— Ваше величество…
Рэн открыл глаза и приподнял голову, пытаясь сообразить, где находится. Опочивальня будто тонула в тумане. За окнами висела серая кисея дождя.
— Лорд Верховный констебль просит вас прийти в Первую казарму, — проговорил караульный, стоя у кровати.
Первой называлась казарма, где жили командиры сотен и коннетабль королевской гвардии.
— Который час?
— Уже полдень, ваше величество.
— Полдень? — Рэн сел. Прижал пальцы к вискам.
В голове били барабаны. Последний бокал вина был всё-таки лишним.
— В замок явились разведчики и эсквайры защитников веры. — Голос караульного гудел как боевой рог. — Лорд Верховный констебль сейчас беседует с одним из них в подвале.
В подвале? Мрачное место, скрытое от посторонних глаз, больше подходило для пыток, чем для дружеских бесед. Рэном овладело предчувствие беды. Он свесил ноги с кровати:
— Зови слуг. И позови лекаря. Пусть принесёт что-нибудь от головной боли.
Мокрые башни белёсыми свечами упирались в затянутое тучами небо. От омытых дождём аллей тянуло приятной прохладой. Пахло землёй и травой. Возле кузни, не обращая внимания на морось, гвардейцы и кузнецы осматривали копыта лошадей.
Караульный сопроводил короля в освещённый факелом подвал Первой казармы. В глубине помещения, заставленного бочками, ящиками и мешками, обнаружилась дверь. Лорд Айвиль, коннетабль гвардии и командир отряда Выродков приветствовали короля церемонными поклонами. С табурета, стоящего посреди комнаты, неловко сполз человек в мятом костюме из дешёвого сукна, бухнулся перед Рэном на колени и согнул спину. Телосложение воина, а поведение плебея. Разведчики и оруженосцы зачастую вели себя как мелкие людишки, хотя от тех и других зависела жизнь господина.
Рэн окинул взглядом комнату. На вбитом в стену крюке — масляная лампа. Из мебели: стол и табурет. Ни орудий пыток, ни пятен крови на полу и глинобитных стенах.
— Ваше величество, — произнёс лорд Айвиль. — Это разведчик Вилаш из отряда защитников веры.
— Встань! — приказал Рэн Вилашу.
Тот поднялся, поправил на поясе потёртый ремень и, вытянув подрагивающие руки по швам, уставился себе под ноги.
Рэн присел на край стола:
— Зачем защитникам веры разведчики?
— Местность незнакомая, — пробормотал Вилаш, заикаясь. — В лесах всякий народ встречается. Без разведки никак нельзя, ваше величество.
— Зачем пожаловал в мой замок?
— В храме Веры заперты двери. Заперты изнутри. Я не знал к кому обратиться, увидел патруль…
— Рассказывай по порядку, — перебил Киаран, поигрывая желваками.
— Вчера мы вернулись из похода, — начал Вилаш.
— Ангельского? — уточнил Рэн, наблюдая за лордом Айвилем.
Накануне вечером между ними состоялся серьёзный разговор. Одержимость Киарана подземным лабиринтом не нравилась Рэну, но он не вмешивался в дела соратника, считая, что любой человек имеет право на причуды. Однако докладная Хранителя подземелья, подкреплённая выписками из старых документов, вызвала тревогу. Все, кто пытался пройти лабиринт, — упрямые сыновья бывших Хранителей, каменщики, решившие проверить прочность свода, горе-любовники, вздумавшие добраться до женской башни без провожатого — кончили плохо: одни пропали бесследно, других нашли мёртвыми либо в ужасном состоянии.
Напряжённый диалог короля и лорда Верховного констебля плавно перетёк в попойку. По опочивальням они разошлись под утро. И сейчас Киаран пребывал в отвратительном состоянии духа из-за того, что не выспался. Либо последний выпитый бокал оказался лишним.
Сделав такой вывод, Рэн переключил внимание с Айвиля на разведчика. Лицо серое, губы белые. А с ним-то что?..
— Отвечай королю! — рявкнул коннетабль, сжимая торчащую из ножен рукоять меча.
Рэн впервые видел его таким разъярённым.
Вилаш затрясся, того и гляди упадёт замертво:
— Разведчики к этому не причастны, клянусь! Если бы я знал, во что ввязываюсь, ни за что не согласился бы. И деньги мне ихние не надо. Я сам готов им заплатить, лишь бы оказаться дома.
