Белая Кость

Часть 52

Щурясь от яркого солнца, Янара посмотрела по сторонам. На крепостной стене переговаривались стражники. На крыльце перед кухней кухарки ощипывали кур и смеялись над шутками плотника. Слуги наполняли бочки водой. Из кузни слышался стук молота о наковальню. Из конюшни не вылетало ни звука: солдаты уводили лошадей пастись на луг, устраивали за стенами крепости скачки или разъезжали по округе. Конюх выкатил из распахнутых ворот тележку с навозом, вытер полой рубахи лоб и скрылся в царящем внутри полумраке.

Янара сошла с лестницы, пересекла двор и заглянула в конюшню. Худощавый человек с острой как у козла бородкой и лёгкой сединой на висках вогнал вилы в землю и низко поклонился.

— Ты кто? — спросила Янара.

— Я Халик. Конюх.

— Понятно, что не кузнец. Мне незнакомо твоё лицо.

Выпрямив спину, Халик виновато улыбнулся:

— Вы меня не помните, миледи?.. Ну конечно, не помните. Я служил вашему мужу, герцогу Мэриту. Потом кастеляном крепости стал ваш брат, господин Бари. Он выгнал старых слуг, взял новых, а меня оставил. Оставил меня, кузнеца, пивовара, двух прачек…

— Я со всеми беседовала, а тебя почему-то пропустила. — Янара опёрлась рукой на перегородку между стойлами. В ногах странная слабость, внизу живота тянет.

— Когда беседовали? — спросил Халик. — В прошлом году?

— Нет, на днях.

— Я только вчера вернулся, миледи. Господин Бари разрешил мне проведать матушку. Она живёт… Далеко живёт. Меня здесь не было всё лето.

— Всё лето, — уныло повторила Янара. — Значит, ты не видел, как уехала Таян.

— Чего ж не видел? Видел. Мы вместе поехали. Она довезла меня до тракта. Я пошёл напрямик, по полям, а она поехала дальше.

— Куда?

Собрав лоб морщинами, конюх почесал затылок:

— Не знаю, госпожа. Она ничего не говорила.

— Ясно. — Янара прислонилась спиной к перегородке. По телу пробежала волна озноба. Да что это с ней? — Может, ты слышал разговор Таян с моим братом?

— Не-а, не слышал, миледи. Господин Бари сломал ногу и не выходил из покоев. Он крикнул из окна, чтобы я дал ей телегу и лошадь. — Халик заглянул Янаре в лицо. — Миледи, вам плохо?

Янара прижала ладонь к щеке и не ощутила прикосновения:

— Халик…

— Миледи, что с вами?

— Болха, — прошептала Янара и повалилась навзничь.

Конюх едва успел подхватить её:

— Все сюда! Госпоже плохо! Все сюда!

В конюшню вбежали стражники и прислуга. Кто-то взял Янару на руки, под причитания служанок прошёл через двор и взлетел по лестнице в главную башню.

— Опускай. Аккуратно! — эхом звучал голос Миулы. — А теперь уходи! Уходи!

Издалека донёсся голос матери Болхи:

— Грейте воду! Живо!

Травницы, прибывшие с Янарой и детьми из Фамаля, раздавали служанкам приказы:

— Убери подушки! Неси тряпки! Беги за ушатом!

Перед её глазами вращались стены и потолок. Платье под ягодицами и спиной становилось мокрым, липким и горячим. И вдруг всё померкло.

На замок опустилась ночь, когда мать Болха, травницы и Миула отправили служанок спать, уселись в передней комнате на стулья и табуреты и устало вытянули ноги.

— Я не поняла, что это было, — тихо сказала Миула, глядя в щель приоткрытой двери. В свете свечи была видна спящая на кровати Янара. — Королева носила дитя?

— Глупо называть сгусток дитём, — откликнулась одна из травниц — горбоносая старуха со странным именем Дика. — Срок слишком маленький.

— Это дитё! — прошептала со злостью мать Болха. — Пусть без ручек и ножек, но это было дитё!

Вторая травница — миловидная женщина средних лет, с певучим голосом и с таким же певучим именем Лиида — стянула с головы платок и принялась вытирать им шею:

— Не вздумайте сказать эту чушь королеве. Ей и так худо.

