Моя жизнь

ГЛАВА 53

Вначале июня я выступил с радиообращением, чтобы дать американцам разъяснение относительно психических проблем, с которыми столкнулась Типпер Гор. Я назначил Типпер моим официальным советником по вопросам психического здоровья, и не так давно она мужественно рассказала о своем личном опыте борьбы с депрессией. Через два дня мы с Хиллари присоединились к Алу и Типпер Гор на конференции по проблемам психического здоровья, которая проводилась в Белом доме. Мы говорили о тяжелых личных, экономических и социальных последствиях психических заболеваний, которые неизбежны, если страдающие ими люди не получают медицинской помощи.

В оставшиеся дни месяца я уделил особое внимание нашим мерам по повышению безопасности обращения с огнестрельным оружием; усилиям, направленным на разработку вакцины против СПИДа; моей инициативе сделать вопросы экологии и прав трудящихся обязательными элементами торговых переговоров с зарубежными странами; докладу, подготовленному для президента Консультативным советом по внешней разведке, о проблемах безопасности в лабораториях Министерства энергетики, занимающихся разработкой оружия. Я также рассмотрел планы восстановления льгот — медицинских и по утрате трудоспособности — для легальных иммигрантов; предложение по предоставлению помощи на основе программы «Медикэр» нетрудоспособным американцам, которые не могут оплатить расходы на лечение, потеряв возможность пользоваться своей медицинской страховкой из-за того, что поступили на работу; законопроект, призванный помочь повзрослевшим воспитанникам детских домов приспособиться к новой самостоятельной жизни; а также план модернизации программы «Медикэр» и продления срока существования ее трастового фонда.

Я с нетерпением ждал июля, предполагая, что это будет предсказуемый и позитивный месяц. Я собирался объявить, что белоголовый орел[71] исключен из списка видов, которым угрожает вымирание, а Ал Гор предполагал рассказать о нашем плане полного восстановления болот Эверглейдс во Флориде. Хиллари должна была начать свои предвыборные встречи с избирателями на ферме сенатора Мойнихена в Пиндарс-Корнерс на севере штата Нью-Йорк, а я планировал совершать поездки по стране, посещая бедные общины, чтобы продвигать мою инициативу «новых рынков» с целью привлечения инвестиций в районы, где еще не начался экономический рост. Все намеченное мы выполнили, но одновременно произошли и незапланированные, тяжелые или трагические события.

Мне позвонил премьер-министр Пакистана Наваз Шариф и спросил, смогу ли я принять его в Вашингтоне 4 июля, чтобы обсудить опасное противостояние с Индией, начавшееся несколькими неделями ранее, когда пакистанские войска под командованием генерала Первеза Мушаррафа пересекли так называемую линию контроля в Кашмире, которая была признанной и в основном соблюдаемой границей между Индией и Пакистаном. Шарифа беспокоило то, что ситуация, созданная Пакистаном, может стать неуправляемой, и он надеялся, что я не только смогу ему помочь разрешить кризис, но и стану посредником на переговорах с Индией. Еще до начала конфликта Шариф просил моей помощи, утверждая, что урегулирование проблемы в Кашмире требует моего внимания не меньше, чем Ближний Восток или Северная Ирландия. Я объяснил ему, что в упомянутых им регионах Соединенные Штаты были вовлечены в процесс примирения, поскольку этого хотели обе участвующие в противостоянии стороны, а в случае кашмирского конфликта Индия резко возражала против вмешательства извне.

Действия Шарифа озадачили меня, потому что в феврале премьер-министр Индии Атал Бехари Ваджпаи приезжал в Лахор в Пакистане, для проведения двусторонних переговоров, чтобы обсудить разногласия по Кашмиру и другие проблемы. Переговоры были сорваны из-за того, что Пакистан пересек линию контроля. Я не знал, то ли Шариф приказал начать вторжение, чтобы специально создать кризис, который, как он надеялся, приведет к американскому вмешательству в события, то ли просто побоялся противостоять влиятельным пакистанским военным. Как бы то ни было, Шариф оказался в ловушке, выбраться из которой оказалось нелегко.

Я сказал, что премьер-министр всегда будет желанным гостем в Вашингтоне, даже 4 июля, но если он хочет, чтобы я потратил на встречу с ним День независимости, то должен приехать в Соединенные Штаты, понимая две вещи: во-первых, он обязан согласиться на отвод своих войск за линию контроля, и, во-вторых, я не дам разрешения на вмешательство США в кашмирский конфликт, особенно в сложившихся обстоятельствах, потому что это может быть воспринято как поддержка неправомерных действий Пакистана.

Шариф ответил, что хочет приехать в любом случае. 4 июля мы встретились с ним в Блэр-хаус. День был знойным, но члены пакистанской делегации привыкли к жаре и в своих белых брюках и длинных туниках чувствовали себя более комфортно, чем сотрудники моей команды. Шариф опять убеждал меня помочь в разрешении кашмирского конфликта, а я в который раз объяснял ему, что без согласия Индии такое вмешательство не будет продуктивным, но обещал предпринять попытку убедить Ваджпаи возобновить двусторонний диалог при условии вывода пакистанских войск. Шариф согласился, и мы сделали совместное заявление, в котором говорилось, что будут предприняты шаги для восстановления границы по линии контроля и что я поддерживаю возобновление активных двусторонних переговоров после прекращения военных действий.

После встречи я подумал о том, что, видимо, Шариф приехал для того, чтобы, воспользовавшись давлением со стороны Соединенных Штатов, обеспечить себе прикрытие, которое дало бы ему возможность отдать приказ военным прекратить боевые действия. Зная о шатком положении Шарифа на родине, я надеялся, что он сумеет сохранить свой пост, так как мне была необходима его поддержка в борьбе с терроризмом.

Пакистан — одна из немногих стран, имеющих тесные связи с «Талибаном» в Афганистане. Перед тем как Шариф приехал ко мне 4 июля, я уже трижды просил его помочь арестовать бен Ладена: на нашей встрече в декабре предыдущего года, на похоронах короля Хусейна и в телефонном разговоре, состоявшемся в июне, после которого я направил Шарифу письмо с напоминанием об этой просьбе. Мы располагали данными разведки, что «Аль-Каида» планировала нападения на сотрудников правительства США, американские представительства в разных странах мира и, возможно, даже в самих Соединенных Штатах. Нам удалось ликвидировать ряд ячеек «Аль-Каиды» и арестовать некоторых членов этой организации, но, пока Бен Ладен и его ближайшие помощники не были арестованы или ликвидированы, угроза сохранялась. 4 июля я прямо сказал Шарифу, что, если он не будет нам активно помогать, я объявлю, что Пакистан, по существу, поддерживает террористов в Афганистане.

В день встречи с Шарифом я подписал президентский указ, который вводил экономические санкции против «Талибана», замораживал его активы и запрещал коммерческие сделки с этой организацией. Одновременно американские инструкторы при поддержке Шарифа начали готовить шестьдесят пакистанских коммандос, чтобы заслать их в Афганистан для поимки бен Ладена. Шансы на успех этого предприятия я оценивал скептически: даже если Шариф искренне хотел нам помочь, среди пакистанских военных было много людей, симпатизировавших «Талибану» и «Аль-Каиде». Тем не менее я считал, что мы ничего не теряем и стоит использовать все возможности.

