Глава 64
Вечер продолжался.
Я спустилась по лестнице в сад, но не отошла далеко – замерла у мраморного подножия, прислушиваясь к своей пульсирующей душе, в эти секунды болезненно разрывающейся от безответной любви, странно походящей на ненависть.
Платина – самый опасный хищник, клыки и когти которого я распознала непростительно поздно. Перед глазами вдруг всплыли образы из того туманного утра, в котором я проснулась после ночи искренней страсти… Он тогда так смотрел на меня! Ни за что бы не поверила, что этот взгляд мог принадлежать невлюблённому человеку, но он и не был человеком. Хищник. Металл. Когда он впервые обратился ко мне не то с просьбой, не то с указанием об убийстве человека, я ответила ему: “Ты во мне не разочаруешься”, – на что он откликнулся незавершенной фразой: “Я в тебе – нет…”. Он резко оборвал свою мысль, как будто замолчал на полуслове. Уже в тот момент у меня в голове щёлкнула мысль: что же он недоговорил? Я ведь уже тогда понимала, что Платина из молчаливых, так что если он что-то говорит или недоговаривает – это очень весомо. Теперь я знаю, о чём он тогда умолчал: он во мне действительно не разочаровался, ведь в конечном итоге я удовлетворила все его желания на всех фронтах, а вот я в нём очень и очень сильно разочаровалась, как ни в ком другом и никогда до него… Он ведь стал первым мужчиной, которому я отдалась! Я едва не сдержала болезненный стон от этого осознания и от осознания того, что я, глупая, действительно надеялась, что он же станет и последним моим мужчиной!..
Я едва не задыхалась от боли, когда рядом со мной послышались тяжелые мужские шаги – сердце на полсекунды дрогнуло в надежде, но в следующее мгновение поняло, что это, конечно же, вовсе не он. Посмотрев через плечо, я увидела, что рядом со мной остановился Барий, которого я никак не ожидала увидеть, тем более без его друга. Я собиралась с силами, чтобы вежливо поздороваться с ним, хотя и подозревала, что мой тон всё равно может выдать горечь моего состояния, как вдруг он опередил меня:
– Я не из тех, кто ходит вокруг да около – предпочитаю говорить прямо: как насчёт того, чтобы эту ночь провести вместе?
У меня перехватило дыхание, и я даже ощутила, как резко сузились зрачки моих глаз – это был слишком мощный удар под дых! Барий, который вытаскивал меня из депрессии, развязно подошёл ко мне с просьбой удовлетворить его сексуальные потребности?! Почему?! За что?!
Я не могла знать, что он уже успел наслушаться жестоких слухов, пущенных Франций, и что он на этой вечеринке далеко не один такой верующий в чужеродный бред.
В эту грязь я не упала – хотя нестабильные эмоции новообращенного Металла и не были на моей стороне, я каким-то чудом сумела взять себя в руки, но всё же с отчётливым оттенком злости процедила:
– Хотя бы ещё один раз в этой жизни подойдёшь ко мне не просто с подобным вопросом, но хотя бы намёком на нечто подобное, и, клянусь, я пущу в действие своё знание о том, что ртуть способна делать металл бария хрупким.
Резко подняв руки, как бы признавая своё поражение, мой бывший хороший и отныне плохой знакомый сначала попятился, а затем, развернувшись, поспешно удалился назад в оранжерею.
Неожиданно для себя ощутив прилив влаги к глазам, я на металлической скорости скрылась за поворотом лестницы, образующим собой слепую зону, спрятала лицо в руках… Горючие слёзы ещё не текли, так что, вздрагивая всем телом, я боролась с ними, пытаясь предотвратить их, пытаясь отвлечься на шум, создающийся толпой и громкой музыкой, доносящийся из оранжереи, оставшейся за моей спиной. Ртуть-убийца и Ртуть-секс-игрушка – порождение Платины! За что он так со мной?! За что они все так со мной?!
Вдруг на моё холодное плечо легла невероятно горячая ладонь. Я не заметила этого приближения, так что испугалась и, вздрогнув, поспешно отняла ладони от лица – слёзы всё ещё оставались в пределах моих глаз… Это был Радий!
– Только не ты! – я почти простонала это признание, ведь я действительно… Действительно очень-очень сильно не хотела сейчас или вообще когда-либо услышать именно от него то, что только что услышала от Бария!
