Впереди показалась деревня. Мужики, устало бредущие с покоса, сказали Киарану, что утром король со старостой отправились с проверкой на дозорные вышки, но по идее уже должны вернуться. Киаран окинул взглядом зеленеющие луга и колосящиеся поля. Жмурясь, посмотрел на жаворонка, зависшего на фоне закатного солнца. Тяжело вздохнул. Среди этой красоты, под заливистое пение пичуги, королю предстоит услышать скверную новость.
Когда-то гонцу, принесшему плохие вести, отрезали язык. Традиция осталась в далёком прошлом, но Киарану от этого было не легче. Вина за поступок, который он собирался совершить, вздымалась в душе тёмной скалой. Как ни убедительно звучал голос разума, мол, это единственный выход из создавшейся ситуации, — руки Киарана лихорадочно тряслись, в болезненном усилии сжимая поводья.
Спрыгнув с коня, он медленно пошёл, сапогами вдавливая в дорогу камешки. Противоречивые желания — растянуть время и быстрее прожить этот день — разрывали нервы.
При виде лорда с отрядом наёмников дети прятались под телеги, бабы умолкали, мужики кланялись и, стискивая в кулаках вилы и грабли, хмуро смотрели незнакомцам вслед, словно видели в них предвестников несчастий.
Завернув за угол одного из домов, Киаран остановился. Рыцари во главе с сэром Ардием сооружали из соломы мишени. С десяток молодых мужчин рассматривали луки и стрелы.
Рэн проверял натяжение тетивы.
— Мир войны… — произнёс он и рассмеялся. — Вот же сказал… Ладно, мир воина очень прост: есть ты и есть враг. Либо убиваешь ты, либо убьют тебя. Правила не меняются.
— Они неистребимы как земляные блохи, — откликнулся пожилой человек, судя по добротному кафтану, староста.
— И что? — подал голос сэр Ардий. — Так и будете платить блохам? В таком случае, кто вы сами?
— Вам легко говорить, — упорствовал староста. — Приехали, уехали, а нам оставаться. У меня полдеревни баб и детей. Мы на кочевников с луками, а они к нам с огнём. Давайте так. Мы выроем ров, где вы показали, а ваши воины приедут, когда начнётся жатва, и покажут нам, как надо воевать.
— Хорошо, — согласился Рэн. — А твои ребята за это время научатся владеть луком.
Посмотрел поверх плеча старосты:
— Лорд Айвиль! Вот так сюрприз! Идите же сюда!
— Наш разговор не для посторонних ушей, ваше величество.
Улыбка сползла с лица Рэна. Он отложил лук и подошёл к Киарану.
— Ваше величество, ваша супруга разрешилась от бремени.
— Понятно… — Рэн подозвал командира рыцарей. — Сэр Ардий, заканчивайте без меня. Лорд Айвиль привёз плохие новости. Я отправляюсь в Фамаль немедленно. Я должен быть рядом с королевой.
Обратил на Киарана глаза, словно припорошенные пылью:
— Надеюсь, ребёнка не похоронят, пока я не приеду?
— О, господи, — прошептал Ардий. — Горе какое…
— Ребёнок жив, — сказал Киаран.
— Жив? — На лице короля отразилась гамма чувств: от радости до душевной боли. Рэн размял плечи, склонил голову к одному плечу, к другому. — Кто у неё родился?
— Мальчик. В столице кипят страсти. Я закрыл все городские ворота и вызвал из логова Стаи войско Выродков. Если толпа ринется в Фамальский замок, мои люди его удержат. Но вам и правда надо поскорее вернуться в столицу.
— Чёрт! — прошипел Рэн и махнул воину. — Труби сбор! Возвращаемся в Фамаль. Коня! — Посмотрел на Киарана исподлобья. — Не надо было себя утруждать. Прислали бы гонца.
— Я подумал, что вы захотите обсудить со мной план дальнейших действий.
— Мне нечего с вами обсуждать.
