Белая Кость

Часть 40

В лесу колокольчиком звенел девичий смех. На миг затихал и снова переливчатым эхом разносился по округе.

— Гамис! Хватит меня смешить! — взмолилась девушка. — Этак мы до вечера не управимся.

— Управимся, — заверил подросток, обвязывая верёвкой охапку сухих веток. — До вечера куча времени.

— Э, нет! Мы так не договаривались! Мне ещё рубахи надо заштопать. Когда я буду это делать?

Гамис затолкал топорик за старенький отцовский ремень, закинул вязанку хвороста за плечи:

— Отнесу к тележке. А ты никуда не уходи. — И побежал к лесной дороге.

— Куда же я уйду, глупенький? — улыбнулась девушка, заправляя волосы под платок. Затянув узелок потуже, крикнула: — Захвати мне рукавицы… Слышишь?

— Слышу, Оляна, слышу, — донёсся голос брата.

Она поплотнее запахнула на груди телогрейку и подставила ладонь снежинке. Первый снег кружил в воздухе, словно тополиный пух. Пахло прелой листвой, пожухлым мхом и близкими морозами. Тусклый солнечный свет просачивался сквозь поредевшие кроны берёз и осин и застревал в пушистых еловых лапах.

Треснула ветка.

— Хотел меня напугать? Эх ты… — Оляна обернулась и подавилась словами.

По лесу неторопливо ехал воин в кожаных доспехах. Чёрный плащ спадал с его плеч и укрывал круп коня.

Оляна попятилась, прижалась спиной к стволу.

— Не бойся, красавица, — прозвучал вкрадчивый голос. — Я тебя не обижу.

Конь объехал дерево. Фыркнув, остановился напротив Оляны, забил копытом.

— Ты здесь одна? — поинтересовался воин.

Он говорил с сильным акцентом и обладал непривычной для этих мест внешностью: смуглое лицо, нос с горбинкой, глаза навыкате, короткая аккуратная борода.

Боковым зрением Оляна уловила среди полуобнажённых ветвей силуэт второго всадника.

— Ты одна? — повторил воин и спешился.

Оляна одеревенела от страха. Незнакомец был выше её на две головы. Мощный как бык.

Он снял шлем и подшлемник. Надел их на луку седла и пригладил курчавые волосы:

— В Бога веруешь?

Позади Оляны всхрапнула лошадь: там тоже всадник…

Не получив ответа, воин улыбнулся:

— У тебя дома есть святое писание?

Рассмотрев на рукояти меча выгравированное изображение ангела-спасителя, Оляна вынырнула из оцепенения и с трудом разомкнула онемевшие губы:

— Нет.

В душе затеплилась надежда, что сейчас этот человек вытащит из притороченной к седлу сумки святую книгу и предложит купить.

— Еретичка! — Слово прозвучало как приговор.

Не сводя с Оляны тяжёлого взгляда, воин дёрнул за конец ремня; перевязь вместе с мечом бесшумно упала в листву. Оляна бросилась бежать. Крепкая рука вцепилась ей в рукав и словно котёнка швырнула на землю. Она открыла рот, но вместо просьбы сжалиться над ней из горла вырвались невнятные звуки.

Воин опустился возле неё на колени, забросил полы плаща себе за спину и принялся распускать шнуровку на штанах. Подрывая землю башмаками и отталкиваясь локтями, она поползла прочь. Воин схватил её за ноги, притянул к себе и задрал ей юбку. Оляна забилась как птичка в силках. Закрутила головой, высматривая брата. Только бы он не пришёл. Только бы задержался возле тележки…

— Отпусти её! — раздался мальчишеский голос.

— Гамис! Беги! — закричала Оляна.

Брат подскочил к коню воина, выхватил из-за ремня топорик:

— Отпусти, иначе я вспорю твоей кляче брюхо.

— Беги! Беги!.. — голосила Оляна, извиваясь змеёй.

Позади брата чёрной птицей пронёсся всадник:

— Во имя Бога!

Блеснул клинок. Взлохмаченная голова мальчишки слетела с плеч и покатилась по земле, орошая листья кровью.

Всхлипнув, Оляна крепко зажмурилась. На её горле сомкнулись железные пальцы.

