Белая Кость

Часть 21

— Хорошая работа, — сказала Лейза, наблюдая, как швея расправляет на плечах Янары меховую накидку из зимнего горностая. — У тебя золотые руки.

— Благодарю вас, миледи, — поклонилась портниха и вновь принялась выкладывать мех фалдами. — Меня всему научила мать. Она была личной швеёй королевы Эльвы, а королева Эльва была очень требовательна к своему внешнему виду. Когда её отправили в крепость, швейную мастерскую при замке закрыли. Не знаю, где бы мы оказались, если бы не Хранитель грамот. Точнее, его супруга. Она приютила нас в своём особняке, а потом помогла купить комнату под мастерскую.

— Вы больше не виделись с королевой?

— Нет, миледи. Нам иногда приносили её старые платья. Мы пришивали новые рукава и воротнички, латали юбки и плакали. — Швея провела ладонями по меху. — Какую приклепать застёжку: золотую или серебряную?

Лукаво улыбаясь, Лейза склонила голову к плечу:

— А ты как считаешь?

Портниха отступила от Янары на пару шагов, окинула её оценивающим взглядом:

— Из голубого серебра, под цвет глаз миледи. Я подберу такого же цвета вуаль. И ещё… Оторочу мехом подол платья.

Лейза выгнула бровь:

— Успеешь?

— У меня в запасе целая ночь, миледи, — поклонилась швея.

— Ну а вам, леди Янара, нравится ваш свадебный наряд?

— Очень. Но меня одолевают сомнения. — Она повернулась к оловянному зеркалу. — Сегодня мне приснился странный сон. Вокруг люди. Бегают дети. Меня кто-то толкает в спину, и я оказываюсь рядом с королём. Он снимает с моей головы капюшон и спрашивает: «Вы кто?» — Янара рассмеялась. — А я забыла, как меня зовут. Впервые в жизни я забыла собственное имя! Король смотрит на меня, я на него. Чувствую себя полной дурой и думаю: кто же я на самом деле?

— Ну и как? Вспомнили? — спросила швея, глядя на неё с улыбкой.

— Вспомнила. Когда проснулась. И десять раз повторила своё имя: Янара, Янара, Янара… А теперь смотрю в зеркало, и мне хочется спросить: «А вы кто?» — Она указала на своё отражение. — Эта женщина мне незнакома. Вдруг завтра всё случится, как в моём сне?

— Не случится, — заверила швея. — Мне перед свадьбой приснилось, что я пришла в молельню голой. Муж в кафтане, священник в сутане, а я — в чём мать родила.

Миула и Таян, стоя у двери, тихонько захихикали.

— Сейчас, конечно, смешно, — продолжила швея, снимая с Янары накидку. — А тогда я проснулась в холодном поту и сразу надела всё, что приготовила мне мама, хотя стояла глубокая ночь. Я так боялась, что сон сбудется.

— Подожди в гостиной, служанки вынесут тебе платье, — велела Лейза портнихе и, присев перед трюмо, стала перебирать в шкатулке украшения.

Миула и Таян помогли Янаре переодеться и удалились.

— Не понимаю, к чему такая спешка, — сказала Янара, заталкивая непослушные пряди в причёску.

— Какая спешка?

— Со свадьбой.

— Вам не принесли календарь зачатия? — спросила Лейза, любуясь блеском камней в ожерелье.

Янара опустилась на край перины и взяла с подушки книжицу:

— Принесли что-то, но я не успела посмотреть.

— Вы со своим мужем не придерживались рекомендаций?

— Мне неприятны разговоры о муже, который, как оказалось, был мне не мужем. Получается, что я жила в грехе целых три года. Гореть мне в аду.

— Вы мечтали попасть в рай?

— Надеялась.

— Не расстраивайтесь. В аду весело: все бегают, кричат. А в раю скучно: там только бог и святые. — Лейза надела на запястье браслет из красного золота. — Посмотрите, какая прелесть! Вам понравились подарки короля?

— Мне приятно его внимание.

— Ну что же вы медлите? Загляните в календарь.

