Да будет свет...

Глава 29 Коллег достойных длинный ряд

Общественно-политическая жизнь в СССР, погруженная в состояние застоя, практически не давала советским людям никаких оснований ожидать от Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева и государственной власти в целом каких-либо шагов в сторону осуществления радикальных перемен. Не за горами был период, саркастически обозначенный в советской истории тремя буквами «П»: «пятилетка пышных похорон». Что касается экономики страны, то она в этот период продолжала развиваться по инерции, заданной в предыдущие десятилетия. Советский Союз занимал 1-е место в мире по добыче нефти, газа, железной руды, выплавке чугуна и стали, производству кокса, минеральных удобрений, сборных железобетонных конструкций и изделий, обуви, сахара-песка и другим показателям. Наша страна по-прежнему удерживала за собой ведущие позиции в мировой науке и технике, в аэрокосмической и военной промышленности.

Старались не ударить в грязь лицом и работники энергетической отрасли. В частности, набирала мощность Усть-Илимская ГЭС, директором которой был Петр Моисеевич Юсим. Усть-Илимская ГЭС, с установленной мощностью 3840 МВт, является третьей ступенью, после Иркутской и Братской, Ангарского каскада ГЭС. Все энергетическое оборудование станции было произведено на наших, отечественных предприятиях: Ленинградском металлическом заводе, заводе турбинных лопаток и заводе «Электросила».

Темпы развития промышленности в Иркутской области требовали создания как электрических, так и тепловых источников энергии. Поэтому началось наращивание мощностей действовавших и строительство новых теплоэлектроцентралей. Рядом с Усть-Илимской ГЭС возводилась Усть-Илимская ТЭЦ, предназначенная для теплоснабжения строившегося целлюлозно-бумажного комбината. Осуществлялась модернизация ТЭЦ–1, ТЭЦ–9 и ТЭЦ–10 в городе химиков Ангарске. Топливо на эти ТЭЦ поступало из местных угольных разрезов — Азейского и Черемховского.

В самом Иркутске велось строительство Ново-Иркутской ТЭЦ. Рядом с Братской ГЭС работала с низкой надежностью энергоснабжения Братская ТЭЦ–6, где никак не могли избавиться от зашлаковки котлов, что вызывало поток претензий и жалоб в ЦК КПСС. В ведении Главвостокэнерго были три «трудные» теплоэлектроцентрали, находившиеся в разных энергосистемах: Братская (Иркутскэнерго), Барабинская (Новосибирскэнерго) и Бийская ТЭЦ–1 (Барнаулэнерго, а ныне Алтайэнерго). Мы их называли «проблема трех Б».

Для выправления дел на Братской ТЭЦ–6 директором туда был назначен Олег Иванович Будилов, работавший до этого заместителем главного инженера Иркутскэнерго. Ему пришлось выводить из прорыва самые трудные предприятия. Десять лет жизни отдал Олег Иванович Усолье-Сибирской ТЭЦ–11. Затем в его биографии — пуск с «нуля» Усть-Илимской ТЭЦ, организация ее эксплуатации в жесточайших условиях и при высочайших темпах строительства.

Не менее сложной оказалась работа директором ТЭЦ–6 в Братске. Требовалось тепло для города и промышленности, а станция оказалась парализованной массой накопившихся технических и социальных проблем. Будилов добился смены вида топлива: на станцию стали поставлять угли Ирша-Бородинского месторождения. Следующим его шагом стали практические меры по укреплению трудовой дисциплины. Станция стала работать устойчиво: одно «Б» из трех выпало. Этот случай еще раз доказывает известное мнение: кадры решают все. В 1991 году Будилов стал директором Ново-Иркутской ТЭЦ, которая работала нестабильно и утопала в грязи. Причины оказались теми же — комплекс технических и социальных проблем. Энергия директора помогла создать коллектив единомышленников и превратить ТЭЦ в надежно действующий источник энергоснабжения областного центра.

