Белая Кость

Часть 57

День клонился к закату. В мглистом воздухе кружил первый снег. Рэн стоял под портиком, укрывая дочь от ветра полами мехового плаща. Прильнув щёкой к его плечу, Игдалина смотрела в стылое небо. В зеркале её глаз отражались сизые тучи. Пухлые губки приоткрыты, дыхание тихое, затаённое, будто малышка ждала чуда.

Справа возвышалась гостевая башня, истыканная светящимися окнами: челядь заканчивала последние приготовления к приёму великих лордов, иноземных послов и влиятельных сановников. Из хозяйственных дворов доносился шум, присущий многолюдному и разношёрстному сборищу. Работники кухни и дворовые слуги кряхтели и ругались, разгружая подводы с провизией, коврами, свечами и прочей дребеденью, необходимой для уюта, красоты и удобства. Купцы рьяно спорили с помощниками Главного казначея. Стражники тщетно призывали народ к тишине и порядку.

Каждый вечер Лейза докладывала Рэну, как идёт подготовка к свадьбе. Он слушал, не вникая в детали. Выпроваживал мать из покоев и трупом вытягивался на кушетке. Рэна раздражало всё, что выдёргивало его из беспросветной тоски, застилавшей туманом окружающий мир. Удручали мелочные заботы, утомляли скучные разговоры. Песни менестреля резали слух. От огня в каминах слезились глаза. От смеха придворных сводило скулы. На тренировках меч выскальзывал из рук, латы казались чугунными. Рэн чувствовал безмерную усталость и списывал своё недомогание на запоздалую осеннюю хандру, хотя прежде хандрой не страдал.

Он приходил в себя только рядом с дочерью. Нерастраченная любовь — спрятанная в глубине сердца, как вулкан за ледяным ландшафтом — вырывалась наружу. На всём свете не нашлось бы другого отца, столь щедрого на заботливые прикосновения, нежные поцелуи и ласковые слова. В этом крохотном мирке минутного счастья шум и гам на хозяйственных дворах звучали лихой песней, промозглый ветер бодрил кровь, хмурое небо завораживало красками. Прижимая малышку к груди, Рэн любовался тучами и ждал, когда молодой месяц вспорет свинцовую пену серебряным клинком и на землю обрушится снегопад.

— Холодает, — робко заметила нянька, кутаясь в накидку и притопывая возле входа в женскую башню. — Как бы миледи не глотнула студёного воздуха.

Рэн подтянул край одеяльца на лоб Игдалины и прошептал:

— Ты всегда будешь моей самой любимой дочкой, а Дирмут — самым любимым сыном. Ни о чём не волнуйся и не думай о плохом.

Отдал малютку продрогшим нянькам и сбежал с лестницы.

В королевских палатах Рэна ждали Лейза и лорд Айвиль. Камердинер — иными словами, личный комнатный слуга — засуетился вокруг короля, помогая ему снять плащ и перевязь с мечом. Подкинул в камин дров и замер у двери в ожидании приказов.

Рэн развалился в кресле:

— Присаживайтесь. — И, вытянув ноги, закрыл глаза.

Прошуршав юбками, Лейза расположилась возле огня и с немым вопросом посмотрела на Киарана.

Он покачал головой:

— Спасибо, я постою.

Поправив на груди ожерелье, Лейза произнесла:

— Сегодня привезли павлинов.

— Зачем? — спросил Рэн, борясь со сном.

— Во-первых, их мясо славится отменным вкусом. Во-вторых, павлины, поданные к столу в оперении, приведут гостей в восторг. — Выдержав паузу, Лейза продолжила: — Сын лорда Айвиля прислал две бочки отменного вина.

Рэн с ленцой изогнул бровь:

— Всего две?

— Каждая вмещает двести пятьдесят галлонов! Я никогда не видела таких огромных бочек.

— Бочки — не павлины. Стоит ли о них говорить? — усмехнулся Киаран и облокотился на спинку кресла Лейзы. Его пальцы будто невзначай коснулись кружевного воротничка и замерли, с жадностью впитывая в себя тепло женской шеи.

Лейза отклонилась в сторону:

— Ваша супруга приедет на свадьбу, лорд Айвиль?

— Порядочные женщины сидят дома с детьми.

— Ваши дочери уже большие девочки.

— Я так не считаю.

— Мужчине нельзя долгое время находиться в одиночестве.

Киаран наклонился и произнёс едва слышно:

— А кто вам сказал, что я одинок? — Вдохнув аромат эфирного масла, выпрямил спину. — Ваше величество, смею напомнить, что завтра прибывает герцогиня Кагар.

Рэн вынырнул из дрёмы:

— Как — завтра? Свадьба через неделю.

— Свадьба через два дня, — заметила Лейза, обеспокоенно всматриваясь в лицо сына. — Ты плохо себя чувствуешь?

Он вытер выступивший на лбу пот:

— Запутался в днях.

— Хорошо, что я напомнил, — подал голос лорд Айвиль, с тревогой поглядывая на Рэна. — Герцогиня должна была приехать утром, но дороги размыты, разбиты. Барисса прислала гонцов — моих людей из Чёрного конвоя, чтобы предупредили о задержке. Процессия будет на месте после полудня.

— Кто с ней едет?

— Её свита, младший брат, новоизбранный Святейший отец и послы.

Рэн велел камердинеру принести горячего вина с мёдом. Сказал, что скоро вернётся, и удалился в опочивальню.

— Это я во всём виновата, — тихо проговорила Лейза, глядя на огонь в камине. — За всё надо платить. За жизнь Бертола я заплатила здоровьем Дирмута и счастьем сына.

— Вы жалеете, что оживили мальчика?

— О, Господи… Как же это сложно.

Киаран опустился перед ней на корточки и взял за руки:

— Милая Лейза… Когда вы были счастливы последний раз?