Вздохнув, Янара открыла книжку. Она знала, что церковь запрещает исполнять супружеский долг в религиозные праздники, перед исповедью и после, во время поста, по средам, пятницам, субботам и воскресеньям, во время беременности и кормления ребёнка грудью. Знала, что нельзя удовлетворять плотские желания при свете дня, обнажёнными и в ином месте, кроме постели. Для Холафа Мэрита не существовало запретов, что несказанно огорчало Янару. И если сейчас она держит в руках эту книгу — значит, король готов следовать предписаниям. Их встречи на брачном ложе сведутся к минимуму.

В конце книжицы находился календарь зачатия, составленный настоятелем Просвещённого монастыря. Святой старец утверждал, что дети, зачатые в полнолуние, становятся приспешниками дьявола. Мальчику, зачатому в двадцатый день лунного месяца, суждено стать грабителем или убийцей. Девочка, зачатая при убывающей луне, станет шлюхой, а мальчик родится калекой… Двадцать девять с половиной дней. Из них только десять были благоприятными для зарождения новой жизни — при условии, что на эти дни не распространяются церковные запреты.

Янара потёрла лоб. Наследник престола появится не скоро.

— Через неделю полнолуние, — проговорила Лейза, складывая украшения в шкатулку. — Потом праздник Двух Единиц.

Первый день первого месяца нового года Янара всегда встречала в монастыре. Монахини водили хороводы вокруг серебристых берёз и распевали песни, а вечером усаживались в общей комнате в кружок и со слезами на глазах вспоминали, как они отмечали этот праздник в кругу семьи. Янаре не о чем было вспоминать, она делала то, чем обычно занималась каждый зимний вечер: мыла посуду, подбрасывала дрова в очаг, разносила по кельям ночные горшки, садилась у окна и смотрела на своё отражение.

— Что там дальше по лунному календарю? — спросила Лейза.

— После праздника зачатие запрещено, иначе родится умственно отсталый ребёнок… Вы этому верите?

— Зная, как народ празднует, — верю.

Янара пробежалась взглядом по строчкам. Вернулась в начало книги. Запрет разделять ложе с мужем перетекал с праздников на следующие дни. Теперь понятно, на какие познания опирался святой старец, составляя календарь. Он не хотел, чтобы люди делали детей, будучи в подпитии или в состоянии похмелья.

Лейза закрыла шкатулку, постучала ногтями по крышке и обернулась к Янаре:

— Что вы знаете об обязанностях супруги короля?

— Ничего. Но я быстро учусь.

— Главная обязанность супруги короля — рожать здоровых детей.

Янара опустила голову:

— Понятно.

Лейза пересекла опочивальню и села рядом:

— И это меня сильно беспокоит. Вы были замужем три года. Срок достаточный для того, чтобы подарить супругу наследника. Но этого так и не случилось. У него были бастарды?

— Мне не разрешали покидать башню. Я ни с кем не виделась, кроме двух старых служанок. Они говорили, что герцог Мэрит бесплоден. Я не знаю: они говорили правду или хотели меня утешить.

— Вы мне симпатичны, Янара. Мне нравятся ваши взгляды и поступки. Опыт приходит с годами, а мудрость проистекает из страданий. У вас ещё нет жизненного опыта, но толика мудрости уже есть. Поэтому буду с вами откровенна…

— Сколько вы даёте мне времени?

Лейза хмыкнула:

— Я в вас не ошиблась. Тем более будет жалко с вами прощаться. — Забрала у Янары книжицу и, подойдя к камину, бросила в огонь. — Король не верит в эту ерунду. Но! Грядут праздники и запретные дни, в которые церковь не проводит обряды бракосочетания. Поэтому свадьба состоится завтра.

Янара вскинула голову:

— Сколько у меня времени?

— Думаю, года будет достаточно.

— Не проще мне сбежать прямо сейчас?

— Вы хотите опозорить короля? Хотите, чтобы вашего брата и вашу сестру заточили в темницу?

Внутренняя дрожь перекочевала в пальцы. Янара сцепила ладони в замок:

— Что произойдёт со мной через год?

