Белая Кость

Часть 24

Янара просыпалась на рассвете — будто светлеющее за окном небо странным образом проникало в опочивальню и шептало ей в ухо: проснись… Осторожно, чтобы не разбудить Рэна, она поворачивалась к нему лицом. Скользила взглядом по чёрным как смоль волосам, приоткрытым губам и шее с выпирающим кадыком. И улыбалась. В утренней тишине не было прекраснее звука, чем дыхание спящего мужа: ровное, глубокое, спокойное.

Густые ресницы начинали едва заметно подрагивать: сновидения покидали Рэна. Янара закрывала глаза и, притворяясь спящей, слушала, как под мужем мягко шелестит простыня. Представляла, как он закидывает руки за голову и потягивается. Как набирает полную грудь воздуха, выдыхает остатки сна и рывком садится, опуская ноги на пол. Янаре хотелось на него посмотреть, но… она стеснялась глядеть на обнажённого мужчину. Если «проснуться» сейчас, придётся встать с постели в чём мать родила, собрать с пола разбросанные вещи и помочь Рэну одеться. Только ласки мужа пробуждали в ней страсть. Только страсть срывала с Янары покров стыдливости. После любовных утех она вновь превращалась в робкую птицу и никак не могла совладать с застенчивостью.

Рэн ворошил в камине угли, подкидывал поленья и уходил в купальню умываться, а Янара боролась с желанием лечь на его место. Простыня и подушка ещё хранили его тепло. Скоро они остынут…

Вновь слышались тихие шорохи. Рэн поднимал с пола одежду Янары и раскладывал на кресле. Надевал штаны, сапоги и рубашку. Перекинув через руку куртку, осторожно отворачивал край одеяла и склонялся над женой. Его волосы щекотали ей шею. Горячие губы касались её плеча, бережно, легонько, чтобы не разбудить. В этом поцелуе заключалось столько заботы и нежности, сколько Янара не получала за всю свою жизнь. Наверное, ради этого мгновения она и притворялась спящей.

Дверь с тоскливым вздохом выпускала Рэна из опочивальни. Порог переступали служанки. Янара передвигалась на успевшее остыть место мужа и смотрела на полупрозрачный балдахин, нависающий над брачным ложем. Она выкорчёвывала из памяти безрадостное прошлое — день за днём, ночь за ночью освобождая место для веры в счастливое будущее. Воспоминания о перенесённых муках таяли, но веры не прибавлялось.

В камине уныло потрескивали дрова. Из купальни доносился стук вёдер: Миула устанавливала их на жаровни. Служанка торопилась, вода расплёскивалась и, попадая на раскалённые угли, возмущённо шипела. Таян запихивала в корзину для грязного белья одежду королевы, так заботливо разложенную Рэном. Доставала из шкафа свежее постельное бельё и вставала у изножья кровати, всем своим видом вопрошая: сколько можно лежать?

Янара нехотя выбиралась из-под одеяла. Кутаясь в мохнатый халат, садилась перед трюмо и обводила в календаре очередную дату. Казалось, часы её жизни бежали быстрее, чем у других. Дни и ночи пролетали как стая стрижей.

Работницы кухни приносили завтрак. Янара ела, не чувствуя вкуса. Затем шла в молельню, расположенную в замке. Становилась на колени и, упираясь локтями в каменную скамью, смотрела в святое писание. Говорят, Ты любишь всех. Почему же Ты не любишь меня? Или я из тех людей, чья судьба предопределена с рождения, и на её изменение надежды нет? Но мне больше некого просить и не на кого больше надеяться…

Янара обедала в своих покоях. Проводила пару часов в огромной библиотеке, листая книги с удивительными рисунками. Потом отправлялась с матерью короля на прогулку. Лейза старалась быть доброжелательной и учтивой, а Янара робела под обволакивающими взглядами, терялась и отвечала невпопад.

