Такие люди были раньше

Открытие

Когда Лее исполнилось тринадцать, она стала задумываться о смысле жизни. Но чего она могла добиться в родном местечке, чего достичь? Все, что способен был дать ей отец, бедный торговец зерном, — это место, где она могла ночевать. Оно располагалось в ногах у кого-нибудь из взрослых членов семьи, и было там очень тесно, но Лея, прежде чем заснуть, строила на этом ограниченном месте огромные здания. Утром они рассыпались в прах, но на следующую ночь возводились новые, еще выше и красивее.

О том, как построить свое счастье, Лея задумывалась не только ночью, но и днем, и озлобленный жизнью отец или раньше срока постаревшая мать по нескольку раз окликали ее:

— Чего замечталась? В доме работы полно!

Лея многозначительно улыбалась, будто была такой же взрослой и умной, как родители, и отвечала:

— Я не мечтаю… Я думаю…

— Хотел бы я знать, о чем ты думаешь. — Отцу становилось любопытно.

А мать сердилась:

— Думает она, видишь ли. У других дочери на радость: приберут, белье постирают, а эта… И не допросишься!

Но насмешки родителей и даже старших братьев и сестер мало трогали Лею. Она продолжала думать о своем: как бы освободиться от этого бедного домишки, от этих людей и улететь…

А куда, зачем, к кому — она и сама не знала.

Перед глазами проплывали большие города с высокими, белыми домами, куда-то спешили прохожие, и у каждого под мышкой книга…

Как здесь у аптекарши или акушерки, на которых все местечко смотрит косо.

Все, кроме нее, Леи.

Она внимательно наблюдает за ними, когда они проходят по улице.

Они городские, образованные, и, конечно, они счастливы.

Особенно акушерка!

Местечковые девушки смеются над ее коротко постриженными волосами. Старики и старухи проклинают за то, что она снимает на окраине комнату у гоя и, конечно, ест трефное. Но Лея все ей прощает. Акушерка ей даже очень нравится.

Наверно, это грех, но Лея ничего не может поделать.

Она тоже хотела бы стать такой же «образованной».

Но как? Все, чему ее научили, — это молиться по толстенному молитвеннику, в котором она ни слова не понимает. Учеба обошлась ее отцу в пять злотых. Пять месяцев она занималась по часу в день с учительницей Двейрой. И каждый раз, отдавая злотый за месяц, отец ворчал:

— Еще и за девчонку платить! Мало я за хедер для сыновей отдаю…

Можно подумать, кто-то его просил.

Вот если бы он нанял для нее учителя русского языка!

По-русски она знает только одно-единственное слово… Нет, два… «Здравствуйте» и «пожалуйста». А, нет… Она знает еще одно слово — «прощайте».

Очень красивые слова! Но ведь этого так мало!

Эх, если бы она могла учить русский, книги на нем читать!..

Был летний вечер. Лея, глубоко задумавшись, стояла босая у дверей отцовской комнаты. А в комнате сидели отец и сосед Арон-Лейзер и разговаривали.

Разговор ее не касался, Лея пропускала мимо ушей слово за словом, но вдруг… Что такое? Она подошла поближе и прислушалась. Не может быть! Они говорили об акушерке!

— Представляете? Школу решила открыть… Для девочек… — рассказывал отец.

— Кто же ей своих детей отдаст? — рассмеялся Арон-Лейзер.

— Откуда мне знать? — Отец тоже засмеялся. — Может, и найдется какой сумасшедший…

Лея еле удержалась, чтобы не подойти к двум чужим людям, один из которых — ее отец, и не спросить: «Неужели правда школу для девочек?»

Ночью она долго не могла уснуть. В голове крутились три русских слова: «здравствуйте», «прощайте» и «пожалуйста», и, уже засыпая, Лея все еще повторяла с улыбкой:

— Прощайте!..

Уже через полгода Лея шагала туда-сюда по тесной ком-нате и повторяла:

Отец и мать дергали ее:

— Может, хватит уже метаться как сумасшедшая?

