Если верить людской молве, Ночную крепость построил колдун. Однако в исторических летописях имелась запись о зодчем, который возвёл первое в Шамидане каменное сооружение, предназначенное для жизни и обороны. Им был вполне обычный человек, если его сравнивать с колдунами. Просто он мыслил шире и видел дальше своих современников.
В то время, когда лорды прятались от незваных гостей в деревянных хоромах, окружённых частоколом, — в северном лесу, на пологом холме, росли башни и зубчатые стены из камня цвета лунной ночи. Единственное, что не удалось строителям, так это пробить в скальном грунте колодец. Пришлось во внутреннем дворе соорудить бассейн для сбора дождевой и талой воды.
Ни одна армия не смогла разрушить крепость. Но из-за нехватки воды она не выдерживала долгой осады и неоднократно переходила из рук в руки, пока король не подарил замок своему доблестному оруженосцу, ставшему прародителем рода Айвилей.
Как правило, местность вокруг крепостей обрастала деревнями. С Ночным же замком соседствовала единственная постройка — закольцованный каменный забор скрывал от чужих взглядов большой участок леса и треть плодородной равнины. Его нельзя было назвать крепостной стеной: в заборе не было ни прорезей, ни бойниц, над ним не возвышались наблюдательные вышки. Обшитые железом ворота смотрели на склон холма, на вершине которого вздымалась серебристо-чёрная громада Ночного замка.
Подступы к забору охраняли стражники. Путники, двигаясь через лес, издали слышали лошадиное ржание, удары молота по наковальне и думали, что хозяин владений увлекается коневодством. Лорд выращивал, но не коней. Все поколения рода Айвилей, начиная с прародителя, взращивали наёмников.
Настоятельница не знала об источнике доходов своего благодетеля, а если бы ей сказали — не поверила. Иногда ветер доносил до обители шум, но деревни за лесом, куда женщина наведывалась, будучи молодой, шумели так же: люди не умеют жить тихо. Иногда стены ветхого строения тряслись и трещали от топота копыт, но дорога, проходящая по меже между владениями лордов, для того и проложена, чтобы по ней кто-то топал.
Знатное семейство производило на хозяйку монастыря приятное впечатление. Лорду Айвилю около сорока. Красивый мужчина с красивым именем — Киаран. От его выразительного взгляда сердце старой девы сжималось, как сердце застенчивой девицы. Старуха помнила его деда и отца. Набожные люди. Супруга лорда, милая скромная женщина, иногда приводила к Немому озеру детей: сына и двух дочек. Настоятельница не осмеливалась подойти и тайком наблюдала за ними с веранды или с балкона. Воспитанные дети, тихие, послушные. Разве такая семья может наживаться на чьей-то смерти?
Заботясь о башмаках, старуха обычно шла к холму по извилистой дороге. Но сегодня срезала путь, чтобы вернуться в обитель засветло, и всё равно запыхалась: она почти не занималась физическим трудом, чаще стояла на коленях и молилась или пересчитывала монеты, полученные за младенцев. Зачем ей деньги — она не знала. Наряды ей не нужны. Продукты присылал лорд. Средств хватило бы на ремонт и открытие монастыря, но вековая вера под запретом, а в новой — полная неразбериха.
Обогнув забор, настоятельница постучала в калитку сбоку от железных ворот. Слава богу, что не надо ходить в замок: лорд почти всё время проводил внутри странной постройки.
Лязгнула щеколда, скрипнули петли. За калиткой находилось помещение без окон и без мебели — будто собачья будка, только вместо псов сторожевую службу несли два воина. Один скрылся за дверью, в которую настоятельница никогда не входила. Второй продолжал притворяться истуканом. Прижимая младенца к груди, старуха прислонилась спиной к стене и в ожидании лорда уставилась на сапоги караульного. Выше смотреть боялась. Её пугали эфес меча, сделанный в виде дерева, растущего вверх корнями, и металлическая бляха на шее воина с рельефным изображением такого же перевёрнутого дерева. В этом символе присутствовало нечто дьявольское, но старуха отгоняла беспокойные мысли. Мужчины вечно что-то придумывают: то волков с двумя головами, то львов с человеческим телом.
