Моя жизнь

ГЛАВА 28

На следующее утро, 17 июля, Ал, Типпер, Хиллари и я выехали в Нью-Джерси, чтобы начать первую из нескольких автобусных поездок по всей Америке. Мы ставили своей целью посетить небольшие города и сельские районы, в которые никогда не приезжали участники президентских гонок, обычно выступавшие на митингах в местах, привлекавших наибольшее внимание средств массовой информации. Мы надеялись, что эта автобусная поездка, задуманная Сюзан Томасес и Дэвидом Вильгельмом, позволит сохранить и усилить то воодушевление и приподнятое настроение, которое царило на съезде демократической партии.

В ходе поездки по маршруту протяженностью в тысячу миль через штаты Нью-Джерси, Пенсильвания, Западная Вирджиния, Огайо, Кентукки, Индиана и Иллинойс мы выступили с множеством речей с импровизированных трибун и пожимали людям руки на запланированных и незапланированных остановках. В первый день мы проехали через восточную и центральную Пенсильванию, достигнув нашей последней остановки — Йорка — в два часа ночи. Нас ждали тысячи людей. Ал выступил с лучшим вариантом агитационной речи. Я тоже обратился к собравшимся, а затем мы около часа пожимали руки нашим сторонникам, после чего все четверо свалились с ног и проспали несколько часов.

В течение следующего дня мы ехали через штат Пенсильвания, общаясь друг с другом и с толпами людей, становясь все более раскованными и радостными, так как нас поддерживал энтузиазм американцев, пришедших на митинг, или просто выстроившихся вдоль шоссе. На стоянке в Карлисле мы с Алом влезали на подножки грузовиков, чтобы пожать руки водителям. Остановившись отдохнуть в Тернпайке, штат Пенсильвания, мы погоняли на месте парковки футбольный мяч, а в какой-то момент в ходе поездки даже сыграли в мини-гольф. На третий день мы выехали из западной Пенсильвании и оказались в западной Вирджинии, где посетили Weirton Steel, крупное объединенное предприятие, которое его работники выкупили у бывшего владельца. В тот вечер близ Аттики, штат Огайо, мы посетили ферму, принадлежавшую Джин Брэнстул, чтобы собственноручно приготовить еду и пообедать под открытым небом вместе с двумястами фермерами и их семьями, а затем остановились на соседнем поле, где нас ждали десять тысяч человек. Меня удивили две вещи: размеры толпы и высота стеблей кукурузы. Эта самая высокая и самая густая кукуруза, какую я когда-либо видел, была добрым предзнаменованием. На следующий день мы посетили Колумбус, столицу штата Огайо, а затем направились в Кентукки. Когда мы уезжали из штата, у меня появилась уверенность, что нам удастся победить в Огайо, как это получилось в 1976 году у Джимми Картера. Это было важно. Со времен Гражданской войны ни один республиканец не завоевывал пост президента, не одержав победу в Огайо.

В пятый и последний день поездки после большого митинга в Луисвилле мы проехали через южные районы штатов Индиана и Иллинойс. На всем пути нашего следования на полях и вдоль дорог стояли люди, размахивавшие плакатами. Мы проехали мимо большого комбайна, украшенного американскими флагами и агитационными плакатами в поддержку Клинтона-Гора. Добравшись до Иллинойса, мы поняли, что опоздали, как опаздывали каждый день из-за незапланированных остановок. Мы больше не могли задерживаться, но на перекрестке стояла небольшая группа людей, державших огромный плакат, на котором было написано: «Дайте нам восемь минут, и мы дадим вам восемь лет!» Мы остановились. Последний митинг этого вечера был одним из наиболее удачных во всей кампании. Когда мы въехали в Вандейлию, тысячи людей, державших в руках свечи, заполнили площадь вокруг Старого здания Законодательного собрания штата, в котором в течение одного срока заседал Авраам Линкольн, прежде чем штаб-квартиру правительства перевели в Спрингфилд. Когда мы наконец прибыли в Сент-Луис, где нам предстояло провести еще одну короткую ночь, было уже совсем поздно.

Автобусные поездки прошли с огромным успехом. Мы вместе с представителями общенациональных средств массовой информации побывали в таких местах в самом сердце Америки, которые часто были обделены вниманием кандидатов. Америка увидела, как мы обращаемся к людям, которых обещали представлять в Вашингтоне, поэтому республиканцам стало труднее навешивать на нас ярлыки радикалов в культуре и политике. Кроме того, Ал, Типпер, я и Хиллари очень хорошо узнали друг друга; без долгих часов, проведенных в автобусе, это было бы невозможно.

В следующем месяце мы совершили еще четыре такие автобусные поездки. На этот раз они были более короткими, рассчитанными на один-два дня. Во время второй поездки мы поднялись вверх по течению реки Миссисипи от Сент-Луиса до Ганнибала, штат Миссури, родного города Марка Твена, затем до Давенпорта, штат Айова, через Висконсин и до Миннеаполиса, где десять тысяч человек в течение двух часов слушали Уолтера Мондейла, рассказывавшего о наших последних успехах.

Самыми памятными моментами второй автобусной поездки был митинг на автостоянке в Седар-Рапидс, штат Айова, который мы провели после встречи, посвященной проблемам биотехнологии, и посещение консервного завода компании Quaker Oats. Там собралась большая толпа, которая в целом приветствовала нас с энтузиазмом, за исключением издающей громкие крики группы наших противников. Они держали в руках плакаты, призывавшие к запрещению абортов, и освистывали меня с тыла. После выступлений я сошел со сцены и стал общаться с толпой. Меня удивило, что на руках у белой женщины, которая приколола к одежде значок с призывом дать женщинам право на выбор, был чернокожий ребенок. Когда я спросил у нее, чей это ребенок, она с улыбкой ответила: «Это моя девочка. Ее зовут Джамийя». Женщина рассказала мне, что эта крошка родилась в штате Флорида ВИЧ-инфицированной, и она удочерила ее, хотя была разведена и ей приходилось нелегко, воспитывая в одиночку двоих детей. Я никогда не забуду эту женщину, державшую на руках Джамийю и гордо заявившую: «Это моя девочка». Она тоже выступала за право на жизнь. Эта женщина принадлежала к тем людям, для которых я стремился добиться лучшей участи, воплощения американской мечты.

В конце того же месяца мы совершили однодневную поездку по долине Сан-Хоакин в Калифорнии и двухдневные поездки по Техасу, а также по тем районам штатов Огайо и Пенсильвания, где не бывали раньше, закончив наше путешествие в западном районе штата Нью-Йорк. В сентябре мы проехали через весь юг Джорджии, а в октябре совершили двухдневную поездку по Мичигану, за один удачный день посетив десять городов в штате Северная Каролина.

Наши автобусные поездки вызывали у людей в населенных пунктах, которые мы посещали, неизменный, невиданный мною ранее энтузиазм. Конечно, отчасти это объяснялось тем, что жители небольших городков, таких как Коутсвилл, штат Пенсильвания; Сентрейлия, штат Иллинойс; Прери-ду-Шин, штат Висконсин; Уолнат-Гроув, штат Калифорния; Тайлер, штат Техас; Валдоста, штат Джорджия; Илон, штат Северная Каролина, не привыкли так близко видеть кандидатов на пост президента. Однако их радушие в основном объяснялось тем, что между избирателями и участниками предвыборной кампании устанавливался тесный контакт. Такие автобусные поездки давали нам возможность применить на практике свое умение общаться с людьми из самых разных слоев общества и свидетельствовали о продвижении вперед. В 1992 году американцы проявляли беспокойство, но все еще были полны надежды. Мы говорили о том, что тревожило и пугало людей, и поддерживали их неизменный оптимизм. Мы с Алом выработали удачный ритуал. На каждой остановке он перечислял все проблемы Америки и говорил: «Все, что должно было снизиться, повысилось, а все, что должно было повыситься, снизилось». Затем он представлял меня и рассказывал людям, какие меры мы намерены принять, чтобы изменить ситуацию. Мне очень нравились эти автобусные поездки. Мы проехали через шестнадцать штатов и в тринадцати из них одержали победу на выборах, состоявшихся в ноябре.

После нашей первой автобусной поездки один из общенациональных опросов общественного мнения показал, что я опережаю президента Буша с соотношением 2:1, однако я не слишком серьезно к этому отнесся, поскольку он фактически еще не приступал к своей кампании. Она началась в последнюю неделю июля с нападок на меня. Буш сказал, что мой план ограничить увеличение расходов на оборону обойдется в миллион рабочих мест; что моя реформа здравоохранения станет государственной программой, «которой будет сочувствовать КГБ»; что я выступаю за «наибольшее увеличение налогов за всю историю»; а также что он, став президентом, задаст лучший «нравственный Тон», чем это смог бы сделать я. Его сотрудница Мэри Маталин опередила даже Дэна Куэйла в соревновании за звание «питбуля» предвыборной кампании, назвав меня «хныкающим лицемером».

Позднее, когда Буш стал сдавать позиции, многие из тех, кто благодаря ему получил назначения, стали организовывать утечку информации в прессу, утверждая, что в ослаблении его положения виноваты только они. Некоторые даже критиковали президента. Мэри среди них не было. Она до конца поддерживала человека, на которого работала. По иронии судьбы, Мэри Маталин и Джеймс Карвилл были обручены и в скором времени собирались пожениться. Хотя они представляли противоположные полюса политического спектра, оба отличались глубочайшей преданностью своим идеалам, и любовь добавляла в их жизнь остроту, а политические находки обоих оживляли как мою кампанию, так и кампанию Буша.

Во вторую неделю августа президент Буш убедил Джеймса Бейкера уйти в отставку с поста государственного секретаря и вернуться в Белый дом, чтобы руководить его кампанией. Я считал, что Бейкер был хорошим госсекретарем, за исключением операции в Боснии, во время которой, по моему мнению, администрации следовало более жестко противостоять этническим чисткам. Еще я знал, что он хороший политик и благодаря его приходу кампания Буша станет более эффективной.

Нам следовало сделать то же самое в отношении своей кампании. Мы добились выдвижения моей кандидатуры на пост президента, правильно организовав свои действия перед предварительными выборами. Теперь, когда съезд демократической партии остался позади, нам нужна была гораздо более энергичная координация всех сил из единого стратегического центра. Эту роль взял на себя Джеймс Карвилл. Ему был нужен помощник. Поскольку жена Пола Бегалы Дайэн ждала первого ребенка, он не мог постоянно находиться в Литл-Роке, поэтому я неохотно освободил Джорджа Стефанопулоса от обязанности заботиться о самолете кампании. Джордж продемонстрировал ясное понимание того, что новости делаются в течение всех двадцати четырех часов, и знал, как вести борьбу с негативными рецензиями в печати, а также реагировать на позитивные отзывы. Это был оптимальный выбор.