Через день после встречи с Шарифом в присутствии большой делегации, в которую входили видные представители бизнеса, конгрессмены, члены кабинета, преподобный Джесси Джексон и Ал Фром, я начал свой тур по «новым рынкам», начав с Хазарда, штат Кентукки.

Я был рад, что Джексон отправился с нами в эту поездку и что мы начали ее в Аппалачах — самом бедном среди районов США с исключительно белым населением. Джесси давно работал над тем, чтобы привлечь больше частных инвестиций в такие регионы. Наша дружба еще больше окрепла в год импичмента, когда он постоянно поддерживал мою семью, особое внимание уделяя Челси. Из Кентукки мы отправились в Кларксдейл, штат Миссисипи; Ист-Сент-Луис, штат Иллинойс; резервацию Пайн-Ридж, штат Южная Дакота; в Финикс, штат Аризона, где посетили район, населенный латиноамериканцами, и район Уоттс в Лос-Анджелесе.

Хотя в последние два года уровень безработицы в Америке оставался низким — чуть больше 4 процентов, все общины, которые мы посетили, и многие другие, им подобные, страдали от недостатка рабочих мест. Уровень безработицы в них был значительно выше, а доходов, напротив, существенно ниже, чем в среднем по стране. Например, в Пайн-Ридж уровень безработицы превышал 70 процентов. Тем не менее везде, где мы побывали, я встречался с умными и трудолюбивыми людьми, чей вклад в экономику мог быть значительно большим, чем был в то время.

Я считал, что политика привлечения дополнительных инвестиций в такие районы не только целесообразна, но и экономически выгодна. Мы уже добились самого высокого роста экономики и производительности труда в нашей истории. Существовало три возможности продолжить этот рост без усиления инфляции: продавать больше продукции и услуг в зарубежных странах; увеличивать уровень занятости определенных категорий населения, например получателей социальных пособий; оживлять новые рынки в Америке, уровень инвестиций в которые до сих пор был чрезмерно низким, а безработицы — чересчур высоким.

По первым двум направлениям мы уже добились успехов, заключив более двухсот пятидесяти торговых соглашений и начав реформу социального обеспечения. По третьему направлению старт тоже оказался удачным: активно реализуя «Закон о реинвестициях на развитие общин», мы создали более ста тридцати зон поддержки и развития предпринимательства и банков развития, но эти действия пока еще не коснулись многих бедных общин и районов. Я готовил законопроект по увеличению на 15 миллиардов долларов инвестиций в центральные бедные районы крупных городов[72], небольшие сельские городки и индейские резервации. Поскольку это были меры, направленные на развитие свободного предпринимательства, я надеялся получить твердую поддержку обеих партий. Меня также обнадеживало то обстоятельство, что в успехе этой программы был особо заинтересован спикер Хастерт.

Пятнадцатого июля Эхуд и Нава Барак приняли наше с Хиллари приглашение провести день в Кэмп-Дэвиде и переночевать там. После очень приятного совместного ужина мы с Эхудом проговорили до трех часов ночи. Было ясно, что он хочет успешно завершить мирный процесс и считает, что его убедительная победа на выборах дает ему право на это рассчитывать. Барак был настроен добиться существенных результатов именно в Кэмп-Дэвиде, особенно после того, как я показал ему здание, где в 1978 году проходили основные переговоры между Анваром Садатом и Менахемом Бегином при посредничестве президента Картера.

Одновременно я пытался возобновить мирный процесс в Северной Ирландии. К тупиковой ситуации привели разногласия между «Шин Фейн» и юнионистами по поводу того, когда должна быть распущена ИРА — до или после формирования нового правительства. Я рассказал об этой проблеме Бараку, которого заинтересовали различие и сходство между мирным процессом в Северной Ирландии и в его регионе.

На следующий день пришло известие о гибели Джона Кеннеди-младшего, его жены Кэролайн и ее сестры Лорен: маленький самолет, который пилотировал Джон, потерпел катастрофу над океаном неподалеку от побережья штата Массачусетс. Я полюбил Джона еще тогда, когда впервые встретился с ним в 1980-х годах: в то время он был студентом-юристом и работал стажером в фирме Мики Кантора в Лос-Анджелесе. Джон пришел на одно из первых мероприятий моей избирательной кампании в Нью-Йорке в 1991 году, а незадолго до его гибели я с удовольствием показал ему и Кэролайн жилые этажи Белого дома. Тед Кеннеди произнес великолепную поминальную речь еще об одном погибшем члене своей семьи, отметив, что, «как и его отец, Джон был всесторонне одаренным человеком».

Двадцать третьего июля в возрасте семидесяти лет скончался король Марокко Хасан II. Он был союзником Соединенных Штатов, поддерживал ближневосточный мирный процесс, и у нас сложились великолепные личные взаимоотношения. И снова экс-президент Буш сразу согласился вылететь вместе со мной, Хиллари и Челси на похороны в Марокко. Вместе с президентом Мубараком, Ясиром Арафатом, Жаком Шираком и другими иностранными лидерами я прошел три мили по центральной части Рабата, следуя за конным катафалком. На улицы города вышло более миллиона людей, которые рыдали и стенали от горя, выражая почтение к своему усопшему монарху. Постоянный скорбный гул сделал эти похороны одним из самых необычных событий, в которых я принимал участие. Думаю, Хасан был бы удовлетворен тем, как его проводили в последний путь.

После короткой встречи с сыном и наследником Хасана королем Мохаммедом VI я вернулся домой, работал там пару дней, а потом вылетел в Сараево, где присоединился к нескольким главам европейских государств, вместе с которыми мы поддержали Пакт стабильности на Балканах — соглашение о помощи региону в решении его текущих проблем и дальнейшем экономическом развитии. Для этой цели расширялся доступ балканских товаров на наши рынки; начиналась работа по подготовке к принятию в ВТО стран Юго-Восточной Европы; предоставлялись инвестиции и гарантии по кредитам для поддержки частных вложений в регион.

Остаток лета пролетел быстро. Я продолжал обсуждать с республиканцами наши разногласия по бюджету, а также размеру и распределению предложенного ими сокращения налогов. Дик Холбрук был наконец утвержден в должности посла США в ООН. Процесс утверждения тянулся неимоверно долго: четырнадцать месяцев. Приближался срок, когда Хиллари должна была объявить о выдвижении своей кандидатуры в Сенат.

В августе мы совершили две поездки в Нью-Йорк, чтобы выбрать себе жилье. 28-го числа осмотрели в местечке Чаппакуа, что в сорока милях от Манхэттена, фермерский дом, который был заложен в конце XIX века, а потом существенно достроен в 1989 году. Старая его часть была очаровательной, а новая — просторной и полной света. Как только мы с Хиллари поднялись наверх, в спальню хозяев, я сказал ей, что нам нужно купить этот дом. Спальня находилась в новой, построенной в 1989 году, части здания. Там были очень высокие потолки, множество стеклянных дверей, выходивших во внутренний двор, и огромные окна на противоположной от входа стене. Когда Хиллари спросила, на чем основано мое решение, я ответил: «Потому что тебе предстоит участвовать в трудной избирательной кампании. Будут и тяжелые, печальные дни. Эта прекрасная комната просто купается в свете, поэтому ты будешь просыпаться здесь утром в хорошем настроении».