По расчищенным от снега аллеям они доходили до башни Молчания и с террасы наблюдали за тренировкой королевских гвардейцев. Иногда им везло: тренировался Рэн. Обычно он оттачивал боевые навыки с утра, но срочные дела или незапланированные встречи заставляли его переносить занятия на более позднее время. Янара смотрела на него и удивлялась: как руки, которые сейчас держат щит и меч, отражают и наносят мощные удары, могут быть такими ласковыми ночью? Как голос, полный воинственной ярости, может нашёптывать приятные слова? Рэн сочетал в себе полярные противоположности: строгость и мягкость, суровость и нежность, грубость и изящество. Мужчина из девичьих грёз…

Вечером Янара меняла повседневное платье на выходной наряд, ждала Рэна и вместе с ним шла ужинать в общий зал. Только тогда, шествуя с мужем плечом к плечу, она чувствовала, как к ней возвращаются жизненные силы. Янара нуждалась в Рэне и тосковала, когда его не было рядом. Её сердце ещё не расцвело, но душа с ненасытной жаждой тянулась к человеку, который одаривал её теплом и заботой, ничего не требуя взамен.

В зале их встречала толпа дворян, рыцарей, городских чиновников и святых отцов. Янара никак не могла привыкнуть к такому количеству гостей. Сначала пыталась запомнить каждого, но потом поняла, что люди постоянно меняются и лишь некоторые приходят на ужин как на службу. Среди них были командир королевской гвардии, командир рыцарей сэр Ардий и те, кто проводил церемонию коронации. Лорд Айвиль куда-то уехал после свадьбы. Янара думала, что лорд Верховный констебль должен всегда находиться подле короля, но расспросить Рэна о причинах отсутствия Айвиля не осмеливалась.

Королевская семья располагалась за столом, установленным на возвышении, и гости приступали к трапезе. Обычный ужин ничем не отличался от свадебного застолья, слуги едва успевали приносить новые яства, вино лилось рекой. Во время поста вместо мяса подавали карпа, лосося, форель… Повара творили чудеса, изготавливая фальшивых цыплят и поросят из филе рыбы, икры и миндального молока.

Мужи непрестанно о чём-то говорили и будто специально перепрыгивали с темы на тему, чтобы сбить короля с мысли, но он всегда находил, что сказать. У Янары от этих бесед голова шла кругом. Вроде бы только что гости интересовались, как продвигается следствие по делу насильника королевы Эльвы лорда Кламаса, как вдруг все переключались на обсуждение затяжной войны между северными соседями Шамидана и делали ставки. Через несколько минут разгорался спор, надо ли накладывать запрет на ношение обуви с длинными острыми носками. Духовенство, сидящее за отдельным столом, кричало: «Надо!» Мол, в такой обуви неудобно вставать на колени в храме. А кто-то из модников тут же доказывал обратное, вставая на колени и поднимаясь. Дворяне говорили о повышении налогов и строительстве королевского тракта, который необходимо проложить через феоды. Половина мужей соглашалась, другая половина стучала каблуками о пол, выражая возмущение. И так каждый вечер: одни предлагали, другие негодовали, третьи подливали масла в огонь и посмеивались в бороды. Эти ежедневные противоборства помогли Янаре сделать важный вывод: даже могущественные короли правят с одобрения дворян.

Когда в зал входил королевский менестрель, гости умолкали. Исполнив на празднике Двух Единиц обещанную кансону о целомудренной любви рыцаря к замужней даме, он получил желанное место при дворе и теперь трудился в поте лица, отрабатывая приличное жалование. Тиер уже ничем не напоминал странствующего трубадура. Суконную куртку он сменил на приличный сюртук, башмаки из свалянной шерсти — на узкие сапоги. Сбрил юношеский пушок на подбородке, подстриг и умастил душистым маслом волосы.