Джеймс свел воедино составные части кампании: политическое маневрирование, освещение в печати и исследования, сосредоточив всю эту работу в здании редакции газеты Arkansas Gazette, в бывшем помещении отдела новостей. Это помогло уничтожить барьеры и создало чувство общности. Хиллари говорила, что комната стала похожа на «военный штаб», и это название прижилось. Карвилл повесил на стене плакат, который должен был служить постоянным напоминанием о целях нашей кампании. Он состоял всего из трех предложений:

Карвилл также выразил свою основную идею тактики борьбы в лозунге, который он написал на футболке: «Скорость убивает... Буша». В «военном штабе» каждый день в семь утра и семь вечера проходили совещания, на которых давались оценки проведенным накануне Стэном Гринбергом опросам общественного мнения, последним роликам Фрэнка Грира, новостям, новым нападкам Буша, а также формулировались ответы на эти атаки и решалось, какой будет наша реакция на разворачивающиеся события. Тем временем молодые добровольцы работали круглые сутки, благодаря нашей спутниковой антенне собирая максимум информации, а также отслеживая новости и мнение оппозиции с помощью компьютеров. Сейчас это кажется обычным делом, но тогда использование такой техники было в новинку и имело важнейшее значение для того, чтобы наша кампания могла соответствовать намеченной Карвиллом цели — быть сфокусированной и стремительной.

Определившись с тем, что хотим сказать, мы выступали со своим заявлением не только в средствах массовой информации, но и используя наши «команды быстрого реагирования», созданные в каждом штате. В их задачу входило довести это заявление до наших сторонников и местных СМИ. Тем, кто соглашался заниматься такой ежедневной работой, мы посылали значки с надписью «Команда быстрого реагирования». К концу кампании их носили тысячи человек.

К назначенному времени, когда я получал утреннюю информацию от Карвилла, Стефанопулоса и любого другого, кто должен был отчитываться в этот день, они могли точно сообщить мне, каково состояние наших дел и что нам надо предпринять. Если я с ними не соглашался, мы спорили; если им был нужен важный политический или стратегический лозунг, я его предлагал, однако преимущественно слушал с удивлением. Иногда я выражал претензии по поводу того, что было сделано не очень хорошо, например речей, в которых, на мой взгляд, слишком много места отводилось риторике и слишком мало — подлинным аргументам и сути вопроса, или по поводу изнурительного графика работы, впрочем составленного именно таким образом скорее по моей, чем по их вине. По утрам из-за аллергии и переутомления я слишком часто давал волю своему раздражению. К счастью, мы с Карвиллом были настроены на одну волну, и он всегда знал, когда я говорю всерьез, а когда просто «выпускаю пар». Думаю, что и другие сотрудники моей кампании тоже вскоре стали это понимать.

В третью неделю августа в Хьюстоне проходил съезд республиканской партии. Во время его проведения оппозиция, как правило, держится в тени, и хотя я следовал обычной практике, не предпринимая активных действий, наша команда быстрого реагирования была во всеоружии. Без этого мы просто не могли обойтись. У республиканцев не оставалось иного выхода, как обливать меня грязью. В основном это касалось бытовых вопросов. Они отставали на целый порядок, и их стратегия действий «огнем и мечом» была эффективной на всех выборах начиная с 1968 года, за исключением ситуации, когда после «Уотергейта» президент Картер победил с преимуществом в два пункта. Мы были полны решимости использовать свою команду быстрого реагирования, чтобы нападки республиканцев обернулись против них самих.

Семнадцатого августа, в день открытия съезда республиканской партии, я по-прежнему опережал Буша на двадцать один пункт, и мы немного испортили им праздник, когда меня поддержали руководители восемнадцати корпораций. Это была прекрасная история, однако она не заставила республиканцев отказаться от своего стратегического плана. Для начала они назвали меня «ловеласом» и «человеком, уклонившимся от призыва» и обвинили Хиллари в стремлении разрушить американскую семью, поскольку она якобы призывала позволить детям возбуждать иски против родителей в случаях, когда они не согласны с применявшимися по отношению к ним дисциплинарными мерами воздействия. Мэрилин Куэйл, жена вице-президента, особенно остро критиковала Хиллари за то, что она якобы обрушилась на «семейные ценности». Эта критика была основана на абсолютно искаженной интерпретации статьи, которую Хиллари написала, будучи студенткой юридического факультета Йельского университета, и в которой утверждала, что дети младшего возраста в случае жестокого обращения или полного отсутствия заботы должны пользоваться юридическими правами независимо от родителей. Почти все американцы согласились бы с ее мнением, если бы оно предстало перед ними в честном изложении, однако поскольку очень мало людей читали статью Хиллари, те, кто слышал эти обвинения, вряд ли могли понять, соответствуют они действительности или нет.

Основное внимание в вечер открытия съезда республиканской партии привлек Пэт Бьюкенен, который привел делегатов в неистовство своими нападками на меня. Среди его высказываний, которые мне «понравились больше всего», были заявление о том, что президент Буш возглавлял освобождение Восточной Европы, а мой опыт во внешней политике «по существу, ограничен одним-единственным завтраком в Международной блинной», и его характеристика съезда демократической партии как сборища «радикалов и либералов... выдающих себя за умеренных и центристов в ходе самой широкомасштабной демонстрации одежды для противоположного пола в политической истории Америки». Результаты опроса общественного мнения показали, что Бьюкенен не помог Бушу, однако я не был согласен с этой точкой зрения. Его задача заключалась в том, чтобы прекратить отток правых, заявив консерваторам, желавшим перемен, что они не могут за меня голосовать, и он с этим хорошо справился.

Резкая критика в адрес Клинтона продолжалась на протяжении всего съезда, и наша группа быстрого реагирования наносила ответные удары. Преподобный Пэт Робертсон назвал меня «хитрым Билли», заявив, что у меня есть радикальный план уничтожения американской семьи. Поскольку я начал выступать за реформу системы социального обеспечения еще до того, как Робертсон пришел к выводу, что Бог — правый республиканец, это обвинение выглядело смехотворным. Наша команда быстрого реагирования нанесла ответный удар. Особенно эффективно она защищала Хиллари от обвинений в том, что ее взгляды враждебны по отношению к семье, сравнивая отношение к ней республиканцев с тактикой Уилли Хортона, использованной четыре года назад против Дукакиса.

Желая подкрепить наше заявление о том, что республиканцы критикуют меня лишь для того, чтобы удержаться у власти, в то время как нам власть нужна для борьбы с проблемами Америки, мы с Алом, Типпер и Хиллари 18 августа пообедали с президентом и госпожой Картер. Назавтра, в наш с Типпер день рождения, мы все вместе приняли участие в строительстве дома, работая плечом к плечу с членами организации «Жилище для человечества», которую Джимми и Розалин Картер много лет поддерживали. «Жилище для человечества», созданная на основе идеи нашего друга по «Ренессансным уикендам» Милларда Фуллера, привлекает добровольцев к строительству домов для бедных людей и с их участием, а затем бедняки оплачивают только стоимость строительных материалов. Эта организация уже стала одной из крупнейших в Америке строительных структур и распространила свою деятельность на другие страны. Наша работа удачно контрастировала с визгливыми нападками республиканцев.

Президент Буш неожиданно посетил съезд республиканской партии в тот вечер, когда была выдвинута его кандидатура, так же, как это сделал я во время съезда демократической партии, и привел с собой всю свою типично американскую семью. В следующий вечер он выступил с удачной речью, в которой говорил о Боге, о стране и о семье, подчеркнув, что, к сожалению, я не поддерживаю эти ценности. Он также признал, что совершил ошибку, подписав законопроект о сокращении бюджетного дефицита, предусматривающий повышение налога на бензин, и обещал в случае своего повторного избрания на пост президента снова снизить налоги. Думаю, его самой удачной фразой было заявление, что я намерен использовать «экономику Элвиса», чтобы отправить Америку в «Отель разбитых сердец». Буш сравнил свое участие во Второй мировой войне с моей оппозицией войне во Вьетнаме, заявив: «В то время как я стискивал зубы, он грыз ногти».

Теперь уже республиканцы получили свободный доступ к населению Америки, и хотя, по общему убеждению, они были настроены слишком негативно и склонны к экстремизму, опросы общественного мнения показывали, что им удалось сократить мое преимущество. Согласно одному опросу, оно уменьшилось до десяти пунктов, согласно другому — до пяти. Я думал, что эти цифры приблизительно отражают ситуацию, и если мне не удастся успешно выступить в ходе дебатов или я совершу какую-либо другую ошибку, то окончательный разрыв, вероятно, будет выражаться числом, представляющим нечто среднее между этими двумя показателями.

Президент Буш покинул Хьюстон в боевом настроении, сравнив свою кампанию с чудесным возвращением к власти Гарри Трумэна, одержавшего победу в 1948 году. Буш также ездил по стране, занимаясь тем, что могут делать только кандидаты, находящиеся на посту президента: расходовал федеральные средства, чтобы получить голоса. Он обещал помощь фермерам, выращивающим пшеницу, и жертвам урагана «Эндрю», разрушившего значительную часть Южной Флориды, а также предложил продать Тайваню сто пятьдесят истребителей F-16, а Саудовской Аравии — семьдесят два истребителя F-15, чтобы сохранить рабочие места на оборонных предприятиях, расположенных в важнейших штатах.

В конце августа мы оба выступили на съезде Американского легиона в Чикаго. Собратья-ветераны принимали президента Буша лучше, чем меня, однако я выступил удачнее, чем ожидал, откровенно изложив суть вопроса о призыве и о моей оппозиции войне во Вьетнаме. Я сказал, что по-прежнему считаю войну во Вьетнаме ошибкой, но «если вы решите голосовать против меня из-за того, что произошло двадцать три года назад, вы имеете на это право как американские граждане, и я его уважаю. Однако я надеюсь, что вы будете голосовать, думая о будущем». Я также заслужил одобрительные аплодисменты, пообещав сменить руководство Министерства по делам ветеранов, глава которого был непопулярен среди ветеранских организаций.