Во второй половине августа я побывал в Атланте, чтобы наградить Президентской медалью свободы экс-президента Картера и его супругу за выдающиеся усилия, которые они предпринимали как частные граждане после окончания срока его полномочий. Через пару дней, во время церемонии в Белом доме, я вручил награды еще нескольким выдающимся американцам, включая президента Форда и сенатора Ллойда Бентсена. Другие награжденные — активисты движения за гражданские права, демократию, права трудящихся и экологию — были менее известны, чем Форд и Бентсен, но каждый из них внес уникальный и существенный вклад в развитие Америки.

Я принял участие в нескольких избирательных кампаниях, побывав вместе с Алом Гором в Арканзасе, чтобы встретиться с местными фермерами и афроамериканскими лидерами со всего Юга, а также в большом мероприятии для сбора финансовых пожертвований, на котором собралось много людей, поддерживавших мои прежние избирательные кампании. Я также выступал с речью и играл на саксофоне на предвыборном собрании, проводимом Хиллари на Мартас-Виньярд, и появлялся вместе с нею на подобных мероприятиях в Нью-Йорке, включая посещение ярмарки в городе Сиракьюс, где пообщался с фермерами, чувствуя себя среди них своим человеком. Я с удовольствием помогал Хиллари и Алу, и мне очень нравилось, что после того как на протяжении многих лет в проведении моих избирательных кампаний мне оказывали помощь другие люди, у меня появилась возможность завершить свою политическую карьеру так, как я ее когда-то начинал: участвуя в предвыборных мероприятиях тех людей, в которых верил.

В начале сентября наконец завершилось дело Генри Сиснероса. Независимый прокурор Дэвид Баррет предъявил ему обвинение по восемнадцати (!) эпизодам, поставив Генри в вину то, что во время интервью, которое проводило ФБР в 1993 году, он сознательно занизил свои личные расходы. За день до суда Баррет, который знал, что ему не выиграть дело, предложил следующее: Сиснерос признает себя виновным в незначительном нарушении закона, платит штраф в 10 тысяч долларов и освобождается от тюремного заключения. Генри согласился на это, чтобы избежать огромных затрат на услуги адвокатов, которых неизбежно потребовал бы длительный судебный процесс. Баррет потратил более 9 миллионов долларов налогоплательщиков на то, чтобы четыре года отравлять жизнь порядочному человеку. Всего за несколько недель до описываемых событий срок действия закона о независимом прокуроре истек.

Большую часть сентября я посвятил внешней политике. В начале месяца Мадлен Олбрайт и Деннис Росс отправились в Газу, чтобы поддержать Эхуда Барака и Ясира Арафата на следующем этапе реализации соглашений, достигнутых в Уай-Ривер, которые предусматривали открытие порта для палестинцев — дороги, соединяющей Западный берег реки Иордан и сектор Газа; передачу под контроль палестинцев 11 процентов территории Западного берега и освобождение трехсот пятидесяти заключенных палестинцев. Затем Олбрайт и Росс отправились в Дамаск, чтобы побудить президента Асада побыстрее ответить на предложение Барака начать с ним мирные переговоры.

Девятого сентября я впервые в жизни отправился в Новую Зеландию, где проходил саммит Организации азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества. Челси поехала со мной, а Хиллари осталась дома, чтобы вести свою избирательную кампанию. Одна из главных тем саммита была связана с Индонезией и жестоким подавлением ее вооруженными силами движения за независимость в Восточном Тиморе. В этом католическом анклаве страны с самым большим в мире мусульманским населением уже давно происходили конфликты. Большинство стран АТЭС поддерживало идею отправки в Восточный Тимор международных миротворческих сил. Готовность возглавить эту миссию выразил премьер-министр Австралии Джон Говард. Сначала индонезийцы возражали против такого предложения, но потом им пришлось подчиниться. Для отправки военных сил в Восточный Тимор была сформирована международная коалиция под руководством Австралии, и я заверил премьер-министра Говарда, что, если понадобится, готов послать пару сотен американских военнослужащих, чтобы обеспечить материально-техническое снабжение союзников.

Я также обсудил с президентом Цзяном проблему вступления Китая в ВТО, провел совместную дискуссию с Ким Дэ Чжуном и Кейзо Обучи для того, чтобы подтвердить нашу общую позицию по Северной Корее, и впервые встретился с Владимиром Путиным — новым российским премьер-министром, которого Борис Ельцин избрал своим преемником. Путин был его полной противоположностью. Ельцин был высоким и плотным, а Путин — человеком небольшого роста, который благодаря долгим годам занятий боевыми искусствами находился в отличной физической форме. Ельцин был разговорчив, а бывший сотрудник КГБ Путин — сдержан и немногословен. После этой встречи я пришел к выводу, что Ельцин выбрал преемника, обладающего навыками и способностями, которые позволят ему лучше справляться с трудной задачей управления бурной политической и экономической жизнью России, чем, учитывая проблемы со здоровьем, это удается ему самому. К тому же Путин обладал достаточной твердостью и волей, чтобы защищать интересы России и то наследие, которое ему оставил Ельцин.

Перед тем как мы покинули Новую Зеландию, Челси, мне и моим сотрудникам представилась возможность ознакомиться с этой прекрасной страной. Премьер-министр Дженни Шипли и ее супруг Бертон принимали нас в Квинстауне. Я там сыграл в гольф с Бертоном, Челси исследовала пещеры вместе с детьми Шипли, а некоторые из моих сотрудников спрыгнули с высокого моста на эластичном тросе. Джин Сперлинг пытался уговорить меня тоже попробовать, но я сказал ему, что уже пережил в своей жизни все свободные падения, которые был в силах выдержать.

Последним пунктом нашей поездки стал Международный антарктический центр в Крайстчерче, который служил базой для американских исследований Антарктиды. В центре находился большой тренажер, на котором моделировались суровые антарктические морозы. Я отправился туда, чтобы снова привлечь внимание к проблеме глобального потепления. Антарктида — это огромный «холодильник» нашей планеты, покрытый двухкилометровым слоем льда, от которого из-за глобального потепления недавно отломился огромный кусок размером со штат Род-Айленд. Я дал разрешение на публикацию ранее засекреченных спутниковых фотографий этого континента, чтобы ученые смогли лучше изучить происходящие здесь изменения. Для меня и Челси наиболее запомнившимся событием стало знакомство с сэром Эдмундом Хиллари, который в 1950-х годах исследовал Южный полюс и первым ступил на вершину горы Эверест, а самое главное, был тем человеком, в честь которого получила свое имя мама Челси.

Вскоре после возвращения в Америку я отправился в Нью-Йорк, чтобы открыть последнюю сессию Генеральной Ассамблеи ООН в XX столетии. Я призвал делегатов принять три резолюции, призванные усилить борьбу с бедностью и сделать глобальную экономику более гуманной; активизировать наши усилия по предупреждению и прекращению убийств невинных людей в этнических, религиозных, расовых и племенных конфликтах; способствовать предотвращению использования ядерного, химического или биологического оружия безответственными странами или террористическими группами.

