Белая Кость

Часть 44

Фрейлина Кеола подождала, когда мать Болха выйдет из опочивальни. Села возле кровати и протянула Янаре письмо. Она дрожащими руками разломала нашлёпку из воска, заменявшую печать, и заскользила взглядом по строчкам. Прочла письмо ещё раз и прижала к груди. В голове билось: милая Таян, добрая, милая Таян…

— Милорд Бертол просил вам кое-что передать, — проговорила Кеола, широко улыбаясь. Придвинулась к Янаре поближе и клюнула носом её в щёку. — Он так целуется.

Янара залилась слезами.

— Я хотела вас порадовать, а вы плачете, — опешила фрейлина.

Натянув одеяло на голову, Янара стиснула зубы, чтобы не разрыдаться в голос. Не она увидела его первую улыбку, не она услышала первое «ма», не ей предназначался первый поцелуй. И первый шаг он сделает без неё. Думать об этом было невыносимо.

Размазав слёзы по лицу, Янара вынырнула из-под одеяла:

— Это от радости.

— Уф… — выдохнула Кеола. — Я испугалась.

— Расскажите о нём, расскажите!

Фрейлина ездила в мэритский замок вместе с сэром Ардием и теперь охотно делилась светлыми и тёплыми впечатлениями. Янара слушала её, ни стоном, ни всхлипом не выдавая свою душевную боль. Она поплачет в купальне, когда рядом будет только Миула. В другое время Янару окружали люди, при которых она не могла проявлять чувства. Днём в гостиной и опочивальне находились служанки, Лейза и мать Болха с послушницами. Это только сейчас Кеоле разрешили поговорить с королевой наедине.

Ночью — рядом, на кушетке — спал Рэн. До недавнего времени он делил постель с Янарой. Потом под ножки кровати подложили деревянные бруски, чтобы ноги королевы были выше головы. Таким образом мать Болха пыталась предотвратить преждевременные роды. Рэну, конечно же, такая поза для сна не подходила, и он перебрался на кушетку. Стоило Янаре пошевелиться, как Рэн тотчас поднимал голову и спрашивал, всё ли в порядке. Откуда он брал силы на ежедневные тренировки, встречи с дворянами и простым людом? Как он после таких ночей-оборвышей вообще мог что-либо делать? Янара жалела его и лежала как мышка, что было непросто: в одном положении, с ногами выше головы, с тоскливыми мыслями.

В купальне королеве прислуживала Миула. Порой, когда на сердце становилось особенно тяжело, Янара утыкалась лицом ей в плечо и тихо плакала, а грубоватая и дерзкая служанка гладила её по спине и нашёптывала ласковые и очень нужные слова.

Эта беременность не походила на предыдущую. Желанная и своевременная, она не приносила той радости, от которой захватывает дух. Янара прижимала руку к животу, но думала о другом ребёнке и любила другого ребёнка. И боялась, что Бертол никогда не поверит её словам любви. Тех, кого любят, не бросают.

— Как жаль, что я не могу увидеться с сэром Ардием, — вымолвила Янара, пряча письмо под подушку.

— Ничего, скоро увидитесь. — Кеола кивком указала на её живот. — Скоро уже?

— Если всё будет хорошо, через два месяца.

— Всё будет хорошо, даже не сомневайтесь. — Фрейлина откинулась на спинку стула. — Как быстро летит время…

Как медленно тянутся дни, думала Янара, вглядываясь в безоблачное, по-весеннему синее небо за окном. Ей иногда позволяли подняться с постели, постоять возле открытого окна и подышать свежим воздухом. Вид закрывала глухая стена соседней постройки. Внизу находился дворик, огороженный вечнозеленой живой изгородью, но он всегда пустовал. За два месяца пребывания в женской башне Янаре начало казаться, что кроме мужа и нескольких женщин, вхожих в её покои, на свете больше никого нет.

— Почитать вам книгу? — поинтересовалась Кеола и потянулась к прикроватному низкому шкафчику.

Янара остановила её жестом:

— Я под впечатлением от вашего рассказа о Бертоле. Не смогу внимательно слушать. Отдыхайте после дороги. Почитаете завтра.

Как только фрейлина вышла из опочивальни, её место заняла мать Болха.

Миула принесла на ужин печёную тыкву. От этой еды Янару уже воротило. Печёные яблоки, груши, репа. Всё постное, без соли и сахара. Даже бульон, похоже, варили из умершей от голода курицы. А варёную рыбу Янара на дух не переносила. Но ела, вспоминая слова супруга о силах, необходимых для родов. Однако диета не способствовала замедлению роста плода, что сильно беспокоило мать Болху.

