Глава 81

Я спала наяву. Мне снились цветные сны, в основном о семье и о Ристалище. Последним сном перед тем, как очнуться, был проекцией давно прожитого мной события:



“– Я заметил, каким взглядом ты смотрела на Платину. Думаешь, он твой герой? Он просто хорош собой, но его внешнее превосходство не делает из него положительного персонажа, Дема. Максимум, что ты можешь от него ждать: он воспользуется тобой в своих интересах и бросит.

– Да он даже не посмотрит на меня! Кто я и кто он?!

– Думаешь, он лучше тебя? С чего вдруг? Ты всю жизнь знаешь себя и в первый раз видишь его, так с чего ты решаешь, будто ты можешь быть недостойна его? Это безумие!”



Это безумие. Правда Стейнмунна оказалась самой правдивой из всех правд. Вот кто любил меня по-настоящему… Моя первая влюблённость, так и оставшаяся лишь мимолётным ветерком, в чём её и прелесть: не нанёсший урона бриз. Остальные же были ураганами – ломали и терзали моё тело вместе с моей душой. Доломались и дотерзались… Неужели, умру? Я прислушалась к себе и испугалась того, что это похоже на конец и что этого я точно не смогу пережить, не смогу дальше просто быть… Глупость, Дема, глупость… Ты всегда могла, переживала и выживала, что же ты сейчас?..

Я очнулась от резкого, очень горячего прикосновения человеческой руки к моему лицу. У меня не осталось сил даже чтобы вздрогнуть от неожиданности, так что я просто распахнула глаза в удивлении. Это был Радий. В кустах за его спиной баловались огромные волки… Уже был день… Нет, только утро. Лучи утреннего солнца только начали пробиваться сквозь кроны деревьев…

– Открывай рот… Ну же, – он поднёс к моему рту что-то и теперь настойчиво упирался этим в мои сомкнутые губы. Сделав глубокий вдох, я уловила аромат свежего, пряного и ещё горячего хлеба, и, наконец, надкусила его… Это был не хлеб. – Это пирог с рыбой. А здесь, – он начал откручивать большой металлический термос, – кисель из лесных ягод. Ну же, давай, открывай рот.

Он буквально кормил меня из рук. Пирог был сочным и сильно крошащимся, кисель оказался тёплым и с приятной кислинкой. В итоге я съела не весь пирог, но кисель выпила весь до последней капли.

Когда с едой было покончено, Металл снял со своей спины огромный походный рюкзак и снова начал говорить:

– Я принёс тебе чистую одежду. Здесь всё – и верхняя одежда, и нижнее бельё. Есть полотенце, и ещё… Вот этот огромный плед. Рядом, прямо в двадцати метрах за твоей спиной, есть природный горячий источник, подле которого бьёт минеральный ключ. Сначала давай вымоем тебя, потом переоденем, а потом ты доешь оставшийся пирог, запивая его минеральной водой. Хорошо?

Я ничего не ответила. Я не понимала этого, но меня убивала абсолютная, необъятная апатия.

В итоге поняв, что я не собираюсь подниматься, Радий обошёл меня сзади и буквально поднял на ноги, обхватив меня под мышками. Сначала он думал повести меня за руку, но я снова не сдвинулась с места и уже начала усаживаться обратно на землю, хотя всё ещё не высвободила свою руку из его обжигающей ладони, как вдруг он подхватил меня на полпути и, ничего не говоря и не спрашивая, поднял на руки. И на этот факт мне было наплевать, так что таким образом он запросто переместил меня к горячему источнику, о котором говорил. Здесь уже мне пришлось включиться: смирившись с тем, что он от меня не отвяжется, я своим сиплым голосом, походящим на старушечий хрип, сказала ему отвернуться. Как только он отвернулся, я вялым взглядом оценила горячий источник: возникшее прямо посреди каменной породы углубление, походящее на неровный овал, наполнялось чистой водой, бьющей в одном месте фонтанчиком прямо из земных недр, и самоочищалось за счёт переливания через края “чаши” – вода ручьём стекала вниз, прямиком в долину. Вокруг были скальные стены и росли лиственные деревца, сбрасывающие свою оранжевую листву прямо в купель, но вода всё равно оставалась такой чистой и прозрачной, что можно было с лёгкостью рассмотреть глубокое дно купели и шевелящиеся на нём обломки тонких веточек…

