Часть 46

* * *

Целых двадцать лет рыцари Шамидана не имели возможности проявить себя на войне или на королевских турнирах. Грабительские набеги на деревни, разбой на лесных дорогах и вооружённые конфликты с соседями не брались в расчёт, ибо настоящая война — это огромное войско под знамёнами знатных домов, это строевой марш с королём в авангарде, это грандиозные сражения, захват земель и замков, легальное насилие и узаконенное мародёрство.

Вдовствующая королева Эльва — ограниченная в правах и средствах — не проводила рыцарские турниры, поскольку не могла одаривать победителей по-королевски. Лорды иногда устраивали военные состязания в своих феодах. Рыцари сражались за трофеи (шлемы, мечи) и за получение выкупа. Риск соответствовал награде, и состязания больше напоминали красочные представления, чем ожесточённые схватки. Подобные игрища, как и междоусобные битвы, тешили самолюбие воинов, но не приносили им всеобщего признания, не делали их героями баллад и не превращали в богачей.

К власти пришёл герцог Рэн Хилд, и дворянство встрепенулось: молодой, гордый и амбициозный правитель просто обязан возродить легендарные традиции! Осталось только дождаться знаменательного события: заключения военного союза, подписания важного договора или рождения престолонаследника… Но постигшие королевскую чету несчастья не располагали к праздникам. И вдруг в конце весны глашатаи оповестили столицу о решении светлейшего государя провести рыцарский турнир в честь своих детей и дражайшей супруги.

В разные уголки страны поскакали гонцы с вестью о предстоящем торжестве. Женщины кинулись к портнихам. Воины с трепетом вытащили из сундуков парадные доспехи, которые отличались от боевых так же разительно, как отличается соболиная шуба от телогрейки.

На подготовку ристалища ушло более месяца. Под турнирное поле отвели широкую равнину за городской стеной, обнесли её деревянным барьером. По периметру соорудили трибуны для простого люда и знатных зрителей, построили ложи для великих лордов. Для королевской семьи воздвигли высокий помост под парчовым навесом с богатой бахромой. За трибунами установили шатры и павильоны для рыцарей, оруженосцев, слуг и коней. Церковь осуждала бессмысленное кровопролитие, по этой причине клирики отказались выступить в роли врачевателей. Для оказания помощи раненым — из соседних деревень и городов хлынули брадобреи; для них возвели просторные палатки, возле которых воткнули шесты с белыми вымпелами.

За неделю до начала турнира к столице рекой начали стекаться люди, телеги, фургоны. Вскоре в военном поселении яблоку некуда было упасть. Свиты, прибывшие с рыцарями, разбили лагеря поблизости — в лесу, предпочитая простор лужаек тесноте комнат в постоялых дворах.

С рассвета и до заката водовозы поставляли бочки с водой, работники харчевен привозили на тележках корзины с провизией. От шатра к шатру ходили работники Хранилища грамот, составляя турнирные списки и сверяя документы, подтверждающие благородное происхождение участников турнира.

Между павильонами сновали толпы зевак: одни уже знали, за кого будут болеть, другим только предстояло выбрать своего фаворита. Купцы принимали ставки; там и тут слышались крики: «На сэра Грира десять золотых корон… На сэра Барамо двадцать золотых… На сэра Зирту сто…»

Навесы не спасали людей от жары. Раскалённая земля обдавала нестерпимым зноем. Сапоги перетирали пожухлую траву в пыль, и всё вокруг тонуло в серо-жёлтой дымке. От гула голосов и ржания коней закладывало уши. От множества ярких штандартов пестрило в глазах. Но ничто не мешало рыцарям пребывать в приподнятом настроении. Они картинно позировали перед простыми девицами и благородными дамами и награждали соперников грозными взглядами.

День накануне праздника Двух Семёрок выдался особенно суматошным. Герольды — распорядители на рыцарском турнире, исполняющие также обязанности судей — разделили участников ристалища на два отряда, учитывая при этом их опыт и мастерство, чтобы никто не имел перевеса изначально. Воины принесли клятву не нарушать три правила: не калечить коней, не биться вдвоём против одного и не вести бой в углах поля, где раненые могли найти убежище.

