Белая Кость

Часть 05

Стоило Выродкам и рыцарям переступить порог общего зала, как простой люд убрался прочь. Пахло похлёбкой, дымом, жиром, потом… На деревянных столбах коптили масляные лампы. Единственное окно, затянутое бычьим мочевым пузырём, не пропускало ни света, ни свежего воздуха. Если бы не приоткрытая входная дверь и не дымоход над очагом — посетители харчевни угорели бы от чада.

Под крышей находилась галерея. Или длинный балкон? Рэн не знал, как в подобных заведениях называется площадка, примыкающая к деревянной стене и огороженная перилами из жердей. Просунув головы между тонкими круглыми палками, дети смотрели вниз открыв рты и боялись пошевелиться. Рыцари успели снять потрёпанные накидки и надели поверх доспехов пурпурные туники с двумя лебедями на груди. Их вид вызвал у бойкой детворы, привыкшей к любой публике, немой восторг. Видимо, благородные воины здесь нечастые гости.

Там же, наверху, плакал младенец и кто-то пел колыбельную. Голос тоненький, детский. Скорее всего, мать хозяйничает на кухне, а малышами занимается старшая дочь. В гомоне песню никто бы не услышал, но сейчас в харчевне было тихо. Рыцари — сыновья горных лордов — лишнего слова не скажут. Похоже, что и Выродки молчуны. В зал тех и других набилась почти сотня. Эсквайры, личные слуги герцога и остальные воины ждали своей очереди во дворе, сидя на бортах лошадиных поилок и кормушек.

Между столами забегали девки, держа на подносах пирамиды глиняных мисок с похлёбкой.

— Никогда раньше не были в харчевне? — спросил Айвиль.

Он сидел на скамье, положив рядом с собой плащ и умостив сверху ножны с мечом. Для Рэна притащили стул и накинули на него покрывало, сшитое из шкурок, похожих на кошачьи. Рэн чувствовал себя неловко на нелепой пятнисто-полосатой подстилке: мастерица не утруждала себя подбором меха по цвету и высоте ворса. К тому же сидеть вольно мешал длинный плащ из грубого сукна: Рэн не осмелился его снять, подозревая, что в мехе полно ползающих и прыгающих паразитов.

— В такой — не был, — признался он и посмотрел на деревянную черепушку в центре стола, наполненную до краёв чем-то, похожим на пепел.

— Это зола, — произнёс Айвиль.

— Зачем?

— Вместо соли.

Рэн уставился на лорда:

— Серьёзно?

— Соль беднякам не по карману. Они присаливают еду золой. — Айвиль упёрся локтем в стол. — Там, откуда вы приехали…

— Я приехал из Дизарны.

— Да, конечно, — кивнул лорд. — Там всё иначе?

— Я не интересовался, сколько стоит соль, — отрезал Рэн.

— В знатных домах Шамидана на званых ужинах столы ломятся от яств, но вы не найдёте солонку.

— Богачам она тоже не по карману? — усмехнулся Рэн, наблюдая, как Выродки с безразличным видом глотают похлёбку.

Рыцари жевали хлеб и поглядывали на кухаря, крутящего над очагом длинный вертел с ягнёнком и тремя тушками гусей. С мяса стекал жир. Огонь в очаге шипел, разбрасывая оранжевые брызги.

— В соль легко подсыпать яд, — сказал Айвиль, почёсывая щетину на подбородке. — Большинство ядов невозможно отличить от соли.

Прикидывая в уме, в какую сумму обойдётся ему обед пяти сотен человек, Рэн откинулся на спинку стула:

— Смотрите на меня и думаете: «Какой же он молодой и неопытный!» Всё верно, опыт приходит с возрастом. Однако в свои двадцать четыре я много чего знаю. Сейчас я стою у истока неизведанного пути. Будут просчёты и ошибки. Но я быстро учусь.

— Я смотрю и думаю: как же вы похожи на отца… Я помню, каким он был до заключения под стражу. Черноволосый, черноглазый. Совсем как вы. И помню его на суде. За несколько дней у него появилась седина. Такая необычная — клочьями. Мне даже показалось, что на суд привели другого человека. Он стал меньше ростом и сильно похудел. Думаю, ему сказали заранее, какая казнь его ожидает. Он бы не поседел, если бы не знал о предстоящем четвертовании… Господи! Четвертование! За что?! За подделку документов… Хорошо, что он умер накануне казни и не испытал этот ужас.

