Живое Серебро

ЧАСТЬ 4

ПУТЬ СВОБОДЫ

Глава 65

Пятнадцать лет, как я в рабстве у Платины.

Что я узнала за эти пятнадцать лет? Многое. Например, то, что зацикленность Металлов беспрекословна и жестока, и что зацикленные Металлы безапелляционно являются рабами своей зависимости. Моё состояние всё так же плохо, как и полтора десятилетия назад – я ненавижу Платину и одновременно не могу без него обходиться. Сравнимо с нуждой в воздухе. Просто все нуждаются в чистом воздухе, а я – в грязном. Впрочем, нет, всё не точь-в-точь так же плохо, как было изначально – всё стало ещё хуже, потому что с каждым годом я как будто всё глубже и глубже утопаю в трясине надежды на получение от своего владельца хотя бы мимолётный взаимный ответ если не на мою зависимость, тогда на мои мучения. Но Платина непреклонно жесток и безжалостен: он отдаёт мне ужасные приказы, и я, не в силах ему отказать, безоговорочно исполняю каждый из них. За все эти годы он ни разу не захотел меня физически – наш единственный секс, прочно поработивший меня, так и остался единственным, – и все его приказы до сих пор связаны исключительно с убийствами. Все мои надежды на то, что он хотя бы раз посмотрит на меня, как на женщину, а не как на киллера, хотя бы чуть-чуть смягчится и образумится, всякий раз с предсказуемой неизбежностью разбиваются о скалы реальности. Эта безответная любовь не просто растерзала меня за эти полтора десятилетия – она сделала из меня монстра. Теперь я с лёгкостью убиваю ради Платины или из собственного желания, и при этом не чувствую совершенно ничего: ни сомнений, ни жалости, ни сожалений. Я как будто незаметно для себя, в неизвестный мне временной отрезок своей многострадальной жизни совершила эмоциональное самоубийство и теперь живу трупом, реагирующим только на один вид боли – боль от зацикленности. По истечении пятнадцати лет я с ужасом начала ощущать треск хребта моей гордости: ещё в самом начале этого кромешного кошмара жалость Платины была бы мной расценена за неприкрытое оскорбление, но сейчас, спустя полтора десятилетия беспрестанных душевных мук, я не прочь даже такой жалкой жалости, какую я испытываю по отношению к Свинцу, но Платина не расщедривается даже на ничтожные крошки…

Я делаю больно Свинцу. Моё презрение к нему выработалось само собой, и с каждым годом это чувство становится только устойчивее. Я понимаю, что обращаюсь с ним так же, как Платина со мной – как с ненужной побрякушкой, – с той лишь разницей, что Платина использует меня исключительно в качестве киллера, а я использую Свинца исключительно в качестве сексуального партнёра. И вот в чём парадокс этого напрочно замкнутого треугольника страданий – из-за собственной боли я не могу заставить себя прекратить причинять боль другому: Платина вынуждает меня убивать людей, и для того, чтобы на несколько часов забыться и полностью абстрагироваться от ужаса, который представляет моя жизнь, я призываю или впускаю в свою спальню Свинца, жаждущего моего внимания и тела не меньше, а может даже и больше, чем я жажду внимания и тела Платины. Я должна бы испытывать к Свинцу жалость, и первое время я действительно старалась ощущать и проявлять именно её, ведь мне, как никому другому известно, каково это – быть зацикленным в одностороннем порядке, – вот только между мной и Свинцом разница глубиной в бездонную пропасть: моё порабощение свершилось в результате жестокого обмана, в то время как Свинец ушёл в рабство добровольно. Вполне логично, что на смену моей жалости достаточно скоро явилось именно презрение, которое прочно обосновалось на месте, на котором могли быть и иные чувства, если бы Свинец изначально был поумнее, а я – подобрее. Но Свинец, по природе своей являющийся простаком с враждебным нравом, с годами так и не заблистал умом, а я, погрязшая в делах зависимого ассасина, не имела пространства для окучивания своей природной доброты, зато мы оба оказались хороши в постели – на этой единственной точке соприкосновения до сих пор и держатся наши откровенно абьюзивные взаимоотношения.

