Белая Кость

Часть 11

В гостевом зале развели в камине огонь, но большое каменное помещение без ковров и гобеленов не успело прогреться, в нём было холоднее, чем в поле. За длинным деревянным столом сидели лорд Айвиль, лорд Мэрит и незнакомый Рэну человек городской наружности, одетый в соответствии с веяниями столичной моды: шерстяная куртка со стоячим воротником, накидка из добротного сукна с круглой застёжкой под горлом. На соседнем стуле лежала шляпа с завязками. Если бы Рэну не доложили, что в замке гостит секретарь — нотарий, он бы и сам сообразил, что перед ним клерк.

Айвиль кутался в меховой плащ и постукивал каблуками сапог по полу. Мэрит неотрывно смотрел на гору поленьев перед очагом. Секретарь потирал колени, его волнение было скорее радостным, чем тревожным.

Услышав шаги, они встали.

Рэн приказал вывести из зала секретаря, чем несказанно его огорчил. Разрешил лордам сесть и расположился в хозяйском деревянном кресле:

— Вот и встретились, лорд Мэрит.

Тот покачал головой:

— Ваши люди застали нас врасплох, а мои люди меня предали. Только поэтому вы греетесь у моего очага.

— Крепость не ваша. Её хозяин мёртв.

— Не хочу быть грубым, но… Не ваших ли рук дело?

— Не моих, — заверил Рэн. Положил ногу на ногу и откинулся на спинку кресла. — Почему не сдали замок по первому требованию?

— Там, — Мэрит вялым кивком указал влево, — под угловой башней склеп. В нём лежат все бывшие владельцы крепости. Среди них покоятся моя жена и мой единственный сын. — Лорд прочистил горло. — Я не хотел, чтобы ваши солдаты справляли нужду на их могилах.

— Что произошло с колодцем?

— Один говнюк сбросил горшки с известью. Мои люди искали его, но не успели найти. Если найдёте, скажите ему спасибо.

Рэн нахмурился. Так вот от кого прятался мечник без меча…

— Обитатели замка остались без воды. На что вы надеялись?

Мэрит пожал плечами:

— Я хотел умереть.

— А ваши люди хотели?

— Я надеялся умереть первым. — Мэрит провёл рукой по лицу. Пригладил русую бороду с проседью. — На флаг вымершего рода не цепляют ленту чужой славы. Флагшток бы сломали, а полотнище сожгли бы вместе со мной.

— Я предлагал вам спасти честь вашего дома.

Мэрит направил на Рэна тусклый взгляд:

— Дома больше нет. — Потёр шею. — Мне не разрешили снять доспехи. Меня утомила эта тяжесть.

Рэн дал знак караульным. Сыны Стаи проворно развязали ремешки и освободили лорда от металлических пластин и щитков.

Раскинув руки, Мэрит потянулся:

— Стар я для этого убранства.

Рэн усмехнулся. Лорд был крепким мужчиной. Под набивной курткой чувствовалась мощь его тела. Жилы на шее свидетельствовали о постоянных тренировках. Не соверши Мэрит низкого и подлого поступка, он вызвал бы уважение к себе: и своим видом, и тем, как стоял на защите крепости, хотя прекрасно знал, чем закончится осада.

— Поэтому вы убили своего переговорщика?

Мэрит надсадно вздохнул:

— Каюсь, не уследил. Его убил мой племянник, Сантар. Спросите любого. Его несдержанность постоянно меня злила, но я ничего не мог с ним поделать. Это у него в крови. И он не хотел никого убивать. Рыцарь не может стрелять из лука так же метко, как лучник. То, что стрела попала в переговорщика, — нелепая случайность.

Скинув ногу с ноги, Рэн грудью навалился на стол:

— В этом вы правы. Вы не хотели убивать своего человека стрелой в спину. Вы хотели сжечь обоих переговорщиков. Флос знал вашу тайну, и вы испугались, что он вас выдал.

Айвиль бросил на Рэна удивлённый взгляд.

— Нет у меня тайн, — пробормотал Мэрит.

— Я видел вашего Флоса в харчевне, — продолжил Рэн. — Возле Тихого ущелья.

— Понятия не имею, что он там делал.

— Он шпионил за мной.