— Не знаю… Не помню. А вы?

— Сейчас.

— Врунишка.

— Я сделаю вас счастливой. Вам надо только решиться.

Лейза мягко высвободила ладони:

— Вас терзает голод, лорд Айвиль. Я не могу его утолить. Зря вы не пригласили супругу.

Усевшись в кресло, Киаран ногтями отбил на подлокотниках мелкую дробь:

— У моей супруги расшатались нервы. Боюсь, она испортит нам праздник. Но это только между нами.

— Я никому не скажу, — заверила Лейза.

— Я устал от её ревности. В письмах упрёки, обиды, слёзы. Пишу ей: «Люблю, скучаю». А в ответ: «Ты лжёшь». Конечно, лгу. Наполовину. Мы прожили с ней почти шестнадцать лет. Конечно, я буду скучать. А любить я не обещал. Неужели так тяжело подыграть мне? Написать какую-нибудь милую глупость, заманить меня домой, обольстить… Поначалу я хотел купить особняк в окрестностях Фамаля и перевезти её и девочек к себе поближе. Теперь не хочу. Вот такие дела, милая Лейза.

Она собралась ответить, но в комнату вошёл камердинер. Поставил на столик поднос и принялся разливать вино по бокалам.

Рэн вернулся гладко выбритый, с влажными волосами. Выпроводив слугу за дверь, взял кубок, сделал глоток. И направил на Киарана прояснившийся взгляд:

— Вашим людям удалось узнать о планах короля Джалея?

— Нет, ваше величество. Всё обсуждаемое на военном совете держится в строжайшей тайне. Выродков из личной охраны Джалея на заседания не пускают. Но им стало известно, что защитники веры стекаются в соседнее с Дигором королевство.

— Куда?

— В Баликлей.

Расположившись возле камина, Рэн покрутил бокал в руке, наблюдая, как с серебряных стенок стекает вязкое вино.

— Мы подписали с ним мирное соглашение. А он, вместо того чтобы распустить Ангельское войско, спрятал его в другой стране. Зачем?

Киаран пожал плечами:

— Мне тяжело соревноваться с Джалеем в хитроумии.

— Рэн, — прищурилась Лейза. — А ты не думал, что Джалей и Барисса разыграли спектакль, чтобы подтолкнуть тебя к женитьбе?

— Думал.

— И что?

Он пригубил бокал. Подержал вино во рту, наслаждаясь его насыщенным вкусом.

— Ничего. Королю нельзя без королевы. Кого брать в жёны, если не Бариссу? Дочь лорда? Запрашивать портреты принцесс?

— Поверьте, миледи, Барисса не худший вариант, — сказал Киаран.

— Конечно, вы будете отстаивать свою точку зрения, — вдруг разозлилась Лейза. — С вами всё ясно. Если бы вы не устроили им встречу, а выпроводили Бариссу из Фамаля, мы бы сейчас не изводили себя догадками.

— И готовились к религиозной войне, — парировал Киаран.

Рэн допил вино, отставил кубок и сложил руки на груди:

— Наш с Бариссой брак укрепит могущество королевства и обеспечит безопасность, пусть даже на некоторое время. Я знаю, что она изворотливая, хитрая, лживая. Знаю, на что она способна. Любая другая претендентка — кот в мешке. Короли не устраивают смотр невест. Династические союзы заключаются на расстоянии и закрепляются консумацией брака. Нельзя пригласить к себе принцессу, а потом сказать: «Простите, но вы мне не нравитесь». А с Бариссой мне повезло — я рассмотрел её изъяны и достоинства. Как человек она гниловата. Но как потенциальная королева — бесподобна. И с ней хотя бы не противно лечь в постель.

— Ты до сих пор в обиде на Янару, — заключила Лейза. — Обида мешает тебе трезво мыслить.

— Обида — удел слабых. Любовь — это болезнь. Она отвлекает мужчину от работы, от жизни, от основной цели. Королю нельзя любить. Хорошо, что я это понял. Любовь к Бариссе мне не грозит. Поэтому я женюсь на ней.

Оставшись один, Рэн принялся в очередной раз изучать подписанную и заверенную печатями брачную грамоту. Документ настораживал тем, что Рэн не мог найти в нём подвоха. Чёткий, простой и прозрачный договор без единого конфликта интересов. Король Джалей не вычеркнул пункт, в котором Дирмут Хилд был назван главным наследником престола Шамидана. Не опротестовал право Игдалины считаться носительницей королевской крови и хранительницей титула. Это означало, что её сыновья смогут претендовать на корону. Более того, Джалей согласился с пунктом, в котором говорилось, что первенец Рэна и Бариссы будет внесён в официальный список престолонаследников Дигора. Этот список был огромным, и очередь вряд ли дойдёт до их первенца, но всё же — щедрость и бесконфликтность Джалея поражала.

Рэн разложил на столе карту и провёл ладонью по шершавой бумаге. Защитники веры выдвинулись из Дигора в Баликлей. Туда же, скорее всего, направились Ангельские войска из Осмака и Хоры. Почему именно в Баликлей и почему зимой? В холодное время года, как правило, военные действия не велись, поскольку начинались проблемы с поставкой провизии и корма лошадям, конные атаки на заснеженных полях оборачивались провалом, воины болели, дезертировали, умирали.

В голове стучало: почему зимой?.. Рэн пробежался взглядом по названиям стран, расположенных южнее Баликлея и протянувшихся вплоть до Медного моря. И скривился как от зубной боли, настолько неожиданной и болезненной оказалась догадка.

Блестящая кавалькада встретила кортеж герцогини Кагар за городскими стенами. Невзирая на холод и мрачное, готовое разразиться ледяным дождём небо, Барисса перебралась из кареты в седло и на гнедом скакуне въехала в столицу плечом к плечу со своим будущим супругом.