Вскоре в будку вошли лорд Айвиль и молодая женщина в сером плаще с капюшоном. Увидев в её руках корзинку, накрытую тряпицей, и вещевой мешок, настоятельница съёжилась от недобрых предчувствий.
Лорд жестом велел караульному выйти и обратился к старухе:
— Святая мать, я даю эту девушку тебе в помощницы. Посвяти её в свою веру, обучи всему, что знаешь. Я хочу, чтобы она стала Святой матерью после тебя и оберегала обитель, как оберегаешь ты.
Намёк лорда на её скорую кончину задел настоятельницу за живое. Но она не подала виду и только кивнула.
Айвиль приказал своей подопечной подождать снаружи и вновь обратил взгляд на старуху:
— Принесла?
— Принесла.
— Он тебе нужен?
Настоятельница положила замотанного в простыню младенца на пол:
— Он никому не нужен.
Хотела присесть на корточки, но рухнула на колени. Наверное, лорд Айвиль прав. Силы тают с каждым днём. Скоро она не сможет удерживать младенцев, раз за разом окуная их в воду: крошки превращались в пудовые гири. И не сможет их сюда донести.
Позади себя на полу провела ножом черту. С горем пополам поднялась и, получив пять серебряных монет, не оглядываясь вышла из караулки.
Надев шнурок с ножом себе на шею, Айвиль взял ребёнка:
— Добро пожаловать в Небесную Стаю.
За каменным забором находилось военное поселение. Казармы, конюшни, бани, кузни чередовались с загонами для лошадей и площадками, где тренировались Выродки — так лорд называл отказников.
Айвиль шёл к дому младенцев, стоящему в молодом ельнике. Справа звучало: «Выпад! Удар!..» Слева доносилось: «Коли! Руби!..» Звенела сталь мечей, стонала тетива, свистели стрелы. Шум, присущий настоящему сражению, перекрывало лошадиное ржание. Всадники учили коней преодолевать препятствия и бить копытами в щиты, прикреплённые к изгороди из прутьев. Боевые кони — мощное оружие, их тренировкам уделяли здесь такое же внимание, как подготовке наёмников.
Ребёнок, замотанный в простыню, заворочался. Киаран Айвиль затолкал руку под ткань. Скользнув пальцами по коже, покрытой от холода пупырышками, нащупал яички. Небесная Стая не брезговала и девочками. Из них получались отличные шпионки и исполнительницы заказных убийств. Менее способные шили, стирали и хозяйничали на кухне.
Отец говорил Киарану, что их далёкий предок баловался чёрной магией. Ему удалось связать три таинственных места: Глухой лес, Слепую лощину и Немое озеро. Считалось, что никому не нужный ребёнок, побывав в этих местах, становился глухим к мольбам, слепым к чужим страданиям и безмолвным — никогда не жаловался и не просил.
Киаран Айвиль думал иначе. Их предок связал не места, а женщин, которые, по идее, должны олицетворять любовь, милосердие, человечность, сострадание и нравственную чистоту. Младенец, попавший им в руки, разумом не понимал, что с ним делают, но его душа, обнажённая, не успевшая обрасти защитным панцирем, чувствовала, как её продают раз за разом, начиная с родной матери и заканчивая святой, — и превращалась в камень.
Лорду оставалось только ежедневно напоминать воспитанникам, что на земле им не нашлось места. Они — древо, вросшее корнями в небо, и всем обязаны Небесной Стае. Отныне и навечно честь Стаи для них превыше всего. Девиз: «Убей или умри!»
Выродки не обзаводились семьями. Их род начинался с них и заканчивался ими. Они презирали мир и упивались войной. В бою бились со звериной яростью и умирали там же — на поле брани. Их клич и последние слова: «Во славу Стаи!»
Лорд Айвиль отдал младенца нянькам, которые вскармливали детей молоком самой сильной кобылы. И едва спрятал ритуальный нож в ящик, в котором хранились сотни других ножей, как стражник сообщил ему о прибытии в замок герцога Лоя Лагмера — одного из претендентов на трон Шамидана.
