Белая Кость

Часть 04

Окна, затянутые грязно-жёлтым пергаментом, не пропускали ни лучика света: за стенами башни хозяйничала унылая осень. В жаровнях потрескивали раскалённые угли. Дым факелов свивался в спирали и тянулся через зал к холодному камину; его растопят, когда ударит первый мороз.

Холаф Мэрит ходил вокруг стола, поглядывая на карту Шамидана. Мягко скрипела кожа его сапог. Полы плаща подметали каменный пол.

Подпирая стену плечом, Сантар Мэрит кончиком кинжала выковыривал грязь из-под ногтей. Его расслабленная поза и беспечный вид могли ввести в заблуждение любого, но только не Холафа. Двоюродный брат был человеком с двойным дном. Внешне спокойный, внутри горячий, но расчётливый, а если копнуть чуть глубже — обидчивый и мстительный.

Развалившись в кресле, Мэрит — старший поглаживал хвостатую плеть. После наказания служанки ремни не успели высохнуть и оставляли на широкой ладони кровяные дорожки. Холаф хмыкнул. Отец всё время пытается доказать, что он — в этом доме главный, хотя хозяином никогда здесь не был. И не будет.

Много лет назад граф Мэрит взял в жёны птицу высокого полёта — герцогиню, носительницу королевской крови и хранительницу титула. Этот брак не сделал его герцогом, но сулил нечто большее: первенец семейной четы станет одним из претендентов на корону, а при особом везении может стать королём. Но за любую, пусть даже неосуществимую попытку приблизиться к трону надо платить. Мэрит платил с лихвой. Супруга постоянно твердила, что его кресло во главе стола — это всего лишь кресло. Что он отсталый феодал и в навозе разбирается лучше, чем в политике. И что бы он ни говорил, последнее слово будет за ней. Он граф, и выше герцогини ему не прыгнуть.

Супруге никак не удавалось выносить ребёнка, в чём она опять-таки обвиняла мужа. Череда бесчисленных выкидышей превратила её в настоящую стерву. Мэрит с горечью признался сам себе, что его жертва была напрасной. Пытаясь выбраться из-под женской железной пяты и удовлетворить своё мужское самолюбие, он ввязался в опасную военную авантюру и прогорел: лишился денег и земель. Семейная чета обосновалась в замке супруги, и жизнь Мэрита превратилась в сущий кошмар.

На восьмом году замужества герцогиня понесла и, к всеобщему удивлению, родила здорового мальчика. В округе и раньше поговаривали, что она ведьма. Иначе как объяснить превращение красивого властного графа в безвольного человека с отталкивающей внешностью? Теперь все верили, что герцогиня связана с дьяволом. Каждый месяц, пока она ходила беременной, в близлежащей деревне умирал младенец. А в ночь, когда Холаф появился на свет, разразилась жуткая гроза. Трезубцы молний, вонзаясь в поле к югу от замка, сожгли всю почву и сделали землю неплодородной. Как ни старались крестьяне, но возделать это пепелище им не удалось. Теперь там растёт только сорняк кобылий хвост.

Маленький Холаф уехал в столицу, в королевский корпус, постигать науки и осваивать боевые навыки, как того требовало его происхождение. Герцогиня внезапно скончалась: подавилась рыбьей костью. Освободившись от пут, Мэрит — старший выпустил монстра, которого много лет вскармливало его оскорблённое тщеславие, и с особой яростью стал издеваться над теми, кто был свидетелем его унижений. Слишком долго он носил маску покорного мужа, слишком сильно его нагибали. Раньше он хотел, чтобы его любили. Теперь любовь ему была не нужна.

На жестокость отца Холаф смотрел сквозь пальцы. В замке порядок. Стражники несут службу исправно. Крестьяне ходят по струнке. В деревнях чисто и тихо. И неважно, в чьей руке плеть.

Тишину в зале нарушил скрип двери. Слуга принёс вино, наполнил бронзовые кубки и тут же удалился.