— Во имя Бога, — эхом повторил воин.

Кости Оляны трещали под тяжестью мощного тела, чрево корёжило от омерзения и разрывало болью. Рассудок с диким воем кружил по спирали.

Воин с остервенением вколачивал член в лоно девушки, будто наперегонки с кем-то забивал гвозди. Каждый удар отдавался в её висках, пытаясь вернуть в реальность. А она, силясь сделать вдох, вращалась во мгле. И вдруг её ослепил жгуче-белый свет.

Воин поднялся на колени и разразился хохотом:

— Девственница! Вот же повезло!

Сгрёб пригоршню листвы, вытер член.

Из-за спутанных зарослей малины появился разведчик, одетый в кольчугу и серо-зелёный плащ. Придержав лошадь, взглянул на бескровное лицо девушки:

— Убивать-то зачем?

— Посмотри на неё, — ответил воин, вставая на ноги. — Кого она родит? Такого же заморыша, как она сама. Не хочу переводить свою кровь.

Разведчик послал кобылу вперёд, выкрикивая команды:

— Не отдаляться от просеки! Смотреть в оба! Крестьян не трогать! Мы приближаемся к Фамалю. Святейшему отцу неприятности не нужны.

По лесной дороге тянулась вереница всадников и крытых повозок. Рыцари держали шесты с серебряным навершием в виде ангела-спасителя. Над головами знаменосцев трепетали алые вымпелы с изображением орла, сжимающего в когтях змею — символ царствующего дома Кагаров. Процессию возглавляли два наездника.

Мужчина зрелого возраста натянул на лоб капюшон:

— Зима наступает осени на пятки.

Крепкая фигура выдавала в нём воина, а чёрная ряса, расшитая серебряными кольцами, говорила о его высоком положении на духовной лестнице послушания.

— Ночью ударят заморозки, — откликнулся рыцарь в червлёных доспехах. Его оплечья покрывала искусная гравировка: сложный орнамент обрамлял выпуклое изображение ангела. Из-за спины торчал эфес двуручного меча, вложенного в кожаные ножны. — Может, сядете в повозку, Святейший отец?

— Я выгляжу немощным?

Рыцарь покосился на спутника:

— Вы выглядите замёрзшим. — И, не оборачиваясь, велел эсквайру подать плащ.

— Надеюсь, эту ночь мы проведём в тёплых постелях, — пробормотал Святейший, кутаясь в меха. — Дорога меня изрядно утомила.

— Надеюсь, в Фамале найдётся приличный бордель.

— Вы женаты, сэр Экил. И знаете, как церковь относится к прелюбодеянию.

— Всё, что защитники веры делают с еретиками, не считается грехом. Так написано в святом писании. Вы несёте слово божье, Святейший отец, а мы его вбиваем. Как мы это делаем: кулаком, мечом или членом, — вас не должно волновать.

Сэр Экил пришпорил коня и поскакал к показавшемуся из леса разведчику.

Святейший бросил взгляд на тележку с хворостом, стоящую на обочине дороги. Сердце подсказало: за ней никто не придёт. Посмотрел в темнеющее небо. Снег грозил обернуться дождём. Жестом велел процессии остановиться, пересел в повозку и опустил тяжёлый полог.

Сумерки наступили раньше времени. Серая ледяная морось прогнала с улиц лоточников и любителей вечерних прогулок. Лавочники закрыли лавки. Тишину нарушил стук колотушек: ночные сторожа предупреждали, что с этой минуты запрещается ходить большими компаниями. На городской стене загорелись факелы. Стражники налегли на обшитые железом створы, намереваясь закрыть ворота, как вдруг донёсся звук рога.

— Отставить! — крикнул командир, рассматривая из надворотной башни приближающуюся колонну. Разглядев навершия на шестах, приказал солдату бежать в Фамальский замок со срочным сообщением.

Сопроводить путников до храма Веры вызвался отряд Выродков. Экил был знаком с воспитанниками лорда Айвиля — три сотни наёмников служили в личной охране короля Джалея. Но, будучи младшим командиром защитников веры, Экил не доверял безродным ублюдкам. Во-первых, они язычники, поклоняются какому-то перевёрнутому вверх корнями дереву. Во-вторых, находясь во вражеских лагерях, они не убивают друг друга на поле брани. Среди солдат ходила легенда, как после сражения в живых остались только Выродки и два короля. Не желая превращать поединок в представление перед наёмниками, короли разошлись несолоно хлебавши и при этом заплатили Айвилю кругленькую сумму. Ну а в-третьих, Выродки ничего не боятся. Те, у кого отсутствует чувство страха, — очень опасные люди.