В конце месяца я вернулся к внутренним проблемам, наложив вето на последнее из предложений республиканцев по снижению налогов, потому что оно было «слишком большим и раздутым», и в случае реализации непомерно тяжелым бременем легло бы на американскую экономику. Если бы мы приняли эти предложения, то значительное сокращение ассигнований на образование, здравоохранение и охрану окружающей среды стало бы неизбежным. Нам не удалось бы продлить существование трастовых фондов социального страхования и программы «Медикэр» и дополнить ее крайне необходимыми льготами на покупку лекарств, отпускаемых по рецептам.

По прогнозам, профицит бюджета в текущем году должен был составить 100 миллиардов долларов, но предложенное республиканцами сокращение налогов привело бы к тому, что через десять лет бюджетные поступления уменьшились бы на триллион долларов. Предложения республиканцев основывались на прогнозируемом повышении бюджетных доходов, но мои оценки были значительно более консервативными. Если бы прогнозы оказались неверными, это бы снова привело к дефициту бюджета, а следовательно, повышению процентных ставок и замедлению экономического роста. В предыдущие пять лет ежегодные прогнозы Бюджетного управления Конгресса расходились с реальными данными в среднем на 13 процентов, оценки же нашей администрации оказывались более точными. Опираться на подобные предположения было безответственным риском. Я попросил республиканцев сотрудничать с Белым домом и демократами в том же духе, который сделал возможным принятие поддержанного обеими партиями закона о реформе социального обеспечения в 1996 году и закона о сбалансированном бюджете в 1997 году.

Двадцать четвертого сентября в Старом здании Исполнительного управления мы с Хиллари проводили прием, посвященный успеху, которым увенчались усилия обеих партий, направленные на увеличение числа американских семей, усыновивших детей, ранее находившихся на воспитании в детских домах и приютах. За два года, прошедшие с момента принятия соответствующего закона, таких семей стало больше на 30 процентов. Я отдал должное Хиллари, которая работала над решением данной проблемы более двадцати лет, и, пожалуй, самому активному стороннику этих реформ в Палате представителей Тому Делею, который сам был приемным отцом.

Я бы хотел, чтобы подобных моментов стало больше, но, к сожалению, даже после этого случая Делей не верил, что можно сотрудничать с «врагом».

Столкновения с республиканцами возобновились в начале октября, когда Сенат, во время голосования жестко отслеживающий партийную принадлежность кандидатов, не утвердил мое предложение о назначении Ронни Уайта на должность федерального окружного судьи. Уайт был первым афроамериканцем — членом Верховного суда штата Миссури и очень уважаемым судьей. Его не утвердили после того, как консервативный сенатор от штата Миссури Джон Эшкрофт, ведущий тяжелую борьбу за переизбрание с губернатором Мелом Карнаханом, существенно исказил информацию о том, как Уайт рассматривал дела, по которым обвиняемые приговаривались к смертной казни. Уайт проголосовал за утверждение 70 процентов таких вердиктов, причем более чем в половине тех случаев, когда он выступал против утверждения смертного приговора, к такому же мнению единодушно приходили и другие судьи. Эшкрофт ввел в заблуждение своих коллег-республиканцев, так как думал, что это поможет ему в борьбе против поддерживавшего Уайта губернатора Карнахана и принесет голоса избирателей — сторонников смертной казни в штате Миссури.

Эшкрофт был не единственным человеком, политизировавшим процесс утверждения кандидатур в Сенате. К этому времени сенатор Джесси Хелмс уже на протяжении многих лет не давал разрешения Сенату проголосовать за утверждение чернокожего судьи в качестве члена федерального Апелляционного суда Четвертого округа, хотя в этом суде еще никогда не заседал афроамериканец. И после этого республиканцы удивлялись, почему чернокожие за них не голосуют!

Наши межпартийные разногласия распространились даже на договор о запрещении испытаний ядерного оружия, который со времен Эйзенхауэра поддерживали все президенты, — как республиканцы, так и демократы. За его подписание выступал Объединенный комитет начальников штабов, и наши эксперты по ядерному оружию тоже говорили, что для проверки его надежности не нужны испытания, но мы не могли получить две трети голосов в Сенате, необходимые для ратификации договора, и Трент Лотт пытался убедить меня не ставить этот вопрос на голосование до истечения срока моих полномочий. Я не мог понять: то ли взгляды сенаторов-республиканцев действительно настолько «поправели», то ли они просто не хотят давать мне возможность добиться еще одного успеха. В любом случае их отказ ратифицировать договор о запрещении ядерных испытаний ослаблял убедительность наших аргументов в пользу того, что другие страны не должны разрабатывать или испытывать подобное оружие.

Я продолжал помогать Алу Гору и другим демократам проводить избирательные кампании, включая участие в двух встречах с активистами движения сексуальных меньшинств, которые активно поддерживали Ала и меня, поскольку среди сотрудников нашей администрации было довольно много геев и лесбиянок, открыто заявивших о своей сексуальной ориентации. Кроме того, мы решительно поддержали закон «О недопустимости дискриминации при приеме на работу» и законы о преступлениях, мотивом которых является ненависть. В соответствии с ними противоправные действия, совершенные против людей из-за их расы, инвалидности или сексуальной ориентации, приравнивались к нарушениям федерального уголовного законодательства, которые должны расследоваться ФБР.

Как только у меня появлялась возможность, я приезжал в Нью-Йорк, чтобы поддержать Хиллари. Ее вероятным оппонентом был мэр Нью-Йорка Руди Джулиани — агрессивный и противоречивый человек, но совсем не такой консервативный, как республиканцы в Конгрессе. У меня с ним сложились теплые отношения, во многом потому, что мы оба поддерживали программу «Фараон» (COPS), предусматривавшую усиление полиции и меры по контролю над продажей огнестрельного оружия.

Джордж Буш уверенно двигался к тому, чтобы стать кандидатом от республиканцев, так как многие соперники уже сняли свои кандидатуры и его единственным реальным оппонентом оставался сенатор Джон Маккейн. Я находился под впечатлением от избирательной кампании Буша с тех пор, как на ферме в Айове впервые услышал от него о «сострадательном консерватизме». Я думал, что эта блестящая формулировка — единственная возможность убедить людей голосовать против администрации, деятельность которой одобряло 65 процентов избирателей. Буш не мог оспаривать того, что мы создали 19 миллионов новых рабочих мест, что продолжался экономический рост и уже седьмой год подряд снижался уровень преступности. Вместо этого, разъясняя избирателям, не определившим свою позицию, предложенную им идею «сострадательного консерватизма», Буш обещал: «Я обеспечу вам такие же хорошие условия, но с меньшим числом правительственных чиновников и большим сокращением налогов. Вам это нравится?» По большинству вопросов Буш был солидарен с консервативными республиканцами из Конгресса, но критиковал их проект бюджета как слишком жесткий по отношению к бедным, поскольку он предусматривал повышение налогов для американцев с низкими доходами, отменял налоговый кредит на заработанный доход и одновременно сокращал налоги для богатых.