За период моей работы в Госинспекции и начальником Главвостокэнерго я имел удовольствие сотрудничать с такими известными энергетиками Иркутской энергосистемы, как управляющий Петр Гордеевич Некряченко и главный инженер Борис Григорьевич Рутенберг. Результат их деятельности — это действующие, несущие свет и тепло людям, гидравленческие и тепловые электростанции. Но, к сожалению, жесткими факторами, вынуждающими менять надежные кадры, выступают время и неумолимый возраст.

Новым управляющим Иркутскэнерго в 1980 году был назначен Борис Петрович Варнавский, работавший до этого заместителем главного инженера по теплотехнической части, а на должность главного инженера был выдвинут Виктор Митрофанович Боровский. Борис Петрович был грамотным специалистом, спокойным и рассудительным человеком. Он вовремя сумел подхватить эстафету у своих предшественников и с удвоенной силой принялся за устранение массы недостатков, явившихся следствием «досрочных» вводов и ускоренного освоения энергомощностей. С ним мне пришлось выходить из создавшегося в Сибири энергетического кризиса, причиной коего стали неразумные распоряжения Госплана СССР.

Организаторские способности Варнавского, его умение работать с потребителями и находить с ними компромиссные решения не могли остаться незамеченными руководителями Минэнерго СССР. Как раз в это время на пенсию по состоянию здоровья уходил Сергей Иванович Веселов, начальник Государственной инспекции по энергонадзору, пользовавшийся большим авторитетом у энергетиков и потребителей. Вместо него и был назначен Варнавский, который прекрасно вписался в рамки своих новых обязанностей, отдавая работе много сил, в том числе и после развала СССР. Став министром топлива и энергетики Российской Федерации, я назначил Бориса Петровича руководителем Департамента государственного энергонадзора и энергосбережения.

С уходом Варнавского в Москву управляющим Иркутской энергосистемой стал Боровский, бессменно занимавший эту должность вплоть до перехода в кресло председателя Законодательного собрания Иркутской области. Результаты его деятельности всегда были неплохими, хотя имелись и недоработки. Я до сих пор с большим уважением отношусь к Виктору Митрофановичу, но установленная мною система контроля и требовательности вызывала у него чувство неуверенности. Как он мне признался гораздо позже (когда я был уже президентом РАО «ЕЭС России»), ему всегда казалось, что я хочу снять его с работы. Если он хотя бы немного проанализировал всю мою предыдущую деятельность, то убедился, что я никогда кадрами не разбрасывался. Грозить — грозил, поскольку единственное зло, которое я не прощаю никому, в том числе и своим друзьям, — это пьянство на рабочем месте и в рабочее время. Надеюсь, Виктор Митрофанович извлек из нашей совместной работы много полезных уроков. Я верю в него и желаю ему успешной работы, где бы он ни трудился.

Строительство крупных энергетических и промышленных объектов в Иркутской области вызвало необходимость создания крупнейших в Советском Союзе и во всем мире строительно-монтажных организаций и баз стройиндустрии. Миллионами кубометров бетона, уложенного по стройкам Сибири и Дальнего Востока, начал писать в эти годы свою биографию знаменитый коллектив Братскгэсстроя, где трудилось свыше ста тысяч человек. Его создателем был известный на весь Советский Союз гидростроитель Иван Иванович Наймушин. У Наймушина было тяжелое детство: он рано остался без родителей, беспризорничал, жил в детских домах. Ради куска хлеба работал грузчиком на стройке, разнорабочим на шахтах. После окончания Московского горного института в 1937 году принимал участие в строительстве одиннадцати гидроэлектростанций. Иван Иванович трагически погиб в авиакатастрофе, случившейся с вертолетом Ми–8. У плотины Братской ГЭС Ивану Ивановичу Наймушину установлен памятник.

После него, как я уже говорил ранее, Братскгэсстрой возглавил Александр Николаевич Семенов. Мы с ним почти одновременно перешли в центральный аппарат Министерства энергетики и электрификации СССР. Это — ответственный, хорошо знающий свое дело специалист государственного уровня, сильный организатор энергетического и промышленного строительства. Мне посчастливилось работать с Александром Николаевичем в должностях и начальника Главвостокэнерго, и заместителя министра.