— Господи! — воскликнула Лейза с наигранным удивлением. — Откуда у вас такие мысли? Я вам не враг, милая Янара. Сделайте короля счастливым, подарите ему сына. А потом подарите дочь и ещё одного сына. Дайте продолжение династии Хилдов, чтобы никто и никогда не посмел оспаривать наше право на трон. А я буду взывать ко всем богам, чтобы для вас придержали место в раю.

Взяла с кресла плащ и, бросив прощальный взгляд, покинула опочивальню.

Янара подошла к окну. Стены главной башни скрывали от её глаз коридоры и залы, гвардейцев и рыцарей. Но память отчётливо рисовала просторную палату, изысканную мебель, расчерченный мелом стол и склонившегося над ним правителя Шамидана.

Глашатаи оповестили столицу о предстоящей женитьбе короля всего за несколько часов до обряда бракосочетания. К тому времени большинство лордов разъехались по феодам, заезжие купцы разобрали торговые палатки, с улиц исчезли бродячие комедианты и трубадуры. Горожане сообразили, что празднество будет скромным, и заговорили о Рэне Хилде как о рачительном правителе. Очередной грандиозный пир опустошил бы казну. Чтобы её наполнить, Первый казначей, столь нелюбимый народом, снова придумал бы какой-нибудь налог. Люди помнили, как после череды рыцарских турниров и королевских охот платили налоги на лунный свет и полоскание белья, на тень, окна и дождь… Лишь дворяне знали истинную причину «бережливости» правителя. Хотя его избранница теперь не считалась вдовой герцога Мэрита — церковь попросила короля проявить уважение к памяти усопшего и не устраивать пышных гуляний.

Приглашение на торжество получили великие лорды, верхушка церковной иерархии, сановники, занимающие высокие посты, и рыцари, прибывшие с Хилдом из Дизарны. Король обделил вниманием потомков трёх древних фамилий: лорда Мэрита, бывшего главу Знатного Собрания лорда Ратала и его коллегу лорда Кламаса, подозреваемого в насилии над королевой Эльвой. Если двое последних проглотили горькую пилюлю молча, то Мэрит вскипел от злости и устроил скандал в храме Веры. Потом промчался на коне по улицам, будоража людей криками: «Бари Флос! Я найду тебя, и ты за всё ответишь!» Стражникам пришлось сопроводить скандалиста до главных городских ворот и проследить, чтобы он не вернулся в столицу через другие ворота.

День, на который была назначена церемония, выдался студёным и солнечным. На окнах домов переливалась изморозь, под копытами лошадей и подошвами сапог визгливо поскрипывал снег. Натягивая войлочные колпаки на уши и потирая носы, горожане толкались на перекрёстках в ожидании, когда из харчевен выкатят бочки с дармовым вином. Детвора пёстрыми стайками носилась по улицам, выпрашивая у прохожих медяки на сладости.

Фамаль шумел, но перед храмом Веры было тихо. Сыны Стаи оцепили площадь. Королевские гвардейцы выстроились вдоль дороги, соединяющей храм и Фамальский замок. Приглашённые на торжество дворяне переступали с ноги на ногу возле широкой лестницы, наверху которой столпились священники. Перед лицами мужей клубился мутный воздух, оседая на усы и бороды инеем.

На часовне загудели колокола. На площадь выехал король в сопровождении знаменосцев и рыцарей. Ветер колыхал над их головами пурпурные штандарты с белыми лебедями, перебирал тяжёлую бахрому на попонах, прикрывающих спины и бока коней. Процессию замыкала гнедая тройка, запряжённая в лакированную карету.

Перед храмом всадники спешились. Коннетабль королевской гвардии лично открыл дверцу экипажа, откинул подножку и помог выйти сначала матери короля, затем невесте. Янара расправила края вуали, спадающей на грудь. Стуча от холода и волнения зубами, посмотрела на мрачное здание, прокалывающее шпилями небесную синеву.

— Клятву не забыли? — прозвучал голос Рэна.

Янара оглянулась:

— Нет. А вы?

Он улыбнулся и взбежал по ступеням. За ним последовала Лейза. Истекали последние минуты её единоличного влияния на короля. Совсем скоро она, занимающая первое место при дворе, станет второй и будет ходить за новоявленной королевой, глядя ей в спину.

