Такие люди были раньше

Кража

Любовь прошла. Герман давно понял, что они с Фридой скоро расстанутся. Но предстоящий разрыв не пугал его, как бывало раньше, с другими девушками. Он был достаточно закален, чтобы героически перенести удар. Правда, он считал, что Фрида лучше и красивей их всех. Но Герман знал по опыту, что потерянной любви не вернешь. Не стоит себя обманывать.

Ничего! Он мужчина, он сильный, переживет. Но все-таки сердце не хотело смириться, и Германа по-прежнему тянуло к этой белокурой, стройной, милой девушке. Душа тосковала по ее поцелуям, объятиям, прикосновениям прекрасных белых обнаженных рук. Но Герман приказал сердцу: «Молчи!» И больше к Фриде не ходил.

Но нельзя же просто взять и расстаться. Это ведь целая церемония. Не годится нарушать этикет. У Фриды его письма, фотографии и подарки. Подарков не жалко, пусть Фрида оставит их себе. Герман о них уже и думать забыл, они его не волнуют. Но письма и фотографии надо забрать.

Герман не хочет, чтобы письма, в которых он выражал свои чувства, несмотря на то что они с Фридой живут в одном городе, — не хочет, чтобы эти письма остались у нее. И фотографии тоже.

Однако что-то ему подсказывает, что получить их назад будет непросто. Не каждый умеет так писать. Он знает, как высоко Фрида ценит его письма, знает даже о красивой шкатулке, где она их хранит.

Точно не отдаст…

Герман решил вернуть себе письма во что бы то ни стало, но в то же время надеялся, что Фрида заупрямится и не захочет отдавать письма и фотографии. Это был бы хороший предлог явиться к ней и мягко сказать: «Фрида, вы должны вернуть мне мои письма…» — «Не могу…» — «Почему, Фрида?» — спросит он. А она покраснеет и еле прошепчет: «Потому что я люблю тебя…»

И бросится ему на шею, и расцелует.

И все станет по-прежнему.

Но случилось совсем не так, как он себе представлял. На короткую, сдержанную записку с просьбой прислать письма и фотографии она ответила еще более кратко и холодно, что с превеликим удовольствием вернет все-все, что от него получила, но требует, чтобы он сначала прислал ей ее письма и портрет.

Прочитав ответ, Герман закусил губу, застонал, как от боли, открыл чемодан, где лежали ее письма, бережно перевязанные ленточкой, вынул их, сосчитал:

— Раз, два, три, четыре…

Он стал их перечитывать. Во многих явственно сквозил холодок, предвещающий близкое расставание, но некоторые дышали искренним чувством, и Герман заново переживал любовь, читая эти нежные письма, и прижимал их к груди, и целовал…

Среди нескольких нежных писем ему попалось одно, где Фрида называла его «мой милый идеал».

Герман посмотрел на это письмо, как скупой на бриллиант. Ему в голову пришла одна мысль.

Сразу стало стыдно, будто он совершил преступление и его поймали за руку, но мысль все настойчивее требовала воплощения.

«Не помнит же она всех своих писем, — успокоил себя Герман. — И откуда мне знать, что она из моих ничего не утаит? Наверняка утаит, и даже не одно. Знаю я их, этот прекрасный пол…»

Герман разозлился. Очень хотелось, чтобы она тоже его обокрала, но он чувствовал, что в этом отношении она гораздо порядочнее него: конечно, Фрида вернет ему письма все до единого, и фотографии, и подарки.

Ведь она порядочная девушка. А он?

Собрав волю в кулак, он аккуратно перевязал письма. Он вернет их все!

Но вдруг какая-то непреодолимая сила вновь потянула его к письму с «милым идеалом». Он вытащил его из пачки, пробежал глазами и, оглядевшись по сторонам, словно вор, засунул поглубже в карман жилета.

Похитил «милый идеал»! И никогда, никогда не отдаст!

1911