После съезда Американского легиона я вновь стал говорить о том, что Америке необходимо изменить курс в экономической и социальной политике. Это было вызвано новым исследованием, показавшим, что богатые американцы богатеют, а бедные — беднеют. В начале сентября меня поддержали две влиятельные экологические организации: клуб «Сьерра» и Лига избирателей — защитников охраны окружающей среды. Я отправился во Флориду через несколько дней после того, как ее посетил президент Буш, чтобы ознакомиться с тем, какой ущерб нанес ураган «Эндрю». Будучи губернатором, я не раз посещал места стихийных бедствий, включая наводнения, засуху и торнадо, и наблюдал их последствия, однако никогда не видел ничего подобного. Когда я ходил по улицам, усеянным мокрыми руинами домов, то с удивлением выслушивал жалобы как должностных лиц, так и местных жителей по поводу того, каким образом Федеральное агентство по управлению в чрезвычайных ситуациях преодолевает последствия урагана. По традиции пост директора этого агентства занимает политический сторонник президента, желающий получить теплое местечко, однако не имеющий опыта в ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций. Я взял себе на заметку, что постараюсь избежать подобной ошибки, если одержу победу на выборах. Решая для себя вопрос о том, кто должен стать президентом, избиратели вряд ли ориентируются на то, как он будет справляться с последствиями стихийных бедствий и катастроф, но когда такие события случаются, они быстро становятся самой важной проблемой в их жизни.

В День труда, когда по традиции начинается кампания перед всеобщими выборами, я посетил Индепенденс, штат Миссури, родину Гарри Трумэна, чтобы убедить трудящихся поддержать нас. Дочь Трумэна Маргарет, откровенная и искренняя женщина, помогла мне, заявив на митинге, что не Джордж Буш, а именно я по праву являюсь наследником ее отца.

Одиннадцатого сентября я прибыл в Саут-Бенд, штат Индиана, чтобы выступить перед студентами и профессорско-преподавательским составом самого известного католического университета Америки — Нотр-Дам. В тот же день президент Буш посетил Вирджинию, где выступил перед членами консервативной Христианской коалиции. Я знал, что католики всей страны обратят внимание на эти два мероприятия. Иерархи церкви поддерживали позицию Буша по вопросу абортов, тем не менее я был гораздо ближе католикам, разделяя их точку зрения на экономические вопросы и проблемы социальной справедливости. Мое выступление в Университете Нотр-Дам было поразительно похоже на речь Джона Кеннеди в 1960 году перед баптистскими священниками южных штатов, только наши роли оказались противоположными. Пол Бегала, набожный католик, помог подготовить мое выступление, а мэр Бостона Рей Флинн и сенатор Харрис Уоффорд приехали, чтобы оказать мне моральную поддержку.

Я произнес примерно половину своей речи, прежде чем смог определить, как ее принимают. Когда я сказал: «Мы все должны уважать воплощение образа Божия в каждом мужчине и каждой женщине, поэтому должны ценить их свободу, и не только политическую, но и свободу совести в вопросах семьи, философии и веры», — слушатели встретили мои слова бурными аплодисментами.

После выступления в Университете Нотр-Дам я отправился на Запад, в Солт-Лейк-Сити, чтобы рассказать о своей позиции на съезде Национальной гвардии, где меня хорошо приняли, поскольку мое руководство Национальной гвардией Арканзаса заслужило положительную оценку и поскольку меня представил пользовавшийся уважением председатель Комитета по делам вооруженных сил Палаты представителей конгрессмен Лес Аспин. В Портленде, штат Орегон, состоялся удивительный митинг. Более ста тысяч человек заполнили улицы в центре города, еще больше людей смотрели из окон своих учреждений. Во время выступлений мои сторонники забросали сцену сотнями роз, что было красивым жестом в Портленде — орегонском Городе роз. После этого мероприятия я больше часа ходил по улицам, пожимая руки тысячам людей.

Пятнадцатого сентября мою кандидатуру одобрили тридцать лидеров высокотехнологичных отраслей в традиционно поддерживавшей республиканцев Кремниевой долине, что стало наибольшим успехом моей стремительной поездки по западным штатам. Я действовал в Кремниевой долине с декабря предыдущего года с помощью Дейва Баррама, вице-президента компании Apple Computer. Дейва привлек к участию в кампании Айра Магазинер, мой друг по Оксфорду, который сотрудничал с руководством высокотехнологичных компаний и знал, что Баррам — демократ. Многие из его помощников-республиканцев были, как и Дейв, разочарованы экономической политикой администрации Буша и ее неспособностью правильно оценить колоссальный потенциал предпринимателей Кремниевой долины. Как сообщила газета San Jose Mercury News за несколько дней до моей первой поездки, представитель президента Буша на торговых переговорах Карла Хиллз поддержала точку зрения, согласно которой «неважно, что экспортируют США: картофельные чипсы или кремниевые чипы». Руководители компаний по производству высокотехнологичной продукции, так же, как и я, не разделяли это мнение.

Среди тех, кто выступил в мою поддержку, были такие известные республиканцы, как Джон Янг, президент Hewlett-Packard; Джон Скалли, председатель правления Apple Computer; Сэнди Робертсон из инвестиционного банка и Реджис Маккенна, один из немногих представителей Кремниевой долины, открыто поддерживавших в тот момент демократов. На нашей встрече в Технологическом центре Кремниевой долины в Сан-Хосе я помимо всего прочего изложил свой план общенациональной политики в области развития техники, над которым Дейв Баррам работал несколько месяцев, помогая мне его подготовить. Призвав увеличить инвестиции в научно-технические исследования и опытно-конструкторские разработки, включая конкретные программы, имевшие большое значение для Кремниевой долины, я занял позицию, разительно отличавшуюся от нежелания администрации Буша устанавливать партнерские отношения между правительством и руководителями промышленных отраслей. В тот момент Япония и Германия превосходили Америку в экономическом отношении, отчасти потому, что политика правительств этих стран была ориентирована на поддержку потенциальных областей развития. Политика США, напротив, заключалась в субсидировании политически сильных сложившихся отраслей, например нефтяной промышленности и сельского хозяйства, которые действительно имели большое значение, однако обладали значительно меньшим потенциалом, чем технологические отрасли, для создания новых рабочих мест и появления новых предпринимателей. Заявление лидеров компаний по производству высокотехнологичной продукции о поддержке моей кандидатуры оказало колоссальное влияние на кампанию, поскольку обеспечило доверие к моему обещанию поддерживать деловые круги и профсоюзы, объединив меня с экономическими силами, более всего олицетворявшими позитивные перемены и развитие.

В то время как я получал поддержку в своем стремлении перестроить экономику и осуществить реформу системы здравоохранения, республиканцы активно старались подорвать мою репутацию. В своем выступлении на съезде республиканской партии президент Буш обвинил меня в том, что я повышал налоги в Арканзасе 128 раз, причем, как он отметил, делал это с неизменным удовольствием. В начале сентября в ходе предвыборной кампании Буша эти обвинения повторялись вновь и вновь, хотя газета New York Times заявила, что они «не соответствуют действительности», Washington Post назвала их «сильно преувеличенными» и «глупыми», и даже Wall Street Journal подчеркнула, что эти обвинения «вводят в заблуждение». В списке Буша значилось, например, требование, чтобы те, кто торгует подержанными автомобилями, обеспечивали страховку на двадцать пять тысяч долларов; предусматривались также умеренная плата за участие в конкурсах красоты и введение платы в один доллар за судебные издержки для осужденных преступников. Консервативный обозреватель Джордж Уилл сказал, что «Буш за четыре года повышал налоги чаще, чем Клинтон — за десять».

На протяжении остальной части сентября предвыборный штаб Буша преимущественно выступал с нападками на меня по поводу призыва. Президент Буш вновь и вновь повторял, что я должен «просто рассказать правду» об этом. Даже Дэн Куэйл счел себя вправе нападать на меня, несмотря на тот факт, что сам он, благодаря связям своей семьи, попал не на войну во Вьетнаме, а в Национальную гвардию. Основная мысль, которую старался подчеркнуть вице-президент, по-видимому, заключалась в том, что средства массовой информации не отнеслись к моему делу так же придирчиво и внимательно, как к информации о нем самом, появившейся четыре года назад. По-видимому, он не следил за новостями из Нью-Хэмпшира и Нью-Йорка.

Я получил хорошую помощь в отражении нападок, связанных с призывом. В начале сентября сенатор Боб Керри, мой соперник на предварительных выборах, имевший Почетную медаль Конгресса, заявил, что этот вопрос вообще не должен подниматься. Затем 18 сентября на внутренней лужайке перед резиденцией губернатора Арканзаса меня поддержал адмирал Билл Кроу, который был председателем Объединенного комитета начальников штабов при президенте Рейгане и некоторое время — при Буше. На меня произвели большое впечатление прямота и простота Кроу, и я был ему очень благодарен за то, что он не побоялся поставить себя под удар ради человека, которого очень мало знал, но которому, однако, поверил.

Политические последствия наших с Бушем предвыборных кампаний были неясны. В какой-то степени он стал терять преимущество, обретенное благодаря съезду республиканской партии, однако на протяжении всего сентября, судя по результатам опросов общественного мнения, мой перевес менялся, составляя от 9 до 20 процентов. Определились основные направления предвыборной кампании: Буш утверждал, что защищает семейные ценности и стабильность, в то время как я выступал за экономические и социальные перемены. Буш заявлял, что я недостоин доверия и выступаю против семьи, а я отвечал, что он вносит в общество раскол и сдерживает развитие Америки. Каждый день очень многие избиратели мучились, решая, кто же из нас лучше.

Помимо споров по этим проблемам, на протяжении всего сентября мы препирались по поводу дебатов, которые двухпартийная общенациональная комиссия рекомендовала провести в три раунда. Я сразу же выразил свое согласие, однако президенту Бушу не понравились предложенные комиссией форматы проведения дебатов. Я заявил, что его возражения — фиговый листок, прикрывающий нежелание защищать результаты своей деятельности. Эта борьба мнений продолжалась на протяжении большей части месяца, из-за чего все три раунда намеченных дебатов были отменены. И в каждом случае, когда они отменялись, я приезжал на планировавшееся место их проведения и вел там свою кампанию, добиваясь, чтобы разочарованные граждане знали, кто лишил их города внимания общенациональных средств массовой информации.

Худшее, что произошло с нами в сентябре, имело скорее личный, чем политический характер. Пол Талли, которого наш организатор, ветеран предвыборных кампаний ирландец Рон Браун послал в Литл-Рок для координации наших действий и усилий демократической партии, упал замертво в своем номере. Талли, которому исполнилось всего сорок восемь лет, был моим политическим сторонником, демократом старой школы, прекрасным человеком, которым мы все стали восхищаться и на которого полагались. В тот самый момент, когда мы выходили на финишную прямую, от нас ушел еще один видный руководитель кампании.