После Семенова Братскгэсстрой возглавил Леонид Иванович Яценко, который затем был переведен управляющим треста Катэкэнергострой. В его ведении был самый широкий круг вопросов: строительство Березовской ГРЭС–1, создание мощной строительной и монтажной индустрии, возведение жилья. В те «благословенные времена» на месте старого одноименного поселка поднимался новый город энергетиков Шарыпово с развитой городской инфраструктурой, с больницей, хлебо — и молокозаводами и гостиницами. Рядом находился поселок угольщиков, соединенный железной дорогой с Красноярском, возводился аэропорт. Одним словом, была не жизнь, а сплошная строительная карусель.

Начальником Братскгэсстроя вместо Яценко был назначен Анатолий Николаевич Закопырин, ставший прототипом героя пьесы «Ночь на размышление», написанной в 1986 году новосибирским драматургом Александром Косенковым. По этой пьесе на студии «Союзтелефильм» был поставлен одноименный двухсерийный художественный фильм, вышедший на экраны в 1989 году.

Закопырина, в свою очередь, сменил Юрий Абрамович Ножиков, перешедший на эту должность с должности начальника монтажного треста Востокэнергомонтаж. Ножиков относился к категории цепких руководителей, умевших хорошо ориентироваться в обстановке, правильно выбирать наиболее выгодную позицию. Он пользовался большим авторитетом у министра, в обкоме партии и его первого секретаря Василия Ивановича Ситникова. Не случайно после распада СССР Ножиков оказался в кресле губернатора Иркутской области.

С Ножиковым у меня сложились нормальные товарищеские отношения еще с начала 1980-х годов, когда мы с ним «в одной упряжке» обеспечивали ввод энергетических мощностей на строившихся в Сибири тепловых станциях. Но волею судьбы мы разошлись с ним в понимании вопроса об акционировании энергетики Иркутской области. Юрий Абрамович был единственным из глав администраций РФ, кто встал на путь саботажа. Иркутскую энергосистему в соответствии с Указом Президента РФ Б. Н. Ельцина следовало преобразовать в акционерное общество с передачей контрольного пакета (49%) акций в уставной капитал РАО «ЕЭС России». Указ Президента России иркутской администрацией так до сих пор и не выполнен. И непонятно, почему в этом вопросе такую пассивную позицию занимало Министерство государственного имущества РФ.

До марта 1994 года на должности генерального директора объединенных акционерных обществ и предприятий Братскгэсстроя работал Владимир Степанович Викулов, получивший за вклад в развитие энергетики Сибири звание Героя Социалистического Труда.

В период работы на Братскгэсстрое Яценко и Закопырина на них обрушились проверки, последствия которых стали известны потом на всю страну. Проверялась деятельность первого заместителя министра энергетики и электрификации СССР Фалалеева и ряда других ответственных работников нашего министерства. Материалы затребовал КПК при ЦК КПСС. Порядок их рассмотрения носил откровенно демонстративный характер. Ущерб от имевших место недостатков никак не соизмерялся с удельным весом реально осуществленных полезных дел. Возбужденные против Яценко и Закопырина уголовные дела расшатали могучий коллектив. Много шума было тогда вокруг якобы допущенных ими злоупотреблений. По кабинетам витали злые слухи, от этого страдало дело. И хотя вскоре многие обвинения рассеялись, как туман с восходом солнца, ощущение обиды осталось надолго.

Примерно в это же время был исключен из партии и снят с работы управляющий трестом Энергостальконструкция Генрих Сергеевич Гарибов, ставший жертвой партийных расследований, предпринятых МГК КПСС и все тем же КПК при ЦК КПСС. А ведь Генрих Сергеевич проработал в тресте целых 18 лет. Особой страницей в историю треста и биографию Гарибова вписано строительство ЛЭП–500 Андижан — Токтогул. Гарибов — автор одиннадцати изобретений (девять из них запатентованы за рубежом). За достижение высоких показателей в работе треста Генрих Сергеевич Гарибов был награжден премией Совета Министров СССР, двумя орденами Трудового Красного Знамени и медалью «За трудовую доблесть».