Процессию возглавляли гвардейцы и знаменосцы. Над их головами реяли штандарты: пурпурный с лебедями и малахитовый с коронованным тетеревом.

Придворные Рэна перемешались со свитой герцогини и следовали за королём согласно происхождению и положению. За кавалькадой тянулась вереницы повозок. В одной из них, украшенной бронзовым ангелом-спасителем, находился Святейший отец. Рэн видел его мельком — когда Барисса пересаживалась на иноходца, Святейший высунулся из открытой дверцы, желая узнать причину остановки, и поздоровался с Рэном почтительным кивком.

Шествие замыкали эсквайры и слуги на облепленных грязью мулах. Кони дворян были чистыми, гривы и хвосты расчёсаны, на чепраках ни пятнышка. Кареты отливали матовым блеском. На плащах воинов ни единого залома, на сапогах ни комочка земли. Похоже, путники задержались на выезде из леса, чтобы привести себя в порядок и предстать перед королём в безупречном виде. Слуги и эсквайры позаботиться о себе не успели.

Горожане и гости Фамаля приветствовали величественную пару восторженными криками. В прошлом году ликующая толпа точно так же бурлила морским прибоем у ног Янары, когда она вернулась из мэритского замка. Толпа — проститутка — быстро забывает, к кому ластилась недавно.

Барисса выглядела растерянной и словно коченела под взглядами. Одной рукой судорожно сжимала поводья, другой придерживала капюшон, хотя в тесноте улиц и переулков, заполненных простым людом и всадниками, ветер почти не ощущался. Медные локоны вздрагивали при звуке голосов, выбивающихся из однообразного гула, и боязливо подпрыгивали на высокой груди. Подол норкового плаща укрывал бока и круп жеребца, чернильное бархатное платье повторяло изгибы напряжённых женских ног. В позе наездницы сквозили настороженность и робость, будто под ней стеклянный конь и она боится с него соскользнуть.

Барисса действительно боялась. Боялась посмотреть по сторонам и увидеть Янару. Боялась, что бывшая королева выйдет из толпы и Рэн кинется к ней, не заботясь о чести и достоинстве своей невесты. Этот страх мешал Бариссе дышать, не давал ей чувствовать себя победительницей. Её сердце — сердце захватчицы — судорожно сжималось при мысли, что она вторглась на чужую территорию и никогда не будет здесь единственной и полновластной хозяйкой.

Кортеж покинул шумные улицы и двинулся через площадь перед храмом Веры. Барисса расправила плечи и превратилась в женщину, на роду которой написано величие. Ветер гонял по брусчатке снежную пыль. Со стен грандиозного здания таращились выточенные из камня крылатые львы и кони. У парадного входа столпились церковники, ожидающие приезда Святейшего отца. Несколько повозок, сопровождаемых десятком слуг, покатили к высокой лестнице.

Рэн оглянулся на свиту:

— Кто из них ваш брат?

— В зелёном берете с пером тетерева, — ответила Барисса и с запозданием добавила: — Ваше величество.

Смазливый темноглазый юнец изобразил на высокомерном лице улыбку. Рэн улыбнулся в ответ и покосился на Бариссу:

— Вы не похожи.

— У нас разные матери.

— Я знаю. Но думал, что в вас есть что-то общее.

— Характер.

— И какой у вас характер? — спросил Рэн.

Впервые с момента их встречи Барисса повернула к нему голову:

— Наследственный.

В буйной зелени её глаз читалась дерзновенная отвага — качество, присущее человеку, переборовшему страх. Рэн хмыкнул и качнулся в седле, давая знак жеребцу идти быстрее.

Обогнув единственный в городе парк, поредевшая процессия миновала барбакан и въехала в Фамальский замок. Кортеж окончательно распался. Одни направились в хозяйственные дворы, другие — в гостевую башню. Рэн и его придворные сопроводили герцогиню до женской обители.

Смотрительница женских покоев и камеристки выстроились у дверей. Стоя под портиком, Лейза умело скрывала неприязнь к будущей невестке. Из окон выглядывали няньки и мать Болха. Им запрещалось покидать детские палаты, пока не закончатся празднества и не разъедутся гости. Также им было велено не впускать к Игдалине посторонних, в том числе герцогиню Кагар.

Рэн помог Бариссе сойти с коня. В пожатии изящной руки чувствовалась уверенность и твёрдость. Рэн отметил это вскользь — лишь благодаря природной наблюдательности — и тут же забыл. Его одинокая душа пыталась справиться с собственными трудностями.

— Мы сегодня больше не увидимся, ваше величество? — В тихом голосе прозвучали кокетливые нотки.

— Увидимся, — ответил Рэн. — Я пришлю за вами, когда освобожусь.

Сел на коня и через минуту скрылся за высокой деревянной изгородью, разделяющей внутренние дворы женской и главной башен.

В библиотеке витал запах старых бумаг, горячего воска и обгоревших поленьев. Огоньки свечей отбрасывали блики на лакированные шкафы. Хранитель грамот и лорд Ардий тихо беседовали возле стеллажа, не спуская глаз с двери. При появлении лорда Айвиля дворяне умолкли и заскользили пальцами по корешкам книг, делая вид, что заняты поиском какого-то талмуда.

— Вот вы где! — произнёс Киаран, шагая по новому ковру.

Подошвы сапог безжалостно сминали высокий ворс, словно молодую траву на лесной прогалине.

— Нехорошо, лорд Ардий! Как командир королевских рыцарей вы обязаны повсюду следовать за королём. Почему вас не было в свите? — Приблизившись, Киаран с подозрением прищурился. — Заговорщики из вас никудышные. Что произошло?

Мужи переглянулись.

— Это случайно не вы написали Янаре письмо? — спросил Ардий.

— Какое письмо?