Киаран Айвиль покинул логово Стаи и направил коня в крепость.
Герцог Лагмер ждал хозяина в гостевой башне, в зале, завешанном коврами и застеленном медвежьими шкурами. Слуги развели огонь в камине, принесли вино, фрукты и вяленое мясо. Ни к чему не притрагиваясь, герцог разглядывал серебряные кубки, резную мебель, фамильные портреты в позолоченных багетах — и мрачнел. Лорд Айвиль слыл самым богатым человеком в королевстве. Владея небольшим земельным наделом, он был богаче короля. В смутные времена вражеские армии обходили его деревни и крепость стороной, а всё потому, что командующие либо пользовались услугами Айвиля, либо планировали воспользоваться в будущем. Выродки стоили дорого, но для нанимателя они во много раз увеличивали вероятность победы в предстоящих сражениях.
— Вы впервые у меня в гостях?
Лагмер обернулся на голос:
— Впервые.
Оскорбительный вопрос. Это одно и то же, что спросить короля: «Мы раньше с вами виделись?» Обладателей высочайшего титула не забывают и не путают с другими дворянами.
— Жарко, — проговорил Айвиль и, скинув плащ, отделанный мехом, предстал перед Лагмером в кожаных штанах и куртке. — Чем обязан?
— Мне нужна сотня Выродков.
Айвиль наполнил кубки вином, один протянул Лагмеру.
Герцог отказался жестом.
— На вежливость принято отвечать вежливостью, — проговорил лорд. — Или вы с этим не согласны?
Лагмер взял кубок, сделал глоток. Даже вино у Айвиля отменное.
Мужчины расположились у камина.
— С кем собрались воевать? — спросил лорд, вытянув ноги к огню. Сапоги из чёрной кожи приобрели тёмно-рубиновый цвет.
— Не с вами, это точно, — усмехнулся Лагмер, наслаждаясь теплом.
Дожидаясь хозяина, он изрядно продрог. Зал не успел прогреться. Его не отапливали вряд ли в целях экономии. Скорее всего, лорд принимает проверенных людей в другой комнате, или в другой башне.
— Я спрашиваю не из праздного любопытства. Представьте такую ситуацию. — Айвиль пригубил вино и поставил кубок на пол. — Сегодня я дам сотню Выродков вам, завтра дам сотню вашему соседу, а послезавтра вы устроите между собой небольшую войну. Возникнет конфликт интересов. Выродки не убивают друг друга, а я не возвращаю денег. Уверен, что такой исход дела вас не устроит.
Лагмер поджал губы:
— Не устроит. Но я не могу сказать вам имя моего противника.
Айвиль сплёл на животе пальцы:
— Хорошо. Возьмите пять сотен, а я на время, пока вы решаете свои вопросы, откажусь от сделок.
— Сколько я должен заплатить?
— Пятьсот золотых монет и трофеи, захваченные Выродками.
Пытаясь скрыть растерянность, Лагмер проглотил вино, не чувствуя вкуса. Отставив кубок, вытер губы ладонью:
— Многовато за одно сражение.
— Одно сражение или сто — мне всё равно, — улыбнулся Айвиль. — Оплата за месяц. Деньги вперёд.
Лагмер выбрался из кресла:
— Благодарю вас, но мне нужна только сотня. — И направился к двери. На пороге оглянулся. — Хочу нанять убийцу.
После недолгих переговоров Айвиль выпроводил гостя, бросил в шкатулку три золотые монеты и, вернувшись в логово Стаи, собрал командиров отрядов:
— В полночь выступаем.
На смотровой площадке, расположенной наверху башни, было холодно. Между каменными зубцами свистел промозглый ветер. Солнце пряталось за низкими облаками. Деревню, примыкающую к крепости с востока, заволокло мутным дымком: крестьяне прогревают жилища. За южной стеной простиралась грязно-жёлтая степь. Высокая трава с длинными пушистыми метёлками, носившая название «кобылий хвост», колыхалась из стороны в сторону как бурливое море. На западе и севере чернели поля, разбитые глубокими рвами на широкие полосы.