На закате толпы горожан вернулись в столицу. Стражники закрыли ворота, и за городскими стенами повисла тишина, изредка нарушаемая всхрапом коней. Состязание начнётся на рассвете, у рыцарей оставалось несколько часов, чтобы крепким сном пополнить силы.

Фамальский замок проснулся задолго до восхода солнца. В общем зале слуги накрыли столы к завтраку. Король передал через пажа, чтобы его не ждали. Почётные гости и придворные, одетые в цвета своего рода, в коротких накидках с вышитыми гербами, расселись на скамьях и приступили к трапезе, насмешливо поглядывая на лорда Айвиля.

Каждый великий дом выставлял на королевский турнир как минимум одного рыцаря. Им мог быть сам великий лорд, но чаще в сражениях принимали участие его сыновья и (или) вассалы. Дом Айвилей выбивался из общей картины: хозяева Выродков не подчиняли себе малых дворян, не брали на воспитание их отпрысков и, соответственно, не имели вассалов. Айвили опоясывали мечами только своих сыновей. Поскольку Гилану Айвилю едва исполнилось четырнадцать, свита ожидала увидеть на турнирном поле Киарана, но он как ни в чём не бывало сидел рядом с матерью короля, разодетый в пух и прах: тёмно-коричневый шёлк и песочного цвета бархат. На груди блестел фамильный медальон с изображением стрел.

Не стесняясь в выражениях, придворные громким шёпотом обсуждали слабое здоровье и плохую физическую форму лорда Айвиля, его гротескную манеру держаться с апломбом, смелость и удаль, которые на поверку оказались показными.

В иное время Киаран зыркнул бы на болтунов так, что их языки прилипли бы к нёбу. Но сейчас он катал пальцем по тарелке цыплячий горох и с задумчивым видом посматривал в окно. Ночь выдалась пасмурной и душной. Перед рассветом воздух потемнел настолько, что не было видно ни неба, ни построек, и лишь огни факелов на крепостной стене подсказывали, где находятся границы Фамальского замка. Жара изрядно надоела, но если пойдёт дождь, состязания перенесут на другой день: на размокшей земле закованные в сталь рыцари не сумеют продемонстрировать мастерство в ближнем бою, и сражение обернётся барахтаньем в грязи. Не на такое зрелище рассчитывают зрители. Не такие выступления достойны высочайших наград короля.

— Что вас тревожит? — спросила Лейза, наблюдая за Киараном. Она видела тревогу в прищуре его глаз, в изгибе губ и в этом неосознанном катании горошины по пустой тарелке.

Раздавив горошину пальцем, Киаран наполнил бокал вином:

— Тяжёлый день. Хочу, чтобы он поскорее закончился. — И залпом осушил кубок.

Стоя посреди своей опочивальни, Рэн посматривал в открытые окна и тешил себя надеждой, что погода всё же позволит провести турнир. Оруженосцы затягивали на его боках ремни, соединяющие кирасу — две пластины, выгнутые по форме груди и спины. Стальной доспех, покрытый пурпурной эмалью, был декорирован полосками прорезного золота. Фестончатые украшения походили на кружева и придавали кирасе изящный вид.

Прикрепив к пластинам позолоченные оплечья с выпуклыми лебедями, оруженосцы одёрнули рукава и полы королевского дуплета из чёрного бархата. Застегнули под горлом Рэна пурпурный плащ, вышитый золотой нитью, и выложили фалды. Рэн поправил ремень с мечом, надел корону и поспешил в женскую башню.

Янара, одетая, как и супруг, в пурпур и золото, находилась в детской. Рэн обнял жену за талию и склонился над колыбелями:

— Не спят?

— Они только что поели, — прошептала Янара.

За три с половиной месяца малыши прибавили в весе, окрепли и более не напоминали сморщенные комочки. Двойняшки совершенно не походили друг на друга. В Игдалине Янара узнавала себя, Рэн видел своё отражение в Дирмуте. Радость родителей была бы безмерной, если бы не родовая травма первенца. Всякий раз Рэн притрагивался к ножкам сына, надеясь ощутить в них жизнь. Но нет, Дирмут никак не реагировал на отцовское прикосновение.