Тиер садился на ступени, ведущие на возвышение, и, глядя в пустоту, с мечтательным видом касался струн лютни. Трогательно, с волнующей искренностью звучали его песни о любви. Он воспевал дев в весеннем блеске юности и женщин в сиянии летнего солнца. Высоким слогом говорил о суровых воинах, идущих на битву и умирающих на поле брани с именем возлюбленной на устах. Он раскрывал глубину мужских чувств, скрытую наносным слоем жестокого времени.

Рэн сжимал под столом руку Янары и бросал на неё выразительные взгляды. Она опускала голову, пряча пылающее от смущения лицо. Не дожидаясь конца ужина, король и королева прощались с гостями и покидали зал.

Этот день начался как обычно. Янара села перед трюмо, обвела в календаре очередную дату и, обхватив лоб ладонями, уставилась на своё отражение в оловянном зеркале. Разумом завладели тревожные предчувствия: она не сумеет понести. Уже дважды шла кровь, и это при том, что Рэн проводил в постели супруги почти каждую ночь. Неумолимо приближался третий период вынужденного воздержания от близости.

— У вас что-то болит? — прозвучал низкий голос Таян.

— Нет, — ответила Янара и потёрла щёки. Хватит хандрить. Хватит!

— Можно мне потрогать ваш живот?

— У меня ничего не болит!

Это было правдой. После свадьбы боли внизу живота прекратились. Как сказала Таян, семя короля благотворно влияет на здоровье королевы. Кто бы сомневался… Только королева — бесплодная почва, никакое семя не прорастёт. Эти мысли угнетали Янару. Она смотрела на своего искажённого двойника в зеркале и, стиснув зубы, мысленно твердила: «Только попробуй заплакать. Только попробуй!..»

— Ложитесь на кушетку, я потрогаю, — настаивала Таян.

Её мать была целительницей и передала дочери кое-какие знания. Во всяком случае, так считала Таян, хотя никогда не видела своей матери. Янара верила ей и не верила. Девочкам-сиротам свойственно придумывать сказки о родителях. Вдобавок к этому в монастыре, где Янара провела детство и отроческие годы, целителей называли шарлатанами, а разговоры о таинственных способностях людей причислялись к ереси. Но, с другой стороны, руки служанки творили чудеса. Когда у Янары от боли темнело в глазах, Таян прикладывала к её животу или к рёбрам тёплые ладошки, беззвучно шевелила губами, и боль улетучивалась.

— Пожалуйста! — упрямилась девочка.

Янара легла на кушетку и направила взгляд в окно. Женская башня белой свечой упиралась в чистое прозрачное небо. Сейчас палаты пустовали, но когда-то в них было людно и шумно. По коридорам и залам прохаживались дворянки, приехавшие в Фамальский замок с мужьями и отцами, и фаворитки королей с малолетними бастардами. О нравах предыдущих династий рассказывали хранящиеся в библиотеке исторические трактаты.

Тяжело вздохнув, Янара перевела взгляд на Таян:

— Ну что?

Девочка убрала ладошку с её живота и посмотрела на Миулу, ожидающую королеву на пороге купальни.

— Что-то не так? — насторожилась Янара.

Таян виновато пожала плечами:

— Не знаю. Вроде бы всё так, но что-то не так. Простите, я не понимаю.

Янара села. Дрожащими руками прикрыла колени полой халата:

— Что значит — ты не понимаешь?

— Мне кажется, у вас со дня на день пойдёт кровь.

— Не может быть! Слишком рано!

— Может, вы простудились?

Янара уткнулась лицом в ладони. Только простуды ей не хватало.

Таян робко погладила её по спине:

— Такое бывает. Ничего страшного. Мы это вылечим. А знаете что? Давайте думать, что я ошиблась. Я плохо разбираюсь в женских недугах. Может, это и не недуг вовсе, а я зря вас расстроила.

— Добавить в ванну горячей воды? — спросила Миула.

— Ещё чего! — воскликнула Таян. — Попарим королеву в кипятке, потом обложим её горячими камнями, как тёмные крестьянки, и вызовем кровотечение. Мы ничего не будем делать! Подождём немножко, а там посмотрим. Я могла ошибиться.