— Сейчас ещё не худо, — пробурчала Миула. — Она ничего не поняла. Проснётся, узнает, вот тогда будет худо.

— Я и говорю: пожалейте госпожу, не называйте сгусток дитём. А королю вообще ничего знать не надо. Найдёт себе здоровую бабёнку, заделает ублюдка, потом признает его наследником. Такое уже случалось.

Миула уронила руки на колени:

— У короля сильное семя, сразу пускает корни. Королеве отдохнуть бы годик.

— А лучше два, — поддакнула Лиида. — Я подскажу госпоже, что надо делать.

— Ты сначала мне скажи. — Миула посмотрела исподлобья. — А то насоветуешь, сбежишь в свои леса, а мне потом расхлёбывать.

Травницы, как и знахарь Черемех, откликнулись на призыв лорда Айвиля помочь королеве и её новорождённым детям. В благодарность за это получили охранные грамоты и были вольны идти куда глаза глядят. Но нет, они захотели служить королеве и дальше, а королева, добрая душа, позволила им остаться. Лесные отшельницы высоко вознеслись, считали Миулу пустоголовой, неотёсанной служанкой. От прямых оскорблений травниц удерживал страх перед её вспыльчивым характером и перед ножом, спрятанным под её юбкой. Откуда им было знать, что Миула, дочь ведьмы, воспитанница Небесной Стаи, разбиралась в растениях не хуже их. Только Дика и Лиида с помощью трав лечили, а она убивала.

Повязывая голову платком, Лиида взглянула на Миулу с насмешкой:

— Что тебе сказать? Ты ж в нашем деле ни черта не понимаешь.

— А ты так расскажи, чтобы я поняла.

— Ладно. Есть несколько средств, чтобы не получались дети…

Болха закрыла уши руками:

— Не хочу это слушать. Грешница! Гореть тебе в аду!

Лиида вздёрнула блестящие брови:

— Тебя не волнует жизнь королевы? Тогда какого чёрта ты рядом с ней делаешь?

— Я ухаживаю за детьми.

— Шерстить нянек и я могу. Топай в свой монастырь, бесполезное создание.

— Посягать на территорию Бога нельзя! Не хочешь иметь детей — не дели с супругом ложе. Иные способы избежать зачатия греховны!

— Заткни уши покрепче, — осекла Миула монахиню и кивнула Лииде. — Какие средства?

Мать Болха вскинула руку:

— Погодите! Я скажу, какое средство. Я вычитала о нём в древнем свитке. Папирус привезли из Заморья и подарили настоятелю Просвещённого монастыря. Я тогда была молодой, мне всё хотелось знать. Хорошее средство. Говорить?

Миула посмотрела на Болху с подозрением:

— Говори.

— Перед соитием женщине надо смазать промежность густой смесью мёда, смолы и соды.

— Чего?

— Есть ещё одно средство. Было в том же свитке. Смазать промежность пастой из крокодильего навоза и кислого молока. Перед соитием, разумеется. Я не знаю, что такое крокодил, но подозреваю, что оно живое и гадит. Замечательный рецепт. Королеве понравится. А королю-то как понравится! Но чем нам заменить крокодилий навоз? Он жидкий или густой?

— А сейчас мы тихонько выйдем во двор, и я отрежу тебе язык, — прошептала Миула, вытаскивая нож из спрятанного под юбкой чехла.

Болха слетела с табурета и выставила перед собой руки:

— Я читала это. Клянусь! Есть такой свиток! Клянусь! Я не знаю, кто до такого додумался. Какой мужчина захочет возлечь с женщиной, которая измазана смолой, кислым молоком и чьим-то дерьмом? Если бы речь шла о шлюхе, я бы раздобыла крокодильего навоза и сама её обмазала. Но мы говорим о королеве. Вы только послушайте! Янара… Звучит, как журчание лесного ручья. А вы хотите его изгадить.

В комнату заглянула нянька:

— Мать Болха, как госпожа себя чувствует?

Монахиня вмиг преобразилась: сложила руки на животе и приняла важную позу.