— С требованием приехать в Фамаль.

Киаран округлил глаза:

— Она приехала?

— Да, утром. — Ардий поджал губы. — Я думал, это ваших рук дело. Каюсь.

— По-вашему, я идиот? — возмутился Киаран. — Я меньше всех заинтересован в срыве свадьбы!

— А я подумал на Лейзу, — признался Хранитель грамот. — Хотя по её виду не скажешь, что она ждёт, когда объявится Янара и разразится скандал.

— С чего вы взяли, что Янара станет скандалить? — удивился Ардий.

— Барисса! — произнесли Киаран и Хранитель хором.

Метнув взгляд на дверь, Киаран понизил голос до шёпота:

— Где она? В смысле, Янара. Надеюсь, не в замке?

— В постоялом дворе. Я еле нашёл свободную комнату, гонял по городу точно угорелый. Ни комнат, ни места в конюшнях. Когда вернулся, король и свита уже покинули замок. Я не мог оставить женщину на улице. И сюда не мог привести. Я ведь не дурак, всё понимаю.

— Кто её видел?

— Никто, — заверил Ардий. — Янара прислала ко мне служанку. Я — сразу в Хранилище Грамот. Думал, клерки написали моё имя по ошибке или чья-то подпись похожа на мою. Я ведь поначалу ничего не заподозрил.

— Я на всякий случай поднял ведомости, — отозвался Хранитель. — Там нет ни слова о каких-то документах, которые якобы надо подписать Янаре. Подлог исключён. Работники Хранилища не занимаются махинациями. Головой дорожат.

— Кто заинтересован в её приезде? — задумался Киаран.

— Рэн? — несмело предположил Ардий.

— Очень сомневаюсь.

— Джалей, — заключил Хранитель грамот. — Он подписал мирное соглашение и брачный договор, чтобы мы расслабились. Сколько денег ушло на подготовку торжества? На эти деньги Рэн мог нанять армию наёмников. А теперь что? Великие лорды здесь. Часть их воинов разъехалась по домам. Остальные кутят в тавернах. Казна пуста. Барисса устроит скандал и хлопнет дверью. Не успеет оскорблённая невеста достигнуть границы, как в Шамидан вторгнется Ангельское войско.

Киаран поскрёб щетину на подбородке:

— Вы рисуете мрачную, но очень реалистичную картину.

— Джалей просчитался. Янара не собирается встречаться с Рэном. — Ардий затолкал пальцы за отворот рукава и извлёк сложенный лист бумаги. — Она просит у него разрешения увидеться с дочерью.

Киаран протянул руку:

— Можно?

Скомкал письмо в кулаке и бросил в камин.

— Что вы делаете? — вскричал Ардий.

— Скажете ей, что король отказал.

— Так нельзя!

Взгляд Киарана сделался жёстким.

— Я забочусь об Янаре, солдатская ваша голова! Ей нельзя попадаться Бариссе на глаза, нельзя проявлять настойчивость и заявлять о правах на дочь! Я хочу, чтобы она жила долго и счастливо. Не с монахинями в монастыре, а с сыновьями в собственном доме.

— Она соскучилась по малышке, — чуть ли не простонал Ардий, глядя, как над огнём кружит письмо, превратившееся в чёрный пепел.

— Я позабочусь, чтобы она виделась с дочерью. Но не в этом замке и не сейчас. — Киаран сжал Ардию локоть. — Даю вам слово.

Ардий плюхнулся в кресло, упёрся локтями в колени и закрыл лицо ладонями.

— Янаре надо срочно покинуть Фамаль, — сказал Хранитель грамот.

— О том, что она в столице, знает тот, кто заманил её сюда обманом, — напомнил Киаран. — Наверняка за ней следят.

Ардий отвёл руки от лица:

— Вы так думаете?

— За городской стеной случится непоправимое. Этот подонок сорвёт свадьбу, если не скандалом, так убийством. Выделите ей для охраны рыцарей.

— Я никому её не доверю. Сам с ней поеду!

Киаран вздёрнул брови:

— И поставите в известность короля? Иначе как вы объясните своё отсутствие на важном государственном мероприятии?

— Проклятье! — с досадой выругался Ардий.

— Её узнали в постоялом дворе? — поинтересовался Хранитель.

— Нет. Я лично снял комнату. Янара была в капюшоне, ни с кем не общалась.

— Я приставлю к ней тайную охрану, — отозвался Киаран. — Янаре надо пересидеть пару дней. Попросите её не выходить из комнаты. После торжества отвезёте её домой, если не доверяете своим рыцарям.

— Доверяю! — воскликнул Ардий. — Но я сойду с ума, пока они вернутся и скажут, что с ней всё в порядке.

Сообразив, что сказал лишнее, отвернулся к камину.

— На том и порешим, — кивнул Киаран и исподлобья посмотрел на Хранителя грамот.

Тот сделал вид, что последняя фраза Ардия пролетела мимо его ушей. Заскользил пальцами по корешкам книг, выискивая не представляющий интереса талмуд.

Слуги приступили к сборке столов — на подготовку огромного (по меркам того времени) Пиршественного зала им отводилась ночь и весь следующий день. Скамьи, доски и жердины лежали штабелями. На застеленном ковром помосте стояли три кресла. В центре — обитое бархатом, с высокой спинкой и резными подлокотниками. По бокам — кресла поменьше, с обтянутыми парчой сиденьями, на которых белыми горами возвышались кипы скатертей с шёлковой бахромой.

На стене за помостом были растянуты два флага: Дигора и Шамидана. На колоннах — вымпелы великих и малых домов. Возле облицованных мрамором каминов — миниатюрные поленницы. Бронзовые люстры приспущены, осталось только длинными щепками зажечь в них свечи и поднять к высокому потолку.

Король и герцогиня вошли в зал. Слуги тотчас удалились.

