Часть 22

* * *

Киаран испытывал глухое раздражение из-за того, что не принадлежал сам себе и полностью зависел от желаний короля. Сразу после коронации он намеревался поехать домой, в Ночной замок, но поездку пришлось отложить из-за королевской свадьбы. После пира он вновь собрался в дорогу, но король приказал ему отправиться в деревню, в которой якобы убили паломников, и покарать виновных. Раньше Киаран сам организовывал заказные убийства и обучал исполнителей, теперь должен преследовать и наказывать тех, кто убивает. Кроме этого, он не желал быть карающей рукой Святейшего отца, он вообще не хотел иметь дел с церковниками — вера сама по себе, лорд Верховный констебль сам по себе, — но был вынужден подчиниться. Столь резкий поворот судьбы выбил Киарана из колеи. Его прежний образ жизни утратил значимость, а новый жизненный путь представлялся смутно.

Деревня, где учинили расправу над странствующими богомольцами, находилась к югу от столицы, Ночная крепость — к востоку. Выехав за городские ворота, Киаран направился на восток. Ему не терпелось побывать дома, просмотреть родовой архив и найти хоть что-то, связывающее Айвилей с тайным монашеским орденом «Белый след». Тот, кто подослал к нему белого монаха, вероятнее всего, решил, что теперь сможет управлять лордом Верховным констеблем. Но Киаран уже не боялся разоблачения — он придумал, как опередить шантажистов. Его злила сама ситуация: члены монашеского братства знают одну из его тайн, а он не знает о них ничего.

Архив располагался в подвале главной башни. В нём хранились финансовые книги, договоры, личная переписка и сведения о заказчиках убийств и нанимателях Выродков для участия в военных кампаниях. Архивом заведовал Сын Стаи, искалеченный в боях и чудом выживший после серьёзного ранения в живот. Он отвечал не столько за сохранность секретных материалов, сколько за их уничтожение — если вдруг неприятель захватит Ночной замок и ворвётся в башню.

Архивариус-самоучка извлёк из тайника коробки, помеченные волнистой линией. Лежащие в них документы относились к годам религиозных распрей. По сравнению с общим количеством бумаг, этих документов было немного, но даже беглый просмотр записей занял три дня — непозволительная трата времени при нынешних обстоятельствах: король и Святейший отец ждали отчёта о поездке в злополучную деревню. Но вместо того, чтобы побыстрее выполнить их приказ и вернуться в Фамаль, Киаран перебирал манускрипты и чувствовал себя человеком, который ловит собаку за хвост. Хвост был, но собаки не было…

— Странно, что никто из дворян не подсуетился и не познакомил его со своей дочерью, — проговорила жена, складывая в сумку тёплые вещи.

— Не успели, — отозвался Киаран, надевая сапоги на меху. — Он очень быстрый и напористый, Ифа. Я встретил его возле Тихого ущелья всего три месяца назад, а сейчас он уже коронованный женатый король.

— Почему он женился на нищей вдове?

— Приглянулась.

— Приглянулась… — хмыкнула Ифа, утрамбовывая вещи кулаками. — Даже малые лорды предпочитают брать в жёны невинных девиц с хорошим приданым.

— В жизни всякое случается. Жеребец порой женится на овце, у овцы иногда рождается лев. — Киаран ударил каблуками в пол, чтобы сапоги сели на ноги как влитые, и, глядя в тёмное окно, принялся застёгивать куртку. — Через пару лет никто не вспомнит, что Янара была замужем. Церковь уже признала её брак с герцогом Мэритом недействительным. Ещё через пару лет все забудут, что она была нищей. Хронисты напишут удивительную историю о благородной даме, которая сдала крепость, чтобы спасти своих людей от голодной смерти. Опустят тот факт, что замок ей не принадлежал и она не имела права его сдавать. И обязательно отметят, что герцог Хилд был очарован её отвагой, милосердием и красотой.

— Она на самом деле красивая? — покосилась Ифа.

— Красивая. Надеюсь, Лейза поможет ей стать мудрой королевой. Не такой, как королева Эльва. Вот уж кто был настоящей овцой.

Затянув на сумке ремни, Ифа села на сундук, стоящий в изножье кровати:

— Ты часто с ней видишься?

— Что значит — видишься? Она — избранница короля!

— С Лейзой.