Месяц закончился удивительными событиями. Эрвин «Мэджик» Джонсон, ВИЧ-инфицированный бывший охранник группы «Лос-Анджелес Лейкерс», ранее участвовавший во всеамериканских турнирах по футболу, баскетболу и бейсболу, внезапно ушел в отставку из Национальной комиссии по борьбе с ВИЧ/СПИДом и поддержал меня, так как был возмущен невниманием администрации к проблеме СПИДа и бездействием власти. Президент Буш изменил свою позицию в отношении дебатов и вызвал меня на четыре раунда. И самое удивительное, Росс Перо заявил, что обдумывает возможность своего возвращения в президентскую гонку, поскольку, по его мнению, ни у президента, ни у меня нет серьезной программы сокращения бюджетного дефицита. Он подверг критике Буша за его обещание не повышать налоги и сказал, что я хочу расходовать слишком много средств. Перо предложил обоим предвыборным штабам прислать на встречу с ним делегации для обсуждения вопроса о его возвращении.

Поскольку никто из нас не знал, кто больше пострадает, если Перо вернется, и поскольку мы оба хотели получать его поддержку в случае, если он этого не сделает, предвыборные штабы обоих кандидатов прислали на встречу с ним делегации на высоком уровне. Наша сторона была обеспокоена, поскольку мы считали, что Перо уже решил баллотироваться и просто дает «представление», чтобы повысить свой престиж, однако, в конечном счете, я согласился с тем, что нам следует поддерживать с ним постоянный контакт. От моего имени к нему направились сенатор Ллойд Бентсен, Мики Кантор и Вернон Джордан. Их ждал сердечный прием, так же, как и людей Буша. По словам Перо, он многое узнал от обеих групп, и через несколько дней, 1 октября, объявил, что считает необходимым для себя принять участие в предвыборной кампании как «слуга» своих добровольцев. То, что Перо вышел из кампании в июле, очень ему помогло. За десять недель, на протяжении которых он не принимал в ней участия, его безумные схватки с Бушем, имевшие место предыдущей весной, постепенно стали забываться, в то время как я и президент постоянно освежали в памяти общественности проблемы друг друга. Теперь избиратели и печать относились к нему еще серьезнее, поскольку мы оба столь явно его обхаживали.

В то время как Перо возвращался в предвыборную кампанию, мы наконец достигли договоренности с людьми Буша об организации дебатов. Предполагалось, что будут проведены три раунда плюс дебаты кандидатов на пост вице-президента. И все это за девять дней — с 11 по 19 октября. Во время первого и третьего раундов нам должны были задавать вопросы представители прессы, второй раунд предполагалось провести в муниципалитете; на нем вопросы могли задавать граждане. Сначала представители Буша не хотели, чтобы Перо присутствовал на этих дебатах, так как считали, что он будет критиковать президента, а дополнительные голоса, которые сможет получить Росс, скорее будут отобраны у Буша, чем у меня. Я не возражал против участия Перо, но не потому, что думал, будто он еще больше повредит Бушу (я не был в этом уверен), а поскольку, по моему мнению, ему нужно было дать возможность присутствовать, и я не хотел выглядеть как трусливый заяц. К 4 октября оба предвыборных штаба согласились пригласить Перо на дебаты.

За неделю до первых дебатов я в конце концов одобрил спорное Североамериканское соглашение о свободе торговли (НАФТА), заключенное администрацией Буша с Канадой и Мексикой, однако предупредил, что хотел бы заключить дополнительное соглашение, гарантирующее основные стандарты в отношении рабочей силы и экологии, которые стали бы обязательными для соблюдения Мексикой. Некоторые мои сторонники были обеспокоены перспективой потери низкооплачиваемых рабочих мест в обрабатывающей промышленности и их перехода к нашему южному соседу и решительно не согласились с моей точкой зрения, однако я считал, что как по экономическим, так и политическим соображениям должен занять именно такую позицию. В глубине души я был сторонником свободной торговли и считал, что Америка должна поддержать экономическое развитие Мексики, чтобы обеспечить долгосрочную стабильность в нашем полушарии. Через несколько дней более пятисот пятидесяти экономистов, включая лауреатов Нобелевской премии, поддержали мою экономическую программу, заявив, что она скорее будет способствовать восстановлению экономического роста, чем предложения президента.

В то время как я был полон решимости в ходе подготовки к дебатам сосредоточить все внимание на экономике, лагерь Буша столь же решительно продолжал выступать с нападками на мой характер и репутацию честного человека. Сторонники президента приняли меры для облегчения запроса в Национальный центр документации в Суитленде, Мэриленд, и получения всех имеющихся документов, относившихся к моей сорокадневной поездке в Северную Европу, Советский Союз и Чехословакию в 1969-70-х годах. По-видимому, они надеялись кое-то раскопать в связи с беспочвенными слухами о том, что я прибыл в Москву для ведения антивоенной деятельности или пытался обратиться к другой стране с просьбой о предоставлении гражданства, чтобы избежать призыва. 5 октября в печати появились сообщения, что это досье было подделано. История с документами продолжалась целый месяц, и хотя ФБР заявило, что досье подлинное, произошедшее представило предвыборный штаб Буша в невыгодном свете. Высокопоставленный политический представитель Госдепартамента потребовал от Национального центра документации, где содержалось более ста миллионов досье, провести поиск моих документов вне очереди, перед поданными ранее другими двумя тысячами запросов, на обработку которых обычно требуется не один месяц. Этот чиновник, назначенный Бушем, также распорядился, чтобы посольства США в Лондоне и Осло провели «сверхтщательный» поиск документов, чтобы получить информацию о моем призыве и гражданстве. В какой-то момент появились сообщения, что даже велась проверка документов моей матери. Трудно себе представить, что даже отличающиеся самой настоящей паранойей правые могли подумать, что деревенская девушка из Арканзаса, любившая бега, могла оказаться подрывным элементом.

Позднее выяснилось, что люди Буша обращались к правительству Джона Мейджора с просьбой проверить, чем я занимался в Англии. По сообщениям прессы, консерваторы выполнили его просьбу, хотя и объявили, что их «всесторонние», однако бесплодные проверки документов по иммиграции и натурализации проводились в ответ на запросы из СМИ. Мне известно, что они продолжали эту работу, так как друг Дэвида Эдвардса рассказал, как британские должностные лица задавали ему вопросы о том, чем я и Дэвид занимались в те далекие дни. Два стратега предвыборных кампаний тори прибыли в Вашингтон, чтобы консультировать предвыборный штаб Буша по вопросу о том, как он может уничтожить меня, аналогично тому, как полгода назад они покончили с лидером лейбористской партии Нилом Кинноком. После выборов британская печать сообщила, что необычная ситуация, когда британские деятели приняли участие в американской политической жизни, нанесла ущерб особым отношениям между нашими двумя странами. Я считал, что никакого ущерба не было, но хотел, чтобы тори некоторое время испытывали беспокойство по этому поводу.

Пресса в полной мере использовала эскападу с досье, и Ал Гор назвал это «злоупотреблением властью в духе маккартизма». Президент, которому никто в этом не мешал, продолжал призывать меня объяснить цель поездки в Москву и выражать сомнение в моем патриотизме. В интервью Лэрри Кингу, передававшемуся по CNN, я заявил, что люблю мою страну и никогда не рассматривал возможность отказа от американского гражданства. Не думаю, что общественность обратила внимание на шумиху вокруг документов, меня же все это даже несколько забавляло. Конечно же, это было злоупотребление властью, но очень незначительное в сравнении с делом «Иран-контрас». Оно показывало, как люди Буша стремятся удержать власть и как мало они могут предложить Америке для ее будущего. Если в течение последнего месяца предвыборной кампании они собирались идти по ложному следу, что ж, для меня это было совсем неплохо.

В дни, предшествовавшие первому раунду дебатов, я активно готовился к ним, прилежно изучал сборник брифингов и участвовал в нескольких совещаниях, во время которых мы моделировали предполагаемую дискуссию. Роль президента Буша исполнял вашингтонский юрист Боб Барнетт, который за четыре года до этого играл ту же самую роль для Дукакиса. Принявшего участие в дебатах Перо изображал Майк Сайнар, конгрессмен от штата Оклахома, повторявший характерные для Росса афоризмы и легко ему дававшиеся меткие замечания. Перед каждым раундом дебатов Боб и Майк изнуряли меня жесткими схватками. После каждой нашей репетиции я был рад, что мне не надо участвовать в дебатах с ними, иначе исход выборов мог бы оказаться совсем иным.

Наконец в воскресенье, 11 октября, в семнадцатую годовщину нашей с Хиллари свадьбы, в Вашингтонском университете в Сент-Луисе состоялся первый раунд дебатов. Я приступил к ним, обнадеженный поддержкой, о которой сообщалось в утренних выпусках газет Washington Post и Louisville Courier-Journal В редакционной статье Washington Post говорилось: «Наша страна бездействует, она изнурена; она остро нуждается в том, чтобы в нее вдохнули энергию и нашли для нее новое направление развития. Билл Клинтон — единственный кандидат, у которого есть возможность это сделать». Именно этот аргумент я хотел выдвинуть во время дебатов.

Хотя по результатам опросов общественного мнения я опережал Буша и в мою поддержку выступила Washington Post, я нервничал, так как знал, что могу потерять больше всех. В ходе нового опроса общественного мнения, проведенного Институтом Гэллапа, 44 процента респондентов предрекли мне победу, а 30 процентов ответили, что дебаты могут повлиять на их позицию. Президент Буш и его советники решили, что единственный способ убедить эти 30 процентов изменить свои взгляды — это вдалбливать людям в голову, что у меня якобы существуют проблемы с характером, до тех пор, пока это до них не дойдет. Теперь, вдобавок к обвинениям в уклонении от призыва, намекам о цели моей поездки в Москву и слухам о попытке сменить гражданство президент критиковал меня за участие в антивоенных демонстрациях в Лондоне, якобы направленных «против Соединенных Штатов Америки, в то время как наши парни умирали где-то на другом конце планеты».

Один из трех журналистов, которые, сменяя друг друга, задавали нам вопросы на этих дебатах, которые вел Джим Лерер из MacNeil/Lehrer NewsHour, обратился к Россу Перо. Ему отвели две минуты на то, чтобы ответить, чем он отличается от двух других кандидатов. Росс сказал, что его поддерживают люди, а не партии и не особые круги. Мне и Бушу дали на ответ по одной минуте. Я сказал, что олицетворяю перемены, а президент заверил, что у него есть опыт. Затем мы обсудили вопрос об опыте. После этого настала очередь президента Буша, которому задали вопрос: «Какими важными чертами характера вы отличаетесь от этих двух людей?» Он нанес мне удар, вспомнив о призыве. Перо отметил, что Буш совершил ошибки во время своей деятельности в Белом доме, уже будучи зрелым мужчиной, а не молодым студентом. Я сказал, что, когда отец Буша был сенатором Конгресса США от штата Коннектикут, он совершенно справедливо критиковал сенатора Джо Маккарти за нападки на лояльных американцев, что президент ошибается, не считая меня патриотом, и что Америка нуждается в президенте, который будет объединять, а не разъединять страну.