А младшая сестренка передразнивала:

— Пицка… Пицка…

Но Лея не обращала внимания. Скоро потеплеет, она будет брать книжку, уходить из местечка, и там никто ей не помешает.

А потом, говорит акушерка, она отправит ее в большой город, и вот там-то Лея начнет учиться по-настоящему. Каждый год — один класс. За шесть лет она пройдет шесть классов гимназии, а поступать туда ей не надо. Снимет комнатку, будет сидеть и заниматься, а раз в год сдавать экзамен, это то же самое, что в гимназию ходить. Когда получит диплом, переедет в другой город, еще больше, и там за три года выучится на акушерку. Да, когда ей исполнится двадцать три, она станет акушеркой.

Пророчество акушерки исполнилось, но неточно. Через год Лея действительно переехала в большой город, но диплом получила не к двадцати годам, а к двадцати четырем. А акушеркой стала только в двадцать восемь.

И, добившись цели, поняла, что не этого она хотела. Ей было скучно и грустно в ее маленькой комнатке. Лею тянуло к людям, на улицу, в общество, в театр, короче, в какую-нибудь веселую компанию.

Однажды она оказалась на балу. Молодые пары порхали по залу, словно пытались взмыть и улететь куда-нибудь далеко-далеко. Но зал был невелик, и танцующие крутились на одном месте, пока, устав, не падали на стулья вдоль стены. Лея встретила здесь много знакомых парней, но, когда начались танцы, они бросили ее, потому что она не умела танцевать, не представилось случая научиться. Она с завистью наблюдала, как молодые люди подхватывают каких-то совершенно посторонних девушек, и только ее, Лею, оставили в полном одиночестве. А все потому, что, вместо того чтобы месяца два поучиться танцевать, она отдала всю молодость за клочок бумаги, который дает ей право принимать роды.

Во время паузы к ней подошел Берман, ее хороший знакомый, распорядитель танцев. Виновато посмотрел и сказал:

— Мне очень жаль, Лиза, что вы не танцуете.

Лея грустно улыбнулась:

— А мне-то как жаль…

Молодой человек почувствовал себя неловко. Опустил глаза, но вдруг опять посмотрел на Лею и, будто сделав открытие, воскликнул:

— Боже, какие у вас прекрасные ноги!

— Что вы имеете в виду? — Лея смутилась, она никак не ожидала такого заявления.

Вместо ответа Берман еще раз осмотрел ее и с восхищением продолжил:

— Знаете, я немало танцовщиц повидал и в танцах кое-что понимаю, так что могу вам точно сказать: с такой фигурой вы бы стали знаменитой танцовщицей.

Это открытие так потрясло Лею, что она еле смогла выговорить:

— Вы серьезно?..

— Конечно! У вас все данные, чтобы стать великой танцовщицей.

— Великой! — испуганно воскликнула Лея.

— Очень! — Берман все больше воодушевлялся. — Фигура, ноги… У вас идеальное телосложение для танцев. Вы могли бы стать знаменитостью.

И не успела Лея спросить, правда ли это, как тромбон возвестил начало нового танца.

И Берман, быстро извинившись, кинулся в зал.

Когда Лея вернулась домой, уже рассвело. Она задернула занавеску, разделась и в одной рубашке подошла к зеркалу.

Встала так, чтобы видеть себя полностью.

Все верно! Вот ее ноги, длинные, сильные, стройные.

До сих пор она этого не знала. Всю молодость впустую потратила.

А ее призвание было в том, чтобы стать великой танцовщицей. Теперь она уверена.

Почему же ей раньше никто не сказал? Глядя на себя в зеркало, она сделала по комнате несколько танцевальных движений.

Да, она ведь такая легкая, воздушная… Она могла бы стать великой танцовщицей, как те, которых она недавно видела в балете.

Потом им дарили цветы! А ей такого уже никогда не изведать…

Лея еще долго кружилась перед зеркалом, пытаясь повторить движения тех знаменитых танцовщиц.

1915