Завязывая на поясе перевязь с мечом, Киаран зыркнул на жену:

— Не начинай.

— За последние три месяца мы виделись с тобой в общей сложности неделю. Я завидую женщине, которая видит тебя чаще, чем я. Мне одиноко и тоскливо, Киаран.

— Займись чем-нибудь.

Ифа грустно улыбнулась:

— Чем?

— Откуда я знаю? Шитьём или вышиванием. Чем ещё занимаются леди?

— Я чувствую себя ненужной.

— Глупости!

— Послезавтра праздник Двух Единиц. Впервые в жизни я проведу его одна.

— Почему же одна? С тобой дочери и Гилан, — сказал Киаран, надевая плащ.

— Они не заменят мне мужа. Я хочу встретить новый год с тобой. Останься.

В голосе Ифы звучала мольба, но её слова вызвали у Киарана чувство досады. Жена не догадывалась, какой разлад царит в его душе. Прежде она улавливала настроение супруга по звучанию его голоса, дыханию, жестам, а сейчас будто ослепла и оглохла.

— Когда ты приедешь?

Надевая поверх плаща цепь с охранным жетоном, Киаран посмотрел на жену:

— Не знаю.

Эту ночь они провели порознь. Ифа пришла помочь ему собраться в дорогу, хотя он не просил: для этого есть слуги. Она будто бы в спешке забыла застегнуть парчовый халат. Шёлковая сорочка туго обтягивала полную грудь. Волосы, поднятые вверх и заколотые на затылке, открывали взору длинную шею. В воздухе витал аромат лавандового масла; Киаран ощутил его только сейчас. Супруга надеялась напоследок побывать в постели мужа, а ему не терпелось скорее уйти.

Он поцеловал Ифу в лоб:

— Слушайся Гилана. — И, подхватив сумку, вышел из опочивальни.

На рассвете конный отряд покинул Ночную крепость и выехал на тракт, пролегающий по границе между владениями дворян. Штандарт цвета королевского дома и охранная грамота позволяли Киарану беспрепятственно перемещаться по землям лордов, но он не решился срезать путь: снег скрывал ложбины, бугры и замёрзшие реки. Зато тракт был укатан обозами купцов и санями странствующих коробейников.

Поля чередовались с деревнями. На дозорных вышках отбивали чечётку продрогшие стражники. Иногда на горизонте, слева и справа от дороги, виднелись блёклые очертания особняков и тёмные громады крепостей, похожих на скалы.

Равнину сменял лес. Под тяжестью белых шапок кряхтели деревья. Сороки перекликались с щеглами. Из лунок в снегу вспархивали тетерева, поднимая облака снежной пыли. Изредка доносился лай собак — поблизости находилось селение либо со своей дружиной охотился лорд.

Ночи путники проводили в тёплых придорожных тавернах. В одной из них отметили праздник Двух Единиц. Кухарь порадовал наваристой чечевичной похлёбкой с салом, зажаренной на вертеле зайчатиной, медовыми пирогами с клюквой и превосходным ячменным вином.

Наконец отряд двинулся по домену короля. Вместо тракта нити-тропинки. Купцы редко совались в эти земли, здесь хозяйничали разбойничьи шайки, браконьеры и обозлённые батраки, оставшиеся зимой без работы. Кони выдыхались, тараня рыхлые сугробы; приходилось делать частые привалы. В деревнях ни харчевен, ни постоялых дворов. При виде всадников крестьяне разбегались кто куда; они не разбирались в штандартах, а жетон на груди лорда им ни о чём не говорил. Можно было войти в любую хижину и взять всё, что душа пожелает, только брать было нечего.

С наступлением темноты Выродки разбивали лагерь, разжигали костры, обдирали белок и ощипывали куропаток. Прислушиваясь к жалобному вою волков, кони обгладывали ветви кустарников. А Киаран сидел у огня и, глядя на языки пламени, думал, как ему совместить новую должность и старое ремесло.

Через несколько дней путники добрались до нужной деревни. Не успели кони спуститься с холма и взрыхлить копытами снег на крайней улице, как раздался звук набата. Бабы выскочили из лачуг и вереща бросились врассыпную. Выродки с гиканьем и свистом помчались вниз по склону, щёлкая хлыстами.