Янара поднялась по лестнице. Ступив в священную цитадель, замерла, вдыхая запахи ладана и мёда. Так же пахло в монастыре, в небольшой молельне, где настоятельница произносила проповеди. На этом сходство храма и монашеской обители заканчивалось.

Огромный зал без окон, освещённый сотнями свечей, напоминал усыпальницу. Фрески на стенах изображали сцены из святого писания. Службы, как правило, проводились на церковном языке, который знали только посвящённые. Поэтому простым смертным ничего не оставалось, как слушать непонятные молитвы, глазея по сторонам, и получать представление о религиозном учении через картины.

На помосте возле трибуны стоял Святейший отец, похожий на зловещего ворона. За его спиной возвышалось мраморное изваяние ангела-спасителя. Гигантские крылья и мускулистое тело говорили о непобедимости светлых сил, но символическая статуя почему-то вселяла не надежду на спасение, а страх.

Янара посмотрела на жениха, ожидающего её возле трибуны. Высокий, широкоплечий, черноволосый, черноглазый. Кожаная куртка расшита золотым шнуром. Штаны заправлены в узкие сапоги. На поясе чехол с кинжалом. В храм нельзя входить с оружием. Почему же ему разрешили? Ах, да… Это же король. У другой женщины сердце зашлось бы от гордости и радости, Янара же чувствовала себя опустошённой, без проблеска каких-либо эмоций.

Наконец дворяне создали живой коридор к помосту. Воцарилась тишина, нарушаемая далёким перезвоном колоколов. Янара пошла вперёд, подметая каменные плиты мехом горностая. Ноги ватные, тело непослушное, в голове туман. Взойдя на возвышение, уцепилась взглядом за сиренево-красный камень на рукояти кинжала.

Святейший отец открыл брачный молитвослов в белом переплёте, пропел молитву и, закрыв книгу, проговорил:

— Принесите клятвы при свидетелях таинства и перед богом.

Рэн убрал вуаль с лица Янары. Взял её за руки:

— Я мог бы пообещать любить вас до последней минуты, отведённой мне в этом мире. Мог бы пообещать быть рядом с вами в болезни и здравии, в богатстве и бедности. Я мог бы пообещать вам многое, но не стану. Я знаю, что буду любить вас всю жизнь без всяких клятв. Я беру вас в жёны, леди Янара, и отдаю вам своё сердце.

Она подняла глаза. Пытаясь вникнуть в смысл сказанного, задержала дыхание. Ощутила горячие крепкие пальцы, сжимающие её ладони. Почувствовала, как жар взбегает по рукам и обвивает горло. Её любят? Неправда… Мужчины не умеют любить.

— Я знаю, что буду верной женой и хорошей матерью, — проговорила Янара и не узнала своего голоса. — Я окружу вас заботой и лаской, разделю с вами светлые и тёмные дни. Я беру вас в мужья, король Рэн, и отдаю вам себя.

Они коснулись губами переплёта брачного молитвослова и обменялись невинными поцелуями в щёку. Святейший отец велел Янаре опуститься на колени, вновь прочёл молитву и возложил ей на голову золотой обруч, украшенный россыпью драгоценных камней, — обряд бракосочетания совместили с церемонией коронации.

Рэн помог Янаре встать, надел ей на палец кольцо с пурпурным алмазом и повёл через зал.

Смущённая и растерянная, исколотая взглядами дворян, как жалами ядовитых мух, королева Янара прошла мимо матери короля, ответив кивком на поздравление. Рука об руку с супругом прошествовала по живому коридору, покинула храм и села в карету. Она чувствовала, как покачивается экипаж, принимая ещё одного седока. Боковым зрением видела, как Лейза ёрзает на сиденье, кутаясь в меха, но продолжала рассматривать кольцо.

— Необычные клятвы, — сказала Лейза, когда карета тронулась. — Придумали на ходу или приготовили заранее?

— Я учила другую клятву.

— Я не услышала от вас ни слова о любви к моему сыну.

— Вы не услышали лжи, — произнесла Янара и отвернулась к окну.