Рэн глядел на лорда, боролся с желанием его заткнуть и понимал, что всем рот не закроешь. Сейчас каждый второй станет ворошить дело двадцатилетней давности.

Айвиль хотел сказать ещё что-то, набрал полную грудь воздуха и… посмотрел на подошедшего к столу Выродка:

— Узнал, кто они такие?

— Купцы. Говорят, что прозевали поворот. Когда поняли, что не туда заехали, — развернулись.

Лорд отпустил наёмника и с задумчивым видом уставился на золу в черепушке.

— Что-то не так? — спросил Рэн.

— Вчера неподалёку от Тихого ущелья мы обогнали обоз. Мы ждали вас сутки, а обоз так и не появился. И вдруг я вижу в харчевне знакомые лица.

Рэн пожал плечами. Девиз дома Айвилей «Тайны уходят в могилу» напрямую связан с родом их деятельности. Когда становишься хранителем чужих грязных тайн, перестаёшь верить в добро. Кажется, что вокруг одни подонки.

Хозяин харчевни лично принёс на оловянных блюдах мясо, зелень и хлеб. Поинтересовался, что великие лорды будут пить: эль или сидр, и ушёл расстроенный отказом от выпивки.

Выродок поставил на стол два кубка, наполнил их из серебряной фляжки.

— Вино из лучших сортов винограда, — сказал лорд, пригубив бокал. — Попробуйте.

Рэн сделал глоток и повернулся на шум возле входа в харчевню.

— Я же сказал: свободных мест нет, — проговорил караульный, загораживая дверной проём. — Иди отсюда!

— Я ищу свою дочь, — прозвучал хриплый голос.

— Здесь нет твоей дочери.

— Она позорит честь отца. Я хочу забрать её!

— Пропустите его! — приказал Рэн.

В зал вошёл пожилой сутулый человек в старом залатанном гамбезоне. Такие носят наёмники, готовые служить за гроши, и грабители, поджидающие на дорогах злосчастных путников. Однако на потёртом кожаном ремне не было ни меча, ни ножа.

Человек обвёл помещение одним глазом (второй был сильно прищурен), посмотрел на детей, сидящих на балконе. Не подходя к столу великих лордов, поклонился:

— Извините. Я ошибся. — И вышел прочь.

Рэн принялся за еду. К его удивлению, мясо ягнёнка было сочным и хорошо прожаренным, а хлеб ноздреватым и душистым. Потягивая вино, Айвиль не сводил глаз с двери. «Излишняя подозрительность — это хорошая черта характера или недостаток?» — подумал Рэн и вытер руки о тряпку.

— В какого бога вы веруете? В того, кто помогает, или в того, кто карает?

Айвиль поставил кубок на стол:

— Хотите знать, какое у меня вероисповедание: старое или новое?

— Можете не отвечать. Я прочёл ответ в ваших глазах.

— Да, я не верю в бога. Я верю в чудо, благодаря которому родился. Других чудес на свете нет. Всё остальное зависит от самого человека и от людей, которые его окружают.

Рэн улыбнулся:

— В этом мы с вами близки. Я верю в чудо с тремя голосами.

— У этого чуда есть название?

— Человек.

— Человек… — хмыкнул Айвиль.

— Ведь что такое человек?

— Вы хотели сказать — кто.

— Не-е-ет — протянул Рэн. — Что. Человек — это тело, разум и душа. У них есть голоса. Иногда голоса тела, разума и души звучат по отдельности, иногда вместе. Мы часто их путаем и не понимаем, что вынудило нас совершить тот или иной поступок. Бедняки лучше слышат голос тела. Оно говорит им о своих нуждах: ему холодно, больно, неуютно, его мучает голод или жажда. Богатые люди лучше слышат голос разума, который желает денег, власти, славы… А голос души… Никто не хочет его слышать.

— Почему?

— Потому что тело и разум требуют взять, присвоить, уничтожить, а душа просит поделиться с кем-то, посочувствовать. Но человек так устроен, что своя рубашка ближе к телу, поэтому он не хочет прислушиваться к голосу своей души.

Глядя на Рэна, Айвиль прижал кулак к губам:

— Кто вас воспитывал?

— Какое это имеет значение?