После заката пришёл Рэн. Скинув куртку и сапоги, прилёг рядом с Янарой и уткнулся носом ей в шею:

— Как себя чувствуешь?

— Хорошо. Как прошёл день?

— Сегодня я издал указ о вырубке леса вокруг деревень и по краю дорог, проходящих через домен. Чтобы в кустах не прятались и на людей не нападали внезапно. А ещё объявил о награде за каждого пойманного разбойника.

Янара повернулась на бок и согнула ноги, иначе таз куда-то смещался и тянуло внизу живота. Запустила пальцы мужу в волосы и принялась перебирать пряди:

— Никак не можешь с ними справиться?

— Не могу, — признался он. — Люди Айвиля распускают слухи об обозе или карете с деньгами, устраивают засаду — и всё без толку. На чужой обоз нападают, на наш не клюют. Будто кто-то доносит им о наших планах. Я уже грешу на Сыновей Стаи. А Киаран гнёт свою линию, мол, его люди не продаются.

— Я ему верю.

— И я хочу верить. — Рэн поцеловал Янару в лоб. — Пойду помоюсь и лягу. Устал что-то.

— Может, пойдёшь к себе? У меня сегодня спина ноет. Буду крутиться. Не хочу тебя будить.

— Я крепко сплю, — улыбнулся Рэн.

Янара провела пальцами по его щеке:

— Пожалуйста.

— А что со спиной? Что говорит мать Болха?

— Говорит, что ребёнок крупный. И я мало двигаюсь. А много двигаться нельзя — опасный срок, семь месяцев. Надо лежать. — Янара вздохнула. — Хочу уйти отсюда. Здесь я как в тюрьме.

— Скоро освободишься, — рассмеялся Рэн. — Осталось чуть-чуть.

И, усевшись на край перины, стал надевать сапоги.

— Твоя мама сегодня не приходила. Чем-то занята?

— Она с Киараном продумывает очередной план. — Рэн взял куртку и поцеловал Янару в губы. — Утром загляну.

Вернулся в главную башню, прошёл в свои покои и, не раздеваясь, повалился на кровать.

Кто-то потряс за плечо. Рэн открыл глаза. Казалось, что он едва погрузился в сон, но за окнами брезжил рассвет.

— У королевы начались роды, — прозвучал голос Киарана.

Рэн слетел с постели и раскинул руки, пытаясь собраться с мыслями. Вроде бы одет, обут. Из умывальни доносился стук котелков: слуги грели воду.

— Успокойтесь, — проговорил Киаран. — Нам остаётся только ждать. Вторые роды обычно проходят быстрее.

Рэн потёр глаза:

— Когда началось?

— Недавно. Служанка сообщила караульному. Караульный мне. Я сразу к вам.

— А моя мать?

— Думаю, пошла к королеве.

Рэн закружил по опочивальне, растирая шею:

— Семь месяцев. Опять раньше срока. Ну почему так?

— Кто же вам скажет?

— Она говорила, что неважно себя чувствует. Надо было остаться… — пробормотал Рэн и направился в купальню.

Киаран прошёл в гостиную, приказал слугам принести вина и чего-нибудь перекусить и подсел к камину — снаружи башни было теплее, чем внутри. Вскоре к нему присоединился Рэн, одетый, как на званый ужин, в пурпурный шерстяной дуплет с золотыми застёжками. Не притронувшись ни к вину, ни к завтраку, прислонился плечом к каминной колонне и, откинув крышку на часах, уставился на стрелки.

Распахнулась дверь, и в комнату вбежала Лейза: бледная, с безумным блеском в глазах.

— Как она? — просипел Рэн, пряча часы в карман.

— Дочка.

Рэн обхватил лоб ладонью:

— Хвала небесам!

— Подожди радоваться. У Янары двойня. Второй ребёнок не выходит.

— Почему не выходит?

— Схватки прекратились. — Лейза упёрлась руками в стол и с трудом перевела дух. — А теперь решай, кто тебе нужен: ребёнок или жена?

— Чего?! — пригнул голову Рэн.

— Кого оставлять в живых? Ребёнка или жену?

Он попятился, грозя пальцем:

— Ты это брось… — Налетел на кресло. — Пусть Болха постарается… Слышишь?

— Решай! Быстрее! — сорвалась Лейза на крик. — Кого?

Рэн выдохнул:

— Янару.

И рухнул в кресло.

Хлопнула дверь. Затихли шаги.

Киаран налил в кубок вина:

— Лучшее успокоительное. — Заставил Рэна взять бокал. — Выпейте, ваше величество.