— Что происходит? — напрягся Рэн.
Киаран вскинул голову:
— Святейший надумал закатить рыцарям пир. Выгнал холуёв из храма. Утром они явились на службу, а двери закрыты. Постучали, покричали, никто не открывает. А тут патруль. Холуи кинулись к Выродкам: мол, так и так. Те их за шкирку и сюда.
Лорд Айвиль оскалился. От его звериной улыбки Рэну стало не по себе.
— Я уже хотел сам пойти в храм порезвиться, но в последний миг мелькнула мысль: а не воспользоваться ли случаем, пока дигорские молодчики спят в стельку пьяные? Вдруг кто-то из холуёв захочет рассказать, где были, что видели. Но больше всего меня интересовало, почему эти мрази вернулись, а мои люди — нет.
За дигорцами отправились следить два воспитанника Стаи. Из королевской конюшни им выделили спокойных и тихих лошадей неброской соловой масти. Подростков одели как сынков зажиточного крестьянина — на тот случай, если защитники веры их заметят. К сёдлам приторочили сумки с «подарками» из города. В отвороты сапог спрятали метательные ножи.
Взгляд Киарана сделался хищным, как и его улыбка.
— Эти твари их убили.
Рэн обратился к разведчику:
— Как это произошло?
— Не-е-ет! — погрозил пальцем Киаран. — Пусть эта сволочь рассказывает всё по порядку!
— Разведчики тут ни при чём, — простонал Вилаш.
— Слышали уже! Рассказывай!
Вилаш с обречённым видом посмотрел на Рэна:
— В одной деревне они избили до смерти богослова. Он неверно толковал святое писание. В другой деревне крестьяне отказались жертвовать на молельню. Защитники выхватили из рук женщины младенца и бросили в колодец. Потом пустили коней галопом по полю. Там играли крестьянские дети. Разведчики не ехали по полю. Клянусь!
— Где это произошло? — насупился Рэн.
— В пойме Синебрюхой реки.
— Королевский домен, — заметил лорд Айвиль.
— В феодах такого непотребства они не творили, — сказал Вилаш. — Иногда мы ночевали в замках лордов. Нас хорошо встречали.
Рэн прищурился:
— Кто вас встречал?
Сообразив, что сболтнул лишнее, Вилаш привалился спиной к стене:
— У меня плохая память на имена, а на флаги я не смотрел.
В комнату заглянул гвардеец:
— Прислужники Святейшего отца своими криками взбаламутили весь город. Толпа горожан прибывает.
— Толпу разогнать. Прислужникам дать плетей, — распорядился Рэн и обратился к Вилашу: — Ты точно уверен, что Святейший и защитники в храме?
— Все лошади в конюшне. Я сам проверял. И храм закрыт изнутри.
Рэн повернулся к Айвилю:
— Где остальные разведчики?
— В подвале под кузней. Вместе с эсквайрами защитников. Мы решили запереть их всех, пока не прояснится ситуация.
— Этого туда же. Потом с ним закончим.
— Ваше величество, две минуты, — попросил Киаран и кивнул Вилашу. — Расскажи о последнем «подвиге».
Тот опустил голову. Прикрыл ладонью глаза:
— На обратном пути мы обнаружили в лесу хижину знахаря. Кроме него, там было ещё пятеро: мужик — с виду мелкопоместный дворянин, двое слуг, девушка и рыцарь. Его доспехи были свалены в углу хижины. Знахарь отпилил ему одну ногу, вторая нога была в лубке. Девушка назвалась фрейлиной королевы. Защитники пустили её по кругу. Потом убили всех, кроме рыцаря. Его оставили умирать от жажды. Мы отъехали прилично, когда кто-то сказал, что рыцаря могут найти живым и все узнают, что там произошло. Защитники получили от какого-то дигорского начальника приказ: не трогать дворян и вести себя с рыцарями почтительно.
Рэн поймал на себе многозначительный взгляд Киарана. Последняя фраза разведчика чётко обрисовала картину происходящего. Король Джалей и Первосвященник не хотели наживать врагов среди представителей сословия сражающихся, куда входили лорды, мелкопоместные дворяне и рыцари. Вполне возможно, что Дигор надеялся заручиться их поддержкой, когда Ангельское войско вторгнется в Шамидан.
— Несколько защитников вернулись, а там мальчишки… привязывают рыцаря к лошади, — вымолвил Вилаш и судорожно вздохнул. — Больше я ничего не скажу.