Общий зал главной башни был жарко натоплен. Столы ломились от яств: мясо вяленое и жареное, рыба солёная и копчёная, дичь, фаршированная крупами и овощами. Голуби и куропатки лежали на блюдах, разведя ноги, как бесстыдные девки. Фазаны восседали на серебре, пряча наготу под ярким оперением. В вазочках мёд в сотах, приправы, соусы и специи, привезённые из заморских стран. Недаром поговорка гласила: «Чем острее еда, тем богаче хозяин». Работник кухни, отвечающий за соль, носил между столами поднос с солонками. Гости подсаливали кушанье и возвращали солонки на место.

Мужей веселили приглашённые кастеляном замка трубадуры. Они исполняли незатейливые песенки, щедро сдобренные непристойными шутками. Гости стучали кулаками по скамейкам и хохотали от души. Священники, стараясь сохранить благопристойный вид, надували щёки и вытирали слёзы. Рэн после каждой остроты хлопал ладонями по подлокотникам кресла и, запрокинув голову, смеялся со стоном. Лейза улыбалась, прикрывая губы рукой. А Янара, сидя между свекровью и новоиспечённым супругом, бледнела, краснела и не знала, куда смотреть.

Когда очередной трубадур покинул зал, Рэн вспомнил о жене.

— Давай в личном разговоре обращаться друг к другу на «ты».

— Я попробую, — кивнула она.

— Ты ничего не ешь.

— Я не могу есть, когда волнуюсь.

— Почему ты волнуешься?

Янара посмотрела на него, как на несмышлёное дитя. Потому что близится первая брачная ночь! Всё, что она знала о супружеском долге, можно было вместить в два слова: больно и грязно. Только в песенках постельные утехи кажутся забавными.

Рэн придвинул к ней вазу с бледно-кремовыми шариками:

— Попробуй персипан.

— Что это?

— Абрикосовые косточки и сахарный сироп.

— Моё любимое лакомство, — подала голос Лейза. — У марципана пресно-сладкий вкус, а у персипана кисло-сладкий.

Янара надкусила шарик.

— Ну как? — поинтересовалась Лейза.

— Вкусно, но много не съешь.

К возвышению, на котором стоял королевский стол, приблизился молодой человек. На подбородке курчавился пушок первой бороды. Русые волосы спадали на плечи лёгкой волной.

Прижимая к груди лютню, юноша галантно поклонился:

— Ваше величество! Меня зовут Тиер. Я бродячий менестрель.

— Бродячий? — насторожилась Лейза. — Я велела привести потомственных оседлых артистов. Выходит, ты обманул кастеляна.

— Я прибыл в столицу недавно и сразу почувствовал себя как дома.

Рэн дал знак гвардейцам:

— Выведите бродягу из зала и накажите сотней плетей.

Косясь на воинов, идущих по проходу между столами, Тиер протараторил:

— Я надеялся, что мои песни придутся вам по душе, мой король, и вы назначите меня своим придворным менестрелем.

Рэн жестом остановил гвардейцев:

— Смелое заявление. Но тебе придётся меня удивить. Что будешь петь?

— Сейчас — ничего. Моё пение вы услышите, когда я сочиню кансону о любви рыцаря к замужней даме.

— Ты точно менестрель? — нахмурился Рэн.

Держа лютню под мышкой, Тиер одёрнул суконную длинную куртку, подпоясанную обрывком верёвки, и вытянулся по струнке:

— Точно.

— Трубадуры знают, что честь замужней дамы порочить нельзя. Они рассказывают о жизни простого люда.

— Эта кансона о целомудренной любви, — заверил Тиер. — Мне осталось сочинить всего несколько строф и придумать мелодию.

— Когда придумаешь, тогда и приходи.

— Но я уже пришёл. Не уходить же несолоно хлебавши.

— Так ты ещё и шут! — рассмеялся Рэн. Откинулся на спинку кресла и обвёл зал рукой. — Выбирай любое место. Садись за стол, выпей, поешь. — Пощёлкал пальцами. — Поставьте перед менестрелем солонку.

Дворяне принялись зубоскалить по поводу яда, который не отличишь от соли.