Налил вина себе и отошёл к окну:

— Я похоронил двоих. Знаю, что это такое.

Рэн посмотрел на Киарана, не понимая, о чём тот говорит.

— Первым родился Гилан. Потом дочка. Прожила три дня. С Люцией и Вейлой всё обошлось. Последним родился сын. Умер спустя месяц. Ни знахари не помогли, ни ведьмы. — Киаран глотнул вина. — Когда не видел детей живыми, то легче их хоронить. Мне кажется, что легче. Молитесь, чтобы Янара выдержала.

— Я… — Рэн прочистил горло. — Я не умею молиться.

— Молитесь всем подряд. Высшим силам, небесам, всему живому.

— Пойду к ней, — сказал Рэн и поднялся.

— Вас не пустят.

— Пустят! Я король!

— Роды должны быть чистыми. Мужчинам нельзя видеть роженицу, пока она не разрешится от бремени и служанки не наведут в покоях порядок. Не унижайте свою жену.

Рэн сел. Поставил бокал на пол и обхватил голову руками.

В течение трёх часов караульные передавали сообщения из женской башни. У королевы родилась двойня: дочка и сын. Дети живы. Королева очень слаба. Мать Болха отправила в Просвещённый монастырь послушницу. В замок прибыли монахи-клирики. Явился настоятель монастыря. Рэн всякий раз порывался пойти к жене: «Мне нельзя её видеть, а клирикам можно?». Но Киаран его удерживал: «На них это правило не распространяется. Возможно, сейчас, в эту секунду, они борются за жизнь королевы или за жизнь вашего ребёнка. Не смейте им мешать!»

Ещё час Рэн вышагивал по внутреннему двору женской башни, посматривая на окна. Наконец массивные двери распахнулись и королю разрешили войти. Киаран остался ждать снаружи. Рэн пробежал через холл, взлетел по винтовой лестнице и, выдохнув, ступил в гостиную. Клирики молча вышли из комнаты, оставив Рэна и настоятеля монастыря вдвоём.

— Вам уже сообщили, что королева родила двойню.

— Сообщили, — бросил Рэн, не сводя взгляда с двери в опочивальню.

— У мальчика проблема с ногами.

— Он будет хромать?

— Он не будет ходить.

У Рэна всё внутри опустилось.

— Почему?

— Когда у роженицы нет схваток…

— Почему? — прорычал Рэн.

— Ребёнка тянули из чрева. Спасали мать.

— Он получил травму?

— Да. Травма серьёзная и весьма болезненная. Нам пришлось дать ему слёзы мака.

Перед глазами перекосились стены, выгнулся потолок. Рэн вцепился в край стола:

— Вы с ума сошли.

— Зато он умрёт без страданий.

Рэн собрал волю в кулак. Расправил плечи:

— А это не вам решать, настоятель пустых наук. — И вошёл в опочивальню.

Здесь царил полумрак. Окна завешены плотными шторами. На столе и шкафчике возле кровати мерцали свечи. В их свете Янара казалась тенью.

— Она уснула, — прошелестел за спиной Рэна голос Лейзы.

— Я не сплю, — еле слышно сказала Янара и открыла глаза.

Рэн опустился на колени и сжал её ледяные руки:

— Спасибо за детей, любовь моя.

— Ты их видел?

— Сейчас, — улыбнулся он и повернул голову на тоненький писк.

Сбоку от камина стояли две колыбели-качалки. Кормилица (или нянька) поправила на спинках серую ткань, чтобы свет пламени не падал на младенцев.

Подойдя к кроваткам, Рэн развёл руки:

— Кто тут у нас?

— Это братик, ваше величество, — подсказала кормилица. — А это сестричка.

Рэн взял спящего сына:

— Принц Дирмут Хилд! Я твой отец. — Поцеловал его в лобик и кивнул Лейзе. — Помоги.

Она уложила ему на другую руку попискивающую дочь.

— Принцесса Игдалина Хилд! Я твой отец. — Рэн поцеловал ребёнка в лобик.

Раздались тихие аплодисменты. Едва слышно прозвучали голоса:

— Поздравляем, ваше величество.

Он легонько потряс их на руках:

— Такие крошечные. Пушинки.

Кормилица поклонилась:

— Не волнуйтесь, ваше величество. У меня очень хорошее молоко. Скоро вы своих детей не узнаете.

Рэн отдал младенцев и вернулся к постели супруги:

— Устала?

— Немножко, — ответила Янара и вялым жестом попросила его наклониться.

Он навис над женой, упираясь кулаками в подушку:

— Ни о чём не переживай. Слышишь?