Они скакали всю ночь и весь день. Наконец остановились в придорожной корчме, чтобы дать отдых лошадям. Рыцари быстро поели и разошлись по комнатам. Кухари навели порядок на кухне, потушили масляные лампы и отправились по домам. Содержатель заведения немного покрутился в общем зале, ровняя столы и скамейки. Проверил, закрыта ли входная дверь, и побрёл в свою каморку. Рэн и Киаран остались одни.
Рэн цедил вино и молчал. Киаран настороженно наблюдал за ним. Вроде бы человек тот же… но он был другим! Лицо приобрело землистый цвет, на скулах выперли желваки, глаза ввалились.
— Не молчите, ваше величество. Я ваш друг. Пожалуйста, поговорите со мной, чтобы я знал, что делать дальше.
Осушив бокал, Рэн вновь наполнил его вином.
— Столица превратилась в банку с пауками, — вновь произнёс Киаран. — Я приказал закрыть все ворота, чтобы слухи не распространились. Мне надо знать, о чём вы думаете и что намереваетесь делать. Я должен знать, в какую сторону мне двигаться. Не молчите!
— Я забрал её из холостяцкого дома. Получается, что она жила там с каким-то батраком и уже была в тягости. — Рэн покрутил на столе кубок, не замечая, что расплёскивает вино. — Беда в том, что я люблю её, Киаран. Я люблю её.
— В таком случае надо сохранить её доброе имя.
Рэн облокотился на стол, запустил пальцы в волосы и проговорил, перемежая слова паузами:
— Я люблю её, но не хочу признавать чужого ребёнка своим. Не хочу завещать корону сыну батрака. Даже если я пойду на это, его право на трон опротестуют великие лорды, а церковники и народ их поддержат. Возможно, у меня родятся ещё сыновья. А если нет? — Рэн привалился спиной к стене. — Я ищу причины, чтобы не признавать мальчика своим сыном, но причина одна. Он каждый день будет напоминать мне о том, что я вытащил любимую женщину из чужой постели. Я не могу винить её, она сама не знала, что понесла. Она бы не стала мне лгать.
— Ну что ж… — Киаран скрестил руки на груди. — Из этой ситуации есть три выхода. Первый: умертвить ребёнка. Он родился недоношенный и умрёт, как все недоношенные дети. Это спасёт вас и вашу супругу от позора.
— Нет! Я не хочу, чтобы она страдала.
— Второй выход. Я опою младенца снадобьем. Все решат, что он умер. Результат такой же, как в первом случае. Я увезу его в логово Стаи, и мой сын сделает из него наёмника, если он, конечно, перенесёт все испытания.
— Какой третий выход?
Этого Киаран и ждал. Придвинулся к Рэну и зашептал, опасаясь, что хозяин корчмы или кто-то из постояльцев их подслушает.
На рассвете король с рыцарями направился в Фамаль. Лорд Айвиль с Выродками поскакал в другую сторону.
У Янары пропало молоко, и смотрительница женских покоев привела кормилицу. Она со своей крошечной дочкой поселилась в комнате в конце коридора. Первое время, когда сын королевы ещё не мог самостоятельно сосать, кормилица плакала, вливая молоко тонкой струйкой ему в ротик. Янара плакала вместе с ней и думала, что так переживать о чужом ребёнке может только поистине чистый душой человек. Таковых вокруг неё было немного: Лейза, Таян, Миула. Никто не присылал Янаре трогательных записок, не интересовался, жива ли она, здоров ли её сын.
Лейза не выходила из женской башни. Спала на кушетке в покоях Янары. Днём поднималась на обзорную площадку и подолгу смотрела на город. Иногда спускалась на нижний этаж — верная служанка приносила ей последние новости. Возвращалась мрачнее тучи, садилась в кресло и наблюдала, как Таян расхаживает по опочивальне, держа за пазухой младенца и что-то нашёптывая ему на ушко: девочка денно и нощно обращалась к духам предков с просьбой дать малютке сил и отогнать болезни.
Женщины не затрагивали скользкую тему: преждевременное рождение мальчика. Не говорили о короле и не строили догадок, как развернутся события дальше. Вместе радовались, когда малыш наконец-то взял грудь. Смеялись, когда он зевал или чихал. И задумчиво разглядывали его тёмно-синие глаза, словно подёрнутые мутной плёнкой.