Едва избежал исключения из партии генеральный директор производственного объединения Союзэнергоавтоматика Валентин Иванович Павленко, отделавшийся строгим выговором. А вот управляющему трестом Мосэнергострой Игорю Евстафьевичу Баслыку не удалось избежать горькой участи: его исключили из партии и сняли с работы. Много сделавший для развития энергетики Центра крупный энергостроитель под благими лозунгами борьбы с преступностью был безжалостно раздавлен пущенной кем-то слепой машиной.

Без сбоев сработали силы, в том числе и в стенах Минэнерго СССР, дотянувшие ситуацию до исключения Фалалеева из рядов КПСС и освобождения его от должности первого заместителя министра. Вынести такого позора гордая душа Фалалеева не могла. Переведенный на должность заместителя начальника главка, Фалалеев, самолюбивый и гордый человек, был морально растоптан и унижен. А «добило» его неискреннее отношение со стороны некоторых руководителей, представлявших элиту министерства. В результате — болезнь и смерть по причине «нежелания жить».

Некоторые скажут: камнепад в горах просто так не возникает. Но, по моему мнению, допущенные нарушения и выбранная мера наказания были несоизмеримы. Исключенный из партии крупный специалист, профессионал был практически обречен. В крайнем случае, ему оставалось влачить остатки жизни на рядовых должностях, без права выезда за границу. С одной стороны, все вроде бы правильно. Борьба за чистоту партийных рядов требовала своих жертв. Но кто брал на себя роль судей? По какому принципу им доверяли вершить людские судьбы, приковывать человека к позорному столбу и издеваться над ним?

Фалалеев, несмотря на свой трудный характер, был, без всякого сомнения, крупным государственным деятелем, вожаком строительного крыла Минэнерго СССР. Этот человек еще много мог бы сделать для энергетики Советского Союза. Он был, как сегодня говорят, трудоголик, досконально знал ситуацию на каждом строившемся энергетическом объекте, смело принимал оперативные решения и не боялся брать на себя ответственность. Но он не умел подстраиваться под других — и этой непокорности не могли простить ему инквизиторы от партии, партийные догматики и начетчики. Что для них было звание члена партии, товарища по духу? Что для них значила чья-то отдельная судьба? Пустой звук! Попробуй только оступись — и тебя вмиг растерзают и растопчут. А если ты еще и крупный руководитель — то сделают это с утроенной силой.

Складывалось впечатление, что кому-то было выгодно проводить политику, направленную на дискредитацию руководящих кадров Минэнерго СССР. Хотя было ясно, что стрелы направлялись в сторону Непорожнего, которому было тогда, кажется, уже 73 года.

Наступил 1982 год. В соответствии с графиком, я должен был в восемь утра 9 января заступить на дежурство по Министерству энергетики и электрификации СССР. У меня тогда в голове почему-то мелькнуло: «Очередная годовщина Кровавого воскресенья!» Но произошло непредвиденное. За десять минут до выхода из дому в моей квартире лопнула труба теплоснабжения, проходившая под полом. Струя кипятка, разворотив пол, ударила в потолок. Вода в доме была перекрыта только вечером при непосредственном участии моего соседа Михаила Александровича Фердинанда.

Почти одновременно с разрывом трубы пришла еще одна «черная весть»: в Сибири начались отключения потребителей, в первую очередь алюминиевых заводов, из-за отсутствия воды в водохранилищах ГЭС. Не зря говорят: пришла беда — отворяй ворота. Бросив затопленную квартиру на попечение жены и соседей, я срочно поехал в главк.

Тем временем в квартире все пропиталось паром. В Москве тогда было холодно: столбик термометра опустился ниже двадцати шести градусов. От остывающих стен в разные стороны с шумом отлетал кафель, словно стреляли шрапнелью. Мои домочадцы, как смогли, собрали вещи в одну комнату, где и разместились, греясь у электрического калорифера.