Миула подлетела к ней и отвесила подзатыльник.

— За что? — опешила Таян, потирая затылок.

Поправив на голове девочки чепец, Миула с силой затянула под её подбородком ленты:

— Если ты в чём-то не уверена, держи язык за зубами!

Янара отправилась в молельню в отвратительном расположении духа. Переступив порог постройки, замерла. На каменной скамье сидела Лейза. Неожиданный и не очень приятный сюрприз. Янаре хотелось побыть одной, она даже служанок оставила снаружи.

— Я тут похозяйничала. — Лейза указала на столик возле двери. — Зажгла свечи.

— Что-то случилось?

— На душе тяжело. Вот… решила посидеть в намоленном месте. Не помешаю?

— Ничуть, — солгала Янара, опускаясь на колени.

— Вы знаете церковный язык? — спросила Лейза, наблюдая, как Янара открывает святое писание, установленное перед скамьёй на подставке.

— Нет.

— Тогда зачем вам книга?

— Так положено. Смотришь на страницы, и кажется, что разговариваешь с Богом, глядя ему в лицо.

— У Бога есть лицо?

Янара села на пятки:

— Вы смеётесь надо мной.

Лейза придвинулась к ней и взяла за руку:

— Я заметила, что вы тоже чем-то озабочены. Хотела вас развеселить. Не получилось?

— Не получилось.

— Что вас тревожит?

— Время. Оно бежит слишком быстро.

Янара хотела добавить, что познала радость замужества, но боится не успеть насладиться счастьем. Но промолчала. Она ещё верила в Бога и уповала на его помощь.

— Милое дитя… — Голос Лейзы был преисполнен сочувствия. — Вы влюбились в мужа.

Янара покачала головой:

— Не уверена, что это любовь. Скорее, благодарность за доброту. Как вам удалось воспитать сына таким?

— Каким? — улыбнулась Лейза.

— Он как герой из песен Тиера. Мне иногда кажется, что Тиер поёт именно о нём.

— А мне кажется, что он поёт о вас. Смотрите, как бы король не приревновал. Приревнует и снесёт менестрелю голову.

Янара нахмурилась:

— Что вы такое говорите?

— Или вы слишком удручены, или я разучилась шутить, — рассмеялась Лейза. — Если честно, я очень надеюсь, что когда-нибудь песни Тиера будут распевать в харчевнях, и мужчины наконец-то изменят своё отношение к женщинам. Я очень хочу, чтобы они видели в супруге прекрасную даму, а не служанку или рабыню.

— Сомневаюсь в этом, — хмыкнула Янара, рассматривая тонкие прохладные пальцы, сжимающие её ладонь. — Таких, как мой муж, единицы.

— Помните, как на вашей свадьбе Тиер задавал гостям вопросы?

— Помню.

— Там был такой вопрос: «Что могущественнее меча?»

Янара вскинула голову:

— Слово.

— Помните, кто ответил?

— Кажется, Хранитель грамот.

— У вас прекрасная память, моя королева, — произнесла Лейза с толикой удивления. — Через руки Хранителя грамот прошли сотни, если не тысячи документов. Кто, как не он, знает правду о силе слова?

И вдруг заговорила с жаром:

— Давайте устроим состязание менестрелей!

— А можно?

— Конечно! Вы королева — только прикажите! Назначим вознаграждение победителю, объявим дату… Проведём состязание, когда будет тепло. В праздник Двух Четвёрок или Пятёрок. Только представьте, вокруг зелено, распускаются цветы, а менестрели поют о любви. Обязательно надо задать тему. Обязательно! А то опять услышим стишки о похождениях блудливых мужиков.

Янара встрепенулась:

— Мне нравится ваша идея!

Не выпуская её руки, Лейза поднялась на ноги:

— Идёмте отсюда. Здесь до ужаса холодно и мрачно. В таком месте хорошо обдумывать самоубийство, а не весёлое мероприятие.