Обо мне пустили грязные слухи, которые в конечном итоге красочно нарисовали искаженный портрет Ртути, совершенно противоречащий реальности: в Кар-Харе все считают меня коварной охотницей, за эти годы успевшей переспать едва ли не со всеми мужчинами Дилениума. В этой истории злодей Платина, а я жертва, но общество предпочло переиначить правду и подделать истину. Я не сразу поняла, откуда у этой чёрной лжи растут ноги, но теперь уже знаю – Франций. Я не опровергала ложь и даже не пыталась её остановить, или хотя бы поговорить со взбеленившейся против меня Франций, потому что мне откровенно плевать на весь этот бред: пусть люди думают обо мне всё, что им заблагорассудится – я о них не думаю вообще. Я вообще редко могу думать о чём-то, кроме своих ломок по Платине, так что мне теперь плевать практически на всё: не только на людей, но и на всю жизнь в принципе. Печально, но это правда. Самая красивая, самая желанная, самая неподражаемая, плюс ко всему прочему внезапно являющаяся законодательницей стиля и моды в Кар-Харе женщина, последние полтора десятилетия своей лишь внешне идеальной жизни не была счастлива ни дня. Вот что из себя представляет моя жизнь: меня хотят или ненавидят все и все мечтают быть мной – смесь бреда с абсурдом. Ивэнджелин Эгертар и Франций – лучшие из моих ненавистников; Платина – лучший из моих палачей; остальная масса – непойми кто, непойми откуда и зачем возникающие, и пропадающие вокруг меня люди.

Не знаю, есть ли у других Металлов дары – у Свинца то ли его нет, то ли он тщательным образом умудряется скрывать его от меня, – но у меня есть дар, который я скрываю ото всех. Спроси у меня Платина, и я бы, конечно, сразу выдала свой секрет, но он не спрашивает, а молчать в ответ на незаданный вопрос проще, чем на вопрос прозвучавший, так что я уже четырнадцать лет как молчу о том, что могу отравлять людей, животных и даже растения – вообще всё! – одним лишь своим прикосновением. Мне не нужно поить кого-то ртутью или производить из ртути пары – мне достаточно лишь с чётко обозначенным намерением коснуться кожи человека своей рукой, и он будет отравлен, и скончается на месте или через некоторое время – в зависимости от силы, с которой я применю свой тайный дар. С момента, как я открыла в себе этот дар, я многих в Дилениуме перетравила таким способом – чуть ли не всю правительственную верхушку. Удобно. Для Платины, а уж потом, конечно, для меня. Поэтому я стала часто носить перчатки – за мной, конечно же, сразу подхватили этот элемент гардероба все женщины Кар-Хара. Они хотели походить на меня, а я просто опасалась случайно отравить кого-нибудь из них и тем самым раскрыть свой дар, так что, хотя таких прецедентов до сих пор и не случалось, я решительно настроена и дальше скрывать свой секрет, и именно поэтому на Церемонию Отсеивания этого года надела пару атласных перчаток ртутного цвета длиной до самых локтей.

Стоя на сцене Кантона-А – последнего Кантона, который должен сдать своих пятикровок на убой на этой Церемонии Отсеивания, – я смотрела в никуда немигающим взглядом, мысленно следя за воспоминаниями из своей прошлой жизни, ныне кажущейся давним сном:

“ – А по поводу того, что пропустишь вылазку на этой Церемонии, не переживай – будут в твоей жизни и другие вылазки, во время других Церемоний… Вот и у тебя ещё целая жизнь впереди, ещё удивишься тому, как долго проживёшь, и насмотришься на Церемонии Отсеивания, аж до тошноты – что-что, а это я тебе могу предсказать…”.

Берд оказался прав. Провидец… Я пережила свою Церемонию Отсеивания и свой Металлический Турнир, и после прошла этот путь ещё дважды – на моём счету уже два Металлических Турнира, в которых я участвовала в качестве Ртути и тем самым невольно отнимала одно место у тех, кто рассчитывал выбраться живым из Ристалища. Два Турнира, как я великий и могущественный гарант, который, в отличие от других Металлов, действительно пытался спасти тех ребят, которые в итоге стали кормом для Ристалища. Я помогала всем подряд без делений на Кантоны и в итоге многих спасла: все финалисты, за исключением одного парня, которого вытаскивал Радий – мои подопечные. Из трёх сотен людей я смогла спасти пятерых… Безумно мало на фоне общей массы, но много в контексте одной человеческой жизни: я спасла четырёх парней и одну девушку, и после смогла неплохо их устроить в Кар-Харе – они до сих пор живы и физически здоровы… Всех я не спасу. Это сложно осознавать, и поэтому я в который раз смотрю на толпу запуганных молодых людей – я была одной из них! я жила в похожем Кантоне! – и пытаюсь заставить себя отключить сочувствие… И даже не подозреваю, что моя искусная маска хладнокровия выдаёт всему моему окружению обратный эффект: они смотрят на меня и считают меня высокомерной, зазнавшейся, самовлюблённой стервой, пока я сокрушаюсь об их будущем…