В этот же вечер Председатель Совета Министров СССР Николай Александрович Тихонов собрал экстренное совещание, на котором прозвучала плохо завуалированная мысль, что мне и Лалаянцу надо «сушить сухари». Я сделал вид, что не понял сурового смысла этого намека. Николай Александрович распорядился создать специальную комиссию, в которую, кроме меня, вошли заместитель председателя Госплана СССР Аркадий Макарович Лалаянц, начальник отдела Госплана СССР Артем Андреевич Троицкий и первый заместитель министра энергетики и электрификации СССР Егор Иванович Борисов.

Надо было готовиться к вылету. Примерно в восемь часов вечера, когда я, наскоро собрав необходимые вещи, уже направлялся к выходу из квартиры, раздался телефонный звонок. Звонил Петр Степанович Непорожний:

— Вы никуда не поедете! Оставайтесь в Москве и руководите ликвидацией аварийной обстановки в Сибири отсюда.

Я остался. Организовал штаб по ликвидации аварии, по три раза в сутки проводил селекторные «оперативки». Комиссия принимала меры на местах. Госплан СССР выделил в необходимых количествах топливо — а это было самым главным — уголь для электростанций. В результате принятых совместных мер, мы кое-как зиму пережили. Успешно решили мы и свою главную задачу, связанную с вводом в строй новых тепловых электростанций, обеспечением их топливом и накоплением воды в водохранилищах. За два года было наполнено Братское водохранилище и восстановлены все водные запасы по Сибири.

Решая проблемы, связанные с отключением промышленных потребителей из-за дефицита воды, мы продумали схему кратковременного поочередного отключения цехов алюминиевых заводов, чтобы не допустить остановки печей, хотя эта процедура чревата большими неприятностями. Мы делали все, чтобы ущерб для алюминиевой промышленности был минимальным. Но тут нам преподнес сюрприз министр цветной металлургии СССР Петр Фадеевич Ломако. Он предъявил нам иск на возмещение убытков, якобы вызванных отключениями, на сумму недоотпуска электроэнергии в объеме 8 млрд. кВт·ч, хотя фактический недоотпуск электроэнергии всей алюминиевой промышленности составлял около 1 млрд. 200 тыс. кВт·ч. Минэнерго СССР — для прояснения ситуации — требовало создать комиссию при Политбюро ЦК КПСС, но какие-то силы вопрос этот «замяли».

С Ломако тягаться было не просто: в нем одном была сконцентрирована целая историческая эпоха. Он помогал рождению и становлению Советской власти и Советского государства, он создал современную цветную металлургию России. Практически вся алюминиевая промышленность создана и достигла высокого уровня развития по инициативе и под руководством Ломако. Конструкция оказалась настолько прочной, что даже в тяжелейший период «рывка к дикому капитализму» она не просто устояла — оказалась рыночно состоятельной и высоко прибыльной.

Но проблема создавшегося дефицита электроэнергии в Сибири все-таки обсуждалась на Политбюро ЦК партии. Готовясь к заседанию, П. С. Непорожний приказал мне собрать все письма и телеграммы, которые я направлял в разные инстанции. Собрав необходимые документы в хронологическом порядке, я сброшюровал их в две книги. Потом эти книги были сведены в одну, размноженную в четырех экземплярах. Петр Степанович одну забрал себе, другую отдал Председателю Совета Министров СССР Н. А. Тихонову, третью — заместителю председателя Госплана СССР А. М. Лалаянцу. На голосование был вынесен вопрос об объявлении выговоров Непорожнему, Лалаянцу и Троицкому. Когда Лалаянц спросил: «Почему не объявляют выговор Дьякову?» — ему показали книги, составленные из писем, и сказали: «Вот работа Дьякова!»

Достаточно поездив по Сибири и проанализировав особенности сложного периода, выпавшего на мою долю в Главвостокэнерго, я еще раз пришел к убеждению, что порой жизнь оказывается мудрее наших судорожных попыток сделать что-то, проявить себя, как-то выделиться из общей массы: она все расставляет на свои места.