Увлечённые разговором они не заметили, как проделали ставший привычным путь и очутились на террасе башни Молчания. Внизу, на площади, тренировались рыцари и Рэн. Тренировки сынов горных лордов в корне отличались от занятий королевских гвардейцев. Местные воины, как правило, отрабатывали удары, а рыцари и король отшлифовывали движения: выпады, развороты, уходы… Их тренировки напоминали неистовый танец с мечами.

Увидев Янару, Рэн дал знак рыцарям и, раскинув руки, крикнул:

— Моя королева! Не поможете мне снять латы?

Не успев отойти от захватывающей беседы с Лейзой, застигнутая врасплох просьбой мужа, Янара не поняла, как оказалась втянутой в легкомысленную игру. Она пыталась развязать ремни, соединяющие металлические пластины на груди и спине Рэна, а он отклонялся, поворачивался к ней другим боком и всё время шептал: «Я хочу тебя поцеловать».

— На нас смотрят, — говорила она, косясь на рыцарей, сдающих оружие эсквайрам. Но они делали вид, будто ничего не замечают.

— Я хочу тебя поцеловать. Не поцелую — умру.

И Янара сдалась. Рэн покрывал её лицо поцелуями, а она смотрела в небо, туда, где порхала её душа, окрылённая счастьем. Сердце стучало, а разум упорно возвращал в реальность: на террасе стоит Лейза! А рядом… О господи! Приехал лорд Айвиль!

Следуя за мужчинами, Янара с любопытством наблюдала за ними и искренне радовалась, что король и констебль не просто соратники, а близкие друзья. Украдкой бросала взгляды на идущую рядом Лейзу. Как получилось, что эта красивая и мудрая женщина — одинока? Дворяне либо слепы, либо трусливы: такая женщина не каждому по зубам.

Вечером в покои Янары вместо Рэна явилась его мать. Пока караульный вёл их по лестницам и галереям на верхний этаж башни, Лейза поведала жуткую историю о смерти своего отца, герцога Дирмута. Но самым ужасным было то, что королю и королеве теперь предстояло решить судьбу лорда Айвиля. К такому Янара была не готова.

В полном смятении она миновала коридор, увешанный щитами с изображением гербов бывших правителей королевства. Ступив в Тайный зал, вздрогнула от хлопка двери за спиной и оглянулась. Лейза подбодрила её кивком.

Зал был просторным, но Янаре катастрофически не хватало воздуха и света. Борясь с тошнотой, она шла по коврам, приглушающим звук шагов. В окнах мутные стёкла, на стенах гобелены с замысловатыми узорами. В шандалах мерцали свечи, бросая блики на восседающего на троне короля и окружая размытым ореолом фигуру стоящего перед ним мужчины.

Лейза опустилась в кресло справа от трона. Янара села слева. Запахнув на груди меховую накидку, посмотрела на лорда Айвиля. Он ничем не напоминал человека, которого она видела несколько часов назад. Хмурое лицо, жёсткий взгляд, поза, вызывающая смешанные чувства: уважение и страх. В одной руке он держал берет, украшенный крупным коричневым камнем. Другой сжимал рукоять кинжала, вложенного в кожаный чехол на поясе. Тёмный норковый плащ стекал с железных плеч и волной стелился по полу.

— Моя мать ввела вас в курс дела? — тихо спросил Рэн у Янары.

Она кивнула. Ей нравился лорд Айвиль. От него исходила непоколебимая уверенность в собственных силах. Хотелось, чтобы рядом с мужем был именно такой человек, она чувствовала бы себя спокойнее. Но не ей решать.

— У вас есть вопросы? — обратился Рэн поочерёдно к жене и матери.

— У меня есть, — откликнулась Лейза. Немного помолчала, собираясь с мыслями, и произнесла: — Лорд Айвиль! Как я поняла, ваш отец не знал, кого хотят отравить.

— Не знал, миледи, — проговорил он невозмутимым тоном.

