Хранитель подземелья знал секретные ходы, соединяющие башни замка, но затруднялся сказать, куда ведут остальные коридоры. Свою неосведомлённость он объяснил тем, что полной карты подземного лабиринта никогда не существовало: его построили не для развлечений, а с целью запутать преследователей короля, если ему вдруг придётся бежать из столицы. Хранители никогда не отклонялись от проверенных маршрутов и не видели смысла рисковать жизнью ради изучения никому не нужных проходов.
Вразумительное объяснение не удовлетворило Киарана. Интриган по натуре, он безошибочным чутьём уловил запах тайны. Для бегства правителя предназначался туннель, прорытый от слабо защищённого Фамальского замка до хорошо укреплённой королевской крепости. Однако в нём не было даже обманных развилок, чтобы сбить преследователей с толку. Лошади по этому туннелю могли мчаться во весь опор с закрытыми глазами. Зачем же соорудили лабиринт? Вряд ли для того, чтобы помешать нетерпеливому любовнику проникнуть в женскую башню. Напрашивался вывод: там спрятан путь… Куда?..
Испытывая неодолимую страсть к головоломкам, Киаран спустился в подземелье и осторожно двинулся по ближнему к лестнице коридору, мелом рисуя на осыпающихся камнях перевёрнутые стрелки — «наконечники» указывали обратную дорогу.
Проход петлял, изгибался, делился на два или три рукава. Из проёмов в стенах таращилась зловещая мгла. Гудящую тишину иногда нарушали шорохи и странные звуки, похожие на протяжные вздохи. От дыма першило в горле. Киаран ругал себя последними словами: вместо факела надо было взять масляный фонарь.
Дорогу преградила мощная колонна — одна из многих, служащих опорами для башен. Киаран смахнул с шероховатого камня паутину и начертал единицу — первый тупик. Повернул назад и, уступив любопытству, шагнул в боковой проём. Обвёл факелом вокруг себя, осматривая небольшое помещение. В передней стене чернели два проёма. Какой же выбрать? Правый или левый? Левый или правый? Остановила мысль: наверняка опытные исследователи лабиринтов и пещер придерживаются какого-то плана. У него же плана не было, только азарт первопроходца. Чрезмерное рвение могло сыграть с ним, самонадеянным дилетантом, плохую шутку. Киаран вернулся в коридор и направился к выходу.
Удушливый дым, тишина, прореженная шелестящими звуками, и однообразие подземелья угнетали. Казалось, кто-то крадётся позади. Киаран то и дело оборачивался и всматривался в темноту, чувствуя себя вором, который отважился на ограбление особняка, не зная расположения комнат и не дожидаясь ухода хозяев.
Совершив очередной поворот, Киаран выпучил глаза. Стрелка указывала ему за спину. Он идёт не туда! Но такого не может быть! Медленно пошёл вперёд, надеясь, что следующий знак покажет правильное направление. И застыл. В свете факела белела единица…
Киаран предпринял ещё одну попытку выйти из лабиринта, но снова оказался в том же тупике. Рассудок отказывался верить в происходящее. Складывалось впечатление, что откуда-то появились лишние указатели. Силясь успокоиться, Киаран присел на корточки. Факел затрещал, роняя искры на пол, покрытый толстым слоем пыли. Пыль! Какой же он дурак! Надо идти по своим следам. Где-то они расходятся: одни ведут по кругу, другие — к лестнице.
Послышались шаги. В глубине прохода замерцал свет. Киаран вскочил на ноги и сжал в кулаке рукоять кинжала.
— Лорд Айвиль! — донёсся резкий голос.
— Я здесь, господин Крум!
Хранитель подземелья появился из-за угла и поднял над головой масляный фонарь:
— Извините, что мешаю вам осваивать лабиринт. Прибежал паж короля. Светлейший государь требует вас для разговора.
— Не мог прибежать раньше, — пробурчал Киаран себе под нос и направился к Хранителю. — Я как раз закончил осмотр и собирался уходить.