— Дирмут не шевелил ножками. Игдалина шевелила, а он нет.

— Он слабенький. Мальчишки слабее девчонок. Мне так говорили.

— Он сначала так громко плакал, а теперь спит и спит.

Рэн наклонился ещё ниже и вымолвил, касаясь губами уха жены (лишь бы она не видела его глаз):

— Это же хорошо. Он набирается сил.

Янара вымучила улыбку:

— Я тоже так думаю. — И опустила веки.

— Отдыхай, милая. Я буду рядом, заночую в соседних покоях. Ни о чём не переживай.

Покинув башню, Рэн направился в сторону павильона, утопающего в серых сумерках.

— Ваше величество! Как королева? Как дети? — крикнул Киаран и пошёл следом.

— Не ходите за мной!

— Ваше величество!

— Стоять! — проорал Рэн.

Взбежав по ступеням, затерялся среди леса резных столбов. Сжал кулаки, стиснул зубы и заскулил.

Ночь выдалась тихой, безлунной. На крепостной стене беззвучно горели факелы. Не переговаривались гвардейцы. В конюшнях не всхрапывали кони. Фамальский замок, пережив тяжёлый день, забылся глубоким сном.

Свесив ноги с кровати, Янара села. На кушетке спала Лейза. В кресле — мать Болха. На стуле возле камина сидела кормилица, уронив голову на грудь. Из передней комнаты доносились монотонные мужские голоса — клирики читали молитвы.

Янара взяла свечу и, неровно ступая, приблизилась к колыбелям. Одна была пустой…

Ужас сковал Янару. Она пыталась крикнуть: «Где мой ребёнок?» Но слова застряли в горле. И вдруг осенило: монахи читают над её сыном молитву за здравие! Над сыном, конечно! Он ведь очень слабенький…

Стараясь никого не разбудить, Янара на цыпочках пересекла опочивальню и приоткрыла дверь. В щель были видны сидящие на пятках клирики. Масляная лампа тускло освещала корзинку с младенцем.

Не желая сбить мужей с определённого душевного настроя, Янара уже потянула дверную ручку на себя, когда её взгляд упал на книгу в руках одного из монахов. Обложка серая…

Широко распахнув двери, Янара пошла между клириками мягкой поступью львицы, вышедшей на охоту.

— А что вы здесь делаете? — Поставила подсвечник на стол. — Что вы делаете?

— Моя королева… — начал клирик.

Она указала на книгу:

— Это предсмертный молитвослов.

— Мы молим Бога прекратить мучения вашего сына.

— Вы хотите, чтобы он умер, — прошептала она.

Кровь зашипела в её жилах и обжигающим паром ударила в голову. Янара выхватила талмуд из рук клирика и заехала корешком книги ему в нос. Удар был настолько сильным, что монах упал навзничь и закрыл лицо ладонями; между пальцев побежали алые струйки.

Янара обрушила книгу на затылок другого монаха:

— Вон! — Резко обернулась и врезала бумажным кирпичом монаху в ухо. — Вон отсюда!

Мужи вскочили и бросились прочь из комнаты, а Янара продолжала награждать их ударами.

Лейза попыталась успокоить её, взяла под локоть:

— Янара, дочка…

— Не трогайте меня! — завизжала она и стала вырывать из молитвослова страницы. — Господи! Не слушай их! Дай моему сыну здоровья! Господи! Не я ли с ангельским смирением принимала невзгоды? Не я ли каждый день стояла на коленях и взывала к тебе? Не за себя прошу! За свою кровиночку! Дай ему здоровья и долгих лет жизни!

Швырнула книгу на пол и принялась топтать её ногами:

— Нет смерти! Нет смерти! Нет!

Кто-то обнял её сзади за плечи.

— Янара… милая…

Её ноги подкосились. Она обмякла и едва не упала.

Рэн подхватил жену на руки и понёс в опочивальню:

— Любовь моя… Что с тобой?..

— Они призывали смерть, — прошептала Янара и потеряла сознание.

Рэн уложил её на кровать. Вокруг забегали женщины, причитая и всхлипывая. Загремели котелки, зашипели угли в жаровнях, затрещала разрываемая ткань. Рэн вдавился в угол, чтобы никому не мешать, но его выставили за дверь.

Он всю ночь ходил по коридорам и палатам башни, взывая к богам, духам, ангелам, небесам… На рассвете поднялся на смотровую площадку и, боясь сойти с ума от ужасных мыслей, принялся считать гвардейцев на крепостной стене. Услышав тяжёлые шаги, обернулся. Слова Лейзы прогремели как гром: у Янары родильная горячка.