— С ней всё будет хорошо. Дети спят?

— Спят, мать Болха.

— Вот и замечательно. Я скоро приду. Ступай, милочка.

Лиида подождала, когда нянька закроет дверь, и прошептала:

— Хорошее средство — отвар из болотной мяты.

— Это яд! — заявила Миула.

— Ошибаешься! — заупрямилась травница. — Я заживляю отваром раны и язвы. А ещё он помогает, когда человека пучит. Крестьяне пьют, и никто не помер.

Мать Болха уселась на табурет и с озадаченным видом уставилась на Миулу:

— Яд? А мы дымим болотной мятой в приютах для больных. Травим блох, вшей, комаров. Получается — нельзя?

— При чём тут дым? Вы не слышите, о чём я говорю! — разозлилась Миула. — Целебный отвар отличается от ядовитого крепостью. Важно, сколько капель или ложек пьёт человек и как часто он его пьёт. Но если есть хоть малейшая угроза здоровью королевы, об этом средстве мы говорить не будем, иначе я всё расскажу королю и лорду Айвилю.

— Поддерживаю Миулу, — буркнула мать Болха и, воздев глаза к потолку, прошептала: — Господи, прости меня, грешницу.

— Средство не должно вредить плоду, — подала голос Дика. — У королевы нарушены женские дни. Вдруг средство не поможет, королева понесёт, а мы узнаем об этом, когда дитя начнёт биться.

— Ты правильно говоришь, Дика, — кивнула Миула.

Старуха потёрла горбатый нос и, откинувшись спиной на стену, затолкала ладони под мышки:

— Я вот чего скажу… Я знаю много трав, которые вызывают небольшое кровотечение на раннем сроке. Бабы пьют, радуются, что средство помогает. Им всё равно, что иногда грязные дни приходят неправильно и крови почему-то больше, чем обычно. Они не догадываются, что вместе с кровью выходит проросшее семя.

— Ты ничего им не говоришь? — вытаращила глаза Болха. — Не говоришь, что убиваешь их детей?

— Дети им не нужны. Были бы нужны, бабы ко мне бы не бегали. — Дика обвела присутствующих взглядом. — Так к чему это я… Трав от зачатия нет.

— Есть! — возмутилась Лиида.

Дика усмехнулась:

— Назови.

— Дикая морковь.

— Не смеши. Там, где я когда-то жила, дикой морковью испокон веку лечили кашель и выводили глистов. Детей — полная деревня.

— Ладно, — насупилась Лиида. — Бешеный огурец.

Травницы сыпали названиями растений и пищевых приправ, спорили. Мать Болха слушала их, пока ей не надоело.

— Прекратите! — взмолилась она. — Одной женщине помогает, другой — нет. Если кому-то не помогло, использовать нельзя. К чему эти споры? Я вспомнила ещё средство. Прочла в научном труде.

— Если ты опять про навоз… — начала Миула.

— Мазь из мёда и свинцовых белил.

— Яд!

Болха замотала головой:

— Да ты чего, Миула… Эту мазь придумал самый умный клирик.

Служанка наклонилась вперёд:

— Читай по губам. Эта мазь — ядовитое собачье дерьмо.

— О господи… — промямлила Болха. — Ты ругаешься, как пьяный мужик. Тебе следует вымыть рот.

— Следует. — Спрыгнув с табурета, Миула подошла к шкафу и открыла дверцы. — У нас ещё остался ячменный спирт?

— Последнее средство, — вздохнула монахиня. — Мазь из мёда, корицы и ртути.

Миула резко обернулась:

— А ты знаешь, я с тобой согласна. Посягать на территорию Бога нельзя. Вернёмся в Фамаль, я лично сожгу труды ваших клириков.

Донёсся стон королевы. Женщины дружно подхватились и побежали в опочивальню.

Рэн надеялся, что небольшое путешествие поможет ему помириться с матерью. Скоро исполнится два года, как они приехали из Дизарны в Шамидан. За этот маленький отрезок времени они умудрились отдалиться друг от друга. Рэн ощущал пустоту и боль — там, где хранились священные законы сердца, один из которых гласил: никогда не обижай мать.