— Вы состоите в каком-то тайном Ордене, о существовании которого никто не знает?

Рэн рассмеялся. Пробежал глазами по залу и встал:

— Мама!

Слуга приставил к столу табурет, явно принесённый из комнаты постоялого двора, где леди приводила себя в порядок. Придерживая подол пурпурного бархатного платья, украшенного витыми шнурами цвета золота, Лейза села и, сцепив на коленях руки, осмотрелась.

— За двадцать лет не изменилось ничего, — сказала она, выделив интонацией последнее слово.

Хозяин, кланяясь и бормоча под нос бессвязные фразы, поставил перед ней блюдо с мясом, сбоку положил нож и вилку с двумя длинными зубьями.

— Вы очень любезны, благодарю вас, — вымолвила Лейза.

Привыкший к окрикам, хозяин смутился окончательно. Беспрерывно кланяясь и спотыкаясь, попятился и скрылся в дверном проёме, из которого доносились грубые женские голоса и стук посуды.

Лейза пальцем сдвинула блюдо к центру стола.

— Местная кухня вам не по вкусу? — улыбнулся Айвиль.

— Я перекусила в комнате.

Рэну не нравилось, как лорд смотрит на мать. Да, она хороша собой: светло-русые волосы, серые глаза, лицо без единой морщинки, фигура без изъянов. Глядя на Лейзу, не скажешь, что ей чуть больше сорока. Но в присутствии сына на неё нельзя смотреть, как на женщину! Она мать герцога! Почему она так оделась, словно пришла на званый ужин? Для кого это платье и причёска? Неужели для Айвиля?

Лорд словно прочёл мысли Рэна. Отвёл взгляд и принялся водить пальцем по столу.

— Дождь закончился, — прозвучал мелодичный голос Лейзы. — Люди поели. Лошади отдохнули. Можно ехать.

— Вы приняли решение, ваша светлость? — спросил Айвиль, продолжая елозить ногтем по выскобленной доске.

Рэн вздохнул:

— Поставьте себя на моё место. Я не могу перешагнуть порог незнакомого дома с мечом в руке. Я не знаю, кто в нём живёт. Не знаю, как меня примут. Возможно, в этом доме обитают мирные люди, и им не понравится, что я привёл с собой наёмных убийц. Но если меня примут враждебно — я обращусь к вам.

Айвиль вскинул голову:

— Предлагая вам помощь, я рискую так же, как вы. Нет! Я рискую больше. Даже победив, вы можете решить, что хозяин убийц не достоин вашего общества, и не сдержите обещания. В случае же поражения вы развернётесь и уедете в свою Дизарну, а мне бежать некуда.

— Я всё сказал.

— Я понял, — кивнул Айвиль. — Я заплачу за своих людей. Не хочу быть в долгу перед вами.

— Как вам будет угодно.

Рэн хотел встать из-за стола, но мать сжала его руку:

— С ним ты подчинишь себе Мэрита и Лагмера. Без него твоя борьба с ними растянется на годы.

— Вы сильно ошибаетесь, если считаете, что вашими главными соперниками являются Холаф Мэрит и Лой Лагмер, — проговорил Айвиль.

— Кто же ещё? Знатное Собрание?.. Серьёзно? — Рэн рассмеялся. — Любому стаду нужен пастух.

— Это стадо топчет страну двадцать лет. В нём, как и в любом стаде, есть вожак. Он не может назвать себя королём, потому что стадо взбунтуется, но он живёт в Фамальском замке, спит в королевской опочивальне и принимает посланников в тронном зале.

Стиснув зубы, Рэн откинулся на спинку стула.

— Я не буду выдавать чужие секреты, — продолжил Айвиль, — но подумайте сами. Вы могли взойти на трон двадцать лет назад, когда король Осул в своём завещании назвал вас преемником короны. Но вы не стали королём. И никто другой не стал. — Лорд посмотрел на Лейзу. — Вы помните причину, по которой было сформировано Знатное Собрание?

Она нервным жестом пригладила на виске волосы:

— Да. Помочь вдовствующей королеве управлять страной, пока все претенденты на престол не достигнут совершеннолетия.

Айвиль хищно оскалился:

— Лагмеру и Мэриту почти тридцать. Вам двадцать четыре. Почему никто из вас до сих пор не надел корону?