— Скоро ты станешь королевой, и твоя жизнь изменится, — проговорил Флос, глядя одним глазом на дорогу, бегущую через степь к горизонту.
Второй глаз был затянут бельмом. Когда-то Флос щурил его только на людях. Потом привычка укоренилась, веко задеревенело, и последние десять лет с сурового лица не сходила ехидная гримаса.
— Моя жизнь или ваша, отец? — тихо спросила Янара, кутаясь в накидку из овечьей шерсти.
Флос повернулся к ней:
— Наша жизнь, Янара. Твоя, моя, твоего брата и твоей сестры.
Порыв ветра взъерошил его седые волосы, взлохматил мех на воротнике поношенного плаща. Флос вытер слезу, блеснувшую в уголке больного глаза, и отвернулся.
Янара с горькой усмешкой посмотрела ему в спину. Что он знает о её жизни? Если бы отец приехал два года назад, она бы упала ему в ноги и до хрипоты умоляла забрать её. Год назад она бы радовалась как щенок ласковому слову, тёплому взгляду. Сегодня Янара даже не спросила, зачем отец пришёл, и не могла дождаться, когда он уйдёт.
Флос добрую половину жизни провёл в сражениях. В битве на Гнилом поле он закрыл собой короля Осула и поймал грудью стрелу. Поступок смелый до безрассудства: король был закован в латы, а Флос бился в стёганом гамбезоне — в одежде из нескольких слоёв ткани. Король Осул оценил храбрость воина, возвёл его в рыцари и подарил ему земельный участок на границе страны и дозорную башню в придачу. Из окон-прорезей просматривалась степь. Флос должен был наблюдать за передвижением диких племён и, если те нарушали границу, — зажигать огонь в каменной чаше, установленной на вышке. Эти-то дикари и убили его супругу, когда она возвращалась из деревни.
Отцу бы взять детей и убраться подальше от опасных земель, но он дорожил подарком короля и не желал превращаться в бродячего рыцаря, который ничего не оставит сыну в наследство, кроме затупившегося меча и новых, не опробованных в бою рыцарских доспехов.
Сначала Флос хотел развеять прах супруги с вышки. Потом решил соорудить в подвале башни фамильный склеп. Отныне род Флосов входит в рыцарское сословие! Как у любого знатного рода, у Флосов должно быть одно определённое место для упокоения.
В старой неухоженной башне раньше хозяйничали дозорные, они сменялись каждый год, о чистоте и порядке особо не заботились. В подвале хранились дрова, истлевшие мешки с обносками, поржавевшие жаровни, сломанные лестницы… Освободив помещение от мусора, Флос начал рыть яму, куда собирался поставить сосуд с прахом жены и где намеревался упокоиться сам, и обнаружил тайник, а в нём сундук со старинными золотыми монетами. В мгновение ока сын Флоса стал наследником солидного состояния, а дочери — завидными невестами.
Слух о разбогатевшем рыцаре распространился со скоростью штормового ветра. К этому приложили руку деревенский священник, проводивший обряд очищения клада от скверны, и казначей, пожаловавший за налогом на богатство. Флосу пришлось нанять Выродков для охраны своего семейства, и отнюдь не от диких племён.
Для Янары стало полной неожиданностью, когда отец вызвал её в общую залу, представил двум дворянам — старому и молодому, дождался их кивка и объявил, что она выходит замуж за герцога Холафа Мэрита. Янара потеряла дар речи. Она не может выйти замуж раньше старшей сестры! Не может её унизить! Сестра стояла здесь же, пунцовая от стыда, готовая провалиться сквозь землю. Ведь эти лорды приехали за ней, но посмотрели, подумали и потребовали показать младшую дочку.