Лейза пожелала ехать верхом. Погрузив на вьючных лошадей баулы, отряд покинул Фамаль и поскакал рысцой на восток. Чтобы не менять по дороге коней, всадники двигались в умеренном темпе, устраивали привалы на лоне природы, ночевали в постоялых дворах. Рэн словно вернулся в беззаботное прошлое. Смеялся над шутками сэра Ардия, подтрунивал над рыцарями, купался с конями в водоёмах. Затаив дыхание слушал голос матери и целовал ей руки.

Остановившись на последний ночлег, он послал в мэритский замок гонца, предупредить о приезде пяти десятков рыцарей с эсквайрами и слугами. Вечер провёл как обычно — за столом в таверне. А когда Лейза и сэр Ардий поднялись, чтобы отправиться по комнатам — вышел на крыльцо.

Над округой стоял звон цикад. Лунный свет заливал долину, покрытую разнотравьем. Пахло близкой осенью. Дорога узкой лентой бежала к тёмному холму на горизонте. За холмом роща, за ней степь, поросшая высокой травой с пушистыми метёлками. А там уже рукой подать до мэритской крепости. Рэн хотел подарить её младшему сыну. Отдал сыну батрака…

— О чём думаешь? — прозвучал за спиной голос Лейзы.

— У меня странное чувство, — ответил Рэн и шагнул в сторону.

Мать встала рядом:

— Какое?

— Странное, — повторил он. — Мне хочется сбежать.

— Ты… не хочешь видеть Янару?

Рэн заложил большие пальцы под ремень на поясе:

— Я очень по ней соскучился. По ней и детям. Но сейчас у меня плохое предчувствие.

— Если бы у них что-то случилось, нам бы сообщили. — Лейза направила взгляд на холм. — Сколько ещё ехать?

— Около пяти часов.

— Если выехать сейчас, на восходе солнца будем на месте.

— Ты не понимаешь. Мне хочется сесть на коня и вернуться в Фамаль. — Рэн качнулся с пятки на носок. — Идём спать. — Не дожидаясь ответа, вошёл в таверну и проследовал в пристройку для постояльцев.

Утром блестящая кавалькада на конях под шёлковыми чепраками покинула двор таверны и поскакала галопом к закрытому холмом горизонту. Бряцали золочёные доспехи, на ветру хлопали пурпурные штандарты, под копытами клубилась пыль, из трав вспархивали перепуганные пичуги.

Солнце не успело добраться до зенита, когда впереди показались серые крепостные стены. Надворотную башню венчал зелёный флаг с двухголовым волком.

Трубачи обменялись приветственными сигналами рога. Подъёмный мост был опущен, ворота открыты. Замок ждал гостей.

Рэн осадил коня возле лестницы главной башни. Окинув взглядом склонившихся обитателей крепости, спешился и посмотрел на окна. Супруга не вышла его встречать. Служанка взяла на руки сероглазого мальчугана в льняном костюмчике и, придерживая на его голове соломенную шляпу, быстро скрылась за хозяйственной постройкой.

Из башни появилась мать Болха:

— Ваше величество! Миледи Лейза! Королева ждёт вас. — И сопроводила их на третий этаж.

В передней комнате находился Бари. Опираясь на клюку, отвесил поклон и пробормотал:

— Ваше величество… — но не успел закончить фразу; мать Болха оттеснила его к стене и открыла дверь в гостиную.

Переступив порог, Рэн уставился на лежащие в центре стола корону и кольцо с пурпурным камнем, подаренное супруге в день бракосочетания.

— Янара, милая, — произнесла Лейза вкрадчивым тоном. — Мы рады видеть тебя в здравии.

Рэн перевёл взгляд на жену. Она стояла в ореоле солнечного света — хрупкая, нежная, беззащитная. Льняные волосы словно светились. На безупречном лице никаких эмоций. И лишь в глазах, светло-серых, почти стальных, читалась обречённость.

— Простите, миледи. Я хочу поговорить с супругом наедине.

Лейза не двинулась с места.

— Поговорим завтра, — произнёс Рэн и, не понимая, что с ним происходит, попятился к двери.

— Мы поговорим сейчас, — вымолвила Янара.