— А больше и не надо, — произнёс Рэн и стремительным шагом вышел из комнаты.
Вскоре кони вынесли короля и коннетабля гвардии из Фамальского замка и поскакали по дороге, ведущей к храму Веры. На площади их догнали лорд Айвиль и командир Выродков — им пришлось задержаться в хранилище оружия.
Прислужники, окружённые гвардейцами, сидели на лестнице, взбегающей к парадному входу в святилище. Двое воинов барабанили сапогами в двери, обитые бронзовыми листами. Рэн скользнул взглядом по глухим стенам. Неприступная крепость…
— Двери запираются изнутри на замок? — обратился он к прислужникам.
— На замок и на засов, — прозвучало в ответ.
— Топорами и молотами тут не обойтись, — проговорил лорд Айвиль. — Нужен таран.
— Не нравится мне это, — подал голос коннетабль. — Мне кажется, защитники устроили нам западню.
— С обратной стороны есть запасной вход, — сказал лорд Айвиль. — Не думаю, что он укреплён.
Они обогнули здание, въехали в распахнутые ворота и двинулись через внутренний двор мимо конюшни, бани, сараев и прочих хозяйственных построек. Возле крепкой на вид деревянной двери стояли Выродки. Их кони, встряхивая влажными гривами, бессовестно опустошали чужие лошадиные кормушки и поилки.
— Выбивайте! — приказал Рэн и спешился.
Выродки притащили из сарая увесистые чурки и принялись бить ими в дверь. Кони, приученные к шуму и неожиданным звукам, не отрывались от корма. В конюшне испуганно ржали лошади защитников. Стонали железные петли, трещало дерево, на землю летели щепки. На грохот, разносящийся по округе, сбежались гвардейцы и церковная прислуга. На ближней к площади улице столпились зеваки, но подойти ближе и посмотреть, что происходит за высоким каменным забором, никто не решился.
Наконец дверь издала оглушительный скрежет и рухнула, оставив в боковых брусьях искорёженный металл петель и скоб засова. Гвардейцы и Выродки хлынули внутрь. Рэн, лорд Айвиль и коннетабль гвардии остались снаружи.
Из храма доносились приглушённые голоса и неторопливый перестук каблуков по каменным плитам. Потом всё стихло. Рэн напрягал слух, надеясь услышать хоть что-то, но в здании царила зловещая тишина.
— Никого нет, — предположил коннетабль.
— А кто же закрыл двери? — усмехнулся Киаран.
Наконец раздались твёрдые шаги. В дверном проёме возник командир Выродков:
— Можете войти, ваше величество. Только возьмите кого-нибудь из церковной челяди. Нужны свидетели со стороны.
Рэн махнул двум престарелым слугам:
— Идёте с нами.
— Разрешите показать, откуда всё началось, — произнёс командир и пошёл перед Рэном. — Этот коридор ведёт во флигель. Там, как я понял, жили защитники веры и те, кто их сопровождал.
Жили… Слово резануло слух.
— Там жили мы, — откликнулся церковный прислужник, еле поспевая за мужчинами, которые не проводили ни дня без физических упражнений. — Когда приехал Святейший отец, мы уступили свои комнаты его людям.
Озираясь, Рэн поморщился. Воняло мочой, словно обитатели опорожнялись, где придётся. И это явно не слуги.
Командир Выродков вошёл в комнату и замер сбоку от двери, позволяя королю и его спутникам осмотреться и самим сделать выводы.
Дневной свет проникал в каморку через крошечное окно под самым потолком. Нищенская обстановка подтверждала статус хозяина — жалкий слуга. Меч в углу, доспехи на стуле и окованный медью сундук подсказали: здесь временно обитает человек из привилегированного сословия. На кровати лежал мужчина. Глаза закрыты, на лице умиротворение. Можно было решить, что он крепко спит, если бы не бурые пятна на одеяле и подушке.
Киаран двумя пальцами отогнул край одеяла. Голова отсечена от тела одним сильным и точным ударом.
— Во флигеле двенадцать трупов, все в кроватях, — произнёс командир Выродков. — Всем отрубили головы. Они даже не проснулись. На полу нет кровавых следов. Поэтому я решил, что он начал здесь.
— Кто — он? — спросил Рэн.
— Я вам его покажу, — уклончиво ответил командир. Покинув комнату, сопроводил короля до просторного помещения и снова замер сбоку от двери.