Они шли по коридору плечом к плечу, чуть ли не вытирая стены рукавами. Киаран нёс факел над собой, как штандарт, чтобы лица не обдавало дымом и жаром. Видя такие неудобства, Хранитель вырвался вперёд.
— Как вы меня нашли, господин Крум?
— По следам. В знаках на стенах легко запутаться. Особенно на разветвлённом повороте или в том месте, где коридор пересекает сам себя. Лабиринт невозможно покорить с мелом в руке, лорд Айвиль.
Киаран охватил взглядом долговязую фигуру в стёганом гамбезоне. Хранитель переоделся! В своей конторе он сидел в льняном костюме и расшитом бисером жилете. Предполагал, что поиски лорда Верховного констебля затянутся, и боялся замёрзнуть? Вполне возможно. Но это не единственное, что насторожило Киарана. Крум шёл уверенно, размашисто, не смотрел под ноги — на протоптанную дорожку, не выискивал на стенах нарисованные указатели.
— Как вы его покорили?
— Что?
— Как вы покорили лабиринт? — повторил Киаран.
Крум замедлил шаг. Его спина напряглась: куртка, подбитая толстым слоем ваты, едва не затрещала в плечах.
— Я никогда в него не входил. Точнее, я знаю проходы, которые ведут…
— Я знаю, что вы знаете, — оборвал Киаран. — Но сейчас вы идёте так, словно были здесь сотни раз.
— У меня хорошая память, милорд. Я запоминаю дорогу с первого раза. С плохой памятью не становятся Хранителями подземелья. Мы храним безопасные маршруты в голове. Мы тренируем память с детства, — протараторил Крум на одном дыхании. — Знаете, как меня учил отец? Мы бродили с ним по городу, долго бродили. А потом он останавливался и велел мне говорить, как идти обратно. Именно говорить, а не идти, чтобы я не видел подсказок — домов, торговых лавок или приметных занавесок на окнах. И я говорил. Это очень сложно, милорд. Когда идёшь туда, поворачиваешь вправо. А обратно — надо повернуть влево. Обратный путь надо видеть словно в зеркале. Я говорил: «Второй поворот направо, третий налево, на перекрёстке прямо…» И всё по памяти. И так каждый день. Вы себе не представляете, как это сложно.
— Зато сейчас легко, — нахмурился Киаран.
Хранители не изучали проходы, потому что не хотели рисковать жизнью? Ложь! С такой памятью им никакой лабиринт не страшен.
— Прошу прощения за прямоту, милорд. Вы относитесь к своей жизни наплевательски. В следующий раз я пойду с вами.
— Благодарю за заботу. Я справлюсь сам, — отказался Айвиль.
С опытным человеком ему было бы спокойнее. Но в то же время знатоку ничего не стоит обвести дилетанта вокруг пальца.
— Если не секрет, что вы здесь ищете? — поинтересовался Крум.
— Через лабиринт можно пройти в женскую башню…
— В гостевую башню, в башню Молчания и ещё в шесть башен.
— И всё? — спросил Киаран, глядя в напряжённую спину Хранителя.
— Думаю, всё.
— Вы думаете, а мне надо знать наверняка.
— Зачем?
— Глупый вопрос. А вдруг есть выход в конюшню или в казарму? Или ещё в какое-то место, о котором мы не знаем. Если этот выход обнаружит неприятель, он запросто проникнет в королевскую башню.
— Для этого ему надо пройти лабиринт, а лабиринт он не пройдёт. — В голосе Крума прозвучали нотки нескрываемого самодовольства. Он хранит в голове полную карту подземелья!
Киарана так и подмывало пустить в ход все свои уловки и вывести лжеца (или хитреца) на чистую воду, но внутренний голос просил воздержаться.
— Я отвечаю за безопасность короля. Вы же это понимаете?
Крум посмотрел через плечо:
— Я тоже отвечаю. Так что давайте заниматься своими делами и не мешать друг другу. — И прибавил шаг.