Рэн выдавил улыбку:

— Я рано за тобой приехал? Хорошо, поживи здесь ещё немного. Когда за тобой приехать? Через месяц? Через два?

— Тебе нужен наследник, Рэн. Я тебе его подарила, но ты от него отказался.

— Янара, не начинай. Для меня и для королевства это закрытый вопрос.

— Тебе нужен здоровый и сильный наследник. А я нужна своим детям. У меня их трое. Я не могу рисковать своей жизнью. Я больше не разделю с тобой ложе.

Рэн изменился в лице:

— Мы поговорим завтра утром. И без свидетелей.

— Я не изменю своего решения, Рэн. Очередная беременность убьёт меня. Я не хочу умирать.

Он в два шага пересёк гостиную. Сжал плечи супруги:

— Янара, ну что ты такое придумала? Мы подождём пару лет. Пять, десять — сколько потребуется. Попробуем ещё раз, когда ты окрепнешь.

— Что ты будешь делать эти пару лет, пять или десять?

— В смысле?

— Если в твоей постели не будет меня — кто займёт моё место?

— Никто.

— Твоя жизнь не должна останавливаться, Рэн.

— Я люблю — тебя!

— И я люблю тебя. Но детей я люблю сильнее. Отказ от исполнения супружеского долга — это веская причина для расторжения брака?

Рэн отшатнулся. Ему казалось, что стук его сердца разносится по всей крепости. Вынырнув из оцепенения, резко развернулся и вышел из покоев.

— Янара, милая… — прошептала Лейза.

— Не надо, миледи. Не надо! Вы делаете меня слабой, а я должна быть сильной. Сейчас я должна быть сильной! Ничего не говорите, не надо.

Лейза прислонилась спиной к стене и прижала к губам сцепленные пальцы.

Рэн кружил по винтовой лестнице, оскальзываясь на ступенях. В голове звучали слова Святейшего отца: «Все мы попали в демоническую воронку». И он… Он тоже оказался в демонической воронке. Очутившись во дворе, подошёл к бочке и, упираясь руками в деревянные края, опустил голову в воду. Выпрямив спину, пробежал взглядом по людям, делающим вид, что они ничего не замечают и занимаются своими делами. Кивком подозвал мать Болху:

— Это ты её надоумила?

Монахиня сжалась в комок:

— Я не понимаю вас, ваше величество.

— Ты ей сказала, что следующая беременность убьёт её.

Кровь отхлынула от дряблых щёк Болхи.

— Нет, ваше величество! Нет! Даже разговора такого не было!

— Где Таян?

— Она уехала. В конце весны. Куда — никто не знает.

— А Миула?

— Миула здесь, — закивала Болха. — Позвать?

Рэн сузил глаза:

— Может, это она сказала, что королеве больше нельзя беременеть? Признавайся, монахиня. Если солжёшь, я сорву с тебя одежды и прогоню голышом до Фамаля.

Мать Болха вытянулась как струна:

— Миула верная служанка. Она знает своё место. Ей бы даже в голову не пришло говорить с королевой на темы «ниже пояса».

— А травницы?

— Они до смерти боятся Миулу. Она за королеву глотку перегрызёт.

Рэн поймал на себе настороженный взгляд сэра Ардия. Тот быстро отвернулся и, подхватив седло, направился в конюшню. Рыцари переговаривались со стражниками. Эсквайры занимались конями и поклажей. Слуги накрывали под навесом столы.

Вытерев с лица воду, Рэн проследовал в гостиную. Прислонясь к стене, мать смотрела в пол. Супруга стояла в той же позе, в какой он её оставил.

— Мои люди отдохнут, и мы уедем. Я буду ждать тебя дома.

— Я дала тебе всё, что могла, Рэн. Жизнь отдать не могу. Она принадлежит моим детям. Отныне у нас с тобой разные дома.

Рэн сжал кулак:

— Твоё неповиновение возмутительно!

От двери прозвучал голос Бари:

— Она не понимает, что творит, ваше величество. Простите глупую женщину.

Снаружи донёсся грохот колёс телеги по тесинам моста. Янара подошла к окну и, глядя во двор, проговорила:

— Приехал священник. Я послала за ним, как только прибыл ваш гонец.