Селение было большим, но наполовину вымершим: в каждом втором доме заколочены окна и заметены снегом двери. Посреди улиц брошены сломанные телеги. Кое-где чернели развалюхи-сараи. В некоторых дворах лежали кучи хвороста, с верёвок свисало заледеневшее бельё. Почти на всех крышах топорщились, как ежи, гнёзда, ожидающие прилёта аистов.

Киаран попытался разузнать у застрявшей в сугробе девки, где живёт староста, но она от страха не могла вымолвить ни слова. Он приподнялся на стременах, надеясь увидеть над крышами каланчу или часовню, но таковых в селении, похоже, не было. Молчал и колокол, пять минут назад предупредивший крестьян об опасности.

— Одни женщины, — проговорил командир сотни озадаченно.

— Обыщите подполья и чердаки, — приказал Киаран наёмникам и медленно поехал вперёд, рассматривая убогие жилища.

Возле вытянутой постройки без окон топтался пожилой мужик в протёртом тулупе. Комкая в руках колпак, наблюдал за визжащими бабами и провожал взглядом проносившихся мимо него разгорячённых коней. Заметив Киарана, неторопливо опустился на колени.

— Кто такой? — рявкнул командир сотни, натянув поводья.

— Живу тут. — Мужик указал себе за спину. — Это холостяцкий угол. Моё хозяйство. Можете остановиться, если хотите. Кормить — не накормлю, но лавку выделю.

— На постое кто-то есть?

— Есть, господин. Шестеро наймитов. Испужались набата, в чулан залезли.

— А ты, значит, нас не боишься, — сказал командир и дал знак Выродку. Тот соскочил с жеребца и вбежал в дом.

— Я своё отбоялся, господин, — промямлил хозяин холостяцкого угла. — Бояться больше нечего.

— Ишь ты какой выискался! — Командир стиснул в кулаке рукоять меча. — Сейчас проверим, какой ты смелый.

— Только спасибо скажу.

— Где дом старосты? — спросил Киаран.

Содержатель холостяцкого угла махнул колпаком:

— Там, ваша милость.

Киаран оглянулся:

— Где — там?

— Там, куда бабы бегут.

Киаран послал коня вдоль дырявого забора, наблюдая, как наёмники вытаскивают из хижин детей и стариков. Похоже, крестьянки спрятали их в закутках, а сами побежали прочь, надеясь увести воинов от домов подальше. Глупые курицы…

На перекладине между двумя столбами висел надтреснутый колокол, чей тревожный звон взбаламутил деревню. Верёвка, привязанная к языку, покачивалась словно облезлый собачий хвост. Возле колокола стоял старец, таращась по сторонам как подслеповатая сова. Ветер трепал подол шерстяного кафтана, перебирал седые космы, перекидывал бороду с плеча на плечо. Вокруг него сгрудились бабы. Увидев, как воины гонят по улице детей, кинулись к ним, заголосили. Выродки принялись вспарывать воздух плётками, заставляя крестьянок сесть на землю.

Киаран подъехал к старцу. Развернул коня. Ему предстояло впервые вершить правосудие. Для чего нужен суд? Чтобы покарать виновных. Или для того, чтобы разобраться: на самом ли деле эти люди виновны? Может, паломники (или сборщики подаяний) заслуживали смерти, поэтому их и убили? И как определить, кто виноват?

Он не раз слышал, как чинят суд святые отцы, когда к ним обращается за помощью пострадавшая сторона. Без такого обращения — виновников никто не имеет права судить. Нет жалобы — нет дела. На таких судебных разбирательствах судьёй выступал не священник, а сам Бог, поэтому подсудимые надеялись только на чудо. Вору велели достать из кипящего масла какой-нибудь железный предмет. Если он не проходил испытание, ему отрубали руку. Клеветнику приказывали есть глину. Если он выблёвывал содержимое желудка — ему отрезали язык. Убийцу зашивали в мешок с камнями и бросали в реку. Если человек всплывал — его оправдывали; и неважно, что всех поголовно вытягивали из воды мёртвыми.

— В деревне больше никого нет, — доложил командир сотни.

Вынырнув из размышлений, Киаран окинул взглядом сидящих на снегу людей:

— Где ваши мужчины?

— Нет таких, ваша милость, — отозвался староста.

— Как это нет? — опешил Киаран.