Пока Киаран выбирал из волос липкую паутину и отмокал в ванне, избавляясь от запаха заплесневелых камней, — прошло немало времени. Переступив порог королевских апартаментов, он замер. Свитки с разломленными сургучными печатями, сшитые документы и карты валялись на полу, словно их смахнули со стола в порыве злости.
Рэн стоял возле окна и пристально наблюдал за кем-то, находящимся вне стен башни. Неподвижная поза и хищный прищур говорили о дурном расположении духа.
— Вы знаете, кто из лордов содержит разбойничьи отряды? — прозвучал жёсткий голос.
Киарана охватило беспокойство. Как великий лорд Айвиль он не имел права выдавать чужие тайны. Как лорд Верховный констебль он был обязан действовать в интересах короля.
Не сводя взгляда с Рэна, Киаран нащупал на груди фамильный медальон и стиснул в кулаке холодный металл:
— Догадываюсь, но доказательств у меня нет. Дворяне не хвастаются подобными «подвигами». А… почему вы спрашиваете?
— Нападение на монастырь было хорошо организовано и проведено с блеском. Чувствуется твёрдая рука. — Рэн скрипнул зубами. — Лорды обнаглели до крайности. Их псы разбойничают на моих дорогах, держат в страхе мои деревни, теперь полезли в мои города. Я хочу преподать им урок. Выследите хотя бы одну банду, узнайте, кому эти твари служат, — и я лишу их хозяина всех знаков почёта.
Киаран ощутил в душе холодок. Дворяне не сказали ни слова в защиту Ратала, по чьей вине скончалась малолетняя сестра Лейзы. С их молчаливого согласия в темницу заточили Кламаса, насильника бывшей королевы Эльвы. И никто не поинтересовался: Кламас повесился сам или ему помогли? Но лорды возропщут, если король посягнёт на честь одного из знатных домов из-за каких-то разбоев.
— Путники добровольно идут на риск, отправляясь в дорогу, — произнёс Киаран. — А «бедным» монахам следовало позаботиться о надёжной охране монастыря, раз уж там полно серебра и золота. Те и другие сами виноваты.
— Те и другие живут в моём домене! — Продолжая смотреть в окно, Рэн опёрся руками на каменный резной подоконник. — Если мои гвардейцы явятся в ваш феод, ограбят и покалечат ваших крестьян — вы не сочтёте это оскорблением?
— Сочту, — согласился Киаран. — Загвоздка в том, что ваших гвардейцев ни с кем не перепутаешь, а разбойники все на одно лицо. Поимка этих уродов ни к чему не приведёт. Они не выдадут хозяина. Или назовут другое имя.
— Пусть Сыны Стаи проследят за ними до крепости.
— Вы узнаете, кому они служат, но у вас не будет доказательств их вины. Не пойман — не вор. Если нужны доказательства — надо ловить на горячем.
— Выманите лорда из замка. Заставьте его лично участвовать в разбое.
Киаран сдался:
— Я подумаю над этим.
Мелькнула мысль: странный получился разговор — собеседники обычно смотрят друг на друга, король же не отрывал взгляда от окна, будто боялся пропустить что-то важное.
— Я понимаю, что даю вам непростые и далеко не приятные поручения, лорд Айвиль. Вы не раз доказывали мне свою преданность и ничего у меня не просили: ни денег, ни земель, ни места при дворе для своего сына. Можете сделать это сейчас.
— Я подожду, когда у вас родится дочь.
С лица Рэна слетела каменная маска. Он изогнул губы в слабой улыбке:
— Хотите породниться с королём?
— Почему бы и нет? Гилану тринадцать. Он унаследует моё состояние и станет самым богатым человеком в королевстве. Мой сын воспитан, умён, не лишён мужской красоты. Завидный жених. Наш с вами внук получит титул герцога и отодвинет от престола Лагмеров и Мэритов.
— Мэритам вряд ли посчастливится надеть корону. Законность рождения Бертола всегда будет стоять под вопросом.
— Боюсь, что это так, — согласился Киаран.
— Что слышно о герцоге Лагмере?
— Он редко покидает свои владения. Это всё, что я могу сказать, ваше величество.