Рэн велел хранителю мошны рассчитаться с хозяином и вышел из харчевни.

Под стылым небом два отряда добрались до развилки. Кутаясь в меховой плащ, Лейза смотрела на холмы и перелески, тонущие в ранних сумерках. Лорд Айвиль отдавал последние распоряжения Выродку, в чьи обязанности входила охрана матери герцога.

— Как его зовут? — спросила Лейза.

— Вам не придётся его звать. Он не слуга, чтобы исполнять мелкие обязанности. Единственное, что от вас требуется, это не замечать его.

Рэн указал влево:

— Эта дорога ведёт в Фамаль?

— Да, ваша светлость, — ответил Айвиль и движением тела направил коня к Рэну.

— А эта? — спросил он, указывая вправо.

— Эта дорога проходит через поле Живых Мертвецов и ведёт к Ночному замку, ваша светлость.

Рэн жестом попросил Айвиля подъехать ещё ближе и проговорил тихо:

— Девиз вашего дома: «Тайны уходят в могилу».

— Если меня кто-то спросит, я скажу, что мы встретились случайно.

— Прочтите мой девиз, — велел Рэн и направил взгляд на флаг.

— Верность и честь.

— Громче!

— Верность и честь! — выкрикнул Айвиль.

— Теперь пусть это скажут ваши Выродки.

Лорд вскинул руку.

— Во славу Стаи! — громыхнули три сотни голосов.

Над рощей взмыли птицы. Дружной стаей сделали круг над холмами и скрылись из вида.

— Если вы меня предадите, я не умру, пока не отомщу вам, — произнёс Рэн и послал коня рысью в сторону поля Живых Мертвецов.

Всадники было двинулись за ним, но Айвиль остановил их и обратился к рыцарям:

— Вы в Шамидане впервые и не знаете наших правил. Правило первое: военные отряды передвигаются только по дорогам, проложенным по границам между земельными наделами лордов. Нарушение границы приравнивается к нападению на владельца. Сейчас неприятности нам не нужны. Придерживайте лошадей и следите, чтобы они не топтали обочину.

Ответил скупой улыбкой на улыбку Лейзы и, пришпорив коня, отправился вдогонку за Рэном Хилдом.

Забренчали цепи, затрещали доски. Подъёмный мост одним концом гулко улёгся на противоположный край рва. Заскрипели отворяемые ворота. С натужным скрежетом вверх поползла решётка. Королевская крепость раззявила пасть.

Послышались хлёсткие щелчки плети и цокот копыт. На мост выехала шестёрка лошадей, впряжённых в повозку попарно. В деревянном кузове, на носилках, тряслось тело королевы Эльвы, укрытое тёмно-синим флагом, расшитым золотыми желудями. Символ правящей династии вместе со своей хозяйкой отправился в последний путь. Отныне народу Шамидана дозволено надевать тёмно-синюю одежду. А всё, сшитое из тканей цвета следующей правящей династии, люди запрячут в сундуки.

На гребне насыпи катафалк дожидались члены Знатного Собрания, их рыцари, стражники и королевские гвардейцы. Повозка, сопровождаемая священниками и монахами, прокатила по длинному мосту и выехала на дорогу. Похоронная процессия двинулась в Фамаль.

Вскоре на горизонте показались зубчатые стены столицы. Низкое небо было изрезано крышами, башнями и куполами. Над строениями высилась громада Фамальского замка, возведённого на каменистом холме. Рядом вздымался к сизым облакам храм Веры — хищное здание с острыми шпилями.

Ближе к полудню похоронный кортеж приблизился к городским воротам.

Обычно в это время года улицы выглядят серо-чёрными, унылыми — сегодня они бурлили красками. Всякий, кто имел отношение к тому или иному знатному дому, нарядился в яркую тунику или накидку. В Шамидане около полусотни великих лордов, более трёх сотен малых лордов. У многих цвета рода отличались только оттенком.

Приезжие оставили лошадей в общественных конюшнях, пропустили одну — две кружки эля или сидра в таверне и при трубном звуке рога ринулись на главную площадь, к поленнице, или к городской стене, встречать похоронную процессию.