— Как же здесь торжественно и красиво! — восхитилась Барисса, бегая взглядом по фрескам и лепнине. — Хочу танцевать! Хочу танцевать, как легкомысленная женщина. Вы меня не осудите, если я покружусь?

— Не осужу, — проговорил Рэн спокойным тоном.

Она раскинула руки, закружилась, ногами запуталась в юбках и едва не упала. Рэн успел её подхватить, прижал к себе. Рука обвила стройный стан, пальцы впились в талию. Герцогиня вспыхнула и покосилась на фрейлин. Те поняли без слов и бесшумной стайкой выпорхнули за двери.

Затаив дыхание, Барисса смотрела на соблазнительные мужские губы и ждала поцелуя.

— Я хочу рассказать вам одну историю, — вымолвил Рэн и выпустил герцогиню из рук.

Она почувствовала себя обманутой. Покраснев ещё сильнее, отступила на шаг:

— Я слушаю.

— Есть на белом свете королевство Баликлей. Южный сосед прославленного и могущественного Дигора. У Баликлея тоже есть южный сосед — королевство Марла.

Кровь отхлынула от щёк Бариссы.

— Небольшая, но удивительная страна имеет выход к Медному морю, — продолжил Рэн. — Вы когда-нибудь видели Медное море?

— Да, — прозвучало еле слышно.

— Король Марлы находится при смерти. Прямого наследника нет, а значит, на трон метят все лорды. — Рэн тяжело вздохнул. — Ваш брат Джалей ждёт, когда король скончается и в стране начнётся междоусобная война. Он введёт в Марлу войска четырёх королевств, захватит трон или наденет корону на своего ставленника. Но чтобы никто не догадался об истинной цели Ангельского похода и не успел подготовиться, Джалей распустил слух, что занимается организацией похода в Шамидан.

Барисса потупила взгляд:

— Король Марлы умер. Ангельский поход начался. Просто до вас ещё не дошли последние новости.

— Джалей не собирался нападать на моё королевство.

— Не собирался, — подтвердила Барисса.

— Признаюсь, он заставил меня понервничать. Но изворотливость его ума сыграла мне на руку. Теперь я знаю, на кого можно положиться, а кому нельзя верить.

Барисса сжала вспотевшие ладони.

— Когда подводы с трупами прибыли в Дигор и клирики сообщили, что Святейшего определили в Безумный дом, вы отправились в Фамаль, — вновь заговорил Рэн. — Вы и правда испытываете тёплые чувства к дядюшке? Или это тоже часть вашего с Джалеем плана?

— Мой отец женился второй раз. Мачеха хотела отослать меня в монастырь, но герцог Кьяр не позволил. Я выросла в его доме, дядя заменил мне отца и мать. Я люблю его.

Рэн заложил руки за спину. Качнулся с пятки на носок:

— Вы приехали в Фамаль тайно, хотели увидеться с дядюшкой и сразу уехать. Но вас к нему не пустили.

— Не пустили, — эхом откликнулась Барисса.

— Безумный дом находится в ведении Просвещённого монастыря, поэтому вы пошли к настоятелю.

— Я надеялась получить разрешение.

— В тот день святые отцы подписали мою бракоразводную грамоту. Ещё никто не знал, что мы с Янарой разорвали отношения, а церковники знали. И вы узнали. Дождались ночи. Выступили передо мной в роли спасительницы королевства и сжали время на раздумья. — Рэн перевёл дух. — Будь вы Джалеем, я бы сказал: «Блестящая игра». Ибо это игра могущественного мужчины, идущего к своей цели. Игра зрелого мужа, а не юной женщины, чистой, искренней, целомудренной. Была ли в ваших словах хоть крупица правды?

— Я люблю вас.

— Такая любовь мне не нужна.

Обладая сильным характером, Барисса оставалась подлинной женщиной, подвластной инстинктам и страстям. Она поняла, что теряет человека, которого полюбила всем сердцем и добивалась всеми способами. Скала её гордости не выдержала удара и рухнула. Герцогиня опустилась на колени и подняла на Рэна глаза, полные слёз.

— Простите меня.

Рэн изогнул губы в язвительной усмешке:

— Волнуетесь о чести и достоинстве.

— Публичное поругание и позор — заслуженная кара за то, что я сделала… Я люблю вас и умоляю простить.

Скрипнув зубами, Рэн погрозил пальцем:

— Ели вы ещё раз меня обманете, я заточу вас в монастырь.

— Я поняла.

— Если вздумаете навредить моим детям, Игдалине и Дирмуту, я вас казню.

Барисса отшатнулась, как от удара:

— Я никогда не обижу ваших детей. Я постараюсь заменить им маму.

— А вот этого делать не надо, — отрезал Рэн. — У них есть мама. Я не лишу её общения с дочерью и сыном. Сам я видеться с ней не буду, не переживайте. Но дети смогут поехать к матери, когда захотят, и жить в её доме столько, сколько им вздумается. А вы будете говорить о ней только хорошее.

— Я поняла.

— Вы согласны стать моей женой, зная, что от монастыря или эшафота вас отделяет один неверный шаг?

— Согласна.

Рэн протянул руку, чтобы помочь герцогине подняться. Она стиснула его пальцы и припала к руке губами.

Весь следующий день Барисса отходила от неприятного разговора. Мысленно собирала вещи, садилась в карету и покидала Фамальский замок. Но как только перед внутренним взором появлялся Рэн, Бариссе хотелось плакать, а внутренний голос ласково нашёптывал: пережди, перетерпи, докажи свою преданность, и самый желанный мужчина на свете непременно тебя полюбит.

Решив, что Барисса волнуется, как и положено волноваться невесте в последний день девичества, фрейлины весело щебетали, примеряя праздничные наряды, и всячески старались растормошить госпожу.