Мы продолжали в том же духе примерно полтора часа, обсудив вопросы о налогах, обороне, дефиците, рабочих местах, изменениях в экономике, внешней политике, борьбе с преступностью. Обменялись мнениями о Боснии, об определении понятия «семья», о легализации марихуаны, расовой разобщенности, СПИДе, программе «Медикэр» и реформе системы здравоохранения.

Все мы выступили довольно неплохо. После этих дебатов представители каждого участника поспешили объяснить прессе, почему победил именно их кандидат. У меня было три прекрасных представителя: Марио Куомо, Джеймс Карвилл и сенатор Билл Брэдли. Один из горячих сторонников президента Буша, Чарли Блэк, предложил журналистам посмотреть новый телевизионный ролик, в котором меня критикуют в связи с проблемой уклонения от призыва. Представители могли повлиять на содержание отчетов о дебатах, однако те, кто смотрел их по телевизору, получали возможность сформировать собственное мнение.

Я полагал, что в целом мои ответы были самыми лучшими, когда это касалось конкретных моментов и аргументов, однако Перо удачнее удалось представить себя как человека грубоватого и простого. Когда Буш заявил, что у Перо нет опыта работы в правительстве, тот ответил: «Президент прав. У меня действительно нет опыта в создании долга в размере четырех триллионов долларов». У Перо были большие оттопыренные уши, которые еще больше выделялись из-за его короткой стрижки. О дефиците бюджета он сказал, что «нам следует собирать налоги», чтобы его ликвидировать, однако если у кого-то есть идея получше, «я весь обращусь в слух». Я, напротив, держался несколько напряженно, и временами моя подготовленность казалась чрезмерной.

Хорошей новостью было то, что позиции президента не улучшились. Плохой — то, что Перо снова выглядел как человек, заслуживающий доверия. В начале кампании, если опросы общественного мнения показывали, что его рейтинг вырос, Перо поддерживали действительно не принявшие определенного решения избиратели или те, кто был в равной степени готов поддержать как президента, так и меня. Однако я хорошо знал, что, если рейтинг Росса вырастет более чем на 10 процентов, то, скорее всего, за счет тех новых потенциальных избирателей, которые хотят перемен, но которых не вполне устраиваю я. Опросы общественного мнения, проведенные после дебатов, показали, что значительное число тех, кто видел их по телевидению, больше верят в мою способность быть президентом. Они также показали, что более 60 процентов смотревших эти дебаты относятся теперь к Перо более позитивно, чем до их проведения. Теперь, когда до выборов оставалось всего три недели, их исход становился непредсказуемым из-за прихода Росса.

Через два дня, 13 октября, в Атланте состоялись дебаты кандидатов на пост вице-президента. Ал Гор явно выглядел лучше, чем Дэн Куэйл. Кандидат на пост вице-президента, баллотировавшийся вместе с Перо, адмирал в отставке Джеймс Стокдейл, был приятным человеком, однако не влиял на ситуацию, и то, как он выступил, несколько снизило темпы роста поддержки Перо, которых он добился после дебатов в Сент-Луисе. Куэйл не без успеха повторял: «Клинтон хочет повысить налоги, а Буш не хочет; у Клинтона нет характера, а у Буша есть». Затем он вспомнил о моем публичном заявлении, которое теперь можно оценить как одно из худших. В начале 1991 года, после того как Конгресс одобрил решение президента Буша о нанесении удара по Ираку, мне задали вопрос о том, как бы я голосовал по этому вопросу. Я поддержал эту резолюцию, однако ответил: «Думаю, что голосовал бы так же, как и большинство, если бы разница в количестве голосов “за” и “против” была небольшой, однако я согласен с аргументами, выдвинутыми меньшинством». В то время я не думал, что в 1992 году буду баллотироваться на пост президента. Оба сенатора от Арканзаса голосовали против одобрения решения о начале войны. Они были моими друзьями, и я не хотел публично ставить их в неловкое положение. Когда я начал участвовать в президентской кампании, это мое заявление стало выглядеть слабым и неискренним. Стратегия Ала состояла в том, чтобы коротко отвечать на нападки Куэйла и продолжать говорить о наших позитивных планах для Америки. Его лучшим высказыванием стал ответ на предложение Куэйла об ограничении срока пребывания в Конгрессе, что было излюбленной темой консерваторов: «Мы намереваемся его сократить».

Через два дня после этого, 15 октября, в Ричмонде, штат Вирджиния, состоялся второй раунд дебатов. Я очень хотел участвовать именно в этом раунде, проходившем в городском муниципалитете, где нам должна была задавать вопросы репрезентативная группа местных избирателей, не принявших пока определенного решения, за кого голосовать.

На этот раз меня больше всего беспокоил мой голос. Он был в таком плохом состоянии перед первыми дебатами, что звучал лишь чуть громче шепота. Когда я потерял голос во время предварительных выборов, то проконсультировался у специалистов в Нью-Йорке и нашел себе инструктора, который научил меня нескольким упражнениям, помогающим «открывать» горло и «проталкивать» звук. Среди них было мычание, пение пар гласных, всегда начиная с «е», например е-и, е-о, е-а, и повторение некоторых фраз, чтобы почувствовать, как звук проходит через поврежденные голосовые связки. Моей любимой фразой стала следующая: «Авраам Линкольн был великим оратором». Когда я произносил ее, то думал о высоком, почти скрипучем голосе Линкольна и о том, что, по меньшей мере, он был достаточно умен, чтобы не терять его. Когда я не мог говорить, многие молодые сотрудники предвыборной кампании добродушно посмеивались надо мной, повторяя упражнения с мычанием. Это было забавно, чего нельзя сказать о потере голоса. Без него политик не очень-то многого стоит. Если часто теряешь голос, это пугает, потому что в глубине души всегда таится страх, что не обретешь его вновь. Когда это случилось впервые, я думал, что причина в моей аллергии, но затем узнал, что дело в регургитации кислоты, сравнительно распространенном явлении, когда желудочный сок поднимается в пищевод и обжигает голосовые связки. Обычно это происходит во время сна. Впоследствии, когда я начал принимать лекарства и спать со специальной подставкой, чтобы голова и плечи были приподняты, мне стало лучше. Накануне второго раунда дебатов я все еще старался восстановить голос.

Вела эти дебаты, в ходе которых вопросы задавала аудитория, Кэрол Симпсон из ABC News. Первый вопрос, о том, как обеспечить справедливые условия торговли, был обращен к Россу Перо, который ответил, что он против свободы торговли. Президент подтвердил свою приверженность принципу свободы торговли. Я сказал, что выступаю за свободную и честную торговлю и что нам нужно сделать три вещи: добиться, чтобы рынки наших торговых партнеров были такими же открытыми, как и наши; изменить налоговый кодекс таким образом, чтобы он способствовал модернизации предприятий на родине, а не переводу их за границу; прекратить предоставлять займы под низкие проценты и средства на профессиональную подготовку фирмам, которые передислоцируются в другие страны, в то время как мы не можем позволить себе оказывать такую же помощь нуждающимся компаниям в своей стране.

После рассмотрения вопроса торговли мы перешли к обсуждению дефицита бюджета, а затем к ведению негативной кампании. Буш снова критиковал меня за участие в демонстрациях против войны во Вьетнаме, проходивших в Англии. Я ответил: «Меня не интересует его характер. Я хочу изменить характер президентства. Меня интересует то, что мы можем доверить сделать ему, то, что вы можете доверить сделать мне, и то, что вы можете доверить сделать мистеру Перо в следующие четыре года».

После этого мы обсудили ряд вопросов — о городах, шоссе, контроле над оружием, ограничении срока полномочий членов Конгресса и расходах на здравоохранение. Затем был задан вопрос, полностью изменивший ход дебатов. Одна женщина спросила: «Как государственный долг влияет на жизнь лично каждого из вас? Если на вашем положении он не сказывается, как вы можете найти способ решения экономических проблем простых людей, раз сами не чувствуете того, что негативно отражается на них?» Первым ответил Перо, заявивший, что из-за долга «внес беспорядок в свою личную жизнь и бизнес, занявшись этой деятельностью». Он сказал, что хочет снять бремя долга с плеч своих детей и внуков.

Бушу было непросто убедить аудиторию в том, что государственный долг отразился и на его личном состоянии. Женщина, задавшая вопрос, продолжала спрашивать его, а также рассказала, что у нее есть друзья, которые были уволены с работы и не смогли вносить платежи по ипотечному кредиту и за машину. Затем Буш неожиданно заявил, что посещал церковь для чернокожих и читал в бюллетене о случаях подростковой беременности. В конце концов он сказал: «Нельзя говорить, что если у вас самого нет такой проблемы, то вы не можете в ней разобраться». Когда пришла моя очередь, я сказал, что уже двенадцать лет занимаю пост губернатора небольшого штата и знаю фамилии людей, которые лишились работы и своих предприятий. За прошлый год по всей стране их стало еще больше. Я руководил работой правительства штата и видел, к каким последствиям приводило сокращение федеральных служб. Затем сказал женщине, задавшей этот вопрос, что государственный долг — серьезная проблема, однако это не единственная причина отсутствия у нас экономического роста: «Мы оказались в плену неверной экономической теории». В какой-то момент во время этих диалогов президент Буш ухудшил свое и без того не слишком выгодное положение, нервно поглядев на часы, чем вызвал еще большее недовольство аудитории. Хотя затем мы перешли к обсуждению других проблем, в частности социального обеспечения, пенсий, программы «Медикэр», ответственности Америки как сверхдержавы, образования и возможности избрания на пост президента афроамериканца или женщины, дебаты по существу были закончены после того, как мы ответили на вопрос о том, как государственный долг влияет на нас лично.

Президент Буш успешно выступил с финальным заявлением, попросив аудиторию подумать, кого бы им хотелось иметь на посту президента в случае, если нашей стране будет грозить серьезный кризис. Перо говорил об образовании, дефиците и удачно упомянул тот факт, что заплатил более миллиарда долларов налогов; и «для парня, все имущество которого раньше умещалось в багажнике машины, это неплохо». Я начал с заявления о том, что старался отвечать на вопросы «конкретно и по существу». Рассказал о программах штата Арканзас в области образования и создания рабочих мест и о поддержке, которую оказали мне двадцать четыре генерала и адмирала в отставке и несколько предпринимателей-республиканцев.

Затем я сказал: «Вы должны решить, хотите вы перемен или нет», — и призвал слушателей помочь мне изменить экономику «просачивающегося богатства» на экономику «инвестирования и экономического роста».