– Я случайно услышал, что сказал тебе Брейден. Это было ужасно. Мне очень, честно, очень жаль… Представить не могу глубину твоих душевных мук…
– Ой, да отвали! – резко отбив его руку, я на металлической скорости рванула прочь: назад по лестнице, сквозь оранжерею с пьяной толпой, глушащей музыкой, душащими ароматами, прямиком к стеклянному лифту, который доставит меня в пустые апартаменты, в которых я наконец задохнусь от этого кошмара! Я не хотела думать о том, будто Радия подослал Барий или, что ещё хуже, они изначально сговорились и рассчитывали на ночь втроём – всё это, к счастью, было не так, но я не могла этого знать.
Я не оборачивалась, поэтому не видела, каким по-настоящему добрым, наполненным неподдельным пониманием и искренним состраданием взглядом провожал меня Радий. В этой жизни я не узнаю о том, что этим же вечером Радий явится в апартаменты Бария и впервые за всю историю их дружбы, совершенно серьёзно и даже опасно поссорится с ним – врежет моему случайному обидчику такой мощный хук справа прямо в лицо, что этот непробиваемый Металл на всю свою жизнь запомнит данный момент, как один из самых ужасных в своей жизни. Только из-за этого инцидента Барий больше никогда не будет позволять себе вести себя со мной развязно, потому что потеряв всех и всё на своём жизненном пути, в своей душе он неосознанно сохранил один серьёзный страх: потерять дружбу своего последнего остающегося в живых друга – дружбу Радия. Закадычные друзья, конечно, скоро помирятся, я, конечно, ничего не замечу и не узнаю, все, конечно, останутся при своих мнениях и проблемах… Впрочем, что-то да и изменилось этим вечером в лучшую сторону: от миллионов людей, желающих обидеть меня, отнялся один. Спасибо Радию.
Сначала лифт задержался, затем подобрал не только меня, но и стаю разукрашенных людей, после чего останавливался едва ли не на каждом этаже: я едва не задыхалась от переизбытка едких ароматов духов, парящих в тесном пространстве, из-за своего эмоционального потрясения совершенно позабыв, что теперь я способна не только отбивать жестокие атаки, но и надолго задерживать дыхание. Наконец доехав до своего этажа, пустынного и оттого кажущегося совершенно одиноким, ощутив внезапную тяжесть душевной усталости, я медленным шагом направилась к дверям своих апартаментов. Перед затуманенным взором возникали из ничего и растворялись в ничто голоса и образы давно минувших дней:
“Конечно нет, Дементра Катохирис, ты не идеальная. И какой бы из тебя вышел ужас, будь ты идеальной! Ведь именно в твоей неидеальности и заключена вся твоя прелесть”, – говорило в моей голове одно из последних воспоминаний о моей матери. Теперь я идеальна. Какой ужас…
“– Я заметил, каким взглядом ты смотрела на Платину. Думаешь, он твой герой? Он просто хорош собой, но его внешнее превосходство не делает из него положительного персонажа, Дема. Максимум, что ты можешь от него ждать: он воспользуется тобой в своих интересах и бросит.
– Да он даже не посмотрит на меня! Кто я и кто он?!
– Думаешь, он лучше тебя? С чего вдруг? Ты всю жизнь знаешь себя и в первый раз видишь его, так с чего ты решаешь, будто ты можешь быть недостойна его? Это безумие!” – это действительно безумие… Стейнмунн был прав, и от этого особенно больно и тошно – оттого, что уже тогда он видел и знал, что именно мне угрожает, а я не поверила, не прислушалась, не остереглась… Будь Стейнмунн жив, он не дал бы меня в обиду. И Берд. И Арден. И Гея. И Арлен. И мама. И Октавия с Эсфирой. Будь они рядом, меня не обидел бы Платина – его всесилие ничего бы не значило перед силой их любви ко мне, перед моей силой любви к ним. Но я осталась одна – за меня некому постоять, кроме меня самой. Что дальше?..