— Нам пора, — сказал Рэн еле слышно и прикрыл ноги малыша одеяльцем.

В предрассветных сумерках протрубил боевой рог. Пышный кортеж, возглавляемый знаменосцами, покинул Фамальский замок и двинулся по освещённым факелами улицам.

На поникших штандартах мерно раскачивались золотые кисти, и складывалось впечатление, что кони идут в ногу. Рэн ехал на чёрном иноходце рядом с открытой каретой, в которой восседали Янара и Лейза. За ними следовали гвардейцы и поредевшая свита: кое-кто из придворных решил участвовать в военных играх. Горожане встречали короля и королеву восторженными возгласами и присоединялись к процессии.

Когда кортеж добрался до ристалища, воздух посветлел, однако небо затягивали тучи. Всё вокруг — равнина, трибуны, ложи — казалось тусклым и унылым, и только парчовый навес над помостом играл яркими красками. Из рыцарского поселения доносились отрывистые крики. Разгорячённые близостью яростной схватки, воины не следили за словами. В другое время женщины закрыли бы уши, но сейчас ругательства звучали боевой музыкой.

Подобрав юбки, Янара взошла на помост и заняла место слева от кресла супруга. Лейза села рядом с ней и посмотрела на ближнюю ложу, где расположился лорд Айвиль. Бледный и задумчивый, он резко выделялся на фоне оживлённых коллег.

— Что это с ним? — спросила Янара. — Случаем не заболел?

— Я сама его не узнаю, — отозвалась Лейза.

Продолжить разговор помешало появление Святейшего отца.

— Вы выбрали удачный день для турнира, ваше величество, — проговорил он язвительным тоном, поднимаясь по ступеням. — Сегодня праздник Двух Семёрок. Вместо того чтобы пойти в храм и помолиться, люди отправились посмотреть на резню. Когда низменное развлечение заменяет собой молитву, мир человеческий превращается в животный мир.

Рэн обменялся взглядами с женой и матерью. Священнослужитель явился без приглашения, бесцеремонным образом вклинился в королевскую семью, а теперь стоит с таким видом, будто король ему что-то должен. Находясь перед подданными как на ладони, Рэн не мог проявить неуважение к главе церкви. Подавив злость, дал знак караульному. Тот притащил из ближнего шатра раскладной стул и поставил его справа от кресла короля.

— Турниры — это зло в чистом виде, — продолжил разглагольствовать Святейший, усаживаясь на жёсткое сиденье. — Они пробуждают гордыню и зависть, разжигают ненависть и гнев, вызывают алчность, поощряют чревоугодие во время пиров. И самое ужасное, турниры потворствуют разврату, поскольку рыцари сражаются для удовольствия распутных женщин. Вы только посмотрите на них! Нарядились как актриски, порядочную даму от шлюхи не отличишь. После игрищ они все ринутся в палатки воинов расточать и тратить свою честь.

Лейза немного наклонилась вперёд, чтобы за Янарой и Рэном увидеть священника:

— Я слышала, что, перед тем как уйти в монастырь, вы были рыцарем.

— Такова участь дворян. Так сложилось исторически.

— Вы участвовали в турнирах?

— Приходилось.

— Сколько вы одержали побед, сэр Кьяр? Сколько воинов убили и покалечили? Скольких женщин совратили с пути добродетели? — Не получив ответа, Лейза пригладила на коленях шёлковое платье. — На самом деле меня интересует другой вопрос. Если турниры — зло в чистом виде, то почему вы здесь?

— Я пришёл помолиться за грешные души. — Святейший отец всем телом повернулся к Рэну, звякнув серебряными кольцами на чёрном одеянии. — А вы почему молчите?

— Нападать вдвоём на одного запрещено правилами турнира.

Святейший рассмеялся. Неподдельное веселье в глазах болотного цвета и этот смех — рассыпчатый, беззлобный — вдруг превратили раздражительного церковника в жизнерадостного человека. Его широкие плечи и мозолистые, как у каменщика, руки, его крепкие ноги, словно вросшие в доски помоста, говорили об отличной физической подготовке. Рэн смотрел на мощную шею с выпирающим кадыком, на скуластое лицо, обрамлённое посеребрёнными волосами, и видел воина. В нём ещё бурлит нерастраченная сила, и воспоминания о славном прошлом омывают его сердце горячими волнами. Почему он насилует свою природу и вместо доспехов носит чёрный балахон?

