Он был очень одинок. Кроме меня, друзей у него не было. Но и во мне он был не слишком уверен, я-то дружил не только с ним. Он ревновал, но ни разу не сказал о моих друзьях худого слова.
Иногда он говорил мне:
— Когда я умру, только вы будете меня помнить. А когда вы умрете, от меня и следа не останется. — Потом улыбался странной улыбкой, ненадолго замолкал и вдруг, пристально глядя мне в глаза, спрашивал: — Ведь это страшно, правда?
Впрочем, он сомневался, что даже я о нем не забуду, и часто дарил мне книги с надписью: «На вечную память».
Он всегда надписывал книги хорошими чернилами, и было заметно, что он с силой вдавливает перо.
Но ему и этого не хватало: кто знает, как долго просуществует книга?
На последние деньги он постоянно фотографировался в разных позах и дарил мне фотографии с той же надписью: «На вечную память».
Нередко он проверял меня.
— Где у тебя мои фотографии? — спрашивал он строго.
И когда я показывал, что все фотографии в полном порядке, он немного успокаивался и говорил:
— Береги их!
Как-то раз он вдруг спросил:
— Как ты думаешь, сколько живет дерево?
— Дерево? — переспросил я, удивленный таким вопросом. — Не знаю, я же не ботаник.
— Дуб, например? — И он как-то странно посмотрел на меня.
— Дуб? Дуб, наверно, тысячу лет может прожить, — сказал я наугад.
— Тысячу лет? — Мой друг оживился, его глаза заблестели. — Тогда…
— Что «тогда»?
Но он не ответил.
Через неделю мы с ним гуляли в лесу. Мой друг шел вперед, приглядываясь чуть ли не к каждому дереву.
— Хотелось бы дуб посмотреть.
— Что-то их тут не видно.
— Пойдем, поможешь мне дуб найти, — попросил он неожиданно.
Мы все больше углублялись в чащу, и в конце концов мой друг радостно воскликнул:
— Вот он, дуб!
— Да, самый настоящий дуб, — согласился я.
Мой друг придирчиво осмотрел дерево, обхватил обеими руками могучий ствол, подумал немного и достал из кармана перочинный ножик.
— Что ты собираешься делать?
Он улыбнулся:
— Хочу вырезать на нем свое имя.
И тщательно, глубоко вырезал на стволе букву за буквой.
Вытер со лба пот, выступивший из-за тяжелой работы, и повернулся ко мне:
— Думаешь, дуб и правда может прожить тысячу лет?
— Если в него молния не попадет.
Его лицо побелело как мел, и он еле прошептал:
— Пойдем…
Мы долго шли через густой, древний лес, и деревья угрожающе шумели вокруг.
Через пару недель он опять подарил мне фотографию с той же надписью: «На вечную память».
1911