Герцог не приезжал в Фамальский замок, чтобы напомнить о себе. Не посещал собраний великих лордов, где обсуждались налоги, королевские указы и важные новости. Не задирался с соседями, чтобы блеснуть боевыми навыками. Он и раньше держался в тени, но сейчас его затворничество в собственном феоде настораживало. Подослать к нему доверенного человека не представлялось возможным. Обитатели крепости знали друг друга в лицо. В деревнях к посторонним относились с подозрением. Из двух городов, расположенных во владениях Лагмера, поступали только непроверенные слухи. Выродки целый месяц наблюдали за его охотничьим замком, но, не заметив ничего подозрительного, вернулись в столицу.
Рэн жестом подозвал Киарана. Он подошёл к окну и увидел, на кого неотрывно смотрел король. Внизу, на террасе, сидела Янара, утопая в молочных кружевах, как в морской пене. Единственным украшением была диадема, усыпанная изумрудной крошкой. Руки покоились на подлокотниках кресла. Ветер играл полупрозрачной головной накидкой, ниспадающей на лоб, и перебирал страницы лежащей на столике книги. Киаран догадался, что за всё время, пока в королевской гостиной велась беседа, Янара не шевельнулась. А Рэн пытался проникнуть в тяжёлые мысли супруги и ждал, когда она вернётся в мир, где светит солнце, поют птицы и шаловливый ветерок спутывает на покатых плечах льняные пряди.
— Вы можете представить её в постели батрака?
Сбитый с толку неожиданным вопросом, Киаран пробормотал:
— Нет, ваше величество. Не могу.
— И я не могу. — Рэн сделал глубокий вдох и с силой вытолкнул воздух из лёгких. — Отправьте своих людей в холостяцкий угол, где она работала. Скоро закончится уборка урожая, батраки разбредутся. Найти виновного будет затруднительно.
Брови Киарана поползли на лоб. Рэн решил, что в холостяцком доме Янара подверглась насилию? Как, должно быть, он страдает, рисуя в воображении гнусные картины, и ненавидит всё, что напоминает ему об унижении любимой женщины. Рэн ненавидит её ребёнка!
Киаран чуть не возмутился: «Что вы такое придумали? Бертол ваш сын!» Но промолчал. А вдруг Лейза и правда сочинила невероятную историю? Но зачем?..
— Выяснить, кто это сделал, и привезти к вам?
— Выяснить? Чтобы её имя полоскали все, кому не лень? — Рэн стиснул кулаки. — Только не это! Пусть ваши люди сожгут лачугу вместе с батраками.
Немного погодя двое Выродков покинули столицу и понеслись по тракту, распугивая путников звоном бронзовых кольчуг и щёлканьем плёток.
Остаток дня Киаран провёл в своих покоях, шелестом документов силясь заглушить звучащий в голове голос безумца, назвавшего себя белым дьяволом: «То, что произойдёт, будет наименьшей бедой». Рождение (оживление?) Бертола стало той самой наименьшей бедой. Оно столкнуло с горы Злого Рока камень, который слепо давит всех, кто встречается ему на пути. Знать бы, кому ещё этот камень переломает кости и когда остановится.
Желая восстановить душевное равновесие, Киаран выехал из Фамальского замка и, опустив поводья, позволил коню самому выбирать дорогу.
Город быстро оправился после Кровавой ночи и задышал свободнее после отъезда Святейшего отца. С улиц исчезли монахи и священнослужители, зато появились трубадуры, кукольники, канатные плясуны и прочая весёлая братия. Тут и там сновали подмастерья, водовозы, крестьяне… Важно вышагивали местные щёголи, взявшие за привычку носить две шляпы: одну на голове, вторую за спиной. Толкаясь возле купеческих лавок, горожанки обсуждали ткани и украшения. И только шлюхи прятались за зашторенными окнами: указом короля им запрещалось зазывать клиентов в светлое время суток.