— О, господи… — прошептали слуги и хотели выйти из трапезной.
Коннетабль схватил их за рукава серых балахонов:
— Стоять!
Глазам Рэна предстала мерзкая картина. Вне всякого сомнения, защитников веры убийца застал врасплох. Четверо сидели на скамьях, продолжая держать в руках кубки или куски мяса. Их головы валялись возле ног. Пятеро воинов, разрубленные от плеча и до пупка, лежали на полу. И лишь трое пытались обороняться ножами. Смертельно раненые, они ползли к арочному проёму в дальней стене и в двух шагах от него распрощались с жизнью.
Стол, уставленный блюдами с остатками еды, стены и потолок были окроплены кровью. На полу кровавые дорожки и следы от сапог.
— Потом он пошёл туда, — произнёс командир.
Пересёк трапезную, стараясь не наступать на кровь, и скрылся в арочном проёме. Король и его спутники последовали за ним, глядя себе под ноги. Удивляло, что тут прошли десятки Выродков и гвардейцев, но на полу виднелись только кровавые отпечатки сапог убийцы. Шаг размашистый, уверенный. Воин торопился и в то же время трезво мыслил.
— Не отставайте! Не отставайте! — повторял коннетабль, посматривая через плечо на прислужников, а те, приподнимая подолы балахонов, помертвевшими губами шептали молитвы.
Коридор привёл к лестнице, залитой кровью. На ступенях в уродливых позах лежали изрубленные нагие мужчины.
Командир указал вниз:
— Он продолжил там, в купальне. А здесь добил тех, кому удалось сбежать.
— Я туда не пойду, — заупрямился прислужник. — Я не могу идти по крови. Меня сейчас вырвет.
— Пусть остаётся, — подал голос слуга помоложе. — Я пойду.
Они спустились по скользким ступеням, переступая через трупы, и очутились в предбаннике. На скамьях и вбитых в стены крюках — одежда. На полу — кровавые следы босых ступней. Кое-где виднелись красные отпечатки подошв сапог.
Гвардейцы, стоящие на страже возле входа в купальню, отошли в сторону, пропуская короля и его спутников.
Рэн переступил порог и с трудом проглотил ком в горле. Такого кошмарного зрелища он никогда не видел. Помещение буквально кровоточило, в нём не было ни одного светлого пятнышка. В бассейне алая вода. Застывшие тёмно-рубиновые капли свисали с опрокинутых жаровен. Везде валялись обрубки ног и обнажённые трупы мужчин и женщин. Людей здесь было много, и убийца решил сначала их обездвижить, а потом добить. Сделал он это весьма умело и действовал стремительно.
Скрючившись на скамье, голая девица бормотала: «Мамочка моя… Мамочка…» Её тело в свете настенных масляных ламп отливало жутким багрянцем.
Рэн развернулся на каблуках, пересёк предбанник и поднялся по лестнице. Одинокие следы от сапог довели его до главного зала.
Выродки и гвардейцы полумесяцем охватывали возвышение. На ступенях сидел человек, прислонясь спиной к трибуне. Глаза закрыты. На коленях длинный двуручный меч. Рука расслабленно лежит на рукояти.
Глядя на него, Рэн понял, почему командир Выродков не сказал сразу, кто убийца. Человека, который искупался в крови, назвать Святейшим отцом не поворачивался язык.
— Господи, боже мой, — запричитал прислужник. — Что же это делается? За что нам такое наказание?
— Уведите его, — велел Рэн и окинул взглядом огромное изваяние ангела-спасителя, раскрывшего крылья за спиной Святейшего отца — теперь уже бывшего. — Вы плохо себя чувствуете?
— Это случилось в Осмаке, — заговорил Святейший, не открывая глаз. — В одной деревне нам подали на ужин жареных гусей. Начался пост, на столе гуси, а накануне крестьянам говорили о воздержании во время праздников. Святой отец, который возглавлял этот поход вместе со мной, спросил меня: «Ваша верность кодексу веры абсолютна?» Я ответил: «Да». «Тогда вы знаете, что делать». Деревня обезлюдела за несколько минут. Мы ходили по избам, добивали раненых и тех, кто успел спрятаться. Я спустился в погреб. Там, среди мешков, сидела девочка лет пяти. Увидела меня, прижала палец к губам. Тише, говорит, я с мамой и папой в прятки играю. Её мать и отец лежат наверху. На моём мече ещё не высохла их кровь… Вокруг леса непроходимые. Дикие звери. И нет ни одной души, кто помог бы ей выжить. И ангела-спасителя рядом с ней нет. Он отсиживался на моих оплечьях.