Тиер оглянулся. Покивал мужам, добродушно улыбаясь:

— Ну да, ну да, смешно. — Посмотрел с хитрецой на короля. — Разрешите мне сыграть с вашими гостями в весёлую игру. Она покажет, кто из них самый умный… или остроумный.

— Чем наградишь победителя?

— Кубком, в который вы лично нальёте вина.

Рэн почесал гладко выбритую щёку:

— Какое-никакое, а разнообразие. — Обратился к дворянам. — Играем?

— Играем, — прозвучало в ответ.

Тиер пощипал струны лютни, извлекая чарующие звуки:

— Первый вопрос. Что портит бочку мёда?

— Ложка дёгтя, тупица! — крикнул кто-то из гостей и запустил в него костью.

Менестрель ловко отбил кость лютней. Вытер инструмент рукавом:

— Следующее задание. Закончите фразу: «Чем чище совесть…»

— Тем крепче сон, — ответил один из сановников. — Ещё раз скажешь банальщину, и я запущу в тебя фазаном.

— Ладно, ладно, успокойтесь, — потряс рукой Тиер. — Это была разминка. Теперь начинается настоящая игра. Что самое лёгкое в мире?

«Пыль… Пух… Пар… Воздух… Облака…»

Гости выкрикивали слова, но менестрель молчал. Наконец мужи утихли.

— Ну и какой ответ правильный? — спросил Рэн.

Тиер пожал плечами:

— Не знаю. Вам решать.

— Ах ты ж! — Рэн с наигранным видом погрозил ножом. — Решил проверить моё остроумие?

— Вам надо выбрать победителя. И всего-то. Если вас никто не впечатлил, так и скажите.

— Сэр Ардий! Приз достаётся вам. — Рэн наполнил кубок. — Никогда бы не подумал, что самое лёгкое — это тень. И ведь правда! Тень замка огромная, но она ничего не весит.

Менестрель отнёс бокал победителю, вернулся к королевскому столу и вновь коснулся струн лютни; они зазвенели под проворными пальцами.

— Что могущественнее меча?

«Молот… Секира… Таран… Требушет… Слово…»

— Выбираю «слово»! — Рэн налил вина в бокал. — Хранитель грамот! Приз ваш. — Цокнул языком. — А мне игра нравится.

Довольно улыбаясь, Тиер отнёс кубок и извлёк из лютни приятные слуху звуки:

— Чем длиннее язык болтуна…

— Тем короче жизнь, — выпалила Лейза.

Рэн наклонился, чтобы увидеть мать, сидящую за Янарой, и поаплодировал:

— Браво, миледи!

Она протянула чашу:

— Всегда мечтала, чтобы за мной поухаживал король.

Тиер давал задания, постепенно их усложняя. Мужи старались перещеголять друг друга в остроумии и бурно обсуждали каждый ответ. Дурашливая на первый взгляд игра менестреля выявляла из толпы людей, способных мыслить оригинально. Не смея побороть робость, Янара в уме заканчивала фразы и радовалась, когда её вариант казался ей самым удачным. Порой посматривала на Рэна. А он, оказывается, азартный человек с отличным чувством юмора!

Менестрель вытер со лба пот:

— Заморился. Последняя фраза. Чем выше дерево…

«Тем крепче ствол… Тем глубже корни… Тем больше света… Тем больнее падать…»

Мужи выкрикивали варианты, пока не выдохлись. Рэн наполнил кубок, покрутил его в руке, обдумывая ответы.

Янара не выдержала:

— Чем выше дерево, тем ближе к молнии.

Рэн посмотрел на неё удивлённо и обратился к залу:

— Выношу на всеобщее голосование.

Лорд Айвиль, сидевший весь пир молча, поднял руку:

— Фраза с молнией самая меткая.

— Я тоже так думаю, — отозвался сэр Ардий, потирая лоб.

— Ответ с намёком, — кивнул тучный дворянин.

— Молния обычно попадает в высокие деревья, — откликнулся темноволосый человек, поглаживая курчавую бороду. — В Шамидане их пятьдесят. Как бы уберечься?

Он говорит о великих лордах, догадалась Янара. Но она не имела в виду людей. Странно, что именно так трактуют её слова.