— А вот так — нет. Только деды старые. — Староста кивком указал на толпу. — Здесь с десяток. Ещё с десяток с полатей не встают, смерть ожидают.

— Правду говорит, — произнёс командир сотни, поглаживая конскую шею.

— Восьмерых хоронить надобно, — продолжил староста, глядя перед собой. — На костёр дров нет. И в землю не положишь. Промёрзла земля. Ждём, когда потеплеет.

Командир указал на почерневшую избу:

— Трупы в сарае за этим домом. Два старика, одна баба и пятеро детей.

— Где мужчины?! — прикрикнул Киаран.

— Одни ушли куда-то воевать и не вернулись, — ответил староста, не меняя ни интонации, ни позы. — Других прирезали разбойники, третьи подались в город, четвёртые… а хрен его знает, где они. Нет мужиков, и всё тут.

— Значит, мужиков нет. А малые дети откуда? Аисты принесли?

— Так это безотцовщина. Баб пилят все, у кого пила есть. Идут солдаты — пилят. Наскакивают лиходеи — пилят. Монахи и те пилят! Вот и вы — зачем пожаловали? Уж наверняка не крыши чинить.

— Ладно, — протянул Киаран. — Кто паломников убил?

Староста направил на него мутный взгляд:

— Не знаю никаких паломников. Не было здесь таких.

— Может, были сборщики подаяний?

— А-а-а, эти… — Староста отвернулся. — Побирушки были.

— Кто их убил?

— Бабы.

Киаран изогнул бровь:

— Бабы?

— Они самые.

Киаран спешился:

— Идём, поговорим с глазу на глаз.

Старик пожал плечами:

— Как скажете. — И побрёл к избе.

Проходя мимо повозки, Киаран взялся за борт и резко присел. Девочка пяти лет прижалась к колесу. В глазах обречённость и готовность к тому, что сейчас произойдёт. Ей не впервой лежать на снегу босой, в одной рубахе, и ждать, когда её вытащат из-под телеги за волосы.

Киаран потянулся к ней, но в последний миг, сам не зная почему, отдёрнул руку:

— Беги к мамке.

Поднялся вслед за старостой на крыльцо и вошёл в дом.

— Не обессудьте за беспорядок, — проговорил старик. — Гостей не ждал.

— Ты здесь живёшь? — спросил Киаран, осматриваясь.

Свет проникал в помещение сквозь щели ставен. Холодный очаг, на топчане охапки прелой соломы, стол, табурет, в углу садовая лестница, приставленная к дыре в потолке — вот и вся обстановка. По идее, староста — самый богатый человек в деревне. Если он обитает в таких условиях, то что же творится в хижинах других крестьян?

— Я живу на чердаке. Оттуда округу лучше видно. — Старик придвинул табурет к столу, вытер рукавом кафтана сиденье. — Присаживайтесь, ваша милость. — И опустился на лежанку.

Расположившись за столом, Киаран поправил ножны с мечом и постучал пальцем по жетону на груди:

— Знаешь, что это такое?

— Нет, ваша милость, не знаю.

— Это охранный жетон. Его выдают людям короля. Тем, кому он поручает важные задания.

Староста посмотрел недоверчиво:

— Король Осул вроде бы помер двадцать лет назад. Неужто воскрес?

— Недавно избрали нового короля. Его зовут Рэн. Запомни это имя.

— Запомню, ваша милость.

— Я приехал наказать убийц сборщиков подаяний.

Старик уронил руки на колени, сгорбился:

— Понятно…

— Рассказывай, что у вас произошло. Только не вздумай мне лгать.

Старик не издавал ни звука.

— Будешь играть в молчанку, прикажу крестьян облить водой.

— Они пришли поздно вечером, попросились на ночлег, — зазвучал бесцветный голос. — Два десятка остановились в холостяцком углу, остальных бабы разобрали. Те, что в углу, напились. Полезли хозяйке под юбку. Она огрызнулась. Они её с мужем закрыли в погребе и давай на ихних детях жениться. Ладно бы только девок тронули, они и сыновей за гуртом.

Киаран передёрнул плечами:

— Мальчиков?

— У хозяев было два сына. Одному двенадцать, второму семь. Бабы услыхали крики и за топоры. А побирушки подпёрли входную дверь табуретом и стали бабам угрожать, что детей порешат. — Староста покачал головой. — Тут такое творилось… Два дня воевали.