Мэрит вспыхнул:

— За кого вы меня принимаете? Я лорд, граф! Моего сына убили! Я стоял у погребального костра и хотел умереть. Казните меня, и покончим с этим.

Рэн вновь откинулся на спинку кресла:

— Почему ваш сын, герцог, взял в жёны простую девушку?

— Она дочь рыцаря. Её отец дал за неё богатое приданое.

— Вы отдадите ей деньги?

Мэрит нервно потёр ладони:

— Я бы с радостью, но мой сын перевёл их в именные векселя. Они хранились в главной башне и благодаря вам превратились в пепел. Векселя выписал какой-то купец. Я не помню его имени. И кто вернёт мне деньги без бумаг?

Рэн подвигал плечами. Тело гудело, желудок сжался в кулачок.

— Последний вопрос, лорд Мэрит.

Лорд устало кивнул:

— Конечно. Я слушаю.

— Почему Флос просил спасти его дочь?

Мэрит вытаращил глаза:

— Потому что крепость в осаде. Главная башня сгорела. Воды нет. Любой отец просил бы спасти своего ребёнка.

Рэн приказал наёмнику отвести Мэрита в одну из гостевых палат и не спускать с него глаз. Выбрался из кресла и стал ходить по залу, разминая ноги.

— А я об этом даже не подумал, — признался Киаран. — И ведь точно… Не зря Флос появился в харчевне. Вполне возможно, что Мэрит нанял его убить вас, а Флос никак не мог подобраться. Как накануне сдачи крепости избавиться от ненужного человека? Отправить в поле и сжечь.

Поворошив кочергой угли в камине, Рэн переставил кресло поближе к огню и велел привести секретаря — нотария.

Пока секретарь, довольно улыбаясь, устраивался за столом, наёмник принёс два кубка и кувшин. Вино нашли в складском помещении и дали попробовать пленным, чтобы проверить, нет ли в нём яда.

Рэн взял протянутый Выродком бокал:

— Я бы с большим удовольствием выпил сырой воды.

Айвиль сделал глоток:

— Эль, сидр и вино намного безопаснее.

— Вы не пили из горных источников.

Киаран сделал круговое движение кистью, рассматривая потёки напитка на стенках кубка:

— У нас нет горных источников. Есть реки, болота и колодцы. А ещё есть поля, которые удобряют дерьмом.

Рэн вытянул ноги к очагу и, пригубив бокал, спросил:

— Чему радуетесь, господин секретарь?

— Мне не придётся есть собственную лошадь, — ответил нотарий не в силах сдерживать улыбку. — Зовите меня Монт, ваша светлость. Я служу в Хранилище Грамот.

Его лицо светилось, глаза сияли. Может, секретарь по долгу службы и был хитрецом, но сейчас он излучал искренние чувства.

— Господин Монт, что вас привело в замок?

— Я приехал ознакомить лорда с новым законом. Видите ли, у герцога Холафа Мэрита осталась бездетная вдова. В таких случаях законом предусмотрены два месяца, в течение которых становится ясно, носит вдова ребёнка или нет. Лорд заявил, что его невестка беременна.

— Она беременна? — насторожился Рэн.

— Нет-нет, — замотал головой Монт. — Но мы воспользовались заблуждением лорда и сдали крепость.

Рэн хмыкнул:

— Мы?

— Вдова. С моей подачи.

— Значит вы, секретарь — нотарий, блюститель закона, обманули дворянина?

Монт поднялся. Трясущимися руками одёрнул куртку:

— Я никогда в своей жизни не лгал. — Его голос звенел от обиды. — Мы утаили от лорда правду, но это не обман.

— Не обман, — поддакнул Айвиль.

Секретарь поклонился ему:

— Благодарю вас! — Обратил взгляд на Рэна. — Осада — это война на изнурение. Голод — это тоже орудие войны. Уже молчу о жажде. Я хотел выжить. У меня семеро детей. Кто о них позаботится? И почему я должен выкладывать правду человеку, который нарушил рыцарский кодекс чести? Не лично, но руками своего племянника, рыцаря Сантара.

Рэн указал на стул:

— Присядьте. — Подождал, когда нотарий сядет и успокоится. — Вы что-то говорили о новом законе.