Путники проехали по пустынным улицам, пересекли площадь и остановились возле храма Веры. Святейший отец торопливо поднялся по лестнице и вошёл внутрь. Церковники забегали, разгружая повозки. Перед тем как последовать за Святейшим, Экил проводил взглядом Выродков и посмотрел на Фамальский замок.

Во внутренних покоях храма запылали камины. Прислужники притащили в купальню жаровни, разожгли угли. Достали из сундука сменную одежду Святейшего и развесили возле огня. Едва Святейший отец переоделся в сухое и тёплое одеяние, как ему сообщили о приходе герцогини Кагар.

— Барисса! — воскликнул он радостно и поспешил навстречу переступившей порог гостье. — Дитя моё!

Она вытаращила глаза:

— Дядя?

С запозданием присела и поцеловала перстень на его руке.

Святейший обхватил её за плечи и помог подняться:

— Не ожидала?

— Не ожидала, — призналась она. — Честно говоря, я ничего не понимаю.

— Давай сюда плащ. Промокла совсем. Пешком что ли шла?

— Замок рядом.

— Да? Я не заметил. Проходи. Проходи, милая. — Святейший придвинул стулья к камину. — Присаживайся к огню. Тут холодно, как в погребе. Я говорил Экилу выслать вперёд людей, чтобы к нашему приезду подготовили палаты, но он… Подожди, я тебя укрою.

Достал из сундука одеяло, накинул Бариссе на плечи:

— Первосвященник почему-то отклонил кандидатуру друга этого самого Экила. Не знаю, почему. Теперь командир защитников веры точит на меня зуб.

Сел напротив Бариссы, сцепил пальцы на коленях:

— Я обычный настоятель монастыря. Настоятели не становятся Святейшими отцами.

— Ты волнуешься?

— Ещё чего! Я замёрз. — Святейший протянул трясущиеся руки к огню. — Мы ехали так долго, по каким-то убитым дорогам. Нам не встретилось ни одного замка, ни одного постоялого двора, только убогие деревни, половина из которых вообще без крестьян.

— Из Дигора в Фамаль ведёт тракт, — нахмурилась Барисса.

— Знаю. Знаю! Но мы почему-то ехали окружным путём. А этот Экил… — Он сжал кулаки. — Мне хотелось его задушить! Но — нет. Моё прошлое осталось в прошлом.

— Ты больше не упражняешься?

— Упражняюсь. — Святейший подошёл к сундуку и вытащил из-под вороха вещей двуручный меч в кожаном чехле, предназначенном для носки за спиной. — Но это секрет!

Барисса рассмеялась:

— Я никому не скажу. — Наблюдая, как он прячет меч, спросила: — Можно я буду звать тебя, как прежде.

— Наедине. — Отец принял важную позу и надул щёки. — Теперь я Святейший!

Барисса подбежала к нему и повисла у него на шее:

— Дядюшка Кьяр! Я рада, что ты приехал.

— А я огорчён.

Она отклонилась назад:

— Почему?

— Скоро ты уедешь. Твой братец Джалей велел мне отправить тебя домой, пока не ударили морозы и не занесло дороги снегом.

— Я не уеду, пока не пойму, что задумал мой братец Джалей.

Кьяр хитро прищурился:

— А он задумал.

Так же хитро щурясь, Барисса покивала:

— Он точно что-то задумал.

Дядя и племянница рассмеялись.

— Ты ничуть не изменилась, милая, — вздохнул Кьяр.

— А ты постарел.

— Я же говорю: ты не изменилась.

В дверь постучали.

Барисса отошла к камину.

— Войдите, — крикнул Кьяр.

На пороге возник королевский гвардеец:

— Лорд Верховный констебль! — И, отступив в сторону, пропустил в покои статного дворянина.

— Святейший отец! Я лорд Айвиль.