С противоположной стороны поля донеслось бряцанье панцирей и храп коней. В широком проходе между трибунами стало заметно движение, но рассмотреть, что там происходит, не представлялось возможным. Помехой было не только большое расстояние, но и пасмурное утро.

Рэн навалился боком на подлокотник кресла и начал объяснять Янаре:

— Сейчас рыцари выстраиваются в колонну по двое для торжественного открытия турнира.

— Они проедут по полю? — спросила она, не сводя глаз с дальних трибун.

— Да, они проедут перед нами. Ты можешь выбрать фаворита.

— Как? Они ведь в шлемах.

Рэн не сдержал улыбку:

— Одни оценивают фигуру рыцаря, другие доспехи. На кого-то производит впечатление конь. А некоторые просто болеют за тот или иной знатный дом. Вольные рыцари — те, у кого нет сюзерена — выедут с собственными штандартами. Вассалы выедут с флагами домов, от которых они выступают. На оплечьях геральдика, на плащах и щитах гербы. Единственное, участников довольно много, в схватке следить за фаворитом будет сложно.

— Кто выступает от дома Хилдов?

— Сэр Ардий.

Янара прижала к груди сцепленные руки и прошептала:

— О, господи…

— Ты не рада?

— Он опекун моего сына. Если с сэром Ардием произойдёт нечто плохое — кто встанет на защиту Бертола?

Рэн откинулся на спинку кресла:

— Пока я жив, твоему сыну ничто не угрожает.

— Конечно, не угрожает. — В голосе Янары слышалась неприкрытая обида. — Только ты находишься здесь, в Фамале. А сэр Ардий почти всё время проводит с Бертолом. Тренирует защитников крепости, решает вопросы с соседями…

Она запнулась на полуслове. Дотянулась до руки Рэна и крепко сжала его пальцы:

— Прости. Пожалуйста! Прости!

— Зря волнуешься. Сэр Ардий окажется в числе победителей.

— А если нет? Если его ранят. А если… — Голос Янары сломался.

Рэн поцеловал её руку:

— Ты можешь взять сэра Ардия под свою защиту, если решишь, что он в опасности. — И указал на установленный возле помоста шест, обвязанный пурпурной лентой.

— Королевская милость, — прошептала Янара. — Как же я могла забыть о королевской милости?

— Только не вступайся за него в начале сражения, — попросил Рэн. — Дай ему шанс проявить себя.

Раздался протяжный звук рога. Природа словно ждала этого сигнала. Острый как лезвие ветер взрезал стоячие облака. Засверкали в лучах солнца латы воинов и броня коней. Развернулись штандарты, всколыхнулись за спинами рыцарей короткие накидки, ожили вышитые гербы домов. Стальные горы тронулись с места и, миновав проход между трибунами, двинулись по полю чести и славы.

Публика встречала участников состязания стоя. С восхищением рассматривала латы: отполированные до белого блеска, червлёные, отделанные чеканкой, насечкой или гравировкой, инкрустированные золотом или серебром. Разглядывала шлемы: с рогами, клювами, мордами зверей, украшенные перьями павлинов, страусов или фазанов.

Совершив объезд ристалища, рыцари разделились на две группы и выстроились вдоль противоположных сторон поля. На арену выступили герольды в сопровождении шести трубачей, и установилась тишина. Почётный судья провозгласил турнир открытым. Грянули трубы.

Герольды сообщили зрителям, что в состязаниях принимают участие четыре сотни рыцарей — вольных и выставленных великими домами. Зачитали правила турнира и назвали награды, которые достанутся победителям. Рыцари заорали во всё горло, размахивая штандартами. Никто не ожидал, что король одарит лучших из лучших не только деньгами, но и землями. Раскрасневшаяся публика рукоплескала, предвкушая жесточайшую схватку.

Почётный судья вскинул руку и в наступившей тишине обратился к воинам:

— Будьте храбрыми и беспощадными. Нежными и добрыми пусть будут ваши женщины.