После недолгого обсуждения, дворяне решили отдать приз королеве. Рэн начал наливать в бокал яблочный сидр, но отставил кувшин, наклонился к Янаре и поцеловал её в губы.

— Нельзя целоваться на людях, — прошептала она.

— Больше не буду. — Рэн провёл пальцами по её щеке. — Тебе понравился менестрель?

— Не знаю, чем он может мне понравиться, — ответила Янара, рассматривая открытое лицо юноши. — Но кансону о целомудренной любви я бы послушала.

Тиер пообещал не затягивать с написанием песни и, подкидывая на ладони мешочек со звенящими монетами, покинул зал.

Немного погодя гости проводили супружескую чету до новых покоев королевы, расположенных в этой же башне. В опочивальню вместе с молодожёнами вошли служанки, Лейза и Святейший отец. Но Рэн попросил всех уйти, кроме священника. Сам снял с Янары платье, стянул с себя сапоги и куртку. Супруги легли в постель и укрылись пуховым одеялом. Янара вцепилась в ворот шёлковой сорочки и прижала локти к груди.

— Господи! — проговорил Святейший отец, простирая над ними руки. — Благослови это ложе и тех, кто возлежит на нём. Пусть они живут своей любовью, плодятся и старятся вместе.

Задул свечу и, выйдя из комнаты, закрыл за собой дверь.

Выдержав паузу, Рэн зажёг свечу, снял рубашку и растянулся поверх одеяла.

— Устала?

— Нет, ваше величество, — ответила Янара, боясь посмотреть в его сторону. Вдруг он неверно истолкует её взгляд и при свете снимет штаны.

— А я устал как лошадь. Ты прежде была в храме Веры?

— Нет, ваше величество.

— Понравился храм?

— А вам?

— Мне не понравился.

— Мне тоже.

— Ты говоришь так, чтобы мне угодить?

— Нет, ваше величество, — пробормотала Янара, сжимаясь пружиной.

Рэн лёг на бок, подпёр щёку кулаком:

— Начнём сначала. Устала?

— Устала… Я не привыкла к такому количеству незнакомых людей.

— Со временем ты познакомишься со всеми.

— Мужчины не любят разговаривать с женщинами. Они считают женщин… глупыми.

— Сегодня ты и моя мать доказали обратное.

Рэн мизинцем убрал со лба Янары прядь волос. Она невольно вдавила затылок в подушку и перестала дышать.

— Что тебе не понравилось в храме?

Янара с трудом выдохнула:

— Нет окон. Мрачно. На стенах страшные картины.

— Согласен, — кивнул Рэн, бегая глазами по её лицу. — В этом храме кажется, что ваш бог ненавидит чувства. Ненавидит радость. Кажется, что вера держится только на страхе перед тем, что ожидает человека после смерти.

Янара приподнялась на локтях:

— Но это не так! В святой книге много светлых страниц, где говорится о любви и сострадании.

Рэн уставился на её грудь, обтянутую шёлковой тканью.

— Ты их читала? Эти страницы.

Смутившись, она опустилась на подушку и подтянула одеяло к подбородку.

— Нам рассказывала настоятельница монастыря.

Затушив огонёк свечи, Рэн подсунул одну руку Янаре под голову, другой обнял за плечи:

— Я хочу построить храм Души.

— И каким он будет? — спросила она, чувствуя, как от страха деревенеет тело.

— Расскажу, когда перестанешь меня бояться.

— Я не боюсь.

Рэн поцеловал её в висок:

— Спи, моя королева.

Янара не сомкнула глаз до утра. Она не знала, на что способен человек, который дышал ей в шею. Если он захочет что-то с ней сделать — то не застанет её врасплох.

На рассвете Рэн заворочался, Янара притворилась спящей. Он подоткнул одеяло ей под ноги, подкинул в очаг дров и ушёл.

Она спала весь день. Вечером отказалась пойти на ужин в общий зал. Во-первых, болела голова. А во-вторых, там опять будет много незнакомых людей. Янаре успели объяснить, по каким правилам живёт королевский двор.