Кьяр открыл рот, намереваясь назвать своё имя, но вовремя вспомнил о своём высоком сане и протянул руку для поцелуя.

Лорд Айвиль посмотрел на перстень. Указательным пальцем потёр нос:

— Позвольте предупредить вас.

— Слушаю.

— Если вы решите таким манером поприветствовать короля, он протянет вам свою руку. Вам придётся пожать её или поцеловать королевский перстень.

Барисса отвернулась к огню и беззвучно рассмеялась.

— Так пожмите мне руку, лорд Айвиль! — выкрутился Кьяр.

По рукопожатию можно определить характер человека. О железном характере этого дворянина кричало всё: две морщинки на переносице, взгляд, изгиб губ, лёгкая щетина, прилипшие к скулам влажные волосы, бриллиантовая брошь на берете и даже сам берет, сидящий безупречно.

— Чем обязан, лорд Айвиль?

— Его Величество приглашает вас на ужин.

— Когда?

— Сейчас.

— Куда?

— В Фамальский замок. Вас ждёт король, королева и свита.

Кьяр стушевался. Он состоял в кровном родстве с королевским домом Кагаров. В далёком прошлом был беспощадным воином. В недавнем прошлом — монахом. Совсем недавно — настоятелем монастыря. И это недавнее прошлое изменило его. Он отвык от светских разговоров и от ужинов в высшем обществе. Его место там, где беседуют с Богом. Где не надо лицемерить и лгать.

— Понимаю, что королю нельзя отказывать, но… — начал Кьяр.

— Карета подана.

— После долгой дороги я не в лучшей форме. Вы сами знаете, что первое впечатление нельзя произвести дважды.

Лорд Айвиль смотрел на него и молчал.

— Хорошо, — выдохнул Кьяр. — Я принимаю приглашение. Мне надо несколько минут, чтобы собраться.

— Я подожду вас снаружи, — склонил голову Айвиль и, бросив взгляд на Бариссу, удалился.

Когда за лордом закрылась дверь, Кьяр повернулся к племяннице:

— Ты из-за него не хочешь уезжать?

— Нет, — улыбнулась она. — Принесу тебе плащ. — И покинула покои.

Свита встретила Святейшего отца стоя. Под бурные аплодисменты он проследовал до королевского стола, но не успел произнести слова приветствия.

Король спустился с помоста и, хлопая в ладони, проговорил:

— Добро пожаловать в Шамидан, Святейший отец!

Кьяр с почтением кивнул двум дамам: королеве и… наверное, матери короля. Он видел их впервые и был очарован их красотой, как и самим королём. Свита казалась ему доброжелательной, зал величественным, свет жемчужным, воздух пьянящим. Или долгий путь в тесной кибитке исказил его мировосприятие? Сейчас это было не важно. С тем, кто есть кто, он разберётся позже.

Одной рукой король обхватил Кьяра за плечи, другой взял под локоть и проводил к столу для почётных гостей:

— Сегодня мы не будем мучить вас вопросами. Осматривайтесь, отдыхайте. — И вернулся к королеве.

Отметив, что дворяне и рыцари сидят на скамьях, а почётные гости на стульях, Кьяр опустился на обитое бархатом сиденье, проследил за взглядом сидящей рядом племянницы и чуть не подпрыгнул от неожиданной догадки:

— Это из-за него… — Подождал, когда слуга нальёт вина и отойдёт. — Барисса, так нельзя. Это неправильно!

Она посмотрела на него. Зелёные глаза влажно блестели.

— Ты всегда поступал правильно?

— Милое дитя… — Кьяр боролся с желанием обнять племянницу и поцеловать её в висок. — Ты увязла по самые уши.

— Что же задумал мой братец Джалей? — проговорила Барисса еле слышно.

Пригубила кубок и воткнула взгляд в стоящего возле двери младшего командира защитников веры сэра Экила.

Не открывая глаз, Рэн вытянул руку и провёл ладонью по простыне рядом с собой:

— Янара…

— Я здесь, милый.

— Почему ты ушла?

— Я подкинула дров в камин и залюбовалась снегом. Наступила настоящая зима. Иди посмотри.

— Я хочу, чтобы твоё лицо было первым, что я вижу, просыпаясь.