Мне понравился второй раунд дебатов. Настоящие избиратели, какие бы сомнения по поводу моей кандидатуры их не одолевали, больше всего хотели знать о тех проблемах, которые отражаются на их жизни. Опрос общественного мнения с участием 1145 избирателей, проведенный информационной службой телекомпании CBS после дебатов, показал, что 53 процента из них считают, что победил я, в сравнении с 25 процентами, думающими, что выиграл Буш, и 21 процентом, полагающим, что лучшим был Перо. Пять консультантов по дебатам, у которых взяли интервью корреспонденты агентства Associated Press, заявили: победу одержал я, исходя из стиля, конкретных ответов и того, что явно чувствовал себя комфортно в том формате, в котором работал в течение всей предвыборной кампании и задолго до этого в штате Арканзас. Мне нравился прямой контакт с гражданами, и я доверял их непредвзятому мнению.

Когда мы перешли к третьему раунду дебатов, опрос, проведенный CNN/ USA Today, показал, что мое преимущество вновь составило 15 процентов: меня поддержали 47 процентов респондентов по сравнению с 32 процентами, одобрившими программу Буша, и 15 процентами, оказавшими поддержку Перо.

Мы с Хиллари вместе с нашей командой прибыли в Ипсиланти за день до начала дебатов, чтобы подготовиться к их последнему раунду, который должен был состояться в студенческом городке Университета штата Мичиган в Ист-Лансинге. Перед третьим раундом, как и перед двумя предыдущими, Боб Барнетт и Майк Сайнар как следует меня «прощупали». Я знал, что он будет для меня самым трудным. Президент Буш был решительным, гордым человеком, который, в конечном счете, вел жесткую борьбу за то, чтобы сохранить свой пост. Я знал, что рано или поздно Перо тоже начнет меня критиковать.

Более чем девяносто миллионов людей смотрели по телевизору последний раунд дебатов, состоявшийся 19 октября, и это была самая большая аудитория, которую мы когда-либо собирали. В течение первой половины отведенного времени нам задавал вопросы Джим Лерер, а второй — группа журналистов. Это было лучшее выступление президента Буша. Он обвинил меня в том, что я либерал, выступающий за повышение налогов и расходование средств, своего рода клон Джимми Картера, неуверенный в себе человек, который не может прийти к определенному мнению. По этому поводу я ему удачно ответил: «Не могу поверить: неужели он обвинил меня в том, что я рассматриваю две стороны вопроса? Буш сказал: “Экономика просачивающегося богатства — это магическая экономика”, и сейчас он самый большой специалист по практическому претворению в жизнь этой идеи».

Когда президент стал критиковать экономику Арканзаса, я ответил, что наш штат всегда был бедным, однако за последний год мы перешли на первое место по темпам создания новых рабочих мест, на четвертое — по процентному увеличению числа рабочих мест в обрабатывающей промышленности и личных доходов и по уменьшению бедности, причем наши налоги, как штата, так и местные, находятся на втором месте среди самых низких в стране. «Разница между штатом Арканзас и США в целом состоит в том, что мы движемся в правильном направлении, а страна — в неправильном». Я сказал, что вместо того, чтобы извиняться за подписание программы сокращения дефицита, предусматривающей увеличение налога на бензин, президенту следовало бы признать, что главной его ошибкой с самого начала было заявление: «Слушайте меня внимательно». Перо бросил вызов нам обоим, заявив, что вырос в пяти кварталах от Арканзаса и уверен: мой опыт как губернатора такого небольшого штата «недостаточен» для того, чтобы принимать решения на уровне президента. Буша он обвинил в том, что тот сказал Саддаму Хусейну: «США не отреагируют, если вы вторгнетесь в северный Кувейт». Мы оба нанесли ему ответные удары.

Во второй половине дебатов к нам обратилась с вопросами группа журналистов. В целом вопросы оказались более структурированными и задавались менее раздраженным тоном, что немного напоминало первый раунд, однако некоторые из них были явно рассчитаны на то, чтобы произвести впечатление на телеаудиторию. Высокопоставленный корреспондент Белого дома Хелен Томас из United Press International спросила меня: «Если бы у вас появилась возможность пережить все это заново, надели бы вы форму вооруженных сил страны?» Я сказал, что мог бы отвечать на вопросы о призыве лучше, однако по-прежнему считаю войну во Вьетнаме ошибкой. Затем я отметил, что у нас были очень хорошие президенты, которые не были ветеранами, включая Франклина Делано Рузвельта, Вильсона и Линкольна, выступавшего против войны с Мексикой. Я сказал им, что заявление Буша во время первого раунда дебатов о его намерении сделать Джеймса Бейкера ответственным за экономическую политику стало большой новостью, однако я намерен в качестве еще более важной новости сообщить, что сам буду руководить экономической политикой. Буш в ответ произнес удачную фразу: «Именно это меня и беспокоит».

Все мы закончили дебаты удачными итоговыми заявлениями. Я поблагодарил людей за то, что они следили за нашей дискуссией и за то, что им не безразлична судьба страны, и вновь подчеркнул, что не стремлюсь нападать на кого-то лично. Я дал высокую оценку тому, как Росс Перо ведет свою кампанию и привлекает внимание к проблеме бюджетного дефицита. О президенте Буше я сказал: «Я ценю его служение стране, отдаю должное его усилиям и желаю ему всего самого лучшего. Но мне кажется, что сейчас настало время перемен... Я знаю, что мы можем добиться большего».

Трудно сказать, кто одержал победу в третьем раунде дебатов. Я успешно защищал Арканзас и то, что было мною сделано, а также удачно выступил при обсуждении проблем, однако, возможно, смягчил слишком многие свои ответы. Я видел достаточно президентов, вынужденных менять курс, и не желал впоследствии быть связанным однозначными заявлениями на дебатах. Президент Буш, хоть и оказался прижатым к стене, выступил в целом удачно, если не считать его нападки на то, что было сделано мною в Арканзасе; этот прием мог сработать только в оплаченном ролике, когда нельзя дать отпор и избиратели лишены возможности услышать о реальных фактах. Он лучше отвечал на вопрос, каким президентом я мог бы стать, стараясь создать представление о слабости демократов во внешней политике и об их стремлении к повышению налогов. Буш напомнил, что, когда на пост президента в последний раз был избран губернатор южного штата, к тому же демократ, за этим последовал период высоких процентных ставок и высокой инфляции. Перо был остроумен и держался очень свободно, что, я думаю, могло подбодрить его сторонников и, возможно, привлечь некоторых избирателей, еще не принявших окончательного решения. Три опроса общественного мнения, проведенные после дебатов, показали, что победу на них одержал я, и лишь опрос, проведенный CNN/USA Today, назвал победителем Перо; 12 процентов избирателей после дебатов изменили свои предпочтения, причем более половины из них перешли на сторону Росса.

Тем не менее в целом эти дебаты прошли для меня успешно. Увеличилось число американцев, пришедших к выводу, что я могу стать хорошим президентом, а компромиссная позиция в отношении ряда проблем дала мне возможность добиваться принятия моих позитивных предложений. Мне было жаль, что эти дебаты не продолжатся еще две недели. Но мы уже выходили на финишную прямую и лихорадочно стремились объехать как можно больше штатов, причем радио и телевидение постоянно передавали ролики негативного содержания, подготовленные моими оппонентами, и акцентировали внимание на моем выпаде против Буша, когда я привлек внимание к его самому знаменитому заявлению: «Слушайте меня внимательно». Фрэнк Грир и Мэнди Грюнвальд хорошо поработали, сняв удачные видеосюжеты, и наша команда быстрого реагирования находила эффективный ответ на ролики оппонентов, однако это было не то же самое, что отвечать на их выпады, находясь с ними в одной комнате. Сейчас они обрушились на меня, и я должен был держаться.

Двадцать первого октября произошло комичное событие, несколько разрядившее атмосферу кампании, когда Burke Peerage, наиболее авторитетная организация Англии по вопросам генеалогии, заявила, что мы с президентом Бушем являемся потомками английской королевской семьи XIII века и находимся в отдаленном родстве, по меньшей мере, в двадцатом колене. Наш общий предок — король Иоанн Безземельный. Буш — потомок сына короля Иоанна, короля Генриха III, т.е. тринадцатиюродный брат королевы Елизаветы. Мои связи с королевской семьей были менее впечатляющими и компенсировались столь же сильными демократическими узами. Мои предки, Блайты, были потомками сестры Генриха III Элеоноры, и ее мужа Симона де Монфора, графа Лестерского, который нанес королю поражение в бою и вынудил его согласиться на самый представительный для того времени парламент. К сожалению, в 1263 году король нарушил свою клятву чтить парламент, что привело к битве при Ившеме, в которой бедный Симон погиб. Представитель Burke Peerage подчеркнул, что тело Симона «разрубили на множество кусочков, которые были разосланы по всей стране (например, палец — в деревню, ступня — в город), чтобы показать, какой конец ожидает демократов». Теперь, когда я знал, что корни моих разногласий с президентом имеют семисотлетнюю историю, думаю, мне не стоило винить его предвыборный штаб за то, что Буш верен тактике своих предков. Burke’s Peerage также проследила историю семьи Блайтов до деревни Готэм, которая, согласно английской легенде, служила прибежищем для сумасшедших. Я знал, что мог принять решение баллотироваться на пост президента, лишь будучи слегка не в себе, но мне не хотелось думать, что это нечто наследственное.

Двадцать третьего октября нашей кампании снова оказал помощь сектор высоких технологий, когда меня поддержали руководители более чем тридцати фирм по производству компьютерных программ, включая исполнительного вице-президента компании Microsoft Стива Боллмера. Однако этим дело не кончилось. Через неделю после заключительного раунда дебатов опрос общественного мнения, проведенный CNN/USA Today, показал, что мое преимущество перед президентом Бушем уменьшилось до семи пунктов, т.е. составило 39 процентов к 32 процентам, причем рейтинг Перо составлял 20 процентов. Как я и опасался, рекламные ролики последнего в сочетании с нападками президента Буша привели к тому, что многие избиратели, ранее поддерживавшие меня, стали отдавать предпочтение Перо. 26 октября, когда мы с Алом Гором вели кампанию в Северной Каролине, я попытался сохранить свое преимущество, подвергнув критике администрацию президента Буша по вопросу «Иракгейта», т.е. предоставления Ираку поддержанных правительством США кредитов через отделение одного из банков, который находился в Атланте и принадлежал итальянскому правительству. Эти кредиты, якобы предназначенные для развития сельского хозяйства, оказались в руках Саддама Хусейна и позволили ему восстановить свои вооруженные силы и перестроить программу вооружений после ираноиракской войны.