— Выпьем за успех нашего дела, — проговорил Холаф и взял бокал.

— Так поступают люди без рыцарской чести, — прозвучал хриплый голос.

Холаф уже поднёс кубок ко рту и чуть не расплескал вино:

— Повторите, что вы сказали.

Флос оторвался от разглядывания портрета герцогини и неторопливо обернулся. Прищуренный глаз придавал его лицу плутоватое выражение. Казалось, что отец Янары сейчас рассмеётся. Но от коренастой фигуры веяло холодом.

Холаф со стуком поставил кубок на стол, расправил плечи. Как смеет вшивый лордик, владелец клочка земли и перекошенной вышки проявлять непочтение к нему — будущему королю?

— Нападать на противника со спины — это низко и подло, — сказал Флос.

— С тыла, деревенщина. — Сантар оттолкнулся от стены и, подойдя к столу, провёл пальцем по карте. — Это называется — напасть с тыла.

— С тыла — это когда противник знает о твоём существовании, но не догадывается о твоих манёврах. Сидеть в кустах, а потом добивать того, кто отдал все силы победе, — излюбленный приём труса.

— Это война, — отозвался Мэрит — старший, раскачивая в руке плеть. Хвосты с тихим шуршанием елозили по полу. — На войне все приёмы хороши.

На губах Флоса появилась усмешка.

— Герцог Рэн Хилд знает, что вы объявили ему войну? А герцог Лой Лагмер знает, что вы не союзник ему, а враг? — Отец Янары вздёрнул подбородок. — Выведите на поле три армии, сойдитесь в одном сражении и докажите в честном бою, что именно вы достойны взойти на престол.

Холаф присел на угол стола, скрестил на груди руки:

— Вы не знаете, что в честном бою нельзя убивать королей и тех, в ком течёт королевская кровь?

— Знаю, — кивнул Флос.

— Вот… Знаете… — протянул Холаф. — И должны понимать, что в плену такие люди намного опаснее, чем когда они на свободе. Интриги, заговоры, попытки освободить своих любимчиков — это меньшее из зол. Самое страшное: народ будет знать, что меня можно кем-то заменить. Вы хотите, чтобы ваша дочь жила в постоянном страхе? Ведь её заточат в подземелье вместе со мной и нашим ребёнком, если меня скинут с трона.

Флос опустил голову:

— Не хочу, ваша светлость.

Холаф соскочил на пол и ребром ладони провёл по карте, словно стирая с неё пыль:

— Поэтому на выходе из ущелья на Хилда нападёт отряд во главе с Лагмером. Наш отряд должен одновременно напасть с тыла. Должен. Но вы не будете нападать. Вы подождёте, когда в живых останется кто-то один: Хилд или Лагмер. Если нам повезёт, и оба будут мертвы, вам и делать ничего не придётся.

— Лагмер будет сам командовать своим отрядом. Почему вашим отрядом должен командовать я?

Холаф вздохнул. Какой же этот лордик упёртый!

— Потому что мне нельзя марать руки королевской кровью.

Флос набычился:

— А мне, значит, можно?

Холаф вытянулся как струна:

— Я будущий король.

— А меня возвёл в рыцари сам король Осул.

— Ваш титул номинальный. На ваших рыцарских доспехах нет ни одной царапины.

— После ранения моё правое плечо потеряло подвижность. Я больше не ходил в военные походы. Поэтому на моих рыцарских доспехах нет ни одной царапины. Зато на моём гамбезоне нет живого места, он истёрся в боях, его протыкáли стрелы и вспарывали мечи. Латка на латке. — Флос закинул поношенный плащ за плечи и принялся развязывать ремень. — Я покажу вам свою грудь и спину. На них тоже нет живого места.

Холаф взмахнул рукой:

— Избавьте нас от вида ваших шрамов.

Сантар взял кубок, выпил вино:

— Получается, вы не хотите командовать нашим отрядом.

— Не хочу, — ответил Флос, одёргивая плащ.