Отца не проняли ни мольбы, ни слёзы. Священник, прибывший с лордами, пробормотал молитвы и дал молодожёнам поцеловать брачный молитвослов в белой обложке. Янару тут же усадили в повозку, в ноги поставили приданое — сундук с золотыми монетами. Старшая сестра, превратившаяся из завидной невесты в опозоренную бесприданницу, выглянула из прорези-окна и спряталась. Брат, потеряв за несколько минут немалое наследство, не соизволил попрощаться. Отец прошептал Янаре в ухо: «Не бери близко к сердцу. Скоро ты станешь королевой и отблагодаришь нас за всё, что мы для тебя сделали», — и скрылся в башне. Выродки проводили свадебную процессию до дороги и отправились в Ночной замок. Флос уже не нуждался в их услугах.
Это произошло три года назад. За это время отец ни разу не проведал дочь-герцогиню. Что он знает о её жизни? И как, по его мнению, жизнь должна измениться? Он ждёт от дочери благодарностей… В священной книге написано: «Благодари за деяния во благо. За деяния во вред — прощай». Она простит отца. Когда-нибудь.
— Здесь холодно, — прозвучал натруженный голос. — Давай спустимся во двор.
— Мне туда нельзя.
Флос покосился через плечо:
— Что значит — нельзя?
Янара молчала.
— Нельзя ходить по лестнице? — Лицо, изрытое морщинами, засветилось от радости. — Ты ждёшь ребёнка?
— Нет.
Надо ли знать отцу, что Холаф Мэрит, её дражайший супруг, совокупляется со всеми девками, работающими в замке, но ни одна из них не понесла? И что бы он сделал, когда узнал бы, что его дочь грозятся подложить под Мэрита-старшего? Холафу нужен продолжатель рода. Он готов на всё.
Отец хотел что-то сказать, но его отвлёк шум, доносящийся снизу. Флос протиснулся между зубцами и свесился через каменное ограждение, желая увидеть, что происходит во внутреннем дворе крепости.
Янара вдавила подбородок в загнутый край колючей накидки и уставилась себе под ноги. Крики слуг и щелчки ременной плети-шестихвостки были привычны её слуху. Мало того, шесть кожаных хвостов регулярно вспарывают ей спину: раз в месяц, когда выясняется, что она не сумела зачать. Слугам везёт меньше. Мэрит — старший наказывает их постоянно и бьёт куда попало: по лицу и голове, по животу и ладоням. А ещё ему нравится унижать людей. Он заставляет повариху или конюха, или мальчика на побегушках раздеться догола и встать посреди двора на четвереньки. И стоят они целый день, в любую погоду, а те, кто проходит мимо, должны заехать сапогом им в зад. Холаф работников не трогает, но и отца не останавливает. Единственное, что запрещено старому лорду, так это портить молодой герцогине личико и подвергать её унижениям прилюдно.
Флос выпрямился. Помедлив, повернулся к Янаре. В его широко раскрытом глазу застыло понимание.
— Если я вмешаюсь, будет только хуже, — сказал отец после долгой паузы.
— Хуже, — согласилась Янара.
— Ты собственность мужа.
— Собственность.
— Они могут тебя убить и обставить дело как несчастный случай…
— Могут.
— Но это… — Отец потряс указательным пальцем. — Это… Когда ты станешь королевой…
— Я глупая, доверчивая и наивная, — усмехнулась Янара. — В мои девятнадцать это объяснимо и простительно. А вам сколько лет?..
Лицо Флоса вытянулось и побелело. Даже стал виден глаз, затянутый мутной плёнкой. Руки в узлах и шишках сжались в кулаки. В какой-то миг Янаре показалось, что отец её ударит. Она невольно сделала шаг вперёд, навстречу удару, мысленно открыла список людей, которых будет проклинать с того света, и приготовилась внести в него ещё одно имя.
Наверное, что-то в её облике напугало отца. Он отшатнулся. Неловким движением поправил на груди плащ и без слов покинул площадку.
Янара привалилась плечом к зубчатой стене. По дороге, бегущей через степь, двигался небольшой конный отряд. Впереди герцог Холаф Мэрит и его двоюродный брат Сантар. За ними верные рыцари. Пауки собираются в банку…