Кредиты в размере двух миллиардов долларов так и не были возвращены, и американские налогоплательщики не добились оплаты этого счета. Банкир в Атланте, которому было предъявлено обвинение в участии в этом мошенничестве, после переговоров о признании вины заключил «полюбовную» сделку с американской прокуратурой, возглавляемой, во что трудно поверить, одним из назначенцев Буша, незадолго до этого представлявшим интересы Ирака в некрасивой истории с кредитами, хотя он и заявил, что отказался от участия в расследовании. К тому моменту, когда мы с Алом начали говорить об этом, ФБР, ЦРУ и Министерство юстиции вели расследования в отношении друг друга, выясняя, что каждая из сторон предприняла или не предприняла в связи с этим делом. Создалась настоящая неразбериха, однако ситуация, вероятно, оказалась слишком сложной, чтобы повлиять на позицию избирателей на этом этапе предвыборной кампании, когда до выборов осталось так мало времени.

Перо по-прежнему был «темной лошадкой». Статья, распространенная агентством Reuter 29 октября, начиналась так: «Если Джордж Буш вновь добьется избрания на пост президента, ему придется благодарить за это склонного к жестким высказываниям техасского миллиардера, которому он не нравится». Далее в статье говорилось, что эти дебаты изменили представление избирателей о Перо, позволив ему вдвое увеличить свою поддержку (преимущественно за мой счет) и лишив меня прежней монополии на позицию поборника «перемен». В тот день, согласно опросу, проведенному CNN/L75A Today, мое преимущество уменьшилось до двух пунктов, хотя пять других опросов, в том числе проведенный для нашей предвыборной кампании Стэном Гринбергом, показали, что мое преимущество составляет от семи до десяти пунктов. Каким бы ни был этот отрыв на самом деле, ситуация в предвыборной борьбе все еще представлялась очень неустойчивой.

В последнюю неделю кампании я работал изо всех сил. То же самое делал и президент Буш. На предвыборном митинге, состоявшемся в четверг в одном из пригородов в штате Мичиган, он назвал меня и Ала Гора «бозо», сравнив нас, таким образом, с клоуном Бозо, для которого это сравнение, было, вероятно, еще более нелестным, чем для нас. В пятницу перед выборами специальный прокурор по делу «Иран-контрас», республиканец Лоуренс Уолш из штата Оклахома, предъявил обвинения министру обороны в администрации президента Рейгана Каспару Уайнбергеру и пяти другим лицам, причем в обвинительном акте содержалось примечание, на основе которого можно было заключить, что президент Буш сыграл в незаконных поставках оружия Ирану, санкционированных Белым домом Рейгана, гораздо более активную роль и был осведомлен о них в гораздо большей мере, чем признавал ранее. Я не знал, повредит это ему или нет, потому что был слишком занят, чтобы думать об этом. В выборе времени для этого обвинения виделась ирония судьбы, учитывая, как усиленно администрация копалась в моих документах и как она старалась (о чем мы в то время не знали) убедить федерального прокурора в Арканзасе, назначенца Буша, распространить на меня расследование обстоятельств банкротства Madison Guaranty Savings and Loan.

В последний перед выборами уикенд Буш натравил на меня все средства массовой информации, которые он финансировал, а Перо, полагая, что 30 процентов моих сторонников «колеблются» и могут в последнюю минуту перейти на его сторону, в конечном счете присоединился — и весьма активно — к этим действиям. Он, как сообщают, израсходовал три миллиона долларов на тридцатиминутные телевизионные «информсериалы», в которых в пух и прах разносил Арканзас. Перо заявил, что, если меня изберут, «мы все будем зарабатывать на жизнь, ощипывая кур». В этой программе были перечислены двадцать три сферы, в которых Арканзас занимает одно из последних мест по сравнению со всеми другими штатами. По-видимому, Перо больше не считал, что Арканзас не имеет значения. В нашей команде шел жаркий спор по поводу того, стоит ли ему отвечать. Хиллари хотела, чтобы мы выступили с критикой Перо; я считал, что мы, по крайней мере, должны защитить Арканзас. Мы многого добились благодаря тому, что никогда не допускали, чтобы хотя бы одно обвинение осталось без ответа. Все остальные считали, что эти нападки слишком незначительны и появились слишком поздно и что нам следует придерживаться нашего плана действий. Я неохотно согласился. Моя команда до сих пор всегда занимала правильные позиции по важным вопросам, а я слишком устал и был слишком взвинчен, чтобы доверять своей точке зрения больше, чем их отношению к происходящему.

Я начал этот уикенд с утреннего митинга, участники которого заполнили футбольный стадион средней школы в Декатуре, штат Джорджия, неподалеку от Атланты. Там присутствовали губернатор Зелл Миллер, сенатор Сэм Нанн, конгрессмен Джон Льюис и другие демократы, поддерживавшие меня все это время. Однако гвоздем программы был Хэнк Аарон, звезда бейсбола, который в 1974 году превзошел рекорд Бейба Рута по числу хоум-ранов. Аарон был настоящим местным героем благодаря не только подвигам в бейсболе, но также работе по оказанию помощи бедным детям, которой он стал заниматься после того, как отложил в сторону свою биту. На этом митинге в Джорджии присутствовало двадцать пять тысяч человек. Через три дня после этого я одержал победу в Джорджии, набрав всего тринадцать тысяч голосов. С тех пор Хэнк Аарон стал посмеиваться надо мной, говоря, что он лично завоевал для меня голоса избирателей Джорджии, сделав мне рекламу в то субботнее утро. Возможно, он был прав.

После Джорджии я вел кампанию в Давенпорте, штат Айова, затем вылетел в Милуоки, где прошла моя последняя транслировавшаяся по телевидению встреча в муниципалитете, на которой я выступил с заключительным телеобращением, призвав людей голосовать за перемены. В воскресенье вечером после остановок в Цинциннати и Скрантоне, родном городе Родэмов, мы вылетели в штат Нью-Джерси на большой митинг в Мидоулендс, где должна была состояться музыкальная феерия с участием рок-музыкантов, звезд джаза, исполнителей в стиле кантри и кинозвезд, которые меня поддерживали. Затем я играл на саксофоне и танцевал с Хиллари перед пятнадцатью тысячами собравшихся на ипподроме в Гарден-Стейт-Парк в Черри-Хилле, штат Нью-Джерси, где лошадь по имени Бабба Клинтон — так называл меня мой брат, когда был еще совсем малышом, — недавно победила в заезде при ставках семнадцать к одному. Сейчас мои шансы были лучше, однако и дистанция гораздо длиннее. Один человек, поставивший на меня в апреле сто фунтов лондонскому букмекеру, когда ставки были тридцать три к одному, получил около пяти тысяч долларов. Нечего и говорить, сколько бы он получил, если бы сделал эту ставку в начале февраля, когда на меня сыпались удары в штате Нью-Хэмпшир.

Утро понедельника мы с Хиллари встретили в Филадельфии, на родине американской демократии. Это была первая остановка в нашей предвыборной поездке по восьми штатам протяженностью четыре тысячи миль, которая длилась двадцать четыре часа в сутки. В то время как Ал и Типпер Гор вели кампанию в других штатах, где шло противоборство, три «Боинга-727», покрашенные в красный, белый и голубой цвета, взяли на борт Хиллари, меня, наших сотрудников и огромное число журналистов в двадцатидевятичасовое путешествие. Когда в Мейфейр-Дайнер в Филадельфии, где мы сделали первую остановку, один человек спросил, что я сделаю в первую очередь в случае моего избрания, я ответил: «Поблагодарю Бога».

Потом мы отправились в Кливленд. Поскольку голос снова стал меня подводить, я сказал: «Тедди Рузвельт однажды заявил, что нам следует говорить тихо, однако держать в руках большую палку. Завтра я хочу говорить тихо и победить в Огайо». На организованном в одном из аэропортов в окрестностях Детройта митинге, во время которого рядом со мной стояло несколько выборных должностных лиц штата Мичиган и профсоюзных лидеров, очень активно работавших в ходе кампании, я прохрипел: «Если завтра вы будете моим голосом, я буду вашим голосом в течение четырех лет». После остановок в Сент-Луисе и Падуке, штат Кентукки, мы вылетели в Техас для участия в двух мероприятиях. Первое состоялось в Макаллене, далеко на юге Техаса, вблизи границы с Мексикой, где двадцать лет назад мы с Сарджентом Шрайвером оказались без денег и в очень затруднительном положении. До Форт-Уорта, где собравшихся людей развлекал знаменитый исполнитель рок-музыки и музыки в стиле кантри Джерри Джефф Уокер, мы добрались после полуночи. Вернувшись в самолет, я узнал, что мои сотрудники купили в отеле «Менгер» в Сан-Антонио, находящемся через улицу от Аламо, мангового мороженого на четыреста долларов. Все они слышали мои слова о том, как я его люблю, — я обнаружил это, работая в 1972 году в предвыборном штабе Макговерна. Мороженого оказалось достаточно, чтобы всю ночь кормить усталых пассажиров трех полных самолетов.

Тем временем в нашей штаб-квартире в Литл-Роке Джеймс Карвилл собрал моих сотрудников, которых было больше ста, на последнее совещание. После того как Джордж Стефанопулос представил его, Джеймс выступил с эмоциональной речью, заявив, что любовь и работа — два самых ценных дара, которые может получить человек, и поблагодарил всех сотрудников, в основном очень молодых, за эти подарки.

Мы вылетели из Техаса в Альбукерк, штат Нью-Мексико, на митинг, начинавшийся очень ранним утром, с моим старым другом, губернатором Брюсом Кингом. Около четырех часов утра я позавтракал мексиканскими блюдами, а затем направился в Денвер, где мы сделали последнюю остановку. Несмотря на ранний час, собралась огромная толпа, встретившая нас с энтузиазмом. После того как мэр Уэллингтон Уэбб, сенатор Тим Уирт и мой партнер по реформе образования губернатор Рэй Ромер немного ее «завели», с речью выступила Хиллари, и я с трудом, хриплым голосом произнес последние в ходе этой кампании слова благодарности и надежды, потому что у меня снова были не в порядке голосовые связки. Затем мы вернулись домой, в Литл-Рок.

В аэропорту нас с Хиллари встречали Челси, другие члены семьи, друзья и сотрудники нашей штаб-квартиры. Я поблагодарил их за все, что они для нас сделали, а затем отправился вместе со своей семьей на наш избирательный участок в Общинный центр Данбар, расположенный в квартале, где живут преимущественно афроамериканцы, и находящийся на расстоянии меньше мили от резиденции губернатора. Мы поговорили с людьми, собравшимися около центра, и расписались в бумагах, которые подали нам сотрудники избирательной комиссии. Затем Челси вместе со мной вошла в кабину для голосования, что она делала всегда, начиная с шестилетнего возраста. Когда я задернул занавеску, Челси отметила в списке мою фамилию и крепко меня обняла. После тринадцати месяцев огромных усилий это было все, что нам оставалось сделать. Когда проголосовала Хиллари, мы втроем, обнявшись, вышли на улицу, ответили на вопросы некоторых журналистов, пожали руки нескольким людям и отправились домой.