Сосредоточившись на оглушающих моё сознание своей ошеломляющей болезненностью мыслях, оказавшись в своих апартаментах, я не сразу заметила неладное – только когда переступила порог гостиной: в полумраке неосвещенной комнаты, у панорамного окна стоял человеческий силуэт. Очень крупный, весь белый – и строгий костюм, и кожа, и волосы…
– Как ты проник сюда? – безразличным тоном поинтересовалась я, тяжело вздохнув.
Прежде чем ответить, Свинец немного помедлил.
– В прошлом я был взломщиком замков. Особенно хорошо получалось работать с электронными замками.
Я подошла к панорамному окну и остановилась рядом с непрошенным гостем. Повернувшись ко мне полубоком, он вслед за мной стал наблюдать за мерцающими огнями ночного города, лежащего далеко внизу. Мы помолчали пару минут, каждый думая о своём, после чего он предсказуемо первым оборвал тишину:
– Нам, выходцам нищих Кантонов, такое и не снилось, – задумчиво хмыкнул он, продолжая гипнотизировать пронизанную электричеством ночь.
– Ты зачем пришёл?
– Я влюблён в тебя. Впрочем, ты знаешь.
– А ты знаешь, что грозит влюблённому Металлу в случае, если он возляжет с предметом своей влюблённости?
– Зацикленность.
– Откуда знаешь?
– На днях Франций разговорилась. Она, знаешь ли, не из молчаливых.
– Да уж… Так вот, я уже зациклена.
Он как будто вздрогнул, и резко перевёл взгляд на меня, но я на него так и не посмотрела. Его голос зазвучал поражённой нотой:
– Нет.
– Да.
– На ком из них?
– Какая разница? Важно лишь то, что я не могу этого изменить, что значит – у тебя нет шансов на взаимность с моей стороны.
– Это не важно…
– Зацикленность – это ментальное рабство, выражающееся во всецелом подчинении, которому сопутствуют психологические и даже физические ломки, – я наконец повернула голову и посмотрела собеседнику прямо в глаза, мой голос звучал в унисон моему текущему внутреннему состоянию, совершенно спокойно…
– Франций хорошо объяснила, что это́ значит.
– Везунчик. Мне никто ничего не объяснял… – отвернув свой взгляд назад на панораму города, я едва уловимо вздохнула.
Он вдруг взял мою ближайшую к нему руку своими обеими руками, что заставило меня одарить его удивлённым взглядом:
– Я хочу этого. Хочу быть твоим рабом.
– Ты не понимаешь, о чём говоришь.
– Ошибаешься. Я в полной мере отдаю отчёт своим словам, мыслям, чувствам и желаниям.
– Вовсе нет. Ты такой же новообращённый Металл, как и я, а значит, твои эмоции сейчас не принадлежат тебе…
– Я хочу этого, Катохирис. Хочу ощущать то же, что и ты ощущаешь сейчас. Зацикли меня на себе. Подари мне это бесконечное рабство.
На несколько секунд я затаила дыхание и замерла, переваривая услышанное и пытаясь понять своё отношение к столь странной просьбе: подарить ему?.. Бесконечность?.. Рабство…
Медленно забрав свою ладонь из его рук, я со значением провела ею по вороту его костюма и, едва уловимо наклонив голову вбок, наконец отстранив руку и ничего не сказав, направилась в сторону спальни.
Он бесшумно последовал за мной.
Когда этот крупный Металл остановился спиной к кровати, я аккуратно подёргала его галстук, таким движением сказав ему раздеваться самостоятельно. Он начал снимать с себя одежду, а я, подождав несколько секунд, подхватила марафон. Когда он сел на кровать абсолютно голым, я вышла из своего сброшенного на пол комбинезона, подошла к нему, села на него, обхватив ногами его могучий торс, и начала медленные движения бёдрами. Я прекрасно понимала, что́ именно́ я совершаю, и всё равно не сомневалась в своих действиях и не остановилась. Я поступила так с этим парнем, дала ему зациклиться и стать эмоционально зависимым, совершенным рабом своих чувств. Я поступила с ним так, как со мной поступил Платина, с той лишь значительной разницей, что в отличие от меня, Астуриас сам выбрал тот путь, который ни за что бы не выбрала я – путь зацикленности, зависимости, рабства. Каждый в ответе за свой выбор и свои действия – я сама пошла за Платиной, а Свинец сам пришёл ко мне, – однако именно Платина сотворил виток, в конце концов приведший всех нас в болото.