Мэрит — старший положил ногу на ногу и стал стегать плетью по голенищу сапога:

— Даже ради дочери?

Отец Янары прижал мизинец к уголку прищуренного глаза. Немного постоял, глядя в пол.

— Я сделаю это. В первый и последний раз.

— А больше и не надо, — улыбнулся Холаф.

— И рыцарские доспехи я не надену.

— Как вам будет угодно. — Холаф протянул тестю кубок. — Только представьте, как мы заживём. Я возьму вашего сына в королевскую гвардию. Ваша старшая дочь и без приданого станет завидной невестой. Все захотят породниться с семьёй короля. А вы будете учить вашего внука держаться в седле и владеть мечом.

Флос выпил вино, вытер губы рукавом куртки и без единого слова покинул зал.

Мэрит — старший намотал ременные хвосты на кулак:

— А я удивлялся, почему эта пустобрюхая деревенская шлюха не плачет и не кричит, когда я глажу её плетью. Вся в этого выскочку из нищего сброда.

Холаф приспустил штаны, помочился в холодный камин. Тут отец не прав. Янара никогда не жила в деревне. Большую часть жизни она провела в монастыре, где зачем-то училась писать и читать. Она не шлюха: на брачное ложе легла чистой, нетронутой. А то, что бесплодная, — спорное утверждение. Скоро Холаф это проверит. Сначала в неё впрыснет своё семя отец, следом — Сантар, чтобы никто не претендовал на отцовство. Если Янара не понесёт… Но он не хочет от неё избавляться!

Холаф подтянул штаны и, запрокинув голову, уставился в потолок. Как же бесит, что жена возбуждает его, а он её — нет! Плоть в паху Янары всегда была сухой, не такой как у шлюх и крестьянок. Приходилось смачивать член водой или слюной. В противном случае он горел огнём, будто его ошпарили кипятком и сняли кожу. Всякий раз, направляясь к жене в опочивальню, Холаф вызывал перед внутренним взором образы потаскух, которые стонали очень правдоподобно и извивались как змеи. Или наоборот, старался думать о чём-то мерзком. Но переступал порог, глядел на красивое лицо, обрамлённое льняными волосами, смотрел в пепельные глаза, касался губами высокой скулы, щеки, горячего рта и понимал, что хочет законную жену как никакую другую женщину. И так три года…

— Я встречу его на выходе из ущелья, — прозвучал голос Сантара.

Холаф встряхнул головой, потёр виски. Вернув рассудку ясность, подошёл к столу:

— Прости, я не расслышал, что ты сказал.

Сантар наполнил кубок:

— Я с моими людьми встречу на выходе из ущелья то, что останется от отряда этого деревенщины, и прикончу.

— Э нет, брат. Нет! — проговорил Холаф, потрясая рукой. — Ты со мной и моими рыцарями поедешь в Фамаль, на ритуал очищения королевы Эльвы от грехов. И пробудешь с нами, пока в столицу не придёт известие о гибели Хилда и Лагмера. Мы должны быть вне подозрений.

— Господи! Да эти вояки выдадут нас с потрохами! Их надо сразу же уничтожить, пока они не разбежались как вши.

Холаф протянул кубок отцу, взял второй себе. Сделав глоток, облизал губы:

— Этих вояк я нанял от чужого имени, а Флос будет молчать.

Сантар вытаращил глаза:

— В твоём отряде наёмники?

— Наёмники.

— Ну и дела… Неужели Выродки?

Мэрит — старший махнул плетью, но Сантар успел отскочить в сторону. Хвосты обвили спинку стула.

— Что я такого сделал, дядя?

— Ты рассуждаешь как болван. Первый вопрос лорда Айвиля: «С кем собрались воевать?» В нашем случае нельзя говорить правду. Если скажешь: «С таким-то хреном», а на деле поведёшь Выродков против другого хрена, они развернутся и уйдут. И плакали наши денежки. И наша победа вместе с ними.