Вернувшись с очередной встречи со служанкой, Лейза расположилась в кресле и подпёрла подбородок кулаком.
— Его же не сбросят с крепостной стены? — прошептала Миула, делая вид, что собирает с ковра соринки.
Лейза покосилась на Янару, стоящую возле окна.
— Кто тебе сказал такую чушь?
— Услышала на кухне. Стряпуха сказала, что есть такая традиция: сбрасывать с городской стены детей неверных жён. Сказала, что люди не могут дождаться, когда король приедет и сделает это.
— Королеву нельзя обвинить в неверности.
Миула покачала головой:
— Нельзя. — Опустилась на корточки. — Надо было убить Болху и сказать всем, что она хотела отравить королеву. А самим закрыться в башне и объявить через месяц, что королева родила.
— Надо было, — вздохнула Лейза.
— А вы отправили монашку за клириком.
— Я надеялась, что он поможет.
— Они ни черта не умеют. — Миула бросила взгляд на Таян, напевающую младенцу песенку, и принялась протирать тряпкой ножки кресла. — Никому не говорите, что ребёнок родился мёртвым.
Лейза схватила служанку за плечо и прошептала ей в лицо:
— Он родился живым.
— Я видела младенцев намного больше вашего, — ответила Миула не моргнув глазом. — И могу отличить мёртвого от живого. Если вы кому-то скажете, что мальчик родился мёртвым, а потом ожил, половина людей не поверит, а другая половина потребует сжечь младенца на костре вместе с той, кто его оживил. А мы с Таян потом вырежем город. Или вытравим. Мы ещё не решили, что сделаем. Но я точно знаю, что сделаю со Святейшим отцом. Это он настроил всех против нашей королевы.
Лейза откинулась на спинку кресла и прижала к губам сложенные ладони.
Побелев как снег, Янара села на кровать и сцепила руки на коленях:
— Приехал король.
Миула подбежала к окну. Перешла к другому:
— Никого не вижу.
— Я чувствую. — Голос Янары дрогнул.
Таян покачала младенца:
— Тише, маленький, тише. Тебе нельзя волноваться.
Подойдя к оконному проёму, завешенному тряпкой, Лейза отогнула краешек. Во внутреннем дворе было безлюдно. Повернулась к Янаре:
— Держите себя в руках. Ради ребёнка.
Она подняла полные слёз глаза:
— Это сын короля.
Лейза села рядом с Янарой, обняла её за плечи:
— Я верю, но моей веры мало. Вам должны верить лорды, церковь и народ.
— Как мне это доказать?
— Когда-нибудь ваш муж увидит в ребёнке меня или себя и признает его.
Янара вытерла слёзы:
— Когда-нибудь?
— Наберитесь терпения. И не забывайте, что вы королева. — Лейза поцеловала её в висок. — Схожу, посмотрю. Возможно, вы ошиблись. Но лучше бы он уже приехал.
Янара велела Таян не выходить из опочивальни, отправила Миулу на лестницу и расположилась в гостиной. Шло время, Лейза не возвращалась. Кормилица дважды приходила покормить младенца. Перед тем как уйти, что-то говорила Янаре, а она выдавливала улыбку и кивала, совершенно не понимая смысла слов.
Когда иссякли последние капли надежды увидеть мужа, в комнату влетела Миула:
— Идут! Идут!
Рэн и Лейза переступили порог гостиной. Не успев ни о чём подумать, Янара оказалась в объятиях супруга.
— Тебя нельзя оставлять одну, — говорил Рэн, прижимая её к груди. — Как ты себя чувствуешь?
— Уже хорошо.
— Я думал, что сойду с ума.
Янара отклонилась назад, посмотрела Рэну в лицо. Все страхи вмиг испарились. Её душа пела и смеялась.
Он поцеловал её в губы:
— Как же я соскучился! — Коснулся губами шеи. — Покажешь мне ребёнка?
— Конечно! — Она взяла мужа за руку и завела в опочивальню.