За победу в каждом Металлическом Турнире я автоматически получаю на свой счёт один миллион золотых монет, а мне некуда их деть. Поэтому я стала иногда приезжать на поезде в Кантон-J и, бегая по родным надземным магистралям крыш, тайно подбрасывать деньги в дымоходы и окна бедняков. Сначала я так делала только в своём Кантоне, но начав ездить по разным Кантонам, только чтобы не торчать в Кар-Харе долгими месяцами, вскоре поняла, что другие Кантоны намного беднее, и переключилась на них. Чтобы никто не заподозрил неладного, в Кар-Харе я перевожу своё золото в серебро – распространённый материал для реализующихся в Кантонах монет. В Кантоне-А я промышляла меньше всего, потому что до этого Кантона поезд доезжает крайне редко – окраина Дилениума, самая забитая и забытая, и, соответственно, самая бедная… Я была здесь не больше пяти раз: последний раз случился два года назад – я приехала сюда с двумя десятикилограммовыми мешками серебра, содержимое которых анонимно раздала всего за одну ночь. Конечно, я смогла одарить не всех и так и не добралась до некоторых окраин, но, надеюсь, той зимой я смогла кого-то спасти здесь, а теперь, быть может, кто-то из них взойдёт на эту сцену, чтобы в итоге лишиться жизни или в Руднике, или в Ристалище… Если только кому-то из них не поможет толковый гарант.

Я невольно покосилась взглядом в сторону стоящего с другой стороны сцены Платины. В этом году он вошёл в состав пары Металлов, назначенных наблюдателями проведения Церемонии Отсеивания. В прошлом году были я и Золото, а в позапрошлом году я и Барий. Я знаю, почему всегда назначают именно меня, пока второй Металл-участник этого театра абсурда меняется: потому что меня не переваривает Эгертар – она не знает, как избавиться от меня, и поэтому всячески пытается притеснять меня, а я взамен мечтаю о том дне, когда Платина наконец закажет у меня её убийство.