Следуя канонам моды, красивая благородная дама должна обладать высоким лбом, длинной шеей, бледным лицом и светлыми бровями. Желая добиться высокого лба, женщины избавлялись от линии роста волос, используя уксус или негашёную известь. Брови осветляли несвежей овечьей мочой или отваром из луковой шелухи. Кожу лица отбеливали свинцовыми белилами. Тусклой и безжизненной внешности придавали выразительность, применяя настойку паслёна. Она расширяла зрачки и зрительно увеличивала глаза.

Янара не прибегала к таким ухищрениям. Гармоничная внешность — подарок самой природы — делала Янару броской и неотразимой. Бариссу природа одарила королевской кровью и дерзким, необузданным нравом. Она пренебрегала правилами и ломала закоснелое представление о красоте. Любила свои чёрные брови, смуглую кожу, не слишком высокий лоб и на фоне отбеленных фрейлин смотрелась, как яркая бабочка в окружении моли.

Волосы считались признаком сексуальности, поэтому церковь выступала против демонстрации этой греховной «части тела». Янара и Барисса были набожными женщинами. На публике они накрывали головы вуалью или капюшоном, но обе любили, чтобы блестящие пряди или сложные косы были видны посторонним, будто они случайно вылезли из-под головного убора.

Барисса просила фрейлин то заплетать ей волосы, то распускать и слегка смачивать, чтобы они вились. Укладывать на бок, зачёсывать назад. Измучив девушек, надела свадебное платье из атласа малахитового цвета, подвела углём глаза, примерила драгоценности и корону и наконец-то восстановила душевное равновесие. Спать легла рано, чтобы утром выглядеть свежей и бодрой.

Рэн провёл этот день в долгих и утомительных беседах с послами соседних королевств. Подписал важные договоры и соглашения, обсудил цены на железную руду, серебро и золото.

Ближе к вечеру к королю пожаловал новоявленный Святейший отец. Им оказался моложавый человек приятной наружности, не кичливый, не брюзгливый, не стремящийся обратить Рэна в новую веру. Обсудив порядок церемонии, они поужинали в гостиной и расстались довольные друг другом.

На закате пришёл брат Бариссы. Рэн извёлся, придумывая темы для разговора. Юному принцу едва исполнилось пятнадцать, но в развитии он отставал от Гилана. О старших братьях принц не хотел говорить. Турнирами не интересовался. Охотой не увлекался. В конях не разбирался. Смотрел на Рэна свысока, а в глазах пустота, ни юношеского задора, ни интереса к жизни. Неудачный результат кровосмешения.

Предыдущий, ныне покойный король Дигора слыл плодовитым мужчиной. У него было восемнадцать детей от трёх жён. Выжили семеро: шесть мальчиков и девочка. Мать двух старших сыновей и Бариссы умерла от родильной горячки. Вторая жена скончалась во время родов. Последняя жена приходилась королю племянницей. В тринадцать лет она произвела на свет единственного сына — он-то и приехал на свадьбу — и через год умерла, вынашивая второго ребёнка.

Ночь перед свадьбой была мучительной и долгой. Рэн просыпался от собственных стонов и вновь проваливался в тревожный сон. Утром велел Черемеху принести лекарство от головной и сердечной боли, чем не на шутку встревожил лекаря. Чтобы встряхнуться и привести себя в чувства, Рэн отправился на тренировку и упражнялся с мечом, пока не прибежал всполошённый камердинер: за воротами замка уже выстраиваются церковники и дворяне, а король ещё не собран.

Брачная церемония началась с торжественного шествия. Святые отцы несли шесты с ангелами-спасителями. За ними следовали знаменосцы, королевские гвардейцы и рыцари в парадных латах. Кони гарцевали под лордами, раскачивая бахрому и кисти на парчовых чепраках. Вороной жеребец Рэна никак не хотел идти медленно, так и норовил вырваться из колонны. Рэн с трудом удерживал его вровень с открытой каретой, в которой сидела укутанная в меха невеста. За ними катили повозки с благородными дамами. Процессию замыкали верховые стражники.

Казалось, вся столица собралась на площади перед храмом. Гвардейцам пришлось поднять лошадей на дыбы, чтобы народ освободил проезд к парадному входу.

Через полчаса Рэн стоял в освещённом факелами зале, смотрел на Бариссу и слушал голос Святейшего отца.

— Господи, прояви милосердие к Рэну и Бариссе. Благослови их союз любовью, богатством и детьми, чтобы они каждый день славили тебя своими мыслями, речами и поступками.

— Леди Барисса, — произнёс Рэн, — клянусь быть верным мужем и любящим отцом.

— Король Рэн, — проговорила Барисса, светясь от счастья, — клянусь быть любящей, заботливой и верной супругой.

— Отныне вы муж и жена перед лицом Бога, перед народом и короной, — провещал Святейший отец.

Рэн обменялся с ним поцелуем мира и поцеловал супругу в лоб. По завершении церемонии бракосочетания священнослужители провели ритуал коронации новобрачной.

Поддерживая супругу под локоть, Рэн прошёл по живому коридору, отвечая кивками на поздравления. Как только новобрачные показались в дверном проёме храма, зычно рявкнул боевой рог, толпа разразилась ликующими криками, бронзовыми птицами запели колокола на часовне.

Рэн хотел уже спуститься с полукруглой террасы, но что-то его остановило. Он окинул взглядом толпу и вцепился в застёжку на мантии — золотая цепь впилась в горло как петля. Сошёл с лестницы. Усадив жену в карету, вновь взбежал по ступеням.

Наблюдая за ним, Барисса переменилась в лице.

Лейза прошептала Киарану:

— Кого он ищет?

Поигрывая желваками, Киаран посмотрел на Ардия. Тот, успев сесть на коня, с хмурым видом крутил головой.