Таян вытащила младенца из-за пазухи. Положила в колыбель.
— Как назвала сына? — спросил Рэн, склоняясь над малюткой.
— Имя сыну даёт отец, — напомнила Янара, даже не пытаясь сдерживать радостную дрожь. Сейчас Рэн возьмёт младенца на руки и тем самым признает своё отцовство.
— И кто отец?
Казалось, что из-под ног ушла земля. Янара схватилась за люльку и едва не рухнула на пол:
— Ты.
— Не я.
Задыхаясь как висельник в петле, она села на кровать. В ушах троекратным эхом прозвучал голос Лейзы:
— А вдруг этой твой сын?
— Я не верю в чудеса.
— А вдруг?
Рэн подошёл к разбитому окну. Отогнув край тряпки, посмотрел в лиловое небо:
— Помнишь Плафа?
— Что-то знакомое, но кто такой — не вспомню.
— Он считал, что умеет успокаивать ветер и вызывать дождь.
— Плаф из Дизарны, — протянула Лейза, глядя королю в спину. — Конечно, помню. Ты ему не верил.
— Он сам себе не верил. А помнишь, как он сказал: «Я вызову снег среди лета и докажу тебе, что чудеса существуют»?
Лейза покачала головой:
— Он сидел перед кряжем и сутками напролёт бормотал заклинания. Посреди лета с гор сошла снежная лавина и похоронила его под собой. Хороший был человек.
— Плаф помог мне понять две важные вещи. Не доказывай то, во что не веришь сам, и не буди то, с чем не можешь справиться. Я не верю в чудеса и не хочу оказаться под лавиной. — Рэн обернулся. — Оставьте нас.
Дождался, когда Лейза и Таян уйдут, и опустился на ковёр возле ног Янары:
— Я тебя ни в чём не виню. Я не хочу знать, кто отец ребёнка и как это произошло. Единственное, о чём я жалею, так это о том, что после падения мэритской крепости отпустил тебя домой. Есть ошибки, которых уже не исправить. — Обхватил её колени. — Расскажи, как за тобой ухаживали клирик Хааб и мать Болха.
Выслушав Янару, сказал, что скоро в столицу вернётся лорд Айвиль и состоится заседание великих лордов, на котором решится судьба ребёнка. Поцеловал жену на прощание и ушёл.
Янара велела Миуле принести из молельни святое писание. Открыв книгу наугад, уткнулась в страницы лбом: «Не бросай меня. Ты мне нужен…» Она молилась всю ночь. На рассвете забрала сына у Таян и принялась ходить по опочивальне, нашёптывая: «Прости его. Когда-нибудь он прозреет и будет жалеть всю жизнь. Есть ошибки, которых уже не исправить. Прости его».
Вечером Янаре сообщили, что заседание состоится утром.
Эту ночь она спала как убитая. Открыв глаза, прислушалась к себе. В душе царило холодное спокойствие, словно перед ней открылись тайны всех перекрёстков и окольных путей. Чувства, клокотавшие накануне в её душе, превратились в зверьков, притихших при виде кнута её воли.
Миула и Таян помогли Янаре надеть тёмно-зелёное бархатное платье. Оплели её стан пурпурными атласными лентами. Распустили и расчесали волосы, накинули на голову полупрозрачную накидку и возложили корону.
Янара поцеловала спящего младенца и вышла из покоев.
Во внутреннем дворе женской башни её встретил лорд Айвиль. Отвесив поклон, пошагал рядом.
— У нас мало времени, моя королева, — прозвучал его тихий голос. — Вам предстоит пройти серьёзное испытание на прочность.
— Лорд Айвиль, я не чувствую за собой вины, — перебила Янара. — Я не буду ползать на коленях и вымаливать прощение. Я не стану объясняться, спорить и рыдать. Это бесполезно. Если мне не верит мой муж, то как поверит мне народ? А мой муж не верит, потому что… — Она усмехнулась. — Я его понимаю.
Айвиль взглянул на неё с любопытством.
— Почему вы так смотрите на меня?