Для меня дни выборов всегда были олицетворением великой тайны демократии, как бы активно специалисты по опросам общественного мнения и ученые мужи ни старались ее развенчать. Это единственный день, когда простой гражданин получает такую же большую власть, как миллионер или президент. Одни люди используют ее, другие — нет. Те, кто приходит голосовать, выбирают кандидатов, руководствуясь самыми разными соображениями: порой полагаются на рассудок или интуицию, а порой твердо знают, чего хотят, или, наоборот, относятся к происходящему с некоторой долей скепсиса. Так или иначе, они обычно выбирают именно того лидера, который отвечает потребностям времени. Вот почему Америка все еще существует и на протяжении 228 лет добивается успехов.

Я решил участвовать в этой борьбе в значительной степени потому, что считал: именно я подхожу для этого времени драматических перемен в том, как американцы живут, работают, воспитывают детей и общаются с остальным миром. Многие годы я старался осознать, как решения политических лидеров влияют на жизнь людей. Мне казалось, я понял, что и как нужно делать. Я также знал, что прошу американский народ пойти на большой риск. Во-первых, люди не привыкли к президентам-демократам. Во-вторых, они испытывали сомнения по поводу моей кандидатуры: я был очень молод; занимал пост губернатора штата, о котором большинство американцев мало что знали; выступал против войны во Вьетнаме и уклонился от призыва на военную службу; придерживался либеральных взглядов на расовую проблему и проблему прав женщин и гомосексуалистов; мои высказывания часто выглядели непродуманными, особенно когда я говорил о необходимости достижения честолюбивых целей, которые, по крайней мере на поверхностный взгляд, казались взаимоисключающими; а кроме того, моя жизнь была далеко не безупречной.

Я изо всех сил старался убедить американский народ, что меня стоит выбрать, однако постоянное изменение результатов опросов общественного мнения и восстановление Россом Перо своих позиций показали: многие избиратели хотели мне верить, но у них еще оставались сомнения. С трибун предвыборных митингов Ал Гор просил людей подумать о том, какой заголовок они хотели бы прочесть в газетах после выборов: «Еще четыре года» или «Грядут перемены». Мне казалось, я знал, каким будет их ответ, однако в этот долгий ноябрьский день, как и все остальные, должен был подождать, чтобы убедиться в правильности своего предположения.

Вернувшись домой, мы втроем посмотрели старый фильм, снятый по произведению Джона Уэйна, и несколько часов подремали. Во второй половине дня я вместе с Челси отправился на пробежку в центр города и остановился у закусочной «Макдоналдс», чтобы выпить стакан воды, что я столько раз делал раньше. После того как я вернулся в резиденцию губернатора, мне не пришлось особенно долго ждать. Результаты начали поступать рано, примерно с 6:30 вечера. Я еще не успел переодеться после пробежки, когда меня назвали победителем в нескольких штатах на востоке страны. Через три с небольшим часа телекомпании сообщили предварительные результаты, согласно которым я одержал победу в целом по стране, после того как нас поддержал штат Огайо, где я получил преимущество в 90 тысяч голосов при общем их количестве 5 миллионов. В этом штате я победил с перевесом менее чем в 2 процента. Похоже, это отражало реальную ситуацию, поскольку Огайо был одним из штатов, обеспечивавших выдвижение моей кандидатуры на пост президента на предварительных выборах 2 июня. Кроме того, его избиратели предложили выдвинуть меня кандидатом на нашем съезде в Нью-Йорке. Активность людей была очень высокой — наиболее высокой с начала 1960-х годов. Всего проголосовало более 100 миллионов человек.

Когда все 104 600 366 бюллетеней были обработаны, выяснилось, что, согласно окончательным результатам, я победил с перевесом в 5,5 процента. Я пришел к финишу, получив 43 процента голосов по сравнению с 37,4 процента, набранными президентом Бушем, и 19 процентами, отданными Россу Перо. Это было лучшим результатом для третьего кандидата с тех пор, как в 1912 году Тедди Рузвельт вместе со своей Прогрессивной партией получил 27 процентов голосов. Мы с моим кандидатом на пост вице-президента как представители послевоенного поколения беби-бума добились наибольшей поддержки среди людей в возрасте старше шестидесяти пяти и моложе тридцати лет. Наше поколение, по-видимому, больше сомневалось в том, готовы ли мы к руководству страной. Предпринятые командами Буша и Перо в конце предвыборной кампании нападки на Арканзас за несколько дней до выборов уменьшили наши высокие результаты на два-три пункта. Факт неприятный, но мы не видели в нем ничего трагичного.

В пересчете на голоса выборщиков наше преимущество было более значительным. Президент Буш победил в восемнадцати штатах, получив 168 голосов выборщиков; за меня проголосовали 370 выборщиков из тридцати двух штатов и округа Колумбия, включая все штаты, граничащие с рекой Миссисипи, с севера на юг, кроме штата Миссисипи, и все штаты Новой Англии и Средней Атлантики. Я также одержал победу в тех штатах, где это казалось маловероятным, например в Джорджии, Монтане, Неваде и Колорадо. В одиннадцати штатах я победил с преимуществом в 3 или менее процентов; Аризона, Флорида, Вирджиния и Северная Каролина проголосовали за президента Буша. Кроме того, я получил небольшой перевес в Огайо, Джорджии, Монтане, Неваде, Нью-Хэмпшире, Род-Айленде и Нью-Джерси. В Арканзасе за меня отдали голоса 53 процента избирателей, что было самым высоким показателем по всей стране, а в двенадцати других штатах, включая некоторые крупные — Калифорнию, Иллинойс, Массачусетс и Нью-Йорк, — я победил с преимуществом в 10 или более процентов.

Хотя Перо помешал мне получить большинство голосов избирателей, но в то же время сам факт включения его фамилии в бюллетени почти наверняка увеличил мой перевес при голосовании коллегии выборщиков.

Почему американцы выбрали президента, принадлежавшего к поколению беби-бума, одного из трех самых молодых в истории США, губернатора небольшого штата? Опросы общественного мнения, проведенные среди проголосовавших избирателей, покидавших участки, показали, что важнейшей для них была проблема экономики, затем следовали дефицит бюджета и здравоохранение, а вопрос о моем характере занимал одно из последних мест. В конечном счете, я победил в споре о том, что именно отражают выборы. Во время президентской кампании это гораздо важнее, чем ответ на вопрос, согласны ли избиратели с позицией кандидата по конкретным проблемам. Однако я одержал победу не только благодаря своей позиции по вопросам экономики.

Мне также помогли Джеймс Карвилл и замечательная команда сотрудников, проводивших мою предвыборную кампанию, благодаря которым и я, и все остальные постоянно работали на достижение нашей цели и, проходя через взлеты и падения, делали все необходимое; опросы, проводимые Стэном Гринбергом и предоставлявшие нам очень ценные сведения; средства массовой информации, оплачивавшиеся Фрэнком Гриром; талантливые люди, возглавлявшие кампанию на низовом уровне; демократическая партия, объединенная профессионализмом и волей к победе Рона Брауна, не ослабевшей за десять лет, на протяжении которых нам не удавалось прийти к власти; исключительно активная поддержка меньшинств и женщин, способствовавших избранию в Конгресс шести женщин-сенаторов и сорока семи женщин — членов Палаты представителей, в то время как прежде женщин-конгрессменов было всего двадцать восемь. Мне также помогли отсутствие единства в рядах республиканцев и их чрезмерная уверенность в своих силах на начальном этапе; удивительно позитивные отзывы прессы во время всеобщих выборов, что было разительным контрастом по сравнению с ситуацией при проведении предварительных выборов; успешные действия Ала и Типпер Гор во время предвыборной кампании и то, что мы все олицетворяли смену поколений; философия «новых демократов» и идеи, которые сформировались у меня на посту губернатора Арканзаса, а также моя работа в Совете руководства демократической партии. И, наконец, я смог одержать победу, потому что вместе со мной под огнем были Хиллари и мои друзья, и потому, что я не сдавался, когда по мне наносились сильнейшие удары.

Вечером в день выборов мне позвонил президент Буш, чтобы принести свои поздравления. Он вел себя благородно и вместе с Дэном Куэйлом сделал все возможное для того, чтобы переходный период прошел максимально успешно. Я в последний раз пробежал глазами свое выступление по случаю победы, а потом мы с Хиллари произнесли молитву, поблагодарив Бога за нашу удачу и попросив божественного руководства в предстоящей работе. Затем мы, захватив Челси, поехали к зданию Законодательного собрания штата, где должно было состояться великое событие.

Старый Капитолий был моим любимым зданием в Арканзасе, в нем очень многое напоминало об истории моего штата и о моей собственной судьбе. Это было место, где шестнадцать лет назад я принимал тех, кто пришел пожелать мне удачи после приведения к присяге в качестве генерального прокурора, и где тринадцать месяцев назад я объявил о намерении баллотироваться на пост президента. Мы вышли на сцену, чтобы приветствовать Ала, Типпер и тысячи людей, заполнивших улицы в центре города. Я испытал потрясение, когда увидел лица всех этих людей, освещенные радостью и надеждой. Я был преисполнен благодарности. Мне доставили удовольствие слезы радости на лице моей матери, и я надеялся, что отец с гордостью смотрит на меня с небес.

Начиная эту поразительную одиссею, я не мог себе представить, насколько трудной и в то же время прекрасной она окажется. Люди, из которых состояла эта толпа, и миллионы таких же людей, как они, сделали свой выбор. Теперь я должен был доказать, что он был правильным. Я начал со слов: «В этот день весь американский народ с большой надеждой и отвагой в сердце проголосовал за то, чтобы начать все сначала». Я попросил всех, кто отдал предпочтение президенту Бушу и Россу Перо, поддержать мое стремление «воссоздать Соединенные Штаты», а закончил речь следующими словами:

Это была не просто победа партии, это была победа тех, кто много работает и соблюдает законы, победа людей, которые чувствуют себя обойденными и обделенными и хотят жить лучше... Сегодня вечером я принимаю на себя ответственность, которую вы возложили на меня как на руководителя величайшей страны в истории человечества, и делаю это с радостью и от всего сердца. Однако я прошу вас всегда быть американцами, стремящимися не только получать, но и отдавать; не только возлагать вину на других, но и принимать на себя ответственность; заботиться не только о себе, но и о других... Все вместе мы сможем сделать нашу страну, которую мы любим, такой, какой она была задумана.