Монт провёл ладонью по застёжкам куртки, проверяя, все ли застёгнуты, и произнёс:

— Знатное Собрание приняло закон, согласно которому хранить титул и передавать его дальше может исключительно старшая дочь короля, если у него умерли все сыновья или их попросту не было.

— Чтобы ограничить количество претендентов на престол.

— Чтобы неимущая родня не использовала хранительниц титулов в своих корыстных целях. Яркий пример тому — лорд Мэрит. Он надеялся, что невестка успела забеременеть. Ему было всё равно, кто родится: мальчик или девочка. Он собирался и дальше управлять владениями. — Секретарь хмыкнул. — А тут я.

Рэн допил вино, поставил кубок на пол:

— Представляю, как он разозлился.

— Не то слово. Лорд был вне себя от ярости.

Наёмник сообщил, что ужин готов. Рэн велел накрывать на стол и предложил Монту отужинать.

Секретарь засветился как масляная лампа:

— Для меня это великая честь.

Слуги принесли жареное мясо со специями, сыр, ломти хлеба. От сыра пахло дымом — наверное, хранился в подвале сгоревшей башни. А хлеб испекли недавно: тёплый, мягкий, ноздреватый.

После бокала вина секретарь захмелел. Рэн и Киаран, переглядываясь, стали аккуратно задавать ему вопросы. Нотарий не имел допуска к секретным документам и говорил о бумагах, которые проходили через его руки. После третьего кубка он потерял осторожность и начал делиться слухами и сплетнями, которые смаковали в главном городе королевства. Его нельзя было обвинить в предательстве, но сообщённые им факты показались Рэну довольно познавательными. Через некоторое время наёмники повели секретаря в гостевые покои, держа под руки.

Рэн приказал приготовить ванну, перебрался к камину и, потирая подбородок, уставился на огонь.

— Какой замок будем брать следующим? — вкрадчиво спросил Киаран.

В зале было тепло, и лорд скинул плащ. Его кожаный наряд с медным отливом в свете огня походил на изящные доспехи.

— Фамальский, — ответил Рэн.

Поставив стул напротив него, Айвиль сел:

— Предлагаю потеряться.

Рэн свёл брови:

— В смысле?

— Можно поехать такой дорогой, что никто не будет знать, где мы и куда направляемся.

Изучив карту и проработав маршрут, Рэн вышел во двор, приказал привести мечника, отравившего колодец, и толкнул его к солдатам, сидящим кружком:

— Судите предателя по совести.

На рассвете мечник с вздувшимся от воды брюхом болтался в петле над воротами.

В воздухе кружил снег. Под копытами коней потрескивала промёрзшая земля. Было холодно даже под двумя одеялами, но Янара лежала на телеге, боясь пошевелиться.

Половину жизни она провела в небольшой женской общине при мужском монастыре. Монашки и девочки-прислужницы ни разу не видели монахов: их обитель находилась в конце сада за высоким каменным забором. Лишь настоятельница раз в неделю носила наставнику какие-то бумаги. Когда она уходила, старшая из монахинь собирала девушек в одной келье и заставляла молиться, чтобы святая мать вернулась. Она говорила, что мужчинам нельзя верить, даже если на мужчине ряса и он дал обет целомудрия. Говорила, что надо сторониться солдат, а при виде наёмников бежать куда глаза глядят. И обязательно подкрепляла свои слова какой-нибудь душераздирающей историей о том, как наёмники насилуют женщин и детей, как измываются и в конце концов убивают.

Из-за своего низкого происхождения Янара не могла принять монашеский обет и исполняла обязанности прислужницы. Невестами Бога становились только дворянки. Богатые — или не очень — родители не желали дробить приданое между несколькими дочерьми и отдавали младших в монастырь. Янара же там оказалась по прихоти отца. Флос надеялся, что она придётся настоятельнице по душе, и её оставят. И очень огорчился, когда Янара вернулась домой.

Семья еле сводила концы с концами и к появлению лишнего рта была не готова. Янару иногда отпускали из монастыря — на день или два — увидеться с родными. Она чувствовала, что ей не особо рады. А тут домочадцы и вовсе превратились в глухонемых. Даже мать была рассеянной и задумчивой.