Так продолжалось почти неделю. А потом Рэн перестал приглашать Янару на ужин и прекратил приходить к ней. Она проводила дни в библиотеке, гуляла со служанками во внутреннем дворике, стояла на коленях в молельне. Но что бы она ни делала, мысли вращались только вокруг Рэна. Ей стало не хватать его.

— Может, он заболел? — предположила Миула, расчёсывая Янаре волосы.

— Мне кажется, я ему не нравлюсь как женщина.

Миула посмотрела на её отражение в зеркале:

— Почему вы так решили?

— У нас ничего не было.

— До сих пор?

— До сих пор, — выдохнула Янара.

— И… чем же вы занимались ночами?

— Разговаривали.

— В кровати?

Янара кивнула.

— Есть болезнь, из-за которой мужчины не могут спать с женщинами, — сказала Таян, застилая постель.

— Прекрати! — одёрнула её Миула.

— Он догадался, что я его боюсь, — призналась Янара.

Миула заглянула ей в лицо:

— А вы его боитесь?

— До ужаса. У меня руки и ноги сводит судорогой.

— Всё ясно. — Миула отложила расчёску. — Вы боитесь его меча. Бойтесь и дальше, это ваше право. Только потом не удивляйтесь, если меч окажется в чужих ножнах.

Янара свела брови:

— В чьих?

Миула пожала плечами:

— В чьих-то. Ножен много.

Янара целый день просидела возле камина, рассматривая алмаз на кольце. Вечером приняла ванну, надела лучшее платье. Миула уложила ей волосы, накинула на плечи накидку и проводила до общего зала.

За столами на козлах трапезничали дворяне и рыцари. Кресла за королевским столом пустовали. Караульный сообщил, что король сегодня ужинает в своих палатах вместе с матерью. Янара хотела вернуться к себе, но посмотрела на поднявшихся со скамеек людей, кивнула им в знак приветствия и велела караульному сопроводить её к королю.

Рэн не ожидал её увидеть. Это было очень заметно. Так и замер возле камина с кочергой в руке. Лейза поставила на стол вазочку с персипаном, молча сделала реверанс и… ушла.

Прислонив кочергу к стене, Рэн сделал непонятный жест:

— Мы уже поели. Сейчас прикажу что-нибудь принести.

Его взгляд вызвал в груди Янары пожар. Щёки пылали, уши горели, во рту пересохло. Она поняла, что ещё секунда, и страх возьмёт верх. Подошла к Рэну и стала расстёгивать ремень, стягивающий куртку на поясе. Пальцы не слушались, но Янара упорно дёргала пряжку, злясь на собственную трусость, злясь на Холафа Мэрита, который отбил в ней желание быть женщиной. На отца и брата, превративших её в товар. На мать, не научившую её любить. Она злилась на весь мир, и от этой злости ей становилось легче.

Отбросив ремень, Янара принялась расслаблять шнуровку на штанах Рэна. Ей вбивали в голову, что нельзя исполнять супружеский долг обнажёнными и при свете. Она разденется догола и будет отдаваться мужу и в темноте, и при свечах. Ей говорили, что это надо делать в постели. Постелью ей станет любая поверхность. А то, что близость — это больно, она потерпит.

Рэн уложил её на ковёр, в два счёта снял куртку и рубаху. Сорвал с Янары платье и навалился сверху. Она мысленно твердила: только не сжимайся, сожмёшься от страха, и он уйдёт. Готовилась к боли и думала: какой же он тяжёлый и горячий. Поцелуи Рэна вызывали странную дрожь — не ту дрожь, к какой она привыкла, снося звериные ласки Холафа. В висках стучало: почему он не смачивает член водой? И вдруг почувствовала, как что-то двигается внутри неё. Янара схватила ртом воздух и выгнулась с надрывным стоном. Впилась пальцами в бёдра мужа. Ещё!

— Дирмут! — выкрикнул Рэн и рухнул рядом с Янарой. Немного отдышавшись, поцеловал её плечо. — Так назовём нашего первенца.

Она согнула ноги и обхватила колени руками, стараясь удержать в себе тепло мужа и его семя. Дирмут… Красивое имя.