— Что вы сделали? — спросил Рэн, хотя ответ был очевиден.
— Мы все попали в демоническую воронку. С каждым оборотом ад становился всё ближе. Этот погреб стал моим личным адом. Я хотел из него выбраться, но он меня не отпускает.
— В Дигоре было не так?
Тяжело вздохнув, Святейший открыл глаза и, придерживая меч, принял удобную позу. Взвизгнула сталь клинков, Выродки и гвардейцы встали в стойку, готовые ринуться вперёд.
Святейший усмехнулся. Положил меч рядом с собой и с силой оттолкнул. Клинок проехал по помосту и упёрся остриём в стену.
— В Дигоре всё было иначе. Мы очищали королевство от разбойников и повстанцев. Мы не вырезали крестьян как скот, не топили детей в колодцах, не сжигали деревни, не вытаптывали посевы. Первый Ангельский поход явился актом рыцарского благородства. И я без задней мысли возглавил поход в Осмак. — Святейший раскинул руки. — Ну что же вы медлите? Убейте меня, только не здесь. Во всём мире не найдётся оправдания убийству слуги божьего в его собственном доме. Хотя… какой я слуга? Убейте меня и выдайте мой труп Джалею. Убейте или это сделает он.
Киаран прошептал Рэну в ухо:
— Можно вас на пару слов?
Они отошли за колонну.
— Похоже, болтун Вилаш всё ему рассказал, — проговорил Киаран еле слышно. — Король Джалей знал, на что способен его дядюшка. Знал о его приступах ярости и знал, что их вызывает. В монастыре все исповедуются. Уверен, что его исповедь дошла до ушей Джалея.
Рэн покачал головой:
— А мы хотели приставить к нему охрану. Охранять следовало защитников веры. Думаю, Джалей не ожидал такого исхода. Или ожидал?
Киаран с шумом выдохнул:
— Понятия не имею.
— Мы должны либо казнить Святейшего, либо отдать Джалею. Но! Его казнь может стать поводом для начала Ангельского похода. Значит, у нас нет выбора.
— Есть! Я знаю, что делать. Джалей сам от него откажется.
Рэн с интересом посмотрел Киарану в глаза:
— Вы так хотите его спасти?
— Он рассчитался с убийцами моих воспитанников. Я перед ним в долгу.
Раздались быстрые шаги. Из-за колонны появился коннетабль гвардии:
— Ваше величество, только что сообщили из замка: наши пленные задушили себя собственными ремнями.
— Все? — опешил Рэн.
— Все до одного. Караульные принесли им воды, а они уже посинели.
— Вилаш признался им, что предал их, — заключил Киаран и прошептал с жаром: — Я знаю, как выбраться из этой ситуации. Ваше величество! Я знаю!
— Действуйте, — сказал Рэн и с коннетаблем отправился в замок.
Киаран отпустил гвардейцев, послал своего человека в Просвещённый монастырь и, доверив охрану Святейшего Выродкам, проследовал на кухню. Соль хранилась, как и положено, в запертом на ключ шкафу. Её невозможно отличить от яда, и обитатели храма опасались отравления.
Вернувшись в зал, Киаран щедро осыпал головы наёмников солью, чтобы кристаллики были видны в волосах. Бросил горсть на себя и вышел во внутренний двор. По мнению клириков, безумие заразно и только монастырская соль защищала здоровых людей от болезни. Киаран не верил в чудодейственную силу приправы к еде, но надо было оградить своих людей от подозрений всезнающих монахов.
Настоятель монастыря и его помощники-клирики не заставили себя ждать. Выслушав Киарана, провели ритуал с настоящей монастырской солью, прихваченной из обители, и гуськом двинулись за лордом Верховным констеблем.
Он повёл их по комнатам, залитым кровью, не уставая твердить: «Они обезумели. Половину отряда мы заперли в укромном месте, чтобы они никого не заразили. Они задушили сами себя. А эти закрылись в храме. Вы только посмотрите. Нормальные люди в здравом рассудке такого бы не сделали».
Дойдя до главного зала, настоятель монастыря взглянул на Святейшего и кивнул.