На каждом углу голосили плакальщицы в белых плащах с капюшонами, и казалось, что рыдает вся столица. Стоя на бочках и потрясая руками, провидцы в рубище предвещали войну, голод и конец света. Звякали кольчуги, бряцали доспехи, по каменной мостовой стучали каблуки сапог и шаркали подошвы башмаков. В толчее мелькали лохматые головы мальчишек. Ушлые сорванцы срезали кошельки и скрывались в тёмных подворотнях. Там и тут раздавались запоздалые угрозы.

Высунувшись из окон борделя, шлюхи трясли обнажёнными грудями и зазывали клиентов. Мать закрыла ладошкой ребёнку глаза. Кто-то запустил в шлюху камнем. Она увернулась и с хохотом выставила в окно голый зад.

Холаф Мэрит посмотрел на шедших позади рыцарей в зелёных туниках с двухголовым волком и свернул за угол дома. Толпа стиснула его и потащила к храму. Холаф прижал ножны с мечом к ноге, вцепился в узел на ремне, опасаясь, что он развяжется, и приготовился вынырнуть из потока на следующем перекрёстке. Он хотел присоединиться к похоронной процессии и идти за повозкой, а не топтаться на площади вместе с крестьянами и горожанами. Но посмотрев вперёд, прибавил шаг и зарычал, требуя уступить дорогу и подкрепляя слова тумаками. Там, впереди, над людским морем ветер трепал оранжевые перья на шлемах. Рыцари Лоя Лагмера! Значит, он где-то поблизости!

Скрипя зубами, Холаф пробился к герцогу. Пошёл рядом, сжимая рукоять меча и чувствуя холод металла даже через перчатку.

Лой Лагмер бросил на него небрежный взгляд:

— Я знал, что вам хватит ума не участвовать в походе.

Холаф не нашёлся что ответить.

— Наёмников отправили или стражников из крепости? — спросил Лой и заехал кулаком мужику в лицо. — Куда лезешь? Не видишь, кто идёт?

— Наёмников, — сказал Холаф, с трудом разомкнув челюсти.

Герцог Лагмер обвёл его вокруг пальца!

— Я тоже — наёмников. Снарядил им обоз, будто они торгаши. — Лой толкнул крестьянина в спину. — Иди быстрее, тля капустная!

Вновь бросил взгляд на Холафа:

— Слышали, что Знатное Собрание объявило месяц траура?

— Нет, не слышал. Я только что приехал.

— Вы не получили приглашения в Фамальский замок?

— Нет, — сказал Холаф и вместе с толпой отпрянул от стены дома. Кто-то выплеснул из окна помои.

— Сука! Бестия! — заорали люди, на ходу отряхивая суконные колпаки и одежду. — Чтобы тебе задницу разорвало!

— А я получил, — произнёс Лой. — И вы получите. Через месяц мы должны выступить перед Собранием с речью. Эти засранцы изберут короля.

— Грёбаные земледельцы, — ругнулся Холаф. — Но мы-то с вами встретимся раньше. Выбирайте: Слепая лощина или Гнилое поле.

— Теперь я верю, что вы приехали только что, — усмехнулся Лой и дёрнул полу плаща, зацепившуюся за доску, торчащую из горы мусора. — На время траура запрещены поединки.

— Мы подчинимся пахарям?

— Мы сразимся здесь. За стенами Фамаля. Зачем нам прятаться?

Холаф скривил губы. Лой Лагмер боится подвоха…

— Согласен. Когда?

— Когда закончится траур. — Лой указал влево. — Давайте свернём.

Они вырвались из одной толпы и примкнули к другой, которая двигалась по соседней улице. Здесь людей было больше и шли они плотнее. Плакальщицы рыдали громче, от их голосов звенело в ушах.

Обеими руками придерживая ножны, Лой наклонился к Холафу и повысил голос, силясь перекричать шум:

— Мы должны блюсти закон, ибо кто-то из нас сам станет законом. Какой пример мы подадим народу, если не подчинимся Собранию? Победитель сразу с поля боя отправится в Фамальский замок и сядет на трон. Весь в крови, и меч его будет истекать кровью. Вот такого короля ждёт страна! Триумфатора, а не семенного быка, которого выберет знатное стадо!

Холаф на миг представил себя: взлохмаченного, с горящим взглядом, в погнутых доспехах, покрытых кровавыми брызгами. Посмотрел на Лоя:

— Согласен.

— А теперь поторопимся! Мы должны стоять в первых рядах, у всех на виду, чтобы никто не заподозрил нас в убийстве Хилда.