Киаран скользил отрешённым взглядом по домам, сложенным из камня и брёвен. Цокот копыт сливался с гулом голосов. Ветер доносил из-за городской стены ароматы осени и терял их среди запахов подгоревшей еды, нечистой одежды и нагретой за день булыжной мостовой. Воздух быстро серел: на город опускались сумерки.
Конь встал. Киаран поднял голову и уставился на кладбищенские ворота. У него и в мыслях не было приезжать сюда. Потянул поводья, намереваясь развернуться, но в последний миг ударил коня каблуками и послал его по аллее, бегущей между склепами и костницами.
Дверь строения, похожего на будку, открыл огромный человек. Сжимая в мощном кулаке кистень, промямлил растерянно:
— Как в воду глядел…
Киаран невольно сделал шаг назад. Сегодня впервые за долгое время он вспомнил о пациенте Безумного дома, конь сам пришёл на кладбище, надзиратель оказался старым знакомым. Это не может быть случайным совпадением!
— Ёрк?
Надзиратель скупо улыбнулся:
— Ёрк, он самый. Вы запомнили.
— Что значит — как в воду глядел?
Ёрк почесал за ухом:
— Да этот — юродивый дьявол… Когда я спустился кормить постояльцев, он велел мне идти наверх. Сказал, что ждёт гостя. А я не поверил. Клирики о нас забыли. Белые монахи не показываются. Спасибо харчевникам, приносят психам объедки. Боюсь, разгонят нашу богадельню. Вы ничего не слышали? Разгонят нас или оставят?
— Не слышал.
— Ясно, — вздохнул Ёрк. — Хорошая работа. Жалко потерять. — И, отступив в сторону, кивком пригласил войти.
Киаран привязал поводья к ограде, стражнику на городской стене велел проткнуть стрелой любого, кто приблизится к коню, и вошёл внутрь.
Пока он сыпал в карманы и сапоги монастырскую соль, надзиратель вытащил из подставки факел и одной рукой поднял утопающую в полу железную плиту. В лицо ударила вонь немытых тел, испражнений и прокисшей пищи. Прижимая к носу надушенный платок, Киаран спустился вслед за Ёрком в тёмное промозглое помещение.
Блики огня прыгали по решёткам. Слышались стоны, чавканье, смех. Высунув изо рта раздвоенный язык, мужик в лохмотьях дышал учащённо, как загнанная собака. Мохнатый словно медведь узник протягивал руку с огрызками пальцев. Голая женщина трясла обвисшими грудями и делала непристойные движения тазом. При виде кустистых зарослей на лобке Киаран с трудом сдержал рвотный спазм. Уставился в квадратную спину надзирателя и не сводил с ватной куртки взгляда, пока не очутился возле последней камеры.
— Оказавшись здесь или на поле Живых Мертвецов, понимаешь, что до этого жил счастливо и зря тревожил Бога жалобами на судьбу, — прозвучал мягкий голос.
Киаран забрал у Ёрка факел и приблизился к решётке:
— Ты был на поле Живых Мертвецов?
Из темноты возник старик в белоснежном балахоне:
— Сидел в крошечной клетке, подвешенной на столбе в десяти футах над землёй.
— Как тебе удалось оттуда выбраться? — напрягся Киаран.
Клетки с намертво заделанными лазами действительно висят на такой высоте. А Выродков, охраняющих поле, невозможно подкупить. Значит, преступника выпустил на свободу кто-то другой. Кто?
— Никак. Это всего лишь короткий эпизод в цепи перевоплощений. Я белый дьявол, живу вечно. Чтобы не зачахнуть от скуки, развлекаюсь как могу. На галерах рабом ходил, на горящих углях лежал, на вертеле меня крутили, крокодилам скармливали, на кусочки резали… Столько всего интересного! Правда, в костре не горел. — Старик склонил голову к плечу. — Так и будете стоять на пороге?
Делая вид, что не услышал ничего странного, Киаран приказал Ёрку впустить его в камеру. В какой-то мере стало понятно желание клириков наблюдать за душевнобольными людьми. Только так можно побывать за границами разума здравомыслящего человека. Или клирики надеются обнаружить за этими границами рай и ад? Безумцы видят то, что не дано увидеть другим.