Несмотря на то что Буш был опасным противником и опытным политиком, я верил, что Ал Гор выиграет, хотя ранее это удавалось только двум вице-президентам — Мартину Ван Бурену и Джорджу Бушу-старшему. Страна находилась в хорошей форме, и наша администрация пользовалась прочной поддержкой. Все вице-президенты, которые выставляли свою кандидатуру на выборах в президенты, сталкивались с двумя проблемами: большинство людей не знали, что именно они сделали на своем посту, и не ассоциировали их с успехами, достигнутыми администрацией, поскольку в прессе к ним прочно приклеивался ярлык «второго человека». Я сделал все от меня зависящее, чтобы помочь Алу избежать этих проблем: давал такие задания, которые позволяли ему проявить себя и привлечь к себе внимание, и заботился о том, чтобы он получил заслуженное общественное признание за неоценимый вклад в наши общие успехи. И все же, несмотря на то что Ал Гор был, безусловно, наиболее активным и влиятельным вице-президентом в истории, реальные результаты его работы и ее восприятие обществом все еще не совпадали.

Самой большой проблемой для Ала было продемонстрировать свою независимость и одновременно подчеркнуть сопричастность к достижениям нашей администрации. Он уже заявил о том, что осуждает мои личные проступки, но очень горд тем, что мы сделали для американского народа. Теперь, я полагал, ему следует заявить: независимо от того, кто станет следующим президентом, перемены неизбежны; весь вопрос для избирателей заключается в том, будут ли эти изменения происходить в верном направлении или мы сделаем поворот на 180 градусов и вернемся к политике, которая в прошлом себя уже дискредитировала. Губернатор Буш, совершенно очевидно, выступал за возвращение к экономике «просачивающегося богатства». На протяжении двенадцати лет мы использовали на практике эту политику, а в следующие семь лет применяли наш подход. Он работал лучше, и мы могли это наглядно продемонстрировать.

Кампания давала Алу возможность напомнить избирателям, что я ухожу, а республиканцы, которые затеяли импичмент и поддерживали Старра, остаются. Американцы нуждались в президенте, способном защитить их интересы, чтобы республиканцы не получили возможность снова злоупотреблять властью или проводить жесткую политику, которую, несмотря на остановки работы правительства, я заблокировал во время баталий вокруг бюджета. Существовало много доказательств— всего годичной давности— что, если избиратели будут воспринимать выборы президента как выбор своего будущего и им напомнят о том, как вели себя республиканцы, демократы получат преимущество.

Когда некоторые средства массовой информации стали развивать теорию о том, что из-за меня Ал может проиграть выборы, у меня с ним состоялся забавный телефонный разговор. Я сказал, что искренне заинтересован в том, чтобы он выиграл, и, если это может помочь, готов позволить ему отстегать меня бичом прямо у дверей редакции газеты Washington Post. Ал невозмутимо парировал: «Может быть, нам стоит провести по этому поводу опрос общественного мнения?» Я рассмеялся и ответил: «Да, нужно выяснить, что им больше понравится: если я останусь в рубашке или если меня будут хлестать прямо по голому телу».

Двенадцатого октября премьер-министр Пакистана Наваз Шариф был свергнут в результате военного переворота, организованного генералом Мушаррафом — тем самым, который дал приказ войскам перейти линию контроля в Кашмире. Я был обеспокоен подавлением демократии в этой стране и призвал как можно скорее восстановить гражданское правительство. Захват власти Мушаррафом незамедлительно привел к тому, что программу отправки в Афганистан пакистанских коммандос для поимки или ликвидации Усамы бен Ладена пришлось отменить.

В середине месяца Кен Старр объявил о своей отставке. Взамен него присяжные заседатели во главе с судьей Сентеллом выбрали Роберта Рея, который работал в аппарате Старра до того, как перешел к Дональду Смальтцу во время неудачной попытки обвинить Майка Эспи. К концу срока моих полномочий Рей тоже хотел «урвать кусок»: он потребовал от меня письменного признания, что я дал ложные показания, и согласия временно приостановить действие моей юридической лицензии в обмен на прекращение независимого расследования. Я сомневался в том, что Рей действительно может предъявить мне какие-либо обвинения, учитывая, что присяжные заседатели — представители обеих партий — во время слушаний по импичменту заявили, что ни один ответственный прокурор не станет этого делать, но я готовился к переменам в своей жизни и не хотел усложнять начало политической карьеры Хиллари. В любом случае, я не мог согласиться с тем, что намеренно давал ложные показания, потому что этого не делал. Тщательно прочитав свои показания и найдя в них пару ошибочных ответов, я передал Рею заявление, в котором говорилось, что я пытался давать правдивые показания, но некоторые из моих ответов оказались неверными. Он принял это заявление. После почти шести лет расследования и потраченных 70 миллионов долларов налогоплательщиков дело «Уайтуотер» было закрыто.

Но «урвать кусок» стремились далеко не все. В середине месяца я пригласил в Белый дом моих одноклассников, чтобы отпраздновать тридцать пятую годовщину нашего выпуска, — так же, как сделал это пятью годами раньше, во время празднования тридцатилетия окончания школы. Я всегда с удовольствием вспоминал свои школьные годы и встречался с одноклассниками. На этот раз некоторые из них сказали мне, что за прошедшие семь лет их жизнь стала лучше. Сын одного из моих одноклассников заявил, что я, по его мнению, был хорошим президентом, но «больше всего я вами гордился, когда вы противостояли этой затее с импичментом». Я часто слышал это от людей, которые чувствовали себя беспомощными, столкнувшись со своими собственными ошибками и несчастьями. Тот факт, что я не сдался, придавал им сил, поскольку им самим тоже предстояло бороться.

В конце месяца обструкция Сената в очередной помешала принятию законопроекта о реформе финансирования избирательных кампаний; мы отпраздновали пятую годовщину волонтерской организации «Америкорпс», в которой на данный момент работали 150 тысяч американцев; мы с Хиллари провели в Белом доме конференцию, посвященную филантропии, надеясь расширить рамки благотворительности и повысить ее эффективность, и отпраздновали день рождения моей жены на вечере «Бродвей для Хиллари»[73], напомнившем мне о празднике, который звезды Бродвея организовали для меня в 1992 году.

Ноябрь я начал поездкой в Осло, где возобновились переговоры между израильтянами и палестинцами, для того чтобы оказать помощь их участникам и почтить память Ицхака Рабина в четвертую годовщину его гибели. Премьер-министр Норвегии Кьель Бондевик решил, что встреча в Осло будет способствовать продвижению мирного процесса. Наш посол Дэвид Хермелин — неугомонный человек, предками которого были норвежские евреи, пытался оказать посильную помощь, угощая кошерными сосисками и Барака, и Арафата. Переговоры, в которых также участвовали Шимон Перес и Лия Рабин, принесли ожидаемый эффект, и я был убежден, что Барак и Арафат хотят завершить мирный процесс подписанием договора и сделают это в 2000 году.