— Зачем нам священник? — просипел Рэн, задыхаясь от злости.

— Он расторгнет брачные узы.

Рэна словно окатило ледяной волной. Вскинув голову, он посмотрел на Янару сверху вниз:

— Хорошо.

— Рэн… — простонала Лейза.

Он обернулся к матери:

— Ты хочешь, чтобы я ползал перед ней на коленях? Умолял и обливался слезами? Этого не будет.

Вскоре в комнату вошёл приходский священник. Серая ряса висела на нём мешком. На кочанной голове топорщились короткие волосы. Юркие глазки обежали присутствующих.

Поставив суму возле двери, священник поклонился королю:

— Чем могу служить, ваше величество?

Янара объяснила, зачем его позвали.

— Я не могу этого сделать! — воскликнул священник, потрясая руками. — Вам нужен Святейший отец.

— Не можешь, не хочешь или не умеешь? — прикрикнул Рэн.

От неожиданности священник присел:

— Умею. Но это такая ответственность! Обратитесь к Святейшему отцу. Он найдёт слова, чтобы вас образумить. А меня вы слушать не станете.

— А ты попытайся, — подала голос Лейза. — Попытайся их образумить.

Священник направил на Янару горестный взгляд:

— Моя королева, мне понятны ваши тревоги. Но всё в руках Господа нашего.

— Это и пугает. Недавно у меня случился выкидыш.

Рэн со стоном выдохнул и стиснул зубы.

— Срок очень маленький, но… это уже была жизнь. Новая жизнь, святой отец. Бог забрал её. А вдруг ему взбредёт в голову забрать и мою жизнь?

— Не богохульствуй, дитя моё, — посмотрел священник с укором.

— Я больше не возлягу с супругом, — произнесла Янара жёстким тоном.

Священник предпринял ещё одну попытку:

— Женщина может зачать, только пребывая в удовольствии. В постели с мужем вам надо думать о чём-нибудь плохом, противном. Думайте, насколько мерзко и порочно соитие.

— Я не изменю своего решения.

— Приступай! — приказал Рэн священнику.

— Это лучше делать в церкви. Там обстановка подходящая.

— Приступай!

После недолгих раздумий священник кивнул:

— Будь по-вашему. Нужен ещё один свидетель.

Рэн указал себе за спину:

— Этот подойдёт?

Священник с сомнением взглянул на брата Янары:

— Дворянин?

Теребя рукав холстяной рубахи, Бари сделал шаг вперёд:

— Нет, святой отец. Я брат королевы.

— Нужен человек дворянского сословия.

Пока Бари разыскивал сэра Ардия, священник готовился к ритуалу. Из брошенной возле двери сумы вытащил святое писание, три молитвослова и сложил их на столе. Он не знал, по какой причине его вызвали в крепость, и прихватил все молитвенники: заздравный — в красной обложке, предсмертный — в серой, заупокойный — в чёрном переплёте.

Подстелил под Книгу Книг хрустящее полотенце, раскрыл писание на нужной странице и принялся шёпотом читать текст на церковном языке.

Подпитывая злость и обиду мыслями о вероломном предательстве, Рэн избегал смотреть на Янару. Боялся поддаться слабости и опуститься до просьб. Если сейчас всё прекратить, подобрать нужные слова и вернуть жену в лоно семьи — он больше не сможет ей верить. Каждый день, каждый миг он будет ждать удара в спину.

В комнату вошли двое. Бари остался у двери. Сэр Ардий подошёл к Рэну. Посмотрел на бледную как снег Лейзу, покосился на стоящую возле окна Янару. Уставился на священника:

— Что здесь происходит?

— Кошмарный сон, — прошептала Лейза.

Священник перевернул Книгу Книг обложкой кверху и открыл молитвенник в чёрном переплёте:

— Сейчас я прочту отходную молитву по брачным узам.

Сэр Ардий пригнул шею:

— Это шутка?

— Муж и жена, встаньте лицом к лицу и скажите, что освобождаете друг друга от супружеских клятв.