Флос отвёл четырнадцатилетнюю дочь в деревню к зажиточному крестьянину и отдал в наймитки. А крестьянин на следующий день привёл её обратно и сказал, что дикарки ему не нужны. Янара не смогла объяснить расстроенному отцу, что произошло. Как признаться, что она панически боится мужчин? И отца боится тоже. Он бывший наёмник и этого никогда не скрывал, а наёмники насилуют, измываются и убивают. У неё не было причин не доверять монашке — та на протяжении восьми лет рассказывала истории, от которых стыла кровь. Она знала эту девушку, а отца совершенно не знала. Он был чужим.

Янара смотрела на Флоса и мысленно твердила: «Он рыцарь. Он рыцарь. Рыцарем становится только хороший человек». Благо в монастыре хватало книг с описанием жития прославленных воинов. Читать Янара научилась вместе с теми, кому прислуживала и помогала готовиться к занятиям.

Наверное, Флос что-то рассмотрел в её глазах. Он больше не пытался куда-то пристроить дочку и поручил ей ухаживать за козами. Занятие несложное: кормить, поить, доить. Только резать она не могла.

Янара привыкала к брату и отцу два года. Не оставалась с ними наедине, не разговаривала и, перед тем как лечь в постель, подпирала дверь табуретом. Потом задумалась. Они не походили на насильников. И приятели брата не походили. Даже пастух, бывший солдат, с которым она иногда сталкивалась на лугу, был весёлым и обходительным. Может, свои истории монашка взяла с потолка?

Когда Янара начала думать об отце, как о доблестном рыцаре, и потянулась к нему — её отдали замуж. Пережить три года унижений ей помогла вера. Янара верила, что если она будет покорной мужу, если примет горести со смирением, то обязательно попадёт в рай. Там она встретится с Богом и попросит наказать всех, кто её обижал.

Об осаде крепости и смерти отца Янара вспоминала с трудом. Всё казалось выдумкой, ночным кошмаром. Иногда перед глазами вставал образ черноволосого молодого мужчины, и Янара не могла сообразить: она видела его наяву или он ей приснился. Но слышала звон кольчуг, храп коней и понимала: это был не сон. В её голове царил хаос, горечь потери смешалась со страхом перед будущим и с радостью: она вырвалась из замка!

Воины делали остановки, чтобы Янара могла умыться, поесть или просто посидеть в таверне среди людей и отдохнуть от тряски на телеге. Если бы они знали, как у неё болит живот… Она изводила себя мыслями, представляла встречу с братом и сестрой и не заостряла внимания на спутниках. Но вдруг в одной харчевне услышала шёпот за соседним столом: «Это же Выродки… Наёмники, они самые… Душегубы проклятые…»

Наёмники! Это слово выдернуло Янару из полусонного состояния. Их двое, а она одна. Они вооружены, а у неё нет даже ножа, чтобы перерезать себе горло. У неё ничего нет… У неё ничего нет! Только миска с похлёбкой и ложка.

Мелькнула мысль: меч!

Выйдя из харчевни, Янара забралась на телегу и первым делом нашла отцовский меч. Оказывается, он всегда лежал рядом, замотанный в тряпку, поэтому не попадался ей на глаза. Укрывшись одеялами с головой, Янара сжала рукоять в кулаке и затаила дыхание. Куда её везут? Она не говорила, куда ехать! Или говорила?..

Позже наёмники предложили ей перекусить, но, не получив ответа, решили что их пленница спит и продолжили путь. А она представляла, как вытаскивает меч из ножен и кусала губы, чтобы не расплакаться: ей не поднять тяжёлый клинок.

Тряска прекратилась. Кто-то похлопал по ноге.

— Просыпайся. Приехали.

Выглянув из-под одеяла, Янара уставилась на каменную вышку. Какая же она маленькая и неказистая по сравнению с замком! Более ничего не сказав, наёмники пришпорили коней и полетели к горизонту как птицы.

Янара пробежала глазами по тёмным бойницам. Брат однозначно за ней наблюдает, но ждёт, когда воины скроются из вида.

Снег повалил хлопьями, словно где-то в небе разорвали огромную пуховую перину. Янара с трудом выпрягла лошадь и повела её в добротную конюшню — единственное, что отец построил, вкладывая душу. Сарай — развалюха. Навес над колодцем прогнил.