Традиционное пожелание вызвало дружный смех зрителей. Под пронзительные звуки серебряных труб, выкрикивая: «К почестям! К почестям!..», герольды взошли на судейские трибуны, возведённые по периметру ристалища.

Всадники спешились. К ним подбежали оруженосцы, держа щиты, копья и боевые доспехи, предназначенные для конно-копейных поединков.

Наблюдая, как воины меняют броню, Рэн придвинулся к Янаре:

— Сейчас пройдёт конная сшибка. Надо копьём выбить противника из седла и при этом не упасть самому. Не всякий доспех подходит для этого поединка. Кираса должна быть утолщённой. К ней привинчивается специальный шлем «жабья голова». Он надёжно защищает твою собственную голову и шею, что очень важно при столкновении с копьём противника и при падении. В этом шлеме ни черта не видно. Точнее, ты видишь только летящего на тебя соперника. Для сшибки такого обзора достаточно.

Янара была благодарна мужу за толкование происходящего. Она никогда не посещала турниры, хотя читала о них. Но одно дело — смотреть в книгу и представлять, и другое дело — видеть всё наяву. Тем более что в балладах и новеллах не описываются такие тонкости.

— Кираса для сшибки в два раза тяжелее обычной. Видишь, как воины приседают под её тяжестью? — продолжил Рэн. — При падении главное не сломать позвоночник. А чтобы не попасть под копыта чужого коня, рыцари будут съезжаться по очереди: пара за парой, пара за парой. Сэр Ардий крепко сидит в седле, и падать он умеет.

Вытянув шею, Янара пробежала взглядом по воинам. Теперь они были без штандартов, разноцветные плащи слились в пёстрое море, а разглядеть геральдические знаки на оплечьях не позволяло расстояние.

— Где он? Я его не вижу.

Рэн указал влево:

— Пурпурные перья на шлеме. Видишь?

— Теперь вижу, — кивнула Янара и вцепилась в подлокотники кресла. Более ничем она не имела права выказывать своё волнение. — Жалеешь, что не участвуешь в турнире?

Рэн набрал полную грудь воздуха и на выдохе произнёс с жаром:

— Я весь там, милая. Я весь там! Но кто осмелится выбить короля из седла? Кто осмелится нанести королю разящий удар мечом? Мне не нужна фальшивая победа.

Наконец всадники сели в сёдла, выстроились в две противоборствующие шеренги, разделённые полем. Боевые кони, приученные реагировать на команды хозяев без использования поводьев (ведь руки заняты копьём и щитом), принялись гарцевать. Грянули трубы, и двое рыцарей от разных отрядов помчались навстречу друг другу. С задержкой в пару секунд снова прозвучал сигнал, и следующая пара послала мощных коней вперёд. И вновь пронзительный звук труб заставил скакунов сорваться с места. Земля под копытами заходила ходуном. Режущие слух сигналы трубачей, ржание, удары копий о щиты, крики рыцарей и зрителей создавали неимоверный шум и воспроизводили атмосферу настоящего сражения.

Две волны схлестнулись крест-накрест и прокатили до противоположных сторон поля, оставив лежать в пыли десятки воинов. Некоторые поднялись на ноги без посторонней помощи и под прощальные аплодисменты публики побрели, хромая, в свои шатры. Другим помогли встать подскочившие эсквайры. Пятерых, не подающих признаков жизни, потащили за ноги к палаткам врачевателей. «Жабьи головы» чертили на земле борозды.

Оруженосцы собрали щиты и сломанные копья, увели коней, потерявших всадников. Выигравшие сшибку рыцари скучились в углу поля — они прошли в следующий тур и могли перевести дух. Те, кому не удалось выбить противника из седла, вновь выстроились в две линии и замерли в ожидании сигнала.

Всадники съезжались ещё два раза. Вонзив ногти в подлокотники кресла, Янара не сводила глаз с пурпурных перьев на шлеме сэра Ардия и со стоном выдыхала, когда перья миновали середину ристалища и благополучно добирались до края поля. А Лейза неотрывно смотрела на лорда Айвиля. Титулованная толпа вокруг него топала и орала, а он сидел на скамье, глядя себе под ноги, словно боялся поднять голову и увидеть, как его фаворит грудой металла и костей падает с коня. Мелькнула даже мысль: не поставил ли Киаран на кого-то всё своё состояние?