Надзиратель нехотя открыл дверцу и, впустив Киарана, тут же повернул ключ в замке. Пламя осветило жгуче-красную надпись на стене: «Бога здесь нет». Буквы блестели, словно кровь не успела высохнуть.
— Воткните факел сюда, — сказал старик, указывая на ямку в полу. — Оттуда ко мне в гости приходят крысы.
Установив факел, Киаран опустился на каменный выступ, заменяющий лежанку:
— Что тебе мешает уйти отсюда, раз ты дьявол?
— В теле человека, — уточнил старик и сел рядом.
— Как ты сюда попал?
— Хотел, чтобы меня изучили и поверили в моё существование.
Киаран хмыкнул. Это же надо быть таким дураком! Откинулся на холодную стену:
— Ты умеешь повелевать людьми. Прикажи, и надзиратель выпустит тебя. Или это ложь?
— Мне здесь нравится.
— Я так и думал…
На плечи навалилась усталость. Киаран сомкнул веки.
— Постоянно что-то идёт не так, — проговорил старик. — Верно?
— Не знаю. Тебе из подземелья виднее.
Узник хрипло рассмеялся, приглаживая длинную бороду.
Киаран повернулся к нему лицом. Посмотрел в янтарные глаза:
— Как тебя зовут?
— У меня много имён. Очень много.
— Любимое имя.
— Магиз. Так меня звали… — Старик вяло взмахнул рукой. — Неважно.
— Хорошо, я буду звать тебя Магизом. — Киаран покосился на белый балахон. Хотел спросить, кто приносит чистую одежду, но вспомнил, что ответил безумец в прошлый раз. К нему не липнет грязь. — Ты просил привести к тебе женщину.
— Просил.
— Если бы я исполнил твою просьбу, что бы ты сказал ей?
Магиз сложил руки на коленях, ссутулился:
— Со смертью шутки плохи. Украдёшь у неё одну жизнь, она в отместку заберёт сотни. Смерть надо уважать. Перед тем как взять, надо попросить и взамен дать что-то.
Киаран ощутил, как на лице стянуло кожу.
— Кто твой осведомитель?
Магиз вздёрнул густые брови:
— О чём вы?
Схватив факел, Киаран двумя шагами пересёк камеру:
— Кто к нему приходил?
— Никто, милорд! — ответил Ёрк, щурясь от света. — Никто не приходил. Клянусь!
У Киарана плавился мозг. В тайну рождения Бертола посвящены только двое: он и Лейза. Рэн не в счёт. Откуда их секрет стал известен безумному старику?
— Вы не спросите, зачем я вас позвал? — подал голос Магиз.
— Я сам пришёл, — огрызнулся Киаран и кивнул надзирателю. — Открывай!
— Я хотел сказать, что смерть равнодушна к тем, кто сам её ищет.
— Замолчи!
— Она не торопит их, а тихо ждёт, когда иссякнет последняя капля желания жить.
В лихорадочной спешке Ёрк никак не мог попасть ключом в замочную скважину.
Ударив факелом по решётке, Киаран осыпал его искрами.
— Чего возишься? Открывай, мать твою!
Ёрк отшатнулся и уронил связку ключей на пол. Узники вцепились в прутья, заверещали, завыли, запрыгали.
— То, чем ты жил пятнадцать лет, распалось на осколки воспоминаний. Они режут и колют, колют и режут. — Голос Магиза молотом бился Киарану в спину. — Ты стоишь на краю бездны исколотый, изрезанный, истекающий жизнью. В бездне спасительная пустота. От последнего шага удерживает последняя капля желания жить. Но какое-то слово, взгляд, жест или вспышка молнии, в которой ты видишь спины и ни одного лица — и тебя уже ничто не держит. Капля иссякла.