— Поклянитесь, что говорите правду.

Киаран прижал руку к груди, закрыв беретом охранный жетон:

— Клянусь памятью своих предков.

— Если бы вашему отцу сказали, что отравят герцога Дирмута, он бы изготовил яд?

— Думаю, да.

Янара заметила, как Лейза сцепила ладони в замок. Видимо, она надеялась получить другой ответ.

— Вот как… — произнёс Рэн еле слышно. Подпёр подбородок кулаком и уставился в непрозрачное окно.

— Айвили ничем не отличаются от оружейных мастеров, — продолжил Киаран. — Мастер знает, что у него купят меч не для того, чтобы вспахивать поле. Меч лишит жизни взрослых, детей, воинов и крестьян. Возможно, им убьют самого мастера, но он всё равно куёт меч. Положи перед ним список имён будущих жертв, он всё равно продолжит ковать меч! Мой отец не был вассалом герцога Дирмута. Их не связывала ни дружба, ни вражда. У моего отца не было причин убивать его. И не было причин защищать его. Он был всего лишь оружейным мастером. Он просто сделал оружие. Не сделает он — сделает кто-нибудь другой. Но звёзды сложились так, что пострадал герцог Дирмут.

— Мне понятна ваша позиция, — вновь подала голос Лейза. — У вас есть документ, подтверждающий, что герцога Дирмута отравили вашим ядом?

— Нет, миледи. Ни документов, ни свидетелей. Об этом знал мой отец и человек, который заказал болезнетворный порошок. Человек назвался господином Маканом. Кто он на самом деле — неизвестно. Есть подозрение, что он — подставное лицо.

— Вы, по сути, признались в том, чего ваш отец мог и не совершить. Вы не знаете этого наверняка, но берёте вину на себя. Смелый поступок.

— Когда мой отец сопоставил даты и факты…

— Остановимся на датах, — перебила Лейза. — В записке, которую вы мне дали, указан срок: пятнадцать лет. Означает ли это, что с момента принятия болезнетворного порошка до смерти человека должно пройти пятнадцать лет?

— Плюс-минус пару лет, миледи. Это зависело от комплекции человека.

— Насколько мне известно, мой отец начал терять силы ещё до женитьбы на моей матери. А умер он в сорок три года. Он болел больше пятнадцати лет.

— У меня есть только два предположения. Либо герцогу подмешали не весь порошок, либо он выпил отравленный напиток не до дна.

Лейза спрашивала, лорд Айвиль давал чёткие ответы, а Янара с нарастающим чувством удивления смотрела то на одного, то на другого. Странная получалась ситуация: Лейза пыталась оправдать Киарана, а он себя обвинял. Они будто бы поменялись местами. От внезапной догадки Янару бросило в пот. Мать короля неравнодушна к лорду Верховному констеблю! Поэтому старается найти хоть что-то, ставящее его признание под сомнение. Она не хочет его смерти!

Янара посмотрела на Рэна.

— Ну а вы что думаете, моя королева? — спросил он.

Лейза и лорд Айвиль обратили на неё взгляды.

— Сын не в ответе за отца. Придумано не мной, — произнесла Янара, поборов робость. — Я думаю… Человек, который добровольно признаётся в ошибках своей семьи и прилагает все усилия, чтобы искупить вину, достоин уважения и заслуживает, чтобы ему дали ещё один шанс.

Рэн постучал пальцами по подлокотнику трона:

— Вы хотите искупить ошибки своего отца, лорд Айвиль?

Киаран поклонился:

— Хочу. Поэтому я здесь, в Фамальском замке, рядом с вами, ваше величество.

Рэн поднялся и протянул руку Янаре:

— Благодарите королеву, лорд Айвиль.

Киаран преклонил колени:

— Я перед вами в долгу, моя королева.

Опираясь на руку супруга, Янара пересекла зал. На пороге оглянулась. Лейза и Киаран стояли возле окна и молча рассматривали непрозрачное стекло.