Янара приблизилась к Рэну и проговорила, глядя ему в лицо:

— Я освобождаю тебя, Рэн Хилд, от супружеских клятв.

Он поднял глаза:

— Я освобождаю тебя…

— Остановитесь! — вскричал сэр Ардий.

— …Янара Хилд, от супружеских клятв.

— Не могу поверить! — взвыл рыцарь.

Священник уставился в молитвослов и открыл рот.

— Пока ты читаешь, мы ещё муж и жена? — спросил Рэн.

— Да, ваше величество. До последнего слова молитвы.

Рэн раскрыл объятия:

— Иди ко мне, Янара. Хочу обнять тебя последний раз. — Прижал супругу к груди и кивнул священнику. — Начинай.

Мир вокруг перестал существовать. Рэн покрывал поцелуями лицо Янары, шею, волосы. Прильнул губами к её уху:

— Не верится, что я вот-вот тебя отпущу… и потеряю.

— Я произнёс последнее слово, ваше величество, — прозвучал голос священника.

— Я ведь буду в твоих молитвах? — прошептал Рэн.

— Всегда, — еле слышно ответила Янара.

Рэн выпустил её из объятий. Отступил на три шага:

— Я забираю дочь.

— Нет! Рэн! — крикнула Янара и кинулась к нему.

Сэр Ардий успел вскинуть руку и создать между ними преграду.

Янара вцепилась в рукав куртки рыцаря:

— Рэн! Нет! Пожалуйста!

— Перед вами король, миледи, — сказала Лейза. — Обращайтесь к нему соответственно.

— Ваше величество, пожалуйста! — простонала Янара.

Рэн вздёрнул подбородок:

— Миледи! Вы лишили меня своей любви, но вы не в силах лишить короля любви дочери. Её будут воспитывать под моим непосредственным присмотром. Я бы забрал и сына, но сейчас мать нужна ему сильнее, чем отец. — Кивнул рыцарю. — Сэр Ардий, вы возвращаетесь в Фамаль.

И покинул гостиную. Лейза последовала за королём. Пряча взгляд, священник быстро собрал книги в суму и выскочил за дверь.

Сэр Ардий мягко высвободил рукав куртки из рук Янары:

— Я обязательно приеду. Бертол мне как сын, я его не брошу. — И удалился.

Янара без сил опустилась в кресло.

— Вот и осталась… с ублюдком и калекой, — прогундосил Бари и, опираясь на клюку, вышел из гостиной.

Рэн не захотел остаться на ночь. Повозки и карета, сопровождаемые кавалькадой, выехали из крепости в сумерках. Миула, кормилица и две няньки остались присматривать за Дирмутом, остальные служанки, а вместе с ними мать Болха и травницы, отправились в Фамаль.

Когда серые башни исчезли из поля зрения, Лейза достала из-под манжеты дорожного платья письмо, разорвала на мелкие кусочки и развеяла по ветру. Поймав на себе осуждающий взгляд сэра Ардия, проговорила:

— Это послание предназначалось фрейлине Кеоле. Я не смогла сказать Янаре, что Кеолы нет в живых.

Дорога нырнула в рощу. На обочинах деревья были вырублены, а чуть дальше растительность стояла тёмной стеной. Слуги зажгли факелы.

Рэн спрыгнул с коня. Жестом приказал воинам оставаться на месте и пошёл в глубь рощи. Сэр Ардий щёлкнул пальцами. Два рыцаря спешились и, стараясь не бряцать доспехами, последовали за королём.

Он брёл между деревьями, налетая на замшелые стволы. Каждый шаг давался тяжелее предыдущего. Нестерпимо болела голова. Боль разрывала грудную клетку. Впервые за долгое время напомнила о себе старая травма голени. Рэн споткнулся и рухнул на четвереньки. Даже собственное тело его предало.

Он полз, вонзая пальцы в траву и вырывая её с корнем. Уткнулся лицом в землю, обхватил голову руками и закричал. Цедил воздух сквозь зубы и почву и снова кричал, сдирая криком кожу в глотке. Когда перестал слышать свой голос, повалился на спину и уставился в темнеющее небо, спрятанное за кружевами ветвей. Как отсечь прошлое и принять жизнь без неё?