Послышались мягкие шаги, тихо вздохнула перина. Меховое одеяло приподнялось, позволив прохладному воздуху притронуться к обнажённому телу, и вновь опустилось.

Рэн открыл глаза:

— Я болен.

Янара с обеспокоенным видом коснулась губами его лба:

— Жара нет. Что болит?

Он потёр грудь:

— Здесь. От любви есть лекарство?

Опустив голову на подушку, Янара направила взгляд в потолок.

— И всё? — удивился Рэн. — Даже не возмутишься?

На её губах мелькнула слабая улыбка.

— Хочешь, я открою секрет?

— Конечно. У жены не должно быть от мужа секретов.

Она взяла его руку и прижала к своему слегка округлившемуся животу.

— Серьёзно? — воскликнул Рэн и навис над Янарой. — У нас будет ребёнок?

— Похоже на то. Я почувствовала, как он ворочается, неделю назад, но боялась ошибиться.

Рэн снял с неё ночную рубашку. Погладил налившиеся груди — они всегда набухали перед грязными днями, поэтому Рэн не придавал этому значения — и прижался щекой к пупку жены:

— Кто бы ты ни был, Игдалина или Дирмут, я люблю тебя и очень жду встречи с тобой.

Янара изогнула брови:

— Игдалина?

— Красивое имя. Прочёл в какой-то книге. Тебе не нравится?

— Нравится. Очень нравится! По легенде ангел спустился с небес, чтобы вызволить юную деву из плена. Её звали Игдалиной.

— Вызволил? — спросил Рэн, покрывая живот Янары поцелуями.

— Вызволил. И остался на земле, чтобы бороться со злом.

— Ангел-спаситель.

— Да, это он, — подтвердила Янара, перебирая пальцами волосы мужа.

— Они поженились?

— Это же ангел! Как они могут пожениться? Ты не слышал эту легенду?

— Наверное, слышал, но забыл.

— Они стали братом и сестрой.

— Прекрасная легенда. — Рэн лёг на спину и скинул с себя одеяло. — Садись сверху.

Бросив взгляд на возбуждённый детородный орган, Янара улыбнулась:

— Может, воздержимся?

— Скоро нам запретят спать вместе, а я не успел тобой насытиться.

— Нам уже нельзя это делать.

— Жёны горцев отдаются мужьям до родов. У степных кочевников тоже нет запретов. И у жителей Заморья нет.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, — произнёс Рэн, горя нетерпением. — Мне рассказывал Тадеска, великий путешественник. Он обошёл полмира. Просто во время беременности заниматься любовью надо правильно. Садись и сама решай, как глубоко меня пускать. Или ложись на правый бок.

— Похоже, ты на самом деле знаешь, — усмехнулась Янара.

Перекинула ногу через Рэна, но не села на него, а наклонилась вперёд и припала к его губам. Рэн обхватил ладонями её талию, потянул вниз, сделал движение бёдрами вверх и слился с женой.

Немного погодя Миула доложила о приходе матери Болхи и двух монахов-клириков. Королева и монахиня уединились в опочивальне. В гостиной тихо потрескивали дрова и плакали окна. Клирики неподвижно стояли возле стола, не отводя глаз от открытого талмуда. Лейза сидела возле камина и наблюдала за Рэном, а он ходил из угла в угол, потирая подбородок.

Наконец Болха переступила порог, закрыла дверь и, сложив перед собой руки, спрятала ладони в рукава чёрно-белого одеяния:

— Четыре месяца. Более точно сказать не могу. К королеве каждый месяц приходили регулы… Как и прошлый раз. Плод крупный. О прилежании говорить рано.

Клирики произвели записи, обмакнули большие пальцы в чернила и отпечатками заверили написанное.

— Плод крупный, — повторила Болха.

— Я распишу строжайшую диету, — отозвался старший по возрасту монах.

Рэн подскочил к нему:

— Вы видели мою супругу?

Клирик упёрся задницей в край стола:

— Видел, ваше величество.

— В ней нет ни унции лишнего веса. Я не разбираюсь в родах, но догадываюсь, что женщине необходимы силы, чтобы произвести на свет ребёнка. А вы что предлагаете? Заморить королеву голодом? Она совсем ослабнет. Вы понимаете это или нет?

