Такие люди были раньше

Нищие

На нищих, которые каждый день толпами приходили за подаянием, торговец зерном Хонан смотрел как на отдельный народ, хотя никаких нищих, кроме еврейских, у него в доме не бывало. Их вид, манеры, жесты — все выглядело чужим, незнакомым. Странно даже, что они говорили на еврейском языке.

Добряком Хонан не был, во всяком случае, по нему не заметно. Постоянно раздраженный, сердитый, огорченный из-за какой-нибудь неудачной сделки, даже в редкие свободные минуты он сидел у себя в комнате и злился на весь свет. Когда приходил нищий, Хонан кричал кому-нибудь из домочадцев:

— Дай ему кусок хлеба, и пускай проваливает!

Если нищий оказывался аристократом, которые ходят без сумы и берут только наличные, Хонан взрывался:

— Не хочет — не надо!

А потом ворчал себе под нос:

— Хлеб им плох, деньги подавай, видите ли…

Немного поворчав, он опять задумывался о торговле и про нищего вскоре забывал.

Однако в последние годы торговля шла так плохо, что иногда Хонану даже куска хлеба было жалко. Но странно, что именно в тяжелые времена он чувствовал, будто нищие становятся ему ближе. По крайней мере, он ясно видел, что бедняки — его братья, что они тоже принадлежат еврейскому народу.

И однажды, когда у Хонана в амбаре ни одного зернышка не осталось, а в доме — ни копейки и на столе лежало только полбуханки черного хлеба как свидетельство наступившей нужды, вошел нищий, остановился у дверей и тихим голосом робко спросил:

— Можете что-нибудь подать?

Такое обращение выглядело очень непривычно, и внезапно Хонану в голову пришла страшная мысль. Вздрогнув, он сказал:

— Кусок хлеба, если хотите.

— Хлеб, очень хорошо… — слегка приободрился нищий.

Хонан сам отрезал кусок от буханки, прикинул на ладони вес и решил, что тянет на полфунта, не меньше. Довольный, он протянул бедняку подаяние. Было видно, что тот хочет еще что-то сказать, но Хонан, сам не зная почему, побоялся вступать в разговор и выпроводил нищего за дверь.

С тех пор он стал внимательно присматриваться к беднякам. Иногда, задумавшись, тихо говорил сам себе:

— Ни один еврей не застрахован от нищеты…

И вздыхал. Но постепенно он свыкся с этой мыслью, и она уже не так его пугала.

«Что же делать, — задумался он как-то раз, — если торговля совсем прахом пойдет и жить станет не на что? Что делать?»

«С сумой по домам ходить», — ответил внутренний голос.

Тут отворилась дверь, и вошел очередной нищий, еврей лет шестидесяти. Хонан сразу заметил, что на старике такой же кафтан, как у него. Тот же цвет, тот же покрой. Хонану стало не по себе.

Вдруг он почувствовал симпатию к старику. Не стоит унижать его, предлагая хлеб… Да, точно такой же кафтан… Лучше отдать последний грош, вот он, лежит на печке — все, что осталось после вчерашнего похода на рынок. Дрожащей рукой протянув нищему монетку. Хонан спросил:

— Вы, наверно, издалека?

Казалось, старик обрадовался вопросу. Расправил плечи, чуть слышно вздохнул и ответил:

— Из Ковно.

— Из Ковно? — удивился Хонан. — Это не так уж и далеко…

— Если пешком, то и не близко, — с мягкой улыбкой возразил старик.

Хонан опять оглядел его и заметил, что хоть кафтан и такой же, но пуговицы чуть крупнее… Откашлялся и продолжил:

— Давно вы в таком положении?

— Уже не первый год. — В голосе нищего послышалась гордость.

— У вас жена, дети?

— И жена, и дети, дай им Бог здоровья. Всех кормить надо.

— А раньше чем занимались? — спросил Хонан и с ужасом подумал: «Сейчас скажет: „Зерном торговал“».

— Зерном торговал, — с достоинством ответил старик. Так Хонан узнал тайну. Над его будущим приподнялась завеса, и он успокоился.

1907