Ёрк открыл дверцу. Выскочив из камеры, Киаран выхватил у него ключи. Сунул ему в руку факел. Запер замок и быстро пошёл мимо беснующихся людей, давно утративших всё человеческое. Взойдя по лестнице, дождался, когда Ёрк опустит железную плиту и воцарится тишина.
— Кто к нему приходит?
— Я же сказал: никто, — ответил надзиратель, хлопая куцыми ресницами.
— Ты говорил: харчевники.
— Они приносят объедки, вниз не спускаются. Они туда под страхом смерти не пойдут! Безумство заразно!
— Вы записываете имена посетителей? — не успокаивался Киаран.
— Вы не слышите, что я говорю? — простонал Ёрк. — Клириков четыре месяца не было. Белых монахов и того больше. Психи прыгают как белки, никто не собирается умирать. Что белым монахам здесь делать?
— У старика чистая одежда.
— Мой напарник стирает. Не знаю, зачем он это делает. Наверное… Не знаю…
Нервное возбуждение пошло на спад. Киаран покачал головой. Он попался шарлатану на крючок! Это же надо было так искусно одурачить! И кого? Великого лорда, хозяина Выродков, проевшего зубы на интригах и умеющего отличать ложь от правды!
— А что он такого сказал? — несмело спросил Ёрк.
— Ерунду.
Киаран бросил на стол несколько серебряных корон и вышел наружу.
Уже стемнело. На небе ни звёзд, ни луны, а значит, никаких странных теней там, где их не должно быть. Конь трусил через кладбище, особым чутьём угадывая дорогу. Киаран думал об ужине, на который опоздал. Интересно, Лейза заметила его отсутствие или всё её внимание обращено на герцогиню Кагар? Конечно, заметила. За десять месяцев их знакомства им так и не удалось сблизиться настолько, чтобы разделить постель. Лёгкий флирт — это всё, что они позволяли себе. Эти безобидные заигрывания связывали их сильнее, чем бурная страсть, которая, рано или поздно, растает без следа. И что удивительно, за десять месяцев у него не было других женщин, словно он хранил верность Лейзе. Может, постарел?
За пятнадцать лет семейной жизни… Киаран стиснул поводья. Пятнадцать лет распались на осколки воспоминаний… Слова Магиза стучали в голове, словно игральные кости. И громом прогрохотала последняя фраза: «Капля иссякла».
Киаран пришпорил коня, тот сорвался в галоп. В стороны шарахнулись крысы. Под копытами заскрипели разбросанные собаками кости. Конь пролетел над кладбищенской оградой и понёс наездника к городским воротам. Пока стражники поднимали решётку и открывали створы, Киаран отдавал Выродку распоряжения. Отряд наёмников догнал лорда Айвиля далеко за полночь.
Охранный жетон позволял всадникам беспрепятственно передвигаться по землям дворян, минуя заторы на тракте: сотни подвод везли зерно в житницу короля. Отряд скакал несколько дней, делая короткие остановки, чтобы передремать и сменить лошадей. Наконец дорога побежала по гребню холма. Внизу виднелись окружённые ивами развалины монастыря и Немое озеро. Серебряно-чёрная громада Ночного замка нависала над хмурым лесом подобно грозовой туче.
Выродки направились в логово Стаи. Киаран в сопровождении нескольких воинов поднялся на взгорье и въехал в ворота крепости. Посмотрел на бравых стражников, окинул взглядом склонившихся слуг и стиснул зубы: домочадцы в целости и сохранности, иначе вокруг были бы скорбные лица, а он, как последний дурак, сорвался с места. По возвращении в Фамаль он первым делом убьёт безумного шарлатана!
Ифа ждала его в общем зале. Освещённая мерцанием свечей, в дымчатом платье и кружевной мантилье, с венком из жёлтых хризантем на голове — она была прекрасна, как пятнадцать лет назад.
Киаран двумя пальцами приподнял её подбородок, заглянул в сияющие карие глаза:
— Дома всё в порядке?
— Конечно.
— Где девочки?
— У кузины. Они каждый год ездят туда на праздник Двух Десяток. Ты забыл?
