Такие люди были раньше

Без адреса

Опять переехав в другой город, Гершон Шейнкинд, а по поддельному паспорту Арон Лифшиц, снял в дешевой гостинице тесный номер и, только вселившись, сел писать письмо. Он писал старому другу. Никакой особой нужды в этом не было, но так Шейнкинд якобы укоренялся на новом месте… Письмо для Шейнкинда в его странствиях служило чем-то вроде удостоверения, что он еще существует и не окончательно порвал связи с людьми. Каждый раз, бросая конверт в почтовый ящик, он чувствовал, что закладывает первый камень в городе, где поселился. Более надежных признаков, что он по-прежнему жив, у Шейнкинда не было.

Писал он быстро, не задумываясь. Сообщил другу, что собирается немного отдохнуть, города пока почти не видел, но первое впечатление хорошее: улицы широкие, а дома в старинном стиле, который так ему нравится! Завершая письмо, он просил ответить как можно скорее, потому что, честно говоря, не знает, надолго ли здесь задержится. Зависит от того, найдет или нет, чем тут заняться.

«Пишите мне, — закончил он, — на следующий адрес…»

Поставил двоеточие и задумался.

Какой адрес указать? В этой гостинице он пробудет дня два-три. С поддельным паспортом рискованно оставаться здесь дольше. И, кстати, хоть она и дешевая, для него это все равно слишком дорого. Надо бы сегодня же поехать за город и поискать тихую, маленькую комнатку где-нибудь в захолустье. Такая у него судьба, всю жизнь скрываться. Он слишком хорош, чтобы жить среди людей… Он никого не дурачит, не обманывает, кроме полиции, которой всегда называет вымышленное имя. Наверно, Бог простит ему этот единственный грех…

Итак, какой же адрес дать другу, который живет не скрываясь?

Гершон вспоминает адреса, по которым он жил в других городах. Вся жизнь проплывает перед глазами. Уже шестнадцать лет, с тех пор как он ушел из дому (а ему тогда было лет четырнадцать), у него с адресами постоянная неразбериха. Впервые приехав в город учиться, он не нашел жилья, ночевал в синагоге, а его бедная мать присылала ему письма на адрес главы ешивы. Этот глава ешивы был человек добрый, но слишком задумчивый, рассеянный, и письма от матери-вдовы отдавал ему недели через две после того, как они приходили… Потом Гершон пошел в солдаты, служил в большом русском городе. Там у него было даже постоянное жилье — казарма, но полковой адъютант не разрешал отправлять и получать письма на еврейском языке, и Гершон велел, чтобы ему писали на адрес тамошнего раввина. Те письма были уже не от матери, она умерла. Ему писали тетка и друг, тот самый, которому он пишет сейчас…

Отслужив, он начал странствовать, быстро оказался вне закона, стал жить по чужим паспортам. Называл себя Хаим Берман и Йосеф Фунт, Гецл Фишкин и Хона Гехт. Ему было двадцать семь, но через полгода он молодел на семь лет, еще через три месяца становился старше на целых двенадцать, а фоньки всему верили…

И вот, кажется, он снова чист перед законом. У него снова настоящий паспорт, он вернул себе настоящие имя и возраст. Но ему стало скучно. И он опять потерял имя, и возраст, и покой. Опять пустился в странствия, в бега от полиции и шпиков, из города в город, менял адреса или просил знакомых: «Можно мне будут писать на ваш адрес?..»

Гершону стало страшно: ничего у него нет, даже адреса…

Он приложит все усилия, чтобы найти постоянное жилье!

И он закончил письмо: «Впрочем, сейчас я не могу сообщить вам адрес. На днях найду комнату и тогда дам вам знать. Дождитесь моего следующего письма».

Он положил листок в конверт, заклеил и начал писать хорошо знакомый адрес. Его друг живет там уже десять лет! Сколько уже он, Шейнкинд, странствует по белу свету, меняет города, улицы, комнаты! А тот по-прежнему живет в одном городе, на одной улице, в одном доме, в одной квартире… Счастливый человек!

1911