Такие люди были раньше

Две матери

Эту историю рассказал мне мой друг, у которого любимая жена уже два года в лечебнице, в отделении для тихих душевнобольных.

Для душевнобольных! Так мы называем всех, кто слишком явно отличается от нас словами, поступками и мыслями.

Поначалу болезнь проявлялась в том, что жена моего друга стала слишком доброй. Она без конца говорила о милосердии. Милосердие в маленьких дозах — нормальное явление. В каждом из нас найдется щепотка милосердия, а заодно — огромный мешок эгоизма и черствости, что и позволяет нам поступать по воле Божьей и оставаться нормальными, здоровыми людьми.

Но любимая жена моего друга испытывала чрезмерное сострадание ко всем обездоленным и несчастным. Она уже не могла оставаться среди нормальных людей… Мой друг рассказал:

«Всегда печальная, она ходила по комнате, ломала руки и вздыхала.

— Хана, что случилось?

— Жалко их… Так жалко!

Тут она начинала рыдать.

— Кого? — удивлялся я.

— Всех. Людей. Всех людей жалко!

Когда ее жалость к человечеству перешла все границы, ее забрали в психиатрическую лечебницу.

Я навещал ее раз в неделю.

Но она не вылечилась. Чем дальше, тем добрей становилось ее сердце. Увидев меня, она сразу же спрашивала:

— Как они там?

— Кто, Хана?

— Эти несчастные… Они не голодают? Не болеют, не умирают?

И начинала что-то искать в карманах.

— У меня ничего нет… Совсем ничего! Милый, одолжи мне немножко денег! — просила она, рыдая.

— Зачем тебе? — спрашивал я, тронутый ее слезами.

— Раздать всем больным. Видишь, сколько здесь больных? — она указывала на тихо движущиеся фигуры в большом приемном покое.

Разумеется, я не мог ей отказать.

— Спасибо, спасибо тебе, — шептала она. — Ты такой добрый!

Болезнь прогрессировала. Вскоре к доброте прибавилось обостренное материнское чувство.

Сначала я должен был приводить к ней нашего трехлетнего малыша, которого она родила, еще когда была здорова, а теперь я растил его один. Но вскоре она стала со слезами умолять, чтобы я привел старшего сына.

— Какого сына?

— Лейбеле, — отвечала она, глядя на меня большими, испуганными глазами.

Лейбеле — это наш первый ребенок, он умер несколько лет назад, еще до ее болезни.

Я боялся напомнить ей о его смерти и все тянул, каждый раз обещал, что приведу его на следующей неделе.

— Приведи его! — просила она. — Я так хочу его видеть!

В конце концов по совету врача я привел к ней соседского ребенка.

Боже, как она обрадовалась! Ей показалось, что она его узнала. Была уверена, что это ее Лейбеле. Она прижала его к себе и залила его головку слезами.

Целую минуту она была счастлива. Ее глаза светились добротой и радостью.

И вдруг погасли.

— Я не имею права быть счастливой…

— Хана, что случилось?

— Смотри! — Она указала мне на женщину, которая неподвижно стояла у стены и смотрела перед собой в одну точку. — Видишь? Эта бедняжка — сумасшедшая…

Я еле удержался, чтобы не улыбнуться.

— Да, — продолжала моя жена, — сумасшедшая. У нее ребеночек умер, поэтому она и сошла с ума. Видишь, какая она грустная? Надо ее утешить. Пойдем!

Она взяла меня за руку, и мы втроем, вместе с ребенком, подошли к той женщине. Вдруг моя жена засветилась от радости.

— Милый! — прошептала она мне на ухо. — Мы скажем ей, что это ее ребенок, ее сын. Ой как она обрадуется! Она будет счастлива!

И прежде чем я успел отговорить ее от этой затеи, повернулась к несчастной женщине:

— Это твой сын!

— Сынок! — та бросилась к мальчику и прижала его к груди.

А жена смотрела на меня и улыбалась.

— Видишь? Она счастлива! Думает, наш Лейбеле — это и правда ее ребенок. Эта бедняжка душевнобольная, понимаешь?

Еще какое-то время я вынужден был раз в неделю приводить чужого ребенка к своей жене, которая свято верила, что это ее Лейбеле, а потом она ненадолго передавала его другой матери и удивлялась, что та шепчет: „Мой мальчик! Мой сынок!“

— Бедняжка! Она сумасшедшая! — вздыхала жена тихо-тихо, чтобы та не услышала. Она очень ее жалела: — Какая она несчастная! — И печально качала головой.

Вскоре я прекратил эту страшную игру, но еще долго, когда я находился среди здоровых, нормальных людей и видел их слезы и улыбки, беды и радости, мне представлялись две несчастные матери в психиатрической лечебнице».

1916