Кьяр устал думать. Он не знал и не хотел знать, почему его связали и усадили в закрытую повозку. Было жалко только меч, который вручил ему отец, посвящая в рыцари. Холод рукояти и блеск клинка больше никогда не взбодрят его кровь. Сквозь полудрёму Кьяр прислушивался к шуму города и вдыхал запах прелой соломы — на ней он сидел. По крыше повозки лениво барабанили капли дождя. Колёса сначала громыхали по мостовой, потом зашуршали по гравию. Лошадь остановилась.
Раздался стук. Скрипнули дверные петли. Прозвучал грубый голос:
— Вам повезло. Утром один отдал Богу душу.
Возница и клирики вытащили Кьяра из повозки и принялись снимать с него путы. Он неохотно посмотрел по сторонам. Справа кладбище. Слева городская стена. Перед носом непонятная постройка, похожая на сторожевую будку.
— Ох, ты чёрт… — прошептал здоровый как медведь мужик в ватных штанах и куртке. — Да он весь в крови!
Волоча по земле цепи кистеня с крючками на концах, обошёл Кьяра:
— Неужто Святейший?
— Умолкни! — прикрикнул клирик.
— А я чё? Я ничё. Моё дело маленькое. — Мужик ткнул рукояткой кистеня Кьяра в спину. — Шагай! Вздумаешь брыкаться, насажу на крючки и потащу волоком.
Кьяр вошёл в будку. Сзади хлопнула дверь. Проскрежетали запоры. И снова тычок в спину. Узкая лестница с крутыми ступенями привела в подземелье. Свет масляной лампы выхватывал из темноты железные решётки, к ним с диким хохотом льнули заросшие, грязные люди в лохмотьях. Мелькнула мысль: Безумный дом.
Втолкнув узника в камеру, надзиратель навесил на дверцу замок и потопал обратно, унося с собой лампу.
В наступившей тишине и темноте, Кьяр на ощупь исследовал новое жилище. Едва не сломав ногу в дыре для отправления естественных надобностей, сел на лежанку и протяжно вздохнул.
— Не вздыхай так тяжело, — прозвучал мелодичный мужской голос. — Здесь не так уж и плохо.
— Кто ты?
— Белый дьявол.
— Почему сменил масть?
— Не хочу походить на людей.
Кьяр откинулся на стену и закрыл глаза:
— Я тоже дьявол. Только в чёрном.
— Нельзя называть себя дьяволом. Дьявол один!
— Как и Бог.
— Как и Бог, — согласился невидимый собеседник. — Любишь его?
Кьяр плохо соображал, но и промолчать не мог. Он боялся остаться наедине со своими мыслями. В темноте. В нестерпимой вони. В жутком холоде.
— Бога-то? Люблю.
— А что ж поступал не по-божески?
— Думал, что так хочет Бог. — Кьяр выпрямил спину и, борясь с тошнотой, посмотрел влево. Казалось, что голос звучит рядом, но такого не может быть! Чтобы успокоить нервы, проговорил: — Теперь искупаю вину.
— Вряд ли у тебя это получится, — полился голос сверху. — Преступления против души невозможно искупить.
Кьяр поднял глаза к потолку:
— Тогда я искуплю грехи страшной смертью.
— Смерть не может быть страшной.
— Скажи это тем, кто гниёт заживо или горит на костре.
Послышался шорох, словно кто-то прошёл около лежанки, задев её одеждой. Кьяр забился в угол. Он сошёл с ума. Он и правда сошёл с ума!
— Это предсмертные муки, — прозвучал голос из глубины камеры. — Смерть — смерть! — есть самое прекрасное, что может произойти с человеком. Смерть — освобождение от всего, что тебе мешало быть счастливым. Вы любите представлять высшие силы в образе людей. Бога представляете старцем, дьявола чем-то вроде козла, с рогами и копытами. Так вот, смерть — это женщина неземной красоты. Её объятия избавляют от боли. Её поцелуй дарит волшебный полёт.
— Что ты знаешь о смерти! — вскричал Кьяр, трясясь в ознобе.
— Всё! Я умирал много раз.
— Ладно, тогда скажи, что ждёт человека после смерти?
— Эйфория или ад.
— Ты был в аду?
Послышался тихий смешок.
— Ад — мой дом родной. Я умираю и возвращаюсь домой, снова и снова, снова и снова. А в нём по-прежнему людно, наплёвано и нагажено.
Кьяр свернулся калачиком на лежанке и обхватил руками голову.