти есть заслуга Ксении, и раз уж она имела такую наглость заявиться сюда, значит, все эти годы она жила спокойно.
В ее глазах появился страх, она посмотрела на Виктора, но казалось, она боялась не Машу, а его.
Забавно, кажется, Виктор абсолютно не знает, из-за чего погибла Маша!
— Госпожа Афанасьева, я знаю, что вы с Машей были близкими подругами, но ее уже не вернуть, живым нужно смотреть вперед, ведь жизнь продолжается, так ведь?
Ее слова прозвучали очень искренне и воодушевленно. Если бы я не знала о ее прошлых деяниях, я бы точно решила, что передо мной сейчас стоит очень благородный и позитивный человек.
— Да, ее уже не вернуть, но как она ушла из жизни? — я взглянула на Виктора и усмехнулась. — Виктор, неужели ты ни разу не пытался выяснить, как умерла Маша?
— Госпожа Афанасьева! — взволнованно сказала Ксения, видимо, не ожидая от меня такой прямоты, — ведь ее смерти способствовала новость о том, что с вами случился несчастный случай? Это все в прошлом, зачем сейчас ворошить старое?
Зачем?
Я посмотрела на нее, но, когда мой взгляд упал на ее выпирающий живот, мне стало жаль ребенка в ее утробе, ведь он ни в чем не виноват.
— Что тут происходит, в конце концов? — спросил Виктор, не дождавшись моего ответа.