Я раздевалась целую вечность. А затем целую вечность входила в купель. Температура воды равнялась всего тридцати семи градусам, но моим остывшим телом воспринималась кручёным кипятком…

Сначала я аккуратно легла на камень животом, медленно погрузившись по самые плечи, затем перевернулась на спину и следующие полчаса не шевелилась. Я слышала, что Радий продолжает терпеливо стоять всего в семи шагах позади и не шевелится, только дышит, но всё равно не могла заставить себя торопиться… Отогревшись, я аккуратно опустилась в воду с головой… Это было нечто. Я замерла и пролежала на дне минут пять, из-под идущей рябью толщи воды немигающим взглядом наблюдая за пышными облаками, быстро бегущими по остывшим осенним небесам. Затем, не выныривая, стала разбирать длинные пряди своих густых волос, выглаживать и вычесывать их своими тонкими пальцами – сколько же в них грязи и веток накопилось! Медленно, из серых они снова стали белыми… Когда с волосами было покончено, я аккуратно вынырнула и начала ладонями очищать своё тело… Я как будто немножко ожила, стала гибче, подвижнее.

Наверное, моё купание заняло около часа. Радий, явно прибегая к своей металлической воле, всё это время стойко простоял без единого движения. Выйдя на плоскую каменную плиту, я подняла с неё огромное махровое полотенце розового цвета и стала медленно обтирать им своё тело… Было по-осеннему прохладно, так что любой человек дрожал бы из-за такого перепада температуры, но я лишь ощущала пощипывание на коже и совсем не замерзала.

Надев эластичные, сделанные из хлопка трусы и лифчик, которые, благодаря чёткому глазомеру Радия, идеально сели на мою фигуру, я с досадой стала осматривать свои рваные шрамы – как будто мою плоть заменили на металлический сплав. Они беспощадно уродовали моё когда-то бывшее безукоризненно прекрасным тело, и я вдруг вспомнила, как выглядит пусть и незначительная для человеческого взора, но заметная для взора Металла, разница цвета радужек моих глаз… Тяжело вздохнув, я решила услышать правду со стороны.

– Радий?

– Да?

– Повернись.

Он повернулся и сразу же замер – замерло даже его до сих пор отчётливо стучащее сердце, – и я спросила своим сиплым тоном прежде чем успела бы увидеть правду в его глазах:

– Скажи честно… Очень страшная?

– Вовсе… Вовсе нет.

Я не поняла его. Его замешательство… Исходя из своих личных чувств относительно своего украшенного шрамами тела, я сразу же решила, что он шокирован моим уродством, а потому совершенно не поняла, ка́к в этот момент на самом деле я выглядела в его глазах. На самом же деле он был вовсе не шокирован – он был заворожён. Он медленно приблизился ко мне, продолжая очарованно осматривать моё тело, а я всерьёз продолжала воспринимать его заворожённый взгляд за шокированный – совершенно не понимала, что он на мгновение загипнотизировался моей красотой и в итоге всерьёз не увидел во мне ни единого недостатка. Он видел только идеальное тело с точёной мускулатурой, пышную грудь и роскошные бёдра, нереалистично белоснежную кожу, сияющую в свете солнечных лучей.

Остановившись совсем рядом, он вдруг провёл кончиками пальцев по шраму на моём плече, после чего проскользил своим теплом к шраму на моей шее, и вдруг, сам того не ожидая, встретившись со мной взглядом и наконец придя в себя, спросил:

– Больно?

– Да. У меня болит душа.

Я совсем не поняла его. Окончательно поверила в то, что он поражён моим уродством, и даже на долю секунды не допустила мысль об обратном. Сделав шаг в сторону, я подняла с камня мягкую кофточку белого цвета и серые штаны свободного кроя, и аккуратно скрыла в них своё истерзанное тело.

Ничего больше не говоря, я ушла назад на своё привычное место, на котором уже был расстелен плед, села на него, накинула на плечи край плотной материи и, подставив лицо и мокрую голову слабым лучам осеннего солнца, снова замерла и погрузилась в прострацию.

Загрузка...