Допив вино, Холаф оставил отца и брата и поднялся по винтовой лестнице. В этот раз он не вызывал никакие образы. Да и не смог бы их вызвать. Холаф не видел жену целую неделю и соскучился. И эта излишняя чувствительность страшно его злила.

При появлении хозяина две старые служанки тенями вымелись из опочивальни. Янара сидела за столиком, купленном специально для неё в городе мастеров. Огонёк стоящей перед ней свечи затрепетал от напряжённого дыхания. Пальцы побелели, сжимая уголок страницы. Не поворачивая к мужу головы, Янара закрыла книгу и встала.

Холаф скинул плащ на пол:

— Посмотри на меня.

Она медленно повернулась. Как можно не привыкнуть к мужу за три года? Всё тот же страх в зрачках. Всё та же неестественная белизна лица. Плотно сжатые губы. Сведённые брови. Будто пленница в ожидании пытки.

Холаф приблизился к жене в два шага, сорвал с неё платье и нижнюю рубашку и толкнул на кровать. Он покрывал поцелуями шею и грудь Янары, впивался ей в губы, ласкал её тело руками. Запустил пальцы в промежность супруги. Сухая!

Плюнув в ладонь, Холаф смочил мужское достоинство слюной и вошёл в горячее лоно. Янара зажмурилась, сильно-сильно, и стала похожа на младенца, когда тот заходится в плаче без крика и слёз и не может перевести дыхание. А Холаф вбивал в неё свой член, щипал за соски и колотил, желая выдавить хоть слезинку, хоть тихий стон или жалкий писк.

Вытер краем простыни обмякшую плоть. Согнул ноги Янары, лежащей на спине, и заставил её обхватить колени:

— Если не понесёшь, в следующий раз придёт мой отец.

Взял плащ и ушёл.

Служанки с опаской заглянули в опочивальню.

— Молитесь за меня, — попросила Янара, не разгибая прижатые к животу ноги. — Молитесь от всего сердца. Молитесь!

Старушки встали на колени возле кровати и принялись бормотать молитвы.

Знаменосец с трудом удерживал флагшток. Распластавшись, штандарт хлопал на ветру как порванный парус во время шторма. На пурпурном полотнище трепетали два белых лебедя и вышитый золотом девиз: «Верность и честь». Кони пригибали головы и громко всхрапывали. Склоняясь к их шеям, легковооружённые всадники сжимали поводья одной рукой, другой стискивали на груди полы плащей, опасаясь, что не выдержат завязки и застёжки. Рыцари встречали удары ветра словно железные скалы и лишь слегка отклонялись в сёдлах назад. От роскошных багровых перьев на их шлемах остались одни стержни. Обтрёпанные по краям накидки цвета дома Хилдов развевались за плечами рыцарей как флаги. Процессию замыкали эсквайры и слуги, ведущие под уздцы лошадей, гружённых вьюками.

Двигаясь в авангарде отряда, Рэн придержал коня и обернулся. Волосы хлестнули по лицу и глазам. Он покинул маленькую горную страну Дизарну, где даже птицы боялись нарушить тишину. Лишь на границе порой звенел металл клинков, когда в деревни являлись незваные гости — горные племена. После той, священной тишины бешеный ветер казался Рэну живым существом, порождённым злыми духами.

Проводники предупреждали, что Суровый перевал оправдывает своё название. До приграничного тракта можно было добраться, обогнув Плакучий кряж с востока, но на дорогу ушло бы три лишних дня, а Рэн торопился. Вдобавок к этому ему надоело ехать вдоль цепи гор, гребни которых походили на загнутые ресницы. Он устал глядеть на склоны, покрытые застывшими наплывами, будто слёзами. Даже скальные карнизы свисали как капли.

Рэн отвёл от лица волосы и посмотрел на мать. Её гнедая кобыла словно не видела между камнями прохода. Двое проводников тянули её за поводья, но перепуганное животное спотыкалось и шарахалось из стороны в сторону.