— Ваше величество, — прозвучал озадаченный голос Святейшего отца. — Гости ждут.

Рэн двинулся вниз по лестнице, с трудом передвигая ноги. Подойдя к своему скакуну, жестом подозвал Киарана:

— Закройте городские ворота.

— До заката ещё несколько часов.

— Закройте все ворота! — рыкнул Рэн.

— Слушаюсь, ваше величество, — поклонился лорд Айвиль.

— Узнайте, где остановилась Янара.

Киаран потерял дар речи.

— Она здесь, — проговорил Рэн, озираясь по сторонам.

— Вам показалось.

— Не смейте со мной спорить! — прошипел Рэн Айвилю в лицо. — Она здесь! Я чувствую! — Взглянул на Бариссу и прошептал: — Найдите её, Киаран. Пожалуйста!

Он кивнул:

— Я постараюсь.

Пиршественный зал с трудом вместил в себя такое количество людей. Лорды с жёнами и придворные, сановники и послы, прославленные рыцари и коннетабли городов, Святейший отец и высшие чины духовенства сидели за столами, заставленными всевозможными яствами, и за фазанами и павлинами в оперении не видели, кто сидит напротив.

Почти три часа гости преподносили новобрачным дары. Последние дарители комкали фразы, истекая слюной от запахов. Наконец слуги унесли подарки, и публика с жадностью набросилась на еду. В зал хлынули жонглёры, музыканты и певцы.

Рэн потягивал вино и поглядывал на окна. Барисса, предчувствуя беду, держалась из последних сил. Лейза подсовывала сыну то крылышко куропатки, то ломоть форели, фаршированной яйцами. Потом заменяла полную тарелку чистой и снова предлагала то или иное яство.

— Тиер, — обратилась Барисса к сидящему на ступенях помоста менестрелю. — Спой что-нибудь для души.

Он переговорил с музыкантами и под полнозвучный аккомпанемент запел о чистой любви благородной дамы и простого солдата.

Рэн допил вино и наклонился к матери:

— Проследи, чтобы гости ни в чём не нуждались.

— А ты куда?

— Я скоро вернусь.

— Ты плохо выглядишь, — встревожилась Лейза. — Заболел?

— Есть лекарство от любви?

Лейза сжала его руку:

— Рэн… Милый…

Он вымучил улыбку:

— Тогда я обречён. — Повернулся к жене. — Прости. Мне надо ненадолго отлучиться.

Барисса сидела ни живая, ни мёртвая, наблюдая за супругом. Он поговорил с лордом Айвилем, потом подошёл к дворянину с обезображенным лицом и вместе с ним покинул зал.

Лейза не выдержала. Спустилась с помоста, приблизилась к столу для высокопоставленных сановников и прошептала лорду Айвилю в ухо:

— Куда он?

Киаран залпом осушил бокал:

— Постарайтесь, чтобы королева не сбежала.

Снег валил хлопьями. Конь резво подкидывал ноги и радостно фыркал. Завидев всадников во главе с королём, горожане отскакивали в сторону, хлопали рукавицами и, выкидывая изо рта белые клубы воздуха, выкрикивали поздравления. Рэн не думал, что завтра по столице поползут слухи о том, как король сбежал со свадебного пира. Он вообще ни о чём не думал, отключил разум и ехал туда, куда его звали тело и душа.

Лорд Ардий указал на обшарпанный дом и отстал. Рэн натянул поводья, посмотрел на окна второго этажа. Вот оно, третье слева. Гвардейцы рассредоточились, прошлись плётками по спинам нескольких зевак. Переулок мгновенно опустел.

Рэн не знал, чего ждёт. Он просто не мог оторвать взгляд от зашторенного окна. Понимал, что перевернул страницу и возврата к прошлому нет, но цеплялся за это прошлое, как ползучее растение за отвесный каменный склон.

Нетерпеливый жеребец заржал. Всколыхнулась занавеска. В окне появилась Янара.

Рэн любил её и ненавидел, прятал её образ в укромном уголке души и изгонял из памяти. Он пытался стать для неё самым лучшим, а стал ненужным. Сердце кидалось на рёбра. Кровь пенилась и разрывала жилы. Снег слепил глаза и стекал по лицу ледяными слезами.

Сколько времени простоял Рэн — он не знал. Приподнялся на стременах, намереваясь слезть с коня. Янара поспешно задёрнула занавеску и задула свечу. Окно стало чёрным.

Киаран ждал короля под портиком.

Рэн бросил поводья гвардейцу и взбежал по ступеням:

— Гости волнуются?

— Немного, — ответил Киаран, наблюдая, как лорд Ардий постукивает носками сапог о ступени, стряхивая снег.

— Барисса?

— Ждёт, как и положено примерной супруге. Её братец и дигорские послы хотели уйти. Она приказала им сесть на место и веселиться.

Рэн упёрся рукой в колонну и опустил голову:

— Сегодняшний день был ошибкой.

— Любовь всегда ошибка. — Киаран окинул его придирчивым взглядом. — Вы промокли. Надо переодеться.

Рэн сжал ему плечо:

— Спасибо! — И вошёл в башню.

Киаран вернулся в зал. Поднялся на возвышение и наклонился к Бариссе:

— Король будет с минуты на минуту, ваше величество.

Она откинулась на спинку кресла:

— Вы позвали Янару в Фамаль?

— Кто вам сказал, что она в столице?

— А к кому ещё мог уйти мой муж? Хотели сорвать брачную церемонию?

— Я не звал её. Клянусь!

Барисса повернулась к Лейзе:

— Вы пригласили Янару в Фамаль?

Лейза округлила глаза:

— Она здесь?

— Значит, не вы, — протянула Барисса. — Тогда кто?

