Такие люди были раньше

Пролетарий на свежем воздухе

На улице, а тем более на сходке восемнадцатилетний рабочий Зорах — непримиримый борец, но дома, для родителей, особенно для мамы, он болезненный ребенок. У него слабое сердце и постоянно сухой кашель. Конечно, Зораху не нравится, когда мама начинает обсуждать его здоровье. Он посмеивается, что она носится с ним как курица с яйцом, будто он буржуйский сынок.

— Некогда ерундой заниматься! — каждый раз перебивает Зорах, когда мама начинает причитать, что он мало ест, мало спит и много кашляет.

И мама, вздохнув, оставляет его в покое. Только качает головой, будто говоря: «Эх, сын, плохо это кончится».

И, надо сказать, она права. В последнее время Зорах и сам жаловался на боли в груди, да такие, что сил нет терпеть! Хотя он сводил разговоры о здоровье к шутке, не признавал, что ему совсем плохо, мать все равно почувствовала, что он серьезно болен, и потащила его к врачу.

Врач осмотрел Зораха и сказал, что лекарства не нужны, но необходимо дышать свежим воздухом, пить побольше молока и какое-то время отдохнуть от работы.

Оставить работу — суровый приговор, но все же это не смертельно. Отец, тоже рабочий, как-нибудь да выдержит. Времена сейчас тяжелые, но что поделаешь? Родной сын все-таки. А вот как быть со свежим воздухом? Где его взять, если на их улице ни деревца, ни цветка, ни травинки?

Добрые люди посоветовали в городском саду гулять. Оно бы неплохо, но сад уж больно далеко от дома, а ходить туда-обратно придется раза два-три в день, обедать и спать в саду не будешь. Вот и получается, что здоровья больше убавится, чем прибавится. И, кстати, сад находится прямо в городе, так что воздух там не очень, тоже пыли хватает, люди-то гуляют целыми толпами.

И мама то ли в шутку, то ли всерьез заявила: надо на дачу ехать! Домашние сперва испугались. Дача — дорогое удовольствие, неизвестно, потянут ли. Но мама посоветовалась с подругами, а одна из них очень даже небедная, и она объяснила, что дача — это совсем не так дорого, как многие думают.

— На даче богатые живут, — сказала подруга, — вот и кажется, что это дорого. А так, собственно, что такое дача? Та же деревня!

И, разузнав, что такое дача, мать настояла, чтобы Зорах туда поехал:

— За жилье все равно платить надо, а за дачу, говорят, не намного больше, чем за квартиру. Зато там молоко дешевле.

Зорах не сразу согласился. Еще чего? Он на даче! Что «товарищи» скажут? И вообще ему некогда. Сегодня, например, он должен на сходку идти. Но не помогло. Мама его переупрямила. Донимала, пока Зораху не стало казаться, что он и правда долго не проживет. Дача — единственное спасение.

И он поехал.

Дача находилась в миле от города, около железнодорожной станции. Он приехал туда со старшей сестрой, это она ему дачу и сняла, нашла комнатушку у тамошнего крестьянина за пять рублей в месяц. С первой же минуты Зорах позабыл, кто он и кем был до сих пор, и только восхищался: «Ах, как хорошо! Как хорошо!»

Сестра строго наказала ему, что есть, что пить, и уехала. Зорах остался один.

На другой день он встал ни свет ни заря, выпил порцию молока и пошел в лес. Там было совершенно безлюдно, и птицы, будто пользуясь тем, что дачники еще спят, распевали на все голоса. Зорах поднял голову, посмотрел на древесные кроны и увидел, откуда льется эта прелестная музыка. Он услышал птичье пение впервые в жизни.

«А ведь и правда прекрасно!» признал Зорах и на радостях сам начал напевать «Клятву»[131].

И вдруг он вспомнил: «Но ведь пролетариат в городе!» Лес и птицы сразу утратили всю свою прелесть.

Часам к одиннадцати в лесу уже было полно народу. Между деревьями развесили гамаки, в которых качались жирные, сытые дамы.

Зорах наблюдал новый пейзаж, ничего не понимая. Он знал буржуазию только по брошюрам, в жизни редко с ней сталкивался.

И тут до него дошло, что это и есть буржуазия, самая настоящая, та, против которой борются он и его товарищи. Он столкнулся с ней лицом к лицу. Вот они, в подвешенных к деревьям «койках», сытые, довольные…

Как он сюда попал?

Зораху стало стыдно.

Он ушел из леса.

Дорога вела мимо красивых летних домиков, возле которых спокойные, уверенные в себе парни и девушки весело играли в крокет.

Перед одним из домов он зачем-то остановился и встретился взглядом с игроками. Те посмотрели на него удивленно и немного испуганно.

Он отвел глаза и побрел дальше, встречая по пути таких же людей.

«Значит, вот они какие!» — думал Зорах.

Он вспоминал город, товарищей, тяжелый труд. Ненависть к тем, кого он тут видел, и жалость к тем, кого он покинул, смешались в его сердце, и ему стало очень больно.

Особенно его поразило, что они ни капли не стесняются и не боятся. Ладно, он приехал пить молоко и дышать воздухом, чтобы были силы работать, но эти… Как им не стыдно вести такую жизнь?

Ему захотелось излить перед кем-нибудь душу, но на даче он единственный пролетарий…

И на сердце стало еще тяжелей.

1905