Примерно в те же дни несколько журналистов задали мне вопросы о моем наследии. Кем я останусь в истории? Человеком, обеспечившим экономическое процветание? Миротворцем? Отвечая им, я попытался говорить не только о моих конкретных достижениях, но и об ощущении новых возможностей и общности, которые хотел утвердить в Америке. Но, по правде говоря, у меня не было времени задумываться о таких вещах: я хотел активно работать до самого последнего дня. А мое наследие, вероятно, само о себе позаботится через много лет после моей смерти.

Четвертого ноября я начал еще один тур по «новым рынкам», на этот раз отправившись в Ньюарк, Хартфорд и Хермитедж в штате Арканзас — маленький городок, где в конце 70-х помог построить жилье для рабочих-иммигрантов, работавших на уборке помидоров. Тур я завершил в Чикаго вместе с Джесси Джексоном и спикером Хастертом, который решил поддержать нашу инициативу. Джесси великолепно выглядел в элегантном костюме в тонкую полоску, и я подшутил над ним, сказав, что сегодня он «нарядился, как спикер-республиканец». Я был рад поддержке Хастерта и уверен, что в следующем году мы утвердим законопроект.

Во вторую неделю месяца я присоединился к Алу Фрому для участия в первой онлайновой интернет-конференции. Когда я вступал в должность президента, существовало всего 50 веб-сайтов, теперь их число выросло до 9 миллионов, и каждый час в Интернете появлялось 100 тысяч новых страниц. Программа распознавания речи, с помощью которой мои устные ответы трансформировались в печатный текст, уже привычная сегодня, тогда была в новинку. Два человека спросили меня о том, что я собираюсь делать, когда покину Белый дом. Я тогда еще об этом не думал, но уже начал разрабатывать планы организации моей президентской библиотеки и подбирать для нее книги. Каждый президент должен найти средства, необходимые для строительства собственной библиотеки и поддержания ее функционирования. Потом Национальный архив предоставляет в его распоряжение персонал, который организует ее деятельность и заботится о пополнении фондов. Я изучил работы нескольких архитекторов и посетил многие президентские библиотеки. Подавляющее большинство людей приходит туда посмотреть на собрание книг, но при строительстве здания нужно учитывать и то, что в нем должны быть помещения для хранения архивов. Я хотел, чтобы выставочный зал получился просторным, красивым и полным света, а вся экспозиция демонстрировала переход Америки в XXI столетие.

Архитектора Джима Полшека и его фирму я выбрал потому, что мне понравился построенный в Нью-Йорке по его проекту Центр Роуз по исследованию Земли и космоса, представляющий собой огромную конструкцию из стекла и стали, внутри которой находится большой глобус. Организовать экспозицию я попросил Ральфа Аппельбаума, поскольку считал, что его работа по оформлению Музея холокоста в Вашингтоне была лучшей из всех, какие мне когда-либо доводилось видеть. Я уже приступил к работе с обоими авторами. Незадолго до ее окончания Полшек заявил, что я был худшим из всех клиентов, с которыми ему приходилось иметь дело. Если он приходил ко мне через полгода после нашей предыдущей встречи и за это время в проект были внесены даже самые незначительные изменения, я их тут же замечал и начинал спрашивать Джима, чем они вызваны.

Я хотел, чтобы здание библиотеки располагалось в Литл-Роке, поскольку был многим обязан моему родному штату и считал, что в американской глубинке ее смогут посетить люди, которые никогда не ездят в Вашингтон или Нью-Йорк. Город Литл-Рок по инициативе его мэра Джима Дейли и члена городского совета доктора Дина Кумпуриса выделил под строительство библиотеки двадцать семь акров земли на берегу реки Арканзас, в старой, недавно перестроенной части города, недалеко от Старого здания Капитолия штата, где произошло много важных событий моей жизни.

Кроме строительства библиотеки я планировал написать книгу о своей жизни и деятельности на посту президента. Я знал, что мне придется напряженно работать в течение трех-четырех лет, чтобы расплатиться с адвокатами, купить дом, вернее два дома, если Хиллари победит на выборах в Сенат, а также отложить кое-какие деньги для нее и Челси. Остаток жизни я хотел посвятить служению обществу. Джимми Картер очень многое сделал за годы после своего президентства. Я считал, что и мне это по силам.

В середине месяца, отправляясь в десятидневную поездку в Турцию, Грецию, Италию, Болгарию и Косово, я приветствовал заявление Кофи Аннана о том, что в начале декабря президент Кипра Глафкос Клеридес и лидер турков-киприотов Рауф Денкташ начнут «переговоры о сближении», которые будут проходить в Нью-Йорке. Кипр получил независимость от Великобритании в 1960 году. В 1974 году президент Кипра архиепископ Макариос был свергнут во время переворота, организованного греческим военным режимом. В ответ турецкие военные послали на остров войска для защиты турок-киприотов, разделив страну на две части и де-факто создав независимый турецкий анклав на севере Кипра. Многие жившие там греки покинули свои дома и переселились на юг. С тех пор остров оставался разделенным, а в отношениях между Турцией и Грецией постоянно возникала напряженность. Греция хотела покончить с присутствием турецких вооруженных сил и найти решение, которое, по крайней мере, позволило бы грекам вернуться на север острова. В течение нескольких лет я пытался решить эту проблему и надеялся, что усилия Генерального секретаря увенчаются успехом. К сожалению, этого не произошло, и, покидая свой пост, я испытывал разочарование, поскольку Кипр так и остался препятствием, мешавшим примирению Греции и Турции, которая из-за этого не могла полностью интегрироваться в Европу.

Мы также наконец пришли к соглашению с руководством республиканцев по трем самым важным для меня бюджетным вопросам: финансированию увеличения на 100 тысяч числа школьных учителей, удвоению количества учеников, участвующих в дополнительных школьных программах, и выплате нашей задолженности Организации Объединенных Наций. Каким-то образом Мадлен Олбрайт и Дику Холбруку удалось добиться согласия на это Джесси Хелмса и других сенаторов, скептически относившихся к ООН. На это у Дика ушло больше времени, чем на заключение мира в Боснии, но я не думаю, что кто-то другой мог решить эту задачу быстрее.

Мы с Хиллари и Челси прибыли в Турцию с пятидневным визитом, необычным по своей продолжительности. Я хотел оказать поддержку этой стране, пострадавшей от двух разрушительных землетрясений, и призвать ее продолжить сотрудничество с Соединенными Штатами и Европой. Турция была союзником НАТО и надеялась, что ее примут в Европейский союз. Я активно поддерживал эту идею на протяжении многих лет. Турция принадлежала к числу стран, которым в XXI столетии предстояло оказать большое влияние на судьбы мира. Если ей удастся разрешить с Грецией кипрскую проблему, найти путь к примирению с непокорным и нередко подвергавшимся репрессиям курдским меньшинством и остаться светской исламской демократией, Турция сможет стать воротами на Запад для нового Ближнего Востока. Если же мир в этом регионе окажется невозможным из-за подъема исламского экстремизма, то стабильная и демократическая Турция будет в состоянии сыграть роль бастиона, который не допустит его распространения в Европе.