Пробиться в первые ряды не получилось. Площадь перед храмом была заполнена народом. Холаф недовольно крякнул. Зря он заскочил в бордель. Люди пришли сюда заранее, окружили поленницу, и никакими угрозами их не сгонишь с места. А с другой стороны, вдали от костра не так будет вонять горелым мясом. И ещё… Когда огонь погаснет, знахарки и колдуны ринутся собирать несгоревшие кости для изготовления амулетов от неизлечимых хворей и колдовских атрибутов. А стражники станут разгонять их. В такой сваре недолго и пару крепких ударов схлопотать.

Сквозь гомон и плач пробился голос: «Расступись! Расступись, мать вашу!» Толпа сжалась и разверзлась, образуя проход. На площадь вышла похоронная процессия. Впереди ехали всадники, стегая зевак хлыстами. За ними следовали королевские гвардейцы, держа на плечах носилки с телом королевы. При каждом шаге воинов ткань, закрывающая лицо покойницы, пузырилась, синий флаг, прибитый к бортикам, колыхался, и казалось, что жёлуди покачиваются на водной глади. За носилками важно шествовали члены Знатного Собрания и священнослужители.

Поднялся невообразимый ор, в котором было нельзя разобрать ни слова.

Гвардейцы водрузили носилки на облитую маслом поленницу. Знатное Собрание и священнослужители заняли места на широкой лестнице, ведущей к двери храма.

Святейший отец поднял руку. На чёрном одеянии блеснули серебряные кольца, нашитые на ткань замысловатым узором. Порыв ветра перекинул седые волосы с одного плеча на другое, надул за спиной капюшон как парус. Толпа умолкла. Святейший начал читать молитву. Монахи повторяли за ним каждую фразу. Их голоса, усиленные эхом, производил ошеломляющее впечатление. Люди шевелили губами. Кто-то раскачивался взад-вперёд. Некоторые рухнули на колени и воздели руки к небесам.

Холаф невольно шагнул назад и натолкнулся на своего рыцаря. Ему не нравилась новая вера. Она утверждает, что все люди грешники и всем гореть в аду. Кто был там, в этом аду? Религиозные служители придумали обряд очищения души огнём: грехи якобы сгорают вместе с покойником. А кто проверял?

Монахи с песнопениями подожгли поленницу факелами. Плакальщицы вновь заголосили. Треск, дым, вонь заставили людей отпрянуть от костра. Прикрывая нос меховым воротником, Холаф смотрел, как таяли искры на фоне храма, украшенного статуями крылатых львов и коней, и размышлял о предстоящем сражении с Лагмером. Мысли переключились на Рэна Хилда. Не сегодня-завтра соперник преодолеет Суровый перевал. Справится ли Флос с поставленной задачей? Если не справится, он отдаст Янару отцу, а Флоса заставит смотреть.

— А я тебя везде ищу, — прозвучало рядом.

Холаф взглянул на Сантара:

— Ты где был?

— Шлюху нашёл, закачаешься! У неё снадобье есть. Две капли на язык, и член стоит, что у коня. Выйти из борделя не мог, ждал, когда упадёт. Идём, попробуешь.

Холаф наклонился к Лагмеру:

— Я пришлю к вам переговорщика.

Лой кивнул и стал пробираться ближе к костру.

Холаф дал знак своим рыцарям и вместе с братом двинулся за ними, бегая взглядом по толпе. Сантар споткнулся. Не удержав равновесия, налетел на мужчину городской наружности. Тот кулаком заехал ему в челюсть. Подключились рыцари, началась потасовка. Холаф вцепился в рукоять меча, понимая, что в такой толчее не сможет вытащить клинок из ножен. Кто-то схватил его за плащ. Холаф резко обернулся, вскинул руку и вдруг явственно услышал скрип своей кожаной куртки. В тело под мышкой вонзилась тончайшая ледяная игла. Совсем не больно. Только холодно. Очень холодно. Будто кровь застыла. Опускаясь на колени слабеющих ног, Холаф успел увидеть миловидную девушку. Она смотрела на него так, словно знала, что с ним происходит. Усевшись на пятки, он прижал ладонь к сердцу и стал медленно наклоняться вперёд, пока не упёрся лбом в землю. Перед глазами взмывали и таяли искры.