Мать встретилась взглядом с Рэном и улыбнулась. Удивительная женщина! Десять дней в седле, по межгорным долинам, под серым небом, готовым разразиться ледяным дождём, а теперь против этого дьявольского ветра.

— Тихое ущелье уже близко, — крикнул проводник, проходя мимо Рэна. — А там до тракта рукой подать.

Рэн кивнул и послал своего коня вперёд.

Вскоре дорога пошла вниз. Объехав выступ утёса, отряд двинулся вдоль ручья. Отрог слева стал выше, круче. Справа обзору мешала цепь холмов, поросших густыми зарослями. Где-то вверху шумел ветер, и даже не верилось, что совсем недавно он едва не сбивал лошадей с ног. Журчала вода, под копытами скрипела каменная крошка.

Рэн подождал мать и поехал рядом с ней, поглядывая на перелесок. Деревья не до конца сбросили листву, за сплетёнными ветвями чудилось мелькание теней. Воины перестроились. Теперь рыцари ехали справа, легковооружённые всадники слева, в центре слуги вели навьюченных лошадей. Мать, утомлённая тяжёлым переходом, озиралась по сторонам и не тратила силы на расспросы. Да и о чём говорить? У грабителей, прячущихся в зарослях, не хватит смелости напасть на две сотни воинов.

Наконец перелесок остался позади. Желая поскорее выбраться из давящего коридора, Рэн дал знак слугам. Они принялись щёлкать плетьми, подгоняя гружёных лошадей. Цокот копыт и бряцанье доспехов зазвучало ритмичнее. Проводник сообщил, что за следующим поворотом станет виден выход из ущелья. Рэн с матерью присоединились к командиру, едущему в авангарде.

Обогнув скальный отломок, Рэн натянул поводья. Путники остановились. Взвизгнула сталь клинков, вынимаемых из ножен. Не двигаясь с места, кони нервно переступали с ноги на ногу, готовые понестись вскачь.

— Я не вижу их флаг, — проговорил Рэн, пытаясь рассмотреть всадников возле выхода из ущелья.

— У них нет флага, ваша светлость, — сказал командир и повернулся к матери герцога. — Миледи, прошу вас укрыться за рыцарями.

— Это Выродки, — произнесла она.

— Выродки? — переспросил Рэн и до боли в пальцах сжал рукоять меча.

Сосчитать наёмников не представлялось возможным, они находились слишком далеко и стояли в тени утёса, но их было больше, чем его людей. Рэн с ними не сталкивался, зато был наслышан об их умении сражаться.

— Я написала лорду Айвилю и попросила нас встретить. А вот и он…

От отряда Выродков отделился всадник и послал свою лошадь рысью к путникам.

— Написала и ничего мне не сказала? — возмутился Рэн, не сводя глаз с лорда.

— Говорю сейчас. — Мать жестом попросила командира оставить их. Когда он отъехал, продолжила: — Наши сторонники раскиданы по всему королевству. Пока мы соберём армию, кто-то из герцогов уже наденет корону.

— А как же завещание королевы? Если в завещании моё имя…

— Когда нет прямого наследника, — перебила мать, — завещание имеет силу бумажки для подтирания зада. Король Осул назвал преемником тебя. И что из этого вышло? Забыл? Твоего отца обвинили в подделке документа, а меня изгнали из страны.

— Ты хочешь, чтобы я вошёл в столицу в сопровождении наёмников, — сказал Рэн, поигрывая желваками на скулах.

— Я хочу, чтобы ты дошёл до столицы.

Рэн повернулся к матери. Наблюдая, как растёт и взрослеет сын, она никогда не выказывала волнения. Обрабатывая порезы и ссадины, накладывая повязку на сломанную руку, провожая в военный поход и встречая его, принесённого из похода на носилках, мать держалась одинаково холодно. Но сейчас в её серых глазах застыла тревога. Эту тревогу Рэн увидел десять дней назад, когда от душеприказчика королевы пришло послание и они начали собираться в путь. И решил, что мать готовится ступить на родную землю и в своих воспоминаниях заново пережить смерть мужа и унижение, которому она подверглась.