— Понимаю, — ответил клирик твёрдым тоном. — Но если ребёнок застрянет в родовых путях, кто будет виноват? Я не хочу оказаться привязанным к столбу на Торговой площади.

Рэн шагнул назад и обернулся к монахине:

— Ну а вы что скажете, мать Болха?

— Мы можем поговорить с глазу на глаз, ваше величество?

— Что ты себе позволяешь? — пришёл в негодование клирик. — Каждое твоё слово о состоянии королевы должно быть отражено в записях!

Рэн осёк его жестом:

— Оставьте нас!

Клирики нехотя покинули гостиную.

— Все! — произнёс Рэн.

Недовольно вздохнув, Лейза удалилась.

Мать Болха проверила, плотно ли закрыта дверь в опочивальню, и повернулась к Рэну посеревшим лицом:

— По слабому шевелению ребёнка я сделала вывод, что плоду четыре месяца. Значит, королева понесла, как только вернулась из мэритского замка.

— Так, — нахмурился Рэн, предчувствуя не очень приятное продолжение.

— Но по размеру плода я могу сделать вывод, что королева понесла шесть месяцев назад. До своей поездки в мэритский замок либо…

Рэн ладонью обхватил горло монахини:

— Никаких либо!

Она вцепилась ему в руку. Её глаза вылезли из глазниц, дряблая кожа на лице вздулась и налилась кровью, из раззявленного рта вырвался хрип.

Рэн выпустил Болху и заложил руки за спину:

— Никаких либо.

— Я верю, — просипела она и закашлялась. Восстановив дыхание, вытерла слёзы. — Я верю вашей королеве. Она светлая, чистая, добрая. Но я должна была вас предупредить. Зная её предрасположенность к преждевременным родам… Если ребёнок родится раньше срока, снова поползут грязные слухи, что она понесла от кого-то в мэритском замке. Чтобы этого не случилось, я возьму вину на себя. Скажу, что ошиблась, неправильно определила срок. А вы убедите королеву солгать.

Оттолкнув мать Болху в сторону, Рэн вошёл в опочивальню.

Янара стояла возле окна и, кутаясь в пушистый платок, наблюдала за полётом снежинок.

Рэн обнял её сзади за плечи:

— Красиво!

— Красиво, — тихим эхом ответила она.

— Скоро мы будем смотреть в окно втроём. Не могу дождаться.

— Я тоже.

Рэн развернул Янару к себе лицом:

— О чём тебя спрашивала мать Болха?

— Была ли у нас с тобой половая связь до моей поездки в мэритский замок.

— Что ты ответила?

— Правду.

— Больше никому об этом не говори. Хорошо? — Рэн присел и заглянул Янаре в глаза. — Об этом никто не должен знать.

— Почему?

— Потому что это никого не касается.

Янара виновато улыбнулась:

— Болха знает, что у нас ничего не было.

— Она никому не скажет. — Рэн поцеловал жену в лоб. — Я счастлив!

Хотел добавить что-то, но провёл пальцами по её щеке и вышел из опочивальни.

Янара вновь уставилась в окно. Она безумно соскучилась по сыну и собиралась его проведать. Ждала, когда прекратятся дожди и подмёрзнет дорога. Но в животе заворочался ребёнок. Она думала целую неделю: утаить от Рэна и отправиться в путь или признаться. Чашки весов склонялись то в одну сторону, то в другую. И когда желание уехать вроде бы перевесило, пришло понимание: обман раскроется и Рэн больше не позволит ей видеться с сыном.

В дверь постучали.

— Ваше величество, можно войти? — прозвучал голос Лейзы.

— Я уже разделась. Хочу принять ванну.

— Если вы не возражаете, я приду позже.

— Я буду ждать, — крикнула Янара и, усевшись перед зеркалом, достала из шкатулки письмо.

«Милая мамочка! У меня всё хорошо. Я хорошо сплю и хорошо кушаю. Я люблю тебя. А ещё я люблю смотреть на огонь и на красные листья. У меня отросли волосики. Беленькие, как у тебя. Меня все слушаются и никто не обижает. Написала Таян под диктовку герцога Мэрита».

Янара уткнулась лицом в лист бумаги и разрыдалась.