В конюшне из небольшого загона испуганно таращились козы. В соломе возились щенки. Собака вытянула морду и вяло махнула хвостом. Признала как гостью, которая когда-то здесь уже была.

Янара открыла ворота пошире — вечерело или перед глазами стоял туман. Взяла бадью и, подойдя к бочке, упёрлась рукой в стену. Что делать?

— Давай я, — прозвучал простуженный голос.

— Там отец, — сказала Янара, отдавая бадью брату.

— Видел.

Пока Бари чистил лошадь, Янара сидела на тугом валике из соломы, ожидая вопросов. Но брат как воды в рот набрал.

— Моего мужа убили. Его замок сгорел. Мне негде жить… Я не хочу быть обузой… — Янара решила больше ничего не говорить, но вспомнила, что брат старше её на восемь лет. — Ты женился?

— Теперь женюсь, — ответил он, насыпая в ясли овса.

Теперь… У крестьян нет фамилий. Раньше брат значился в документах как Бари, сын Флоса. Когда отца посвятили в рыцари, брат стал Бари из дома Флосов. Теперь он мелкий землевладелец Бари Флос… Звучит непривычно.

— Как Рула? — спросила Янара, хотя догадывалась, что в жизни старшей сестры-бесприданницы нет никаких изменений.

— Утром съезжу в деревню, продам пару коз и куплю дров для погребального костра, — проговорил Бари, закрывая решётчатую дверь стойла. — Идём, поможешь мне укрыть тело, чтобы за ночь бродячие псы не съели.

Немного погодя Янара сидела в нижнем зале башни, наблюдая, как сестра суетится возле очага, и чувствовала себя непрошеной гостьей. Этот дом никогда не был ей родным. Сейчас она в нём задыхалась. Давили почерневшие стены и закопчённый потолок. Мамино кресло из лозы вызывало в горле спазм. Отцовский прохудившийся плащ, тоскливо висящий на гвозде, напоминал о сиротском детстве при живых родителях. Но они были — родители. И любили её — по-своему. Жаль, что ничего нельзя вернуть.

Брат соскоблил с сапог грязь, подбросил в очаг хворост и, моя руки в ведре, проговорил:

— По закону я обязан содержать тебя, Янара. Но вас двоих я не потяну.

Рула бросила ложку в казанок и резко обернулась. Её миловидное лицо исказилось от злости, из глаз вылетали молнии.

— Я в наймитки не пойду!

Бари поспешил её успокоить:

— Я не говорю о тебе.

Янара прижала ладонь к животу. Когда же эта боль прекратится?

— Пусть идёт в свой монастырь, — продолжила Рула, разливая похлёбку по мискам. — Она теперь у нас вдова герцога. Будет монашкой.

— Монашкой — это хорошо, — кивнул Бари, присаживаясь к столу. — Но я хочу жениться, а денег особо нет. Заеду завтра в холостяцкий дом, договорюсь, чтобы её взяли. Мужиков, правда, сейчас немного, но это лучше, чем у брата на шее сидеть.

— Я не хочу работать в холостяцком доме, — пробормотала Янара.

Бари ударил кулаком по выскобленной доске:

— Тебя никто не спрашивает! Разбаловалась у своего герцога. Я тебе не герцог, сюсюкаться с тобой не стану.

— Может, на мельницу? — робко предложила Янара.

— Там ребята ушлые. Придавят тебя мешком, а мне потом возиться. — Бари потёр лоб. — Мне самому не нравится холостяцкий дом. Грязь, вши… Но отдать тебя больше некуда.

Янара посмотрела на узкие окна, забитые досками. Перевела взгляд на стоящий в углу отцовский меч:

— Почему вы не расспрашиваете об отце? Я почти не знала его, а вы были рядом с ним всю жизнь.

— Потому что… — Бари запрокинул голову и уставился в потолок. — Не надо говорить о смерти. Пусть он немного побудет живым.

— Я сейчас, — сказала Рула. Схватила тряпку и побежала вверх по каменной лестнице.

Хлопнув ладонью по столу, Бари вышел из башни.

Янара смотрела на огонь и слушала доносящийся сверху плач.