Над её родовым замком и замком покойного супруга развеваются чужие флаги. Родственники Хилда-старшего были изгнаны или сгнили в темнице. Их земельные наделы и крепости достались новоиспечённым лордам. Однако треть страны до сих пор считает, что обвинение Хилдов в подлоге было фальшивым. И всё благодаря матери. Она не вышла замуж и двадцать лет состояла в переписке со всеми, кто лично знал её супруга.

— Я твой сын и всем обязан тебе, — проговорил Рэн, охватывая взглядом уставшее лицо Лейзы Хилд, её острые плечи, выпирающие из-под плаща, её бледные руки, сжимающие поводья по привычке, через силу. — Но больше никогда так не делай!

— Не буду, ваша светлость, — кивнула она и обратила взор на приближающегося всадника.

Темноволосый, кареглазый, рослый. На вид около сорока. Одет со вкусом: кожаные штаны и куртка, сверху меховой плащ. Из оружия только меч. И никаких знаков родового дома.

Лорд Айвиль натянул поводья:

— Герцогиня! — И склонил голову.

— Я передала титул сыну, — отозвалась мать. — Так что можно просто миледи Лейза.

— Признателен за дозволение называть красивую женщину по имени, — улыбнулся лорд и повернулся к Рэну. — Ваша светлость! Лорд Киаран Айвиль к вашим услугам.

— Давайте уже уедем отсюда, — проговорил он и направил коня к выходу из ущелья.

По мере приближения к отряду Выродков стало понятно, что Айвиль набирает наёмников, не обращая внимания на возраст, рост и телосложение. Среди них были высокие и маломерки, кряжистые и тонкие как лоза. Разношёрстная компания, облачённая в одинаковую одежду: кожаные штаны и куртка, как у их хозяина, сверху куртки кольчужная рубаха с короткими рукавами, коричневая с красным отливом, и кольчужная набедренная повязка. Металл с добавлением бронзы? Дорогое удовольствие. Похоже, слухи о богатстве рода Айвилей — совсем не слухи.

У каждого воина копьё и два меча с необычным эфесом: перевёрнутое вверх корнями дерево. Такое же дерево на бронзовых бляхах, висящих на шеях. У каждого на перевязи метательные ножи в специальных гнёздах. У некоторых составные луки, сделанные из сухожилий, дерева и рога.

— Не многовато оружия? — спросил Рэн, мерно покачиваясь в седле.

— Их не сопровождают эсквайры, — ответил лорд Айвиль без тени улыбки. — Некому подносить клинки и копья.

— И нет щитов.

— У них обе руки созданы для нападения, а не для обороны. Щиты у нас носят мальчики. На поле брани они не сражаются, а прикрывают сынов Стаи. У нас свои методы ведения боя, ваша светлость.

— В мире много хорошо подготовленных наёмников. Чем ваши Выродки лучше?

— Когда противник сильнее и кажется, что битва проиграна, наёмники разбегаются. Выродки бьются до последнего.

Рэн вскинул бровь:

— Даже если тот, кто нанял их, убит?

— Даже если убит.

Рэн оглянулся. Конь командира отряда чуть ли не утыкался мордой в репицу хвоста его коня.

— Сэр Ардий! Отстаньте на несколько шагов.

— Ваша светлость!

— Мне повторить?

Рыцарь натянул поводья.

— Что вы хотите за свои услуги? — спросил Рэн и пробежал глазами по рядам Выродков, пытаясь их сосчитать. Две с половиной — три сотни. Мать вряд ли оговаривала в письме численность отряда.

— Должность командующего королевской гвардией, — прозвучал голос Айвиля.

Рэн едва удержался, чтобы не заехать каблуками в бока коня и не помчаться прочь от этого наглеца.

— Это плата только за то, что вы нас встретили? Или за встречу и сопровождение до столицы?