Я был рад снова встретиться с президентом Демирелем. Человек широких взглядов, он хотел, чтобы Турция стала мостом между Востоком и Западом. Я рассказал о своем видении ситуации премьер-министру Бюленту Эджевиту и депутатам Большой национальной ассамблеи Турции, призвав их отказаться от политики изоляционизма и национализма, разрешить конфликты с курдами и греками и готовиться к вступлению в Европейский союз.

На следующий день я повторил те же самые аргументы видным американским и турецким бизнесменам в Стамбуле, сделав перед встречей с ними короткую остановку в палаточном лагере неподалеку от Измира, где жили люди, пострадавшие от землетрясения. Я поговорил с несколькими семьями, потерявшими свои дома и имущество, и поблагодарил все страны, которые помогли пострадавшим, включая Грецию. Вскоре произошло новое землетрясение, теперь уже в Греции, и турки, в свою очередь, оказали ей помощь. Если природные катаклизмы помогли Греции и Турции найти общий язык, значит, эти страны в состоянии продолжить сотрудничество и тогда, когда земля не будет содрогаться.

Символом моего визита для жителей Турции стал эпизод, произошедший во время посещения лагеря, где размещались пострадавшие от землетрясения. Когда я держал на руках маленького ребенка, он протянул ручонку и схватил меня за нос точно так же, как когда-то делала Челси. Фотограф успел запечатлеть этот момент, и на следующий день снимок был опубликован во всех турецких газетах, а в одной из них сопровождался заголовком: «Он турок!»

После того как наша семья посетила Эфес и мы осмотрели развалины одной из крупнейших римских библиотек и открытого амфитеатра, где проповедовал святой Павел, я принял участие во встрече лидеров пятидесяти четырех стран — членов Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Она была создана в 1973 году для защиты демократии, прав человека и закона. Мы собрались, чтобы поддержать Пакт стабильности на Балканах и резолюцию об урегулировании продолжающегося кризиса в Чечне, которая должна была покончить как с террористическими актами против России, так и неоправданным применением ею силы против мирных жителей этой республики. Я также подписал соглашения с лидерами Казахстана, Туркменистана, Азербайджана и Грузии об участии Соединенных Штатов в строительстве двух нефтепроводов, которые дадут возможность экспортировать каспийскую нефть в обход Ирана. Поскольку политика этой страны на тот момент была непредсказуемой, соглашение о строительстве нефтепроводов стало очень важным шагом как для стран-производителей, так и для стран — потребителей нефти.

Стамбул меня просто очаровал. Этот город с его богатой историей когда-то был столицей двух империй — Османской и Византийской. Чтобы сделать еще одну попытку помочь примирению двух стран, я посетил экуменического патриарха всех Православных церквей Варфоломея Константинопольского и попросил турок дать разрешение вновь открыть в Стамбуле православный монастырь. Патриарх подарил мне замечательный свиток с одним из моих любимых, как ему было известно, стихов из Священного писания. Он начинался так: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом».

Пока я находился в Турции, Белый дом и Конгресс достигли соглашения по бюджету, в котором помимо выделения средств на мои инициативы в сфере образования предусматривались дополнительные ассигнования для того, чтобы увеличить число полицейских, реализовать программу «Земли наследия» и обеспечить выполнение наших обязательств по соглашению в Уай-Ривер и новой законодательной инициативы по списанию долгов бедным странам. Республиканцы также согласились исключить из своих предложений опасные поправки, касающиеся снижения уровня ассигнований на охрану окружающей среды.

Хорошие вести пришли из Северной Ирландии, где Джорджу Митчеллу при поддержке Тони Блэра и Берти Ахерна удалось достичь соглашения с обеими сторонами о том, что формирование нового правительства и разоружение ИРА будут происходить одновременно. Берти был со мной в Турции, когда мы услышали эту новость.

В Афинах, после совершенной ранним утром вместе с Челси изумительной экскурсии в Акрополь и публичного выражения сожаления по поводу поддержки Америкой антидемократического режима, захватившего власть в Греции в 1967 году, я подтвердил свою решимость добиваться справедливого урегулирования кипрской проблемы как условия для вступления Турции в Европейский союз и поблагодарил премьер-министра Костаса Симитиса за солидарность с союзниками во время конфликта в Косово. Поскольку греков и сербов объединяет общая православная религия, такое решение далось ему нелегко. Я покинул эту встречу удовлетворенный готовностью премьер-министра к примирению с Турцией и его согласием на ее прием в ЕС, если кипрская проблема будет решена. Оптимизм внушало и то, что министры иностранных дел Греции и Турции — Георгий Папандреу и Исмаил Джем — были молодыми лидерами с современными взглядами, которые уже работали сообща во имя общего будущего, что было единственной разумной тактикой.

Из Греции я вылетел во Флоренцию, где премьер-министр Д’Алема принимал нашу очередную конференцию, посвященную «Третьему пути». Она отличалась несомненным итальянским колоритом, потому что во время ужина пел Андреа Бочелли, а лауреат премии «Оскар» актер Роберто Бенини смешил нас до колик. Они были отличной парой с Д’Алема: оба сухощавые, энергичные, темпераментные и всегда находившие повод посмеяться. Когда я познакомился с Бенини, он сказал: «Я люблю вас!» — и бросился в мои объятия. Я подумал: а не выставить ли мне свою кандидатуру на пост премьера в Италии? Мне всегда нравилась эта страна.

Кстати говоря, это была самая содержательная из конференций «Третьего пути». Тони Блэр, президент ЕС Романо Проди, Герхард Шрёдер, Энрике Кардосо и французский премьер-министр Лионель Жоспен участвовали в нашей работе по выработке консенсуса относительно прогрессивной внутренней и внешней политики в XXI столетии и реформ международной финансовой системы, нацеленных на то, чтобы уменьшить последствия финансовых кризисов и активизировать наши усилия по распространению благ глобализации и ослаблению ее негативных последствий.

Двадцать второго ноября мы с Челси вылетели в Болгарию, и я стал первым американским президентом, посетившим эту страну. В своей речи, которую на площади перед ярко освещенным собором Александра Невского слушали примерно 30 тысяч человек, я пообещал им помощь США в сохранении с таким трудом завоеванной свободы, в экономическом развитии и партнерстве с НАТО.

Моей последней остановкой перед возвращением домой на празднование Дня благодарения было Косово, где нас с Мадлен Олбрайт и Уэсли Кларком бурно приветствовали местные жители. Я выступал перед группой горожан, которые постоянно прерывали меня, скандируя мое имя. Мне не хотелось портить им праздничное настроение, но я стремился к тому, чтобы они услышали мой призыв не вспоминать былые обиды и не мстить сербскому меньшинству в Косово. Я еще раз повторил этот призыв на встречах с руководителями различных группировок косовских албанцев, потом отправился на военную базу Бондстил, чтобы поблагодарить наших военнослужащих и принять участие в праздничном обеде в честь Дня благодарения.

Они гордились тем, что сделали, но Челси произвела на молодых солдат гораздо большее впечатление, чем я.