Киаран провёл обратной стороной ладони по каштановым волосам, заплетённым в сложные косы:
— До праздника целых две недели. Рановато их отправила.
— Так решил Гилан.
— Где он? В логове?
— На охоте.
Киаран махнул слугам:
— Пошлите за моим сыном.
— Он вернётся через пару дней, — уточнила Ифа.
— Я не задержусь надолго. — Киаран нетерпеливым жестом отправил слуг и закружил по залу, прикасаясь к мебели. Его пальцы пели от радости. — Сколько меня не было дома?
— Полгода.
— Так быстро пролетело время? Надо же…
Жена опустила голову, сложила руки перед собой на юбке:
— Почему ты не писал мне?
— О чём, Ифа?
— Просто. Мол, жив-здоров.
— Если тебе нравится читать бред, в следующий раз напишу.
Киаран остановился возле окна. В сиреневых сумерках просматривались очертания казарм и конюшен. Горящие факелы очерчивали тренировочную площадку. Проносились тени, сверкала сталь мечей, взблёскивали кольчуги. Как же он по этому соскучился!
— Я приготовлю ванну, — прозвучал тихий голос.
— Скоро буду, — сказал Киаран и направился к двери.
— Ты куда?
— Хочу наведаться в логово.
— Помойся сначала, поешь!
— Успею.
Конюх быстро оседлал иноходца. Не чувствуя усталости, Киаран запрыгнул в седло и покинул замок. Душа рвалась туда, где он провёл всю свою сознательную жизнь. В каменных палатах он принимал гостей, спал, занимался любовью. Всё остальное время упражнялся или наблюдал за тренировками, возился с лошадьми, приводил в движение тяжёлые кузнечные меха или продумывал план убийств, сидя в казарме с командирами отрядов.
Дорога вилась серпантином по склону взгорья и текла дальше, до логова Стаи, ровной рекой. Ветер обдувал лицо, наполнял лёгкие полузабытыми запахами елей и осенних трав. На мгновение всё вокруг осветила вспышка молнии. Иноходец заржал и встал на дыбы. Киаран еле удержался в седле. Стиснув в кулаке конскую гриву, оглянулся. Она где-то там, за каким-то окном, во вспышке молнии увидела его спину.
Повинуясь умелому всаднику, конь развернулся и птицей долетел до крепости. Спрыгнув на землю, Киаран вбежал в башню, понёсся в общий зал, выкрикивая: «Ифа! Ифа!» Там было темно и пусто. Киаран метнулся в опочивальню супруги. При его виде служанки втянули шеи в плечи. Преодолев несколько витков лестницы, Киаран ворвался в свои покои. Из купальни доносился стук ведёр и шипенье углей в жаровнях.
Вдавливая ладонь в грудь, словно пытаясь удержать сердце, Киаран пробормотал: «Всё, всё, тихо, тихо», переступил порог и уставился на горничных:
— Где моя жена?
— Миледи велела приготовить вам ванну и ушла, — ответила одна, меняя свечи в шандале.
— Куда?
— Подышать воздухом, — сказала другая, устанавливая казан на угли.
— Куда?! — гаркнул Киаран.
Девушки присели чуть ли не до пола:
— На обзорную площадку, милорд.
Киаран выбежал из покоев и рванул вверх по лестнице, повторяя еле слышно: «Нет, Ифа, нет. Ифа, нет…»
Она стояла на парапете и смотрела вниз. Подол платья обвивал ноги, мантилья пузырилась как парус. Лепестки осыпались с хризантем и, подхваченные ветром, взмывали в небо жёлтыми искрами.
Ифа отвела руки назад. Всем телом потянулась вперёд. Киаран резко рванул её за локоть и вместе с ней повалился на каменные плиты. Обнял за плечи, прижал к себе крепко и прошептал:
— Ты моя жена, Ифа! Слышишь? А я твой муж. И только смерть разлучит нас. Но не такая смерть. Не такая! Ты нужна мне, нужна нашим детям. Ифа! Что же ты делаешь?
Она уткнулась лицом ему в шею и расплакалась.