Киаран мазнул ладонью по губам:

— Что стало с детьми?

— Все в сарае. Снег сойдёт — похороним. С ними ихняя мамка. Она выла неделю, потом там же, в сарае, и повесилась.

— Куда дели трупы сборщиков?

— Волкам скормили. Не пропадать же добру.

— Где обоз с подаяниями?

Староста взмахнул куцыми ресницами:

— Не было никакого обоза. Может, разбойники забрали?

Киаран стиснул кулак:

— Видишь это, старик? Видишь?! Не лги мне!

— Мошна была — обоза не было!

— Мошна? И где она?

Староста взобрался на чердак. Вернулся, кряхтя и сгибаясь под тяжестью сумы из выдубленной кожи. Со звонким стуком поставил её возле стола.

Развязав ремни, Киаран заглянул внутрь. Сума была доверху набита медными монетами.

— Почему сразу о деньгах не сказал?

— Так вы не спрашивали.

— Сколько монет присвоил?

Староста крякнул возмущённо:

— Нисколько! Это же подаяние на храм! Крестьянским потом омытое. Такое красть — великий грех! Я хотел по весне в монастырь отнести.

Киаран затянул ремень, приподнял суму. Тяжёлая…

— Не надо было убивать божьих людей.

— Ну да, — покачал головой староста. — Они люди, а мы черви.

— Я должен наказать виновных в убийстве.

— Знамо дело, должны. — Глядя на жетон, старик почесал за ухом. — А сказать королю, что их порешили разбойники, никак нельзя?

— Нельзя. Солдат сообщил Святейшему отцу, что сборщиков убили твои крестьяне.

— Паскуда… — прошипел старец, поигрывая желваками. — А я его похлёбкой потчевал.

— Откуда он взялся?

— Не знаю. Пришёл и всё. Теперь мне думается, он за сборщиками тайно следил.

— Выдай зачинщиц, и покончим с этим.

Староста подошёл к окну, посмотрел в щель между ставнями. Обернулся с решительным видом:

— Накажите меня, ваша милость.

— Разве ты в чём-то виноват?

— Конечно, виноват. Сжалился над побирушками, не уследил, не помешал. Тут только моя вина и больше ничья.

Киарану было всё равно, кого вешать. Но он не знал, как король отнесётся к его отчёту о казни баб. Помнится, Рэн как-то велел не обижать женщин и детей. Вдруг в нём снова заговорит покровитель слабых и беззащитных?

— Молись, старик, — сказал Киаран и, подхватив мошну, вышел из дома.

Под вой крестьянок Выродки перекинули верёвку через перекладину, к которой был прикреплён колокол. Приговаривая: «Господь с вами, бабоньки. Господь с вами…» староста забрался на табурет и, щурясь, уставился в белое небо. Наёмник накинул ему на шею петлю и упёрся сапогом в сиденье.

Киаран сел на коня, окинул взглядом посиневших от холода баб и детей. Сейчас он лишит их последней защиты, хотя из старосты защитник никудышный. Но всё же… Пусть старец не ограждал их от бед, но поддерживал, как мог. Плакал вместе с ними или, наоборот, крыл последними словами. И сегодня они бежали к нему, хотя знали, что он их не спасёт. Теперь им не к кому будет бежать.

Собственные мысли не нравились Киарану. Перед внутренним взором стояла картина, как под телегой в снегу лежит пятилетняя девочка и смотрит на него глазами женщины, познавшей в этой жизни всё. На её месте могла оказаться его дочь. Ей повезло родиться в замке, который охраняют сотни Выродков. Ей повезло родиться у такого отца, как он.

Киаран потряс головой, отгоняя навязчивую картину, и прокричал:

— За убийство сборщиков подаяний приговариваю старосту деревни к смертной казни. — Вскинул руку… и опустил. — Отставить! Заменяю смертную казнь поркой. Сто плетей.

— Нет уж, лучше повесьте! — возмутился староста. — Умру не мучаясь.

Выродки стянули его с табурета, сдёрнули кафтан и рубаху и толкнули на землю.

Он поднялся на четвереньки. Пошатываясь, встал на колени и сложил перед собой ладони:

— Господи, дай мне сил принять наказание с достоинством. Лиши меня слёз и голоса. Одари меня стойкостью. Господи, дай мне сил…

Киаран недовольно покряхтел. Кивнул наёмнику, занёсшему над стариком хлыст:

— Пятьдесят ударов.