— За встречу вы мне ничего не должны. Я был рад увидеть вашу мать. — Айвиль посмотрел через плечо и одарил Лейзу улыбкой. — К ней я приставлю телохранителя бесплатно. Должность командующего — это плата за корону, которую вы наденете на голову. Плата за вашу безопасность и защиту вашей жены, ваших детей и внуков.

— Мне надо время, чтобы подумать, — сказал Рэн и пришпорил коня.

Два объединённых отряда покинули Тихое ущелье и двинулись по приграничному тракту, проложенному через рощу. Шамидан находился слева. Справа, за узкой лесополосой, простирались земли отсталых и не очень дружелюбных племён, объединённых кланом Кай-хин. По договорённости между двумя странами, если клан с его степью вообще можно назвать государством, тракт считался ничейным, по нему беспрепятственно мог передвигаться любой человек.

Рэн Хилд и Киаран Айвиль ехали впереди отряда, прислушиваясь к пересвисту осёдлых птиц. Ленивый ветер перебирал тонкие ветки кустарников, шуршал пожухлыми листьями в кронах деревьев, раскачивал сухую траву, покрытую лохмотьями липкой паутины.

Айвиль посмотрел в низкое небо:

— Скоро начнётся дождь. — Не получив ответа, вновь проговорил: — Вы ориентируетесь в Шамидане?

— У меня есть карта. — Рэн кивком указал влево. — Скоро появится дорога. Если поехать по ней, то через три дня мы окажемся в Фамале.

— Торопитесь?

— Конечно, тороплюсь. — Отпустив повод, Рэн поднял воротник. Прикрыл полами плаща ноги и подоткнул края ткани под ляжки.

В роще было холоднее, чем на Свирепом перевале. Там ветер заставлял тело сопротивляться, и от постоянного напряжения было жарко.

— Через три дня душеприказчик королевы Эльвы прочтёт завещание, — продолжил Рэн, решив, что отделываться от собеседника короткими фразами, крайне невежливо.

Рядом с лордом он чувствовал себя спокойно. И дело вовсе не в придающем уверенность бряцании доспехов и звоне кольчуги пяти сотен воинов. Айвиль расположил Рэна к себе негромким голосом, выразительным взглядом и тем, что не нахваливал себя и своих наёмников. Он просто ехал рядом и пытался построить мостик, который пригодится им, если не сейчас, то в будущем.

— Не хотел вас огорчать, — произнёс лорд. — В королевской крепости случился пожар. Душеприказчик погиб. Бумаги сгорели.

— И завещание?

— Все бумаги.

Рэн оглянулся на мать. Она не расстроится. Это даже к лучшему. Теперь никто не сможет обвинить их в заговоре и подделке документа чужими руками

— Ей нужен отдых, — сказал Айвиль. — С другой стороны рощи есть большой постоялый двор с харчевней. В нём всегда много народа. Рядом находится поле Живых Мертвецов. Слышали о таком?

— Нет, — признался Рэн.

— Ну и ладно, — махнул рукой лорд. — Потом услышите. При виде наших воинов толпа разбежится, и постоялый двор будет в вашем полном распоряжении. Миледи надо хотя бы умыться и пообедать. Как давно вы в пути?

— Сегодня одиннадцатый день.

— Для женщины это очень много.

Рэн посмотрел на Айвиля. Точёный профиль, ровный нос, слегка заросший подбородок, словно лорд никак не мог решиться отпустить бороду, но гладко выбритая кожа ему тоже не нравилась.

— Зачем вы это делаете?

Айвиль оторвал взгляд от дороги и повернул голову к Рэну:

— Что?

— Заботитесь о ней?

— Вашу мать я вижу впервые. Её муж… ваш отец помог моему отцу. Я не знаю, чем именно. Но умирая, мой отец сказал: «Если Лейза вернётся в Шамидан, позаботься о ней». Я всего лишь исполняю предсмертную просьбу отца.

— Показывайте, где эта харчевня, — произнёс Рэн и вслед за лордом свернул с тракта.