Платина ни в одном Металлическом Турнире не становился ничьим гарантом и, в отличие от всех остальных Металлов, даже не пытался спасти хоть кого-нибудь из толпы несчастных, приговорённых к смерти. Золото неизменно выбирает одну девушку, которую пробует спасти, как это у него в своё время удалось провернуть со мной, но на двух последних Турнирах у него ничего не вышло на этом поле боя: обе его подопечные дожили до Ристалища, но ни одна из них так и не сумела финишировать. С Золотом было интереснее и легче переживать Церемонию Отсеивания: он улыбчив и, к тому же, ищет моего внимания, так что весь этот ужас в его компании протекал более мягко, чем сейчас это происходит в компании Платины. Я безумно рада и одновременно истекаю страданиями оттого, что нахожусь так близко к объекту своей зависимости, а он, как и всегда, непробиваемо, наглухо, уничтожающе безразличен. Совершенно не обращая внимания на нового пятикровку, восходящего на сцену, я в который раз задумываюсь о том, что я могла бы не наблюдать за тем, как на протяжении всех этих лет Кар-Хар разрабатывал новые правила для Металлического Турнира, могла бы не видеть, как из года в год умирают молодые, крепкие и должные жить долго жители Кантонов, могла бы не смотреть, как раз в пять лет зажравшиеся кар-харцы потешаются кровавой бойней, устраиваемой ради их забавы и только… Я могла бы не переживать это ужасное чувство бессилия, могла бы сбежать на соседний континент, прямиком в Дикие Просторы, поражённые Сталью, прямиком в неизвестность, но… Проклятое “но”! Но я напрочно привязана к своему поработителю нерушимой ментальной связью и всерьёз не могу даже попробовать собрать вещи с целью побега: меня сразу же начинает ломать, я сразу же хочу увидеть своего персонального подонка – как жалко я выгляжу всякий раз, когда думаю, что сейчас-то я точно смогу, что сейчас-то я уйду! Я корчусь на коленях подле своей кровати или на голой земле и разрываюсь от невозможности сдвинуться с места – невозможности навсегда лишить себя наркотика! Видеть его хотя бы изредка, и даже просто знать, что в теории могу увидеть его в любой момент – всё равно что иметь доступ к кислороду в условиях песчаной бури. Не знаю, как я до сих пор не сошла с ума… Тяжелее всего мне приходится в периоды проведения Металлических Турниров: от одной только мысли о том, что до конца своих дней я буду каждые пять лет, против своей воли забрасываться в место, в котором я едва выжила человеком, в котором я потеряла Стейнмунна и которое сделало из меня Ртуть, я впадаю в панический ступор. Именно после первого прохождения Металлического Турнира в качестве Металла я едва не закончила жизнь самоубийством. Впрочем, там всё совпало: сразу после возвращения из Ристалища Платина приказал мне отравить подростка – единственного ребёнка главного советника Ивэнджелин Эгертар, – я, конечно, не смогла ослушаться и в итоге сорвалась… Я узнала о способе убийства Металла во второй год жизни Ртутью и с тех пор никак не могла решиться, но вдруг, совершенно спонтанно, решилась – обмакнула клинок в ртуть и думала пронзить им своё сердце… Меня бы точно не стало, если бы не Золото. Он будто бы случайно шёл мимо и, увидев дверь моих апартаментов приоткрытой – я была рассеяна в тот вечер, – он зашёл ко мне и в самую последнюю секунду предотвратил мой суицид. В тот же вечер ко мне заявился Платина – конечно, ведь его энергичный дружок не из молчаливых! Он приказал мне больше никогда в своей жизни не сметь решаться на подобный шаг. В ответ на это указание я послала его куда подальше, но… Проклятое “но”! Но я не могу ослушаться приказа своего поработителя. Думала, что смогу, уже спустя несколько часов снова попробовала провернуть трюк с кинжалом и ртутью, но… Но не смогла: рука не поднялась – я целый час простояла в ступоре! И хотела бы я думать, будто Платина позаботился обо мне, но… Но! Ему просто нужна разменная пешка, а он пока ещё не готов разменять меня, вот и всё.

Уничижительная мысль: миновало целых пятнадцать лет, а я так и не нашла способ, ни единой лазейки избавиться от этой смертоносной зависимости. Если жизнь Металла бесконечна, вполне может оказаться, что мне уготована вечная мука. Впрочем, я подозреваю в обещанной нам бесконечности некоторый сбой. Недалёкие учёные Кар-Хара утверждают, будто Металлы не способны стареть, но я заметила, будто за эти годы совсем чуть-чуть, неуловимо для человеческого, но уловимо для металлического глаза, изменилась. Я будто стала старше на год, а быть может и на пару лет, но никто, кроме меня, этого совсем не замечает. Я не знаю, как и чем это объяснить, однако подобные изменения я заметила и за Свинцом, и за Франций, но не за остальными Металлами. Так в мои тайные расчёты закралось смутное подозрение: а что если Металлы-суррогаты отличаются от чистых Металлов намного значительнее, чем это предполагается? В таком случае, может ли выходить, что мне всё же не грозит вечность рабства, и я всё-таки смогу освободиться из-под гнёта Платины, пусть даже ценой собственной жизни? Именно об этом я думала, когда впервые увидела её… Темноволосая, белокожая, совсем юная девушка, которую медик, как всем сначала показалось, ошибочно обозначил пятикровкой: Теа Диес. Девушку сразу же перепроверили. Пятикровие неожиданно для всех подтвердилось, и в этот же момент внутри меня всё напряглось: девушка-пятикровка – как такое возможно?! Ведь до сих пор в истории не случалось такого, чтобы пятикровкой являлся представитель женского пола…

Появление Теи всё кардинально изменило – её влияние на мою историю невозможно переоценить. Кто бы знал, что именно через эту девочку я обрету свободу! Я не знала. Но беспокойное предчувствие накрыло меня сразу же, стоило мне только увидеть, как Платина повёл плечами, когда эта девушка с совершенно сокрушённым и потерянным видом встала подле него. Она была крепкой и сильной, но на фоне громадной фигуры Платины выглядела совсем ребёнком. Кто бы мог подумать, что ребёнок способен свернуть в рогалик несокрушимую гору.