Сплетённая из ремней плётка взрезала дряблую старческую кожу. Брызги крови окропили снег. Старик стиснул зубы и сцепил пальцы в замок.

— Отставить! — крикнул Киаран. Посмотрел на голосящих крестьянок. Позади них увидел шестерых мужиков и наклонился к командиру сотни. — Это батраки из холостяцкого угла?

— Да, милорд.

— Давай их сюда.

Выродки схватили мужиков за вороты рваных курток и волоком притащили к Киарану.

— Откуда вы здесь? — спросил он.

— Приблудились. Решили перезимовать. Хозяин берёт за постой по-божески, — ответили наймиты вразнобой.

— Видели, как сборщики подаяний насиловали девок?

Батраки переглянулись:

— Видели, ваша милость.

— А как мальчиков насиловали, видели?

— Видели.

— Чем в это время вы занимались?

— Ничем, ваша милость. Спать легли.

— Почему не остановили насильников?

— Это не наше дело, милорд. Мы не здешние.

Киаран потёр подбородок:

— Где вы были, когда бабы с топорами на насильников накинулись?

— В чулане сидели.

— Из-за вас началась резня, а вы в чулан залезли?

Человек с копной огненно-рыжих волос выпучил глаза:

— Чего это из-за нас? Мы платим за угол исправно, на пол не плюём, посуду не бьём, вшей за столом не давим, нужду справляем в отведённом месте. А всё остальное нас не касается.

— Снести им головы, — приказал Киаран и движением бёдер послал коня вперёд.

— За что, ваша мило… — прозвучало за спиной, и говоривший захлебнулся словами.

Крестьянки кинулись к старосте. Рыдая и смеясь одновременно, облепили его как тля виноградную лозу. Дети обхватили ноги матерей, зарылись лицами в юбки.

— Будя вам, бабоньки, будя, — бормотал старик растроганно.

Киаран не оглядывался. Правильно он поступил или нет, но на душе было светло.

Отряд тронулся в обратный путь. Кони бодро шли по тропам, которые сами же протаранили. В местах прошлых ночёвок лежали неиспользованные поленья и хворост. Крестьяне в деревнях осмелели: уже не разбегались кто куда, а выглядывали из-за углов хижин и сараев. Киаран не знал, что придало людям храбрости, но подозревал, что стоит ещё пару раз проехать по этим селениям, и жители начнут с ним здороваться.

Через несколько дней всадники свернули с проторенной дороги — она вела в Ночную крепость — и двинулись по направлению к столице. Жеребцы трусили по снежной целине, вздымая к небесам клубы снега. Пространство вокруг содрогалось от мощного храпа. Казалось, гудела и тряслась сама земля. Тяжелее всего было пробираться через лес. На карте отсутствовали овраги, озёра, болота и буреломы. Разведчики тщательно осматривали местность. Отряд следовал за ними со скоростью мула.

Когда до столицы оставалось около двадцати лиг, а это почти три дня пути, наконец-то появился тракт. Кони, истосковавшиеся по скачке, понеслись во весь опор. Но тут, как назло, Киаран заметил столб дыма. Его источник скрывала гряда холмов, поросших молодыми елями.

— Чей это феод? — крикнул он, осадив коня.

Командир отряда зубами стянул с руки перчатку, вытащил карту из притороченной к седлу сумки, провёл по чертежу пальцем:

— Мы движемся по границе владений лорда Лиура. За теми холмами королевские земли. Похоже, горит Калико. Или деревня поблизости.

Калико — один из немногих крупных и богатых городов в Шамидане. Его ещё называли городом купцов. С церковного языка название переводилось «золотая рыбка» и полностью соответствовало тому, что видели путешественники, входя в городские ворота.

В другое время Киаран спокойно продолжил бы путь. Теперь же он отвечал за порядок в домене короля и не мог проехать мимо. Если в Калико случилась беда, лорд Верховный констебль обязан находиться там.

Командир сотни выслал разведчиков вперёд, проверил боевую экипировку Выродков и направил взгляд на Киарана.

Он кивнул:

— Выступаем. — И прошептал себе под нос: — Зачем я туда посмотрел?

Загрузка...