Но вот трубачи оповестили зрителей об окончании конной сшибки, во время которой рыцари использовали три попытки пробиться в следующий и заключительный круг состязаний — в пеший турнирный бой, называемый в народе «свалкой». Лорд Айвиль собрался с силами, встал, обвёл взглядом победителей, восседающих на конях в горделивых позах. Вскочил на скамью и, потрясая кулаками, закричал: «Да! Да!..»

Смутная догадка заставила Лейзу подняться с кресла и подойти к краю помоста.

— О, боже! — воскликнула она. — Рэн! Иди сюда! Рэн!

Он приблизился к матери. Проследив за её взглядом, нахмурился:

— А кто это выступает от дома Айвилей?

— Ты не знаешь, кто это? — Лейза прижала ладони к вискам. — Ты не смотрел турнирные списки?

— А зачем? Меня интересуют только победители. — Лицо Рэна вытянулось. — Гилан…

Всадник в тёмно-коричневых, почти чёрных доспехах и в тунике такого же цвета отличался от остальных рыцарей ростом и телосложением. Под бронёй скрывался юноша! На его щите, окованном бронзой, виднелось изображение золотых стрел. Смыкаясь оперением, они словно лучи исходили из одной точки и образовывали круг.

В начале состязания четыре сотни участников, облачённых в вычурные доспехи и яркие плащи, затмили юного рыцаря своей крикливой помпезностью. Но сейчас, когда осталась только половина воинов, когда они неторопливо перемещались по полю, успокаивая коней после бешеной скачки с места в карьер, сэр Гилан из великого дома Айвилей притягивал взгляды благородной сдержанностью в поведении и внешнем виде.

— Ай да лорд Верховный констебль! — произнёс Рэн восторженным тоном. — Каков смельчак! Вот кто умеет хранить тайны! Поразил. Просто поразил!

— Я не знала, что он возвёл сына в рыцари, — вымолвила Лейза, потирая виски.

— Похоже, никто не знал, — усмехнулся Рэн, наблюдая, как вокруг Киарана собираются городские сановники и титулованные дворяне. Гилана заметили все.

— О ком вы говорите? — спросила Янара.

— О сыне лорда Айвиля. — Рэн вернулся в кресло.

— Я с ним не знакома. Сын взрослый?

— Четырнадцать лет.

Янара вытаращила глаза:

— Сколько?!

— Я тоже стал рыцарем в четырнадцать. Но впервые участвовал в турнире в шестнадцать.

— Лорд Айвиль рисковый человек. И куда смотрела его жена? Я бы не позволила своему сыну в этом возрасте биться с опытными воинами.

— Вот почему мальчики проходят закалку в других домах, — вклинился в разговор Святейший отец. — Обучением мальчика должны заниматься мужчины, только тогда из него вырастает мужчина. Женщинам ничего нельзя доверять. Им даже запрещено входить в подвал, где проводится засолка мяса, чего уж говорить о воспитании. Женщина превращает сына в труса.

Янара наклонилась к Рэну и прошептала:

— Ты же не позволишь ему участвовать в пешем бою? Жестокие игры не для детей.

Святейший протяжно вздохнул:

— Ох уж эти женщины. Богатство и могущество династии могут сохранить и преумножить только сильные и жестокие потомки. Мягкотелые потомки приводят фамильные дома к упадку и превращают наследие предков в пыль. Насколько я пренебрежительно относился к лорду Айвилю, настолько теперь я его уважаю.

Рэн провёл пальцами по щеке Янары:

— Гилан не ребёнок. — Его голос звучал ласково и в то же время твёрдо. — Он уже взрослый. Я не могу опозорить Киарана.

Святейший отец покинул своё место и приблизился к Лейзе:

— Который из них?

Она вытянула руку:

— В тёмно-коричневом.

— Я буду за него молиться.

Рыцари отдали коней эсквайрам и стали готовиться к пешему бою.

Загрузка...