Этот вопрос мучил и Киарана. С высоты помоста зал хорошо просматривался. Музыканты играли. Жонглёры подкидывали шары и кольца. Слуги устанавливали на столы новые блюда. Гости были встревожены отсутствием короля, но не показывали вида. Ели, пили, смеялись и беспрестанно болтали. Даже брат Бариссы и дигорские послы увлечённо беседовали с Хранителем грамот и Главным казначеем. И только герцог Лой Лагмер смотрел в одну точку, сжимая-разжимая кулак. Почувствовав на себе взгляд Киарана, повернул голову и с подозрительной поспешностью присоединился к разговору соседей. Лагмер был единственным человеком, который хотел расшатать трон под королём. В его интересах оставить Рэна без здорового наследника и без жены.

Гости встретили короля шутками и аплодисментами. Рэн прошёл между столов, похлопывая по плечу то одного дворянина, то другого. Подойдя к помосту, объявил, что удаляется с королевой.

Камердинер и камеристка помогли новобрачным раздеться. Рэн в рубашке и штанах улёгся поверх одеяла. Барисса в льняной сорочке юркнула под одеяло. Святейший отец благословил брачное ложе и оставил молодых наедине.

Рэн ненадолго удалился в купальню, а когда вернулся, застал супругу обнажённой. Стоя возле кровати, смущённая своей наготой, бледнея и краснея, Барисса нашла в себе силы вскинуть голову и посмотреть Рэну в лицо:

— Я вас возбуждаю?

— Да, — ответил он и стянул рубашку через голову.

Его пальцы забегали по завязкам на штанах.

Не сводя с Рэна глаз, Барисса легла на кровать. Стыдливость исчезла, словно сорванный бурей покров. Каждая клеточка тела стонала желанием отдаться на волю любимого мужчины.

Рэн задул свечи, забрался на ложе и навис над супругой, как чёрное небо над бездной.

— Только прошу вас, осторожно, — прошептала Барисса. — Я отдаюсь впервые.

И обвила шею супруга руками.

Не такой он представлял себе брачную ночь с нелюбимой женщиной. Изголодавшее тело стонало от удовольствия, разум нашёптывал оправдания мужской похоти, осквернённая душа выворачивалась наизнанку от предательства.

Обессилев, Рэн откинулся на спину и уставился на продолжающий колыхаться балдахин. Нет трёхголосья существа. Нет, и уже никогда не будет.

Надзиратель закрепил на стене факел. Открыл дверцу в решётке и внёс в камеру мешок и корзину. Кьяр поднялся с лежака, втянул в себя полузабытые запахи. В мешке обнаружились тёплые вещи и одеяло из собачьих шкур. В корзине — настоящая еда, а не те помои, которыми кормили обитателей Безумного дома.

Исполняя просьбу Кьяра, надзиратель разделил еду между всеми узниками. Белому дьяволу вместе с ломтем хлеба и кусочком окорока вручил вязаные носки.

Этой ночью Кьяр впервые за долгие годы не видел во сне девочку, сидящую в погребе между мешками.

В камине трещали дрова. Углы опочивальни прятались в полумраке. За окнами кружили пушистые хлопья снега, и казалось, что наступило утро. Кутаясь в пуховый платок, Ифа села возле огня, разложила на столике письма. Прочитала одно письмо, второе, третье… И расплакалась, целуя листы, испещрённые торопливым почерком мужа.

Установив на табурет масляную лампу, Бари с трудом вытянул из-под кровати окованный медью сундук и откинул крышку. Сундук был доверху наполнен старинными золотыми монетами треугольной формы с дыркой в центре. Приданое Янары. Все решили, что её муженёк обменял монеты на векселя. А купцы не осмелились сказать королю, что никаких денег они не получали, и безропотно погасили несуществующий долг золотыми и серебряными коронами.

Бари нашёл сундук, когда исследовал подвалы под мэритским замком. Хотел порадовать сестру, но передумал. Наивная женщина вернёт деньги купцам, а ему что останется?

Нежно погладив золото, Бари умостился на полу и принялся нанизывать монеты на шнур.

Прикрывая зевок ладонью, Таян приблизилась к детской кроватке. Постояла, любуясь спящим Бертолом. Перешла к колыбели и переменилась в лице. Дрожащими руками убрала с Дирмута одеяльце. Сцепила пальцы в замок и, воздев глаза к потолку, зашептала молитвы. Дирмут спал на боку, согнув ножки в коленях.

Солнце выползло из-за горизонта. Лучи пробежались по заснеженной равнине, разбрасывая искристые брызги, и запутались в ветвях берёзовой рощи.

Стражники распахнули городские ворота и, подтягивая на руках рукавицы, прижались спинами к створам. Из Фамаля выехала кибитка в сопровождении рыцарей и стражников, возглавляемых дворянином с изуродованным лицом. Скрипя полозьями по замёрзшей и присыпанной снегом дороге, повозка полетела в мэритский замок.

Янара прильнула носом к окошку. Скользнула взглядом по белой равнине. Посмотрела на вздымающееся над берёзовой рощей серо-голубое строение. Задёрнула шторки, забилась в уголок и укрылась медвежьей шкурой с головой.

Возле храма Души толпились сонные строители. Толкаясь и похлопывая себя по бёдрам, глазели на королевских гвардейцев, одетых в тёплые белоснежные плащи. Лошади выдыхали клубы мутного воздуха и, вскидывая головы, нетерпеливо переступали с ноги на ногу.

Внутри храма в жаровнях алели угли. Вдоль стен валялись тюфяки и одеяла. На деревянных лесах тихо ворковали нахохленные голуби. Солнце ещё не добралось до окон под сводчатым потолком, и приглушённый свет ленивым водопадом омывал незаконченное изваянием женщины, восседающей на каменном троне. Одна рука упирается в сиденье. Другая — вытянута вперёд и вниз, к стоящему на коленях королю Рэну.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