Пока мы совершали эту поездку, я послал Шарлин Баршефски и Джина Сперлинга в Китай, чтобы попытаться заключить соглашение о вступлении этой страны в ВТО, которое дало бы нам возможность принять закон, позволяющий установить с Китаем долговременные торговые отношения. Присутствие Джина должно было стать для китайцев залогом того, что я поддерживаю эти переговоры. Они проходили трудно, и лишь на стадии их завершения мы смогли наконец добиться гарантий против демпинга и резкого наплыва китайского импорта, а также обеспечить себе доступ на китайский автомобильный рынок, в результате чего соглашение получило поддержку со стороны конгрессмена-демократа от штата Мичиган Сэнди Левина. При его содействии Конгресс одобрил долговременные торговые отношения с Китаем и, таким образом, прием этой страны в ВТО. Джин и Шарлин отлично поработали.

Вскоре после Дня благодарения юнионистская партия Ольстера, возглавляемая Дэвидом Тримблом, одобрила новое соглашение о мире, и было сформировано новое правительство Северной Ирландии, в котором Дэвид Тримбл стал первым министром, а Симус Маллон из социал-демократической и лейбористской партии Джона Хьюма — его заместителем. Мартин Макгиннес из «Шин Фейн» занял пост министра образования. Совсем недавно представить такое было абсолютно невозможно.

В декабре, когда члены Всемирной торговой организации встречались в Сиэтле, деловой центр этого города потрясли бурные протесты антиглобалистов. Большинство демонстрантов, однако, вело себя мирно, и, как я сказал делегатам на конференции ВТО, участники митингов имели вполне законные основания для протестов. Процессы усиления глобальной взаимозависимости, очевидно, уже нельзя повернуть вспять, но ВТО должна была стать более открытой, внимательнее относиться к проблемам торговли и экологии, а богатые страны, получившие выгоды от глобализации, были обязаны больше делать для того, чтобы ее благами могла воспользоваться и другая половина населения земного шара, доходы которой все еще составляют всего два доллара в день на человека. После Сиэтла мы стали свидетелями и других демонстраций протеста во время проведения всемирных финансовых форумов. Я был убежден, что они продолжатся до тех пор, пока мы не проявим интерес к тем, кто чувствует себя обойденными и отставшими от процессов глобализации.

В начале декабря я смог объявить, что за семь лет в нашей экономике создано более 20 миллионов новых рабочих мест, причем в 80 процентах случаев зарплата здесь была выше средней; уровень безработицы среди афроамериканцев и выходцев из латиноамериканских стран стал самым низким в истории, а среди женщин — самым низким с 1953 года, причем с учетом того, что в те годы работающих женщин было гораздо меньше.

Шестого декабря я принимал особого посетителя — одиннадцатилетнего Фреда Сангера из Сент-Луиса. Фред и его родители приехали ко мне с представителями благотворительного фонда «Загадай желание» (Make-a-Wish), который помогает детям, страдающим серьезными заболеваниями, осуществить их мечты. У Фреда был сложный порок сердца, поэтому ему приходилось почти все время находиться в помещении. Он часто смотрел новости и очень многое знал о моей работе. У нас получилась интересная беседа, а потом мы с ним некоторое время поддерживали связь. За восемь лет моего президентства представители фонда «Загадай желание» привезли на встречу со мной сорок семь детей. Беседы с ними всегда поднимали мне настроение и напоминали о том, почему я решил стать президентом.

Во вторую неделю месяца, после телефонного разговора с президентом Асадом, я объявил, что Израиль и Сирия возобновят переговоры в Вашингтоне. Выбор места должен был способствовать тому, чтобы стороны как можно скорее пришли к соглашению. 9 декабря я снова отправился в город Уорчестер, штат Массачусетс, который так тепло встретил меня в трудные дни августа 1998 года, когда я приехал на похороны шестерых пожарных, погибших при исполнении своих обязанностей. Эта ужасная трагедия потрясла местную общину и всех американских пожарных. Сотни их представителей приехали со всей страны, а некоторые даже из-за границы, чтобы в городском зале собраний участвовать в траурной церемонии, которая была горьким напоминанием о том, что потери среди пожарных, гибнущих при исполнении служебного долга, даже выше, чем среди офицеров полиции.

Через неделю в мемориале Франклина Делано Рузвельта я подписал закон, в соответствии с которым льготы, предоставляемые в рамках программ «Медикэр» и «Медикэйд», стали распространяться на работающих нетрудоспособных граждан и инвалидов. Для них это был самый важный документ со времени принятия закона «Об американских инвалидах». Он давал возможность людям, которым отказывали в медицинской страховке (больным СПИДом, мышечной дистрофией, болезнью Паркинсона, диабетом и получившим увечье), «приобрести пай» в программе «Медикэр». Новый закон должен был повысить качество жизни многих людей, которые с его помощью получат возможность работать и улучшить свои жизненные условия. Его принятие стало результатом напряженного труда активистов движения за права нетрудоспособных, особенно моего друга Джастина Дарта — прикованного к инвалидному креслу республиканца из Вайоминга, которого трудно было себе представить без ковбойской шляпы и сапог.

Все рождественские каникулы мы с нетерпением ждали Нового года и начала нового тысячелетия. В первый раз за много лет наша семья пропустила «Ренессансный уикенд» и осталась в Вашингтоне, чтобы отметить Миллениум. Праздничные мероприятия финансировались из частных пожертвований. Мой друг Терри Маколифф собрал несколько миллионов долларов, чтобы устроить двухдневные торжества для жителей города, включая семейные открытые празднества в Смитсоновском институте. 31-го днем состоялся детский праздник, а вечером — концерт на Молле, поставленный Куинси Джонсом и Джорджем Стивенсом, который завершился грандиозным фейерверком. На большой праздничный ужин в Белом доме мы пригласили замечательных представителей литературы, искусства, ученых, военных и общественных деятелей, а после фейерверка на Молле люди танцевали всю ночь напролет.

Это был замечательный вечер, но я все время нервничал. Наша Служба безопасности уже много недель находилась в состоянии повышенной боевой готовности, так как имела в своем распоряжении многочисленные сообщения разведки о том, что Соединенные Штаты могут подвергнуться атакам террористов. После взрывов посольств в 1998 году я был особенно озабочен действиями бен Ладена, «Аль-Каиды» и их сторонников. Мы уничтожили ряд ячеек этой организации и захватили несколько ее членов, разоблачили ряд заговоров против США и продолжали оказывать давление на Пакистан и Саудовскую Аравию, чтобы они заставили Афганистан выдать бен Ладена. Теперь, когда поступили новые тревожные сообщения, Сэнди Бергер уже в течение целого месяца проводил в Белом доме ежедневные совещания руководителей нашей команды по национальной безопасности.

На границе с Канадой, в штате Вашингтон, был арестован человек, провозивший материалы для изготовления бомбы: он планировал взорвать ее в аэропорту Лос-Анджелеса. Были обнаружены и обезврежены две группы боевиков: одна — на северо-востоке США, другая — в Канаде. Удалось предотвратить атаку террористов в Иордании. Миллениум отметили в Америке множеством праздничных мероприятий, но в результате напряженного труда тысяч людей и, наверное, некоторого везения он не был омрачен ни одним терактом. Несмотря на эти тревоги, с началом нового года, нового столетия и нового тысячелетия я был преисполнен радости и благодарности. Наша страна находилась в прекрасном состоянии, и в новую эру мы вступали в благоприятных условиях.