— Мне нравится ваш настрой. Попрошу только об одном: что бы о вас ни говорили — молчите.
Рэн и Лейза ждали Янару под портиком главной башни. Рэн взял её под локоть:
— Ни о чём не волнуйся. Мы это переживём.
Она кивнула:
— Надеюсь. — И вошла в распахнутые стражами двери.
Солнце заливало залы и коридоры, в его лучах лица гвардейцев, рыцарей и малых лордов казались болезненно-жёлтыми. По галерее прохаживалась герцогиня Кагар. Увидев королевскую чету, кинулась навстречу.
— Моя королева! — произнесла она нарочито заботливым тоном.
— Я не ваша королева, — улыбнулась Янара и не сбавляя шага направилась к винтовой лестнице, ведущей на верхние этажи.
— Разрешите мне пойти с вами. Я хочу поддержать вас.
— Я спотыкаюсь?
— Нет.
— Я хромаю?
— Нет.
— Поддерживайте тех, кто в этом нуждается.
Барисса попятилась:
— Простите.
Рэн посмотрел на Янару и одобрительно прищурился. Она подобрала подол платья и стала подниматься по ступеням.
Караульные трижды ударили в пол древками копий. В Тайном зале воцарилась тишина. Пройдя по ковровой дорожке, Янара взошла на помост и села слева от супруга. За спинкой её кресла встал лорд Айвиль. Лейза заняла место по правую руку от сына.
Присутствующие опустились на скамьи. Первый ряд занимали священники и монахи. Трое из них были знакомы Янаре: Святейший отец, клирик Хааб и студиус Ика. За ними сидели великие лорды и государственные сановники высших чинов. На собрании присутствовали около сорока человек. Не все знатные дворяне смогли приехать в Фамаль, но для принятия решения людей было достаточно. Возле двери, рядом с караульными, стояла мать Болха.
От былого спокойствия не осталось и следа. Пытаясь сосредоточиться, Янара уцепилась взглядом за деревянную трибуну, установленную перед помостом, и не сразу заметила, как служанки внесли в зал колыбель с младенцем. Услышав стук ножек о пол, приподнялась:
— Зачем это…
Лорд Айвиль положил руку ей на плечо и вдавил в кресло:
— Молчите!
— Вы знаете, по какому поводу мы собрались, — проговорил Рэн. — Поэтому не буду терять время и сразу перейду к сути вопроса. Слово настоятелю Просвещённого монастыря.
Настоятель и клирик Хааб подошли к трибуне и положили на крышку две толстые книги.
Янара расправила плечи:
— Я хочу взять слово. — Повернулась лицом к Лейзе. — Я благодарю вас, миледи Хилд. Если бы не вы, я не сидела бы здесь, а находилась на небесах с моими родителями.
Посмотрела в конец зала:
— Я благодарю вас, мать Болха. То, что мой сын лежит в колыбели, а не в земле, — ваша заслуга. Я хочу поблагодарить вас, клирик Хааб, и вас, студиус Ика. Испытывая родовые муки, я слышала ваши молитвы. Они звучали божественной музыкой и давали мне силы. Я уповала на Бога, и он помог мне. — Янара обвела взглядом публику. — Неважно, о чём пойдёт разговор и какое решение вы примете. Ничто не омрачит моего материнского счастья. Даже если все от меня отвернутся — со мной останутся Бог и мой сын. Этого мне достаточно.
В зале повисла тишина. Настоятель монастыря провёл пальцем по лохматой брови. Открыл талмуд. Прочистил горло.
— Моя королева! — Со скамьи поднялся тучный человек. — Я великий лорд Лиур. Мой дом много лет поддерживал герцога Дирмута. Когда он умер, мы поддерживали лорда Хилда и его жену Лейзу. Мы двадцать лет ждали, когда их сын Рэн Хилд взойдёт на трон. Мы знаем, что в нашем мире нет ничего проще, чем оболгать невинного человека. Мы поддержим то решение Высшего собрания, которое меньше всего навредит вам и вашему малышу.
— Спасибо, лорд Лиур, — кивнула Янара.
— Поддерживаю. — Со своего места встал молодой человек. — Я великий лорд Микко. Вы всегда будете моей королевой.
— Я великий лорд Аннила. Независимо от решения собрания, я останусь на стороне династии Хилдов.
— Я великий лорд Пяла. Надеюсь, что виновники безобразия, какое творится в городе, понесут наказание. Когда король молчит — молчать должны все. А у нас городская чернь вперёд короля уже осудила королеву и вынесла приговор. Казнить зачинщиков!
Святейший отец вскочил со скамьи словно ужаленный:
— Не превращайте собрание в балаган!
— А вы не затыкайте нам рот! — крикнул кто-то из публики.
— Святейший отец прав! — прозвучало с задних рядов. — Мы собрались обсудить вопрос государственной важности, а не клеймить позором горожан, которые, кстати, отлично умеют считать.
— Говорите тише! — откликнулся кто-то. — Здесь маленький ребёнок. Имейте совесть!
Настоятель пригладил бровь и произнёс в наступившей тишине:
— Через три года Просвещённому монастырю исполнится пятьсот лет. Все эти годы монахи-клирики наблюдали за людьми и окружающим миром.
— Наблюдали или изучали? — уточнил лорд Айвиль.
— Основные истины уже даны Богом в святом писании, а наша задача — постичь божественный замысел и расшифровать символический смысл святой книги.
— Значит, вы занимались обычным наблюдением. Продолжайте.
— В монастыре собрано несколько тысяч трудов. Готовясь к собранию, я выписал цифры, чтобы наше заявление, основанное на многолетнем опыте, не выглядело голословным. — Настоятель вытащил из рукава балахона огрызок бумаги и, глядя в него, вновь провёл пальцем по брови. — Из ста детей треть умирает в младенческом возрасте. Ещё треть не доживает до полового созревания. Лишь сорок детей из ста переходят во взрослую жизнь. Эти цифры я привожу, чтобы вы знали, как обстоят дела с детской смертностью. Теперь скажу о недоношенных младенцах. Из ста недоношенных детей — девяносто семь умирают во время родов либо в первые часы жизни. Выживают лишь трое. Эти трое, как правило, пробыли в чреве матери семь месяцев. Ребёнок королевы вошёл в эту тройку. Ваше величество, миледи Янара вышла за вас замуж, будучи в тягости. Это неоспоримый факт, подтверждённый нашими вековыми наблюдениями.
Рэн упёрся локтем в подлокотник кресла:
— Я одно не могу понять. Как ваша опытная монахиня умудрилась ошибиться при установлении срока беременности моей жены?
Настоятель прокашлялся:
— Такое случается, когда женщина не может дать чётких ответов на наши вопросы. Тем более что организм вашей супруги обманывал её на протяжении нескольких месяцев.
— Почему королеву и её ребёнка бросили?
— Камень в мой огород, — откликнулся клирик Хааб, потирая нос. — Я обещал прислать сиделку, но закрутился и забыл. А когда вспомнил, подумал, что сиделка не нужна, раз за ней не пришли. А ребёнок… Он зачат в блуде, плод грехопадения. Наш монастырь такими детьми не занимается.
Янара вздёрнула подбородок:
— Ваши слова… ваши грязные подозрения не смогут сделать меня несчастной. Мой сын зачат в браке. Я счастлива, что бы вы ни говорили.
Хааб покачал головой усмехаясь:
— Ваше упорство просто поражает.
Лорд Айвиль сделал шаг вперёд:
— Достопочтенные монахи-клирики! Позвольте мне задать несколько вопросов.
— Мы слушаем вас, милорд, — ответили те с готовностью.
— Скажите, способна ли хрупкая женщина выносить и родить крупного ребёнка?
Монахи переглянулись.
— Ну же, поройтесь в своих рукавах, — настаивал Айвиль. — Может, там завалялся ещё один огрызок ваших многовековых трудов? Найдите хоть одну запись, где женщина такого же телосложения, как наша королева, выносила крупного ребёнка и благополучно разрешилась от бремени. Меня интересует, как она рожала и сколько прожил её ребёнок.
— Чтобы дать полный ответ, надо просмотреть не одну книгу, — произнёс настоятель монастыря. — Но думаю, что такое было.
— Я отвечу, — подала голос мать Болха. Дворяне резко обернулись к двери. — У нашей королевы узкий таз. Я понимала, что крупный ребёнок застрянет во время родов, поэтому строго следила за её питанием. Если бы она доходила свой срок до конца, она бы родила маленького ребёнка.
— Случалось ли такое, что хрупкая женщина проходила в тягости положенный срок, а родила слабого ребёнка? — вновь спросил Айвиль.
Монахи рассмеялись:
— Нелепый вопрос. Таких случаев множество. — Веселье сползло с их лиц. — Вы же не хотите сказать, что наша королева проходила в тягости положенный срок?
— Я?! — Киаран изобразил удивление. — Это вы только что сказали. — Спустился с помоста и встал перед трибуной. — Если наша королева проходила в тягости девять месяцев, то получается… — И умолк, глядя настоятелю монастыря в глаза.
— Получается, что королева родила сына герцога Холафа Мэрита.
Янара потеряла дар речи. Лорды принялись обсуждать предположение монаха.
Киаран поднялся на возвышение. Прошептал Янаре:
— Молчите! — Встал у её кресла и обратил взор на дворян. — Наша королева очень хрупкая женщина. Она никогда не страдала обжорством, а последний месяц вообще недоедала. Какой, по-вашему, у неё должен был родиться ребёнок?
— Нельзя делать такие громкие заявления, основываясь только на режиме питания королевы, — прогромыхал Святейший отец.
Айвиль дал знак караульным. Те открыли двери и впустили в зал лорда Мэрита. Дворяне заёрзали на скамьях, зашептались.
Мэрит прошествовал между рядами, улыбаясь и кивая. Потеснил у трибуны монахов, поклонился королевской чете и уставился на Киарана.
— В этом зале прозвучало предположение, что королева выносила и родила сына Холафа Мэрита. Что вы скажете по этому поводу?
— Я знал, что она покинула мою крепость не одна, а с ребёнком в чреве.
Поднялся шум.
Мэрит повернулся к залу лицом:
— Да, я знал. И сказал об этом господину Монту. Он служит нотарием в Хранилище Грамот. Когда моего сына убили, господин Монт приехал ознакомить меня с новым законом. Я сказал ему, что моя невестка носит ребёнка. Вызовите его! Вызовите, и он подтвердит мои слова. Если бы я не знал о её беременности, я не позволил бы ей сдать наш родовой замок.
— Почему вы не сказали об этом раньше? — спросил Айвиль.
Лорд Мэрит встал лицом к помосту:
— Я подумал, ну мало ли что. Вдруг у моей невестки случился выкидыш. По вашей милости она такое пережила… Пожар в главной башне, смерть отца.
— В смерти рыцаря Флоса виновны как раз вы.
— Неужто? — Мэрит скорчил глумливую гримасу. — Разве я привёл Выродков под стены своего собственного замка? Я развязал грязную бойню с человеком, потерявшим единственного сына? Мне даже не дали времени его оплакать! Но вам было на это начхать. Вы воспользовались тем, что вассалы Холафа покинули крепость, а мой воин предал меня, отравил воду в колодце.
Рэн посмотрел на Янару и перевёл взгляд Мэрита:
— Значит, вы думаете, что Янара зачала ребёнка от вашего сына?
— А что тут думать? Я уверен. Мои слова подтвердил бы мой племянник, сэр Сантар, если бы ваши люди его не убили. Он тоже знал о беременности моей невестки. Мы пришли к ней…
— Вы пришли, чтобы меня… — перебила Янара.
Айвиль стиснул её плечо и прошипел:
— Король всё знает. Молчите!
— Мы пришли к ней, когда привезли тело моего сына, — продолжил Мэрит. — Хотели поддержать её, погоревать с ней. А её рвало вовсю. Тогда она нам и призналась. Кстати… — Указал себе за спину. — Я приехал не один.
Лорд Айвиль дал знак караульным, и в зал вошли две старые женщины, похожие одна на другую как две капли воды.
— Лита и Люта, — пробормотала Янара.
Втянув шеи в плечи, старухи приблизились к трибуне. Избегая смотреть на королеву, заговорили, перебивая друг друга:
— Наша госпожа была в тягости. Она нам говорила. Мы и сами видели. У неё кружилась голова. Она теряла сознание. Её тошнило и рвало. Наш господин Холаф помер и не знал, что станет отцом. Лорд Мэрит был добр к нашей госпоже. Он упрашивал её остаться…
— Довольно! — прикрикнул Айвиль. — Идите!
Старухи развернулись и не по-стариковски шустро выскочили из зала.
Киаран кивнул монахам:
— Что скажете?
Мэрит взмахнул рукой:
— Мне плевать, что они скажут. — Взял младенца из колыбели. — Я признаю этого ребёнка своим внуком. И назову его…
— Я сама дам сыну имя! — перебила Янара.
— Имя ребёнку даёт мужчина. Таков закон.
— Вы всего лишь мужчина, лорд Мэрит, а я королева. Я стою выше вас, даже сидя в кресле.
Он склонил голову:
— Простите за бестактность, ваше величество. Назовите имя. Мне надо закончить ритуал.
— Бертол.
— Мне нравится! — хмыкнул лорд Мэрит и преклонил колено. — Ваше величество! Чтобы закончить ритуал, мне надо знать, кем является мой внук. Носителем титула отца или всего лишь лордом, рождённым в браке, который почему-то признали недействительным?
Рэн направил взгляд на Хранителя грамот:
— После заседания обнародуйте указ. Я жалую Бертолу Мэриту титул герцога и возвращаю ему замок отца. Отныне герцог Мэрит будет проживать вместе с дедом — великим лордом Мэритом.
Янара вскочила:
— Нет!
— Разрешаю вам лично отвезти герцога в родной дом, моя королева. Насколько я помню, кастеляном замка служит ваш брат Бари Флос.
— Ваше величество!
— Обещаю взять герцога Мэрита на воспитание, когда ему исполнится восемь лет. Он пройдёт закалку у моих рыцарей и получит образование в королевском корпусе.
— Ваше величество!
Янара рванулась вперёд, но Киаран удержал её за локоть.
— Лорд Айвиль сопроводит вас до крепости, — произнёс Рэн. — На этом заседание объявляю закрытым.
Лорд Мэрит поднял ребёнка над головой и понёс к выходу из зала, выкрикивая:
— Склонитесь перед герцогом Мэритом! Склонитесь перед моим внуком!
Янара догнала его и пошла рядом:
— Если сделаете ему больно, я убью вас!
— Он — мой единственный шанс выбраться из задницы, — прошептал бывший свёкор, спускаясь по лестнице. — Я буду хранить его как зеницу ока.
Малые лорды и рыцари, заполонившие нижний ярус главной башни, встретили их бурными аплодисментами. Янара никого толком не видела. Она цеплялась за рукав свёкра и смотрела только на сына, проплывающего над головами людей.
— Отличная новость! — прозвучал голос Бариссы. — Поздравляю, моя королева!
Лорд Мэрит вышел из башни. Под радостные крики гвардейцев и стражников важным шагом прошествовал по аллеям. Взобрался по сходням на крепостную стену. Дождался, когда гудящая на площади толпа, увидев его, затихнет, и проорал:
— Потомок великого рода герцог Бертол Мэрит!
Площадь утонула в оре. Янара смотрела на сборище, сжимая кулаки и не понимая, осуждает её народ или радуется.
Бывший свёкор вложил ребёнка ей в руки и процедил сквозь зубы:
— Держи своего ублюдка, моя королева.
Стражники и гвардейцы помогли Янаре спуститься со стены. Внизу её подхватили под локти Миула и Таян. От башни к ним бежали Лейза и фрейлина Кеола.
Янара посмотрела Мэриту в спину — он размашисто шагал, хлопая в ладони и вскидывая руки, словно собирался